Социальные классы, профессии

Профессионально-классовые дифференциации развертываются по той же схеме, что и возрастные и половые различия. Люди долж­ны обладать средствами к жизни. Это, вообще говоря, внесоциальное условие их существования предполагает необходимость производства и, следовательно, того или иного распределения деятельности, произ­водящей эти средства. Соответственно возникают общности, занима­ющие то или иное место в данном распределении. В цивилизованном обществе такие общности конституируются в конечном счете как со­циально-экономические классы, статус которых обрастает множеством коннотативных социальных смыслов.

Между классами формируются специфические отношения, кото­рые имеют две стороны. Мы уже видели аналогичную структуру отно­шений между возрастами и между тендерами. Во-первых, это сторона сотрудничества, солидарности. Ведь социальные классы предполага­ют друг друга, они не могут друг без друга существовать, они нуж­ны друг другу⁴⁹. Во-вторых, это сторона соперничества, классовой борьбы.

Марксизм в теории принимает цивилизованный процесс смещения господствующих классов и их лидеров (при условии, конечно, что они не будут оказывать вооруженного сопротивления). Это касается и форм классовой борьбы вообще. Они представляют собой не только рациональное решение социальных конфликтов, но и прорыв архаиче­ских стихий в сферу политики⁵⁰.

Особое внимание классовой и профессиональной дифференциации социума уделяют деятельностные модели социальной реальности, в частности — марксистская модель. Здесь подчеркивается, что в про­цессе материального производства люди вступают в объективные от­ношения (производственные отношения), которые не только не зависят от воли и сознания людей, но сами определяют эту волю и сознание. Стержнем таких отношений оказываются отношения собственности на средства производства.

74-1- ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ СООБЩЕСТВА

Важнейшую роль в конституировании личности, ее идентифика­ции в новоевропейской цивилизации играет профессия⁵¹. В социуме, где господствует производство, люди идентифицируются в соответ­ствии с тем местом, которое они занимают в общественном разделении труда. Крупные подразделения здесь представляют собой классы, бо­лее мелкие выступают как профессиональные сообщества. Идентифи­кация с профессиональным сообществом существенна для индивида. Здесь возникает достоинство современного человека — его профессио­нализм. Будем, впрочем, иметь в виду, что профессионализм вступает в противоречие с персональностью.

Новоевропейская цивилизация особое значение придает ценности профессионализма⁵³, которая культивируется⁵⁴. Профессионализм вы­ступает как одна из высших ценностей личности, как важнейший кри­терий положительной оценки человеческой индивидуальности.

Как реакция на утверждение этой ценности возникает тезис о ценности дилетантизма. Дилетантизм предстает как форма мар-гинализма. Нередко отмечается, что дилетанты весьма творчески продуктивны⁵⁵, а «чрезмерный» профессионализм оказывается ча­сто неэффективным⁵⁶. К. Э. Циолковский с гордостью говорил о себе: «... Я... самоучка чистых кровей. Что это звание безусловно почетно и ничуть не менее звания академика, в этом я уверен. Наиболее выда­ющиеся умы человечества всегда были самоучками. Я даже составил таблицу гениев-самоучек, и оказывается, что в эту таблицу вошли наи­более одаренные люди всех времен и народов, гении первого класса. Среди них вы можете отыскать Аристотеля, Демокрита, Гиппократа, Леонардо да Винчи, этого многократного гения, Декарта, Ломоносова, Фарадея, Пастера, Эдисона...»⁵⁷

7.4-2. ИДЕЯ СОБСТВЕННОСТИ

Деятельностный взгляд на мир (и соответственно дифференциа­ция социума на общности, определяемые производством) делает од-

ним из центральных понятие собственности. Собственность есть не что иное, как специфическая форма идентификации и самоидентифи­кации. Исторически одной из первых была собственность на террито­рию. С развитием хозяйства присвоение средств производства оказы­вается для собственника присвоением собственного содержания. Либо человек владеет некоторым вещным богатством, либо он владеет толь­ко собственной способностью к труду. С помощью идеи собственности могут быть тематизированы такие важные для новоевропейской циви­лизации понятия, как богатство, бедность, нищета⁵⁸.

Обратим особое внимание на феномен бедности, обычно оставля­емый в тени. Бедность отрицательно воздействует на духовные ха­рактеристики личности, особенно в процессе формирования этой по­следней. «Дефекты в культурном развитии, возникающие в услови­ях постоянной бедности, часто еще с ранних лет прививают ребен­ку и воспитателям привычку отказываться от постановки целей (или их добровольно ограничивать), от мобилизации средств и отсрочки вознаграждения»⁵⁹. При этом подобные явления возникают на ранних этапах, и их бывает трудно устранить⁶⁰. Бедность ослабляет «длинную волю», снижает ответственность⁶¹.

Возникает так называемая культура бедности, представляющая собой как бы «отученность» от собственности. Носители данной куль­туры согласны со своим низким уровнем жизни, они не участвуют и не хотят участвовать в основных институтах общества. В этой среде пре­обладают такие установки, как беспомощность, зависимость, унижен­ное положение, низкая мотивация к труду и достижениям, ориентация

на нынешний день.

Можно сказать, что «культурой бедности» заражена современная Россия. Анализ показывает, что ее социально-философским основани­ем служат предпочтение натуралистической модели социальной реаль­ности и недооценка деятельностного начала⁶³. «Тайна нашей бедности заключается в том, что при обилии природных ресурсов мы оказались бедны массовой способностью реализовать это потенциальное богат­ство. Мы оказались избалованы возможностями экстенсивного разви­тия, в первую очередь обилием земли. На этой основе не развивалось умение формировать общество, способное эффективно разрешать свои проблемы...»⁶⁴

14.3. КЛАССОВОЕ ЧЛЕНЕНИЕ И ИЕРАРХИЯ

Разделение на классы связывается с социальной иерархией. Вы­деляются привилегированные, господствующие классы и непривиле­гированные, угнетенные классы. Последние организуются в различ­ные объединения. Начиная с XIX в. в Западной Европе это — «рабочее

движение», или «социалистическое движение», которое распадается на профсоюзы, рабочие, социалистические и коммунистические партии. Эти партии вырабатывают свою идеологию, направленную против гос-подствующих социальных групп⁰⁰.

В цивилизованном обществе всегда существовало постоянное «фо­новое» недовольство угнетенных классов, трудящихся, но тематизи-ровано, артикулировано, выявлено именно как таковое оно было с формированием социалистических движений. Конфликты между гос­подствующими классами и трудящимися осмысляются в социалисти­ческой идеологии как классовая борьба. Если молодежные движения формулируют императив: «Долой геронтократию!», современные жен­ские движения — «Долой фаллократию!», то рабочие движения, рас­сматривающие всю историю до сих пор существовавших обществ как историю борьбы классов, пишут на своем знамени: «Долой власть частных собственников, эксплуатирующих трудящихся!»⁶⁶

Между правящими классами и беднейшими трудящимися класса­ми есть посредник: средний класс. Средний класс рассматривается сегодня как гарант социальной стабильности, а наличие маргиналь­ных слоев общества, социальное положение которых шатко, ведет к обострению социальных противоречий и к социальной нестабильности. Если дистанция между бедными и богатыми велика, а средний класс неразвит, то социум оказывается неустойчивым. Именно такой ситуа­ция была в России начала XX в., как и в нынешней России, которая характеризуется «полюсным характером социальной структуры»⁶⁷.

Основная, по существу, проблема, имеющая важный аксиологиче­ский аспект, — это вопрос о «классовой борьбе» или «классовом со­трудничестве». Рабочие движения второй половины XIX и первой по­ловины XX в. существенно разделяются на те, которые стремятся до­стичь «классового мира», и те, которые стремятся уничтожить эксплу­ататоров как класс, ставя на первое место победу в классовой борь­бе. Очевидно, что если в обществе дистанция между верхами и низа­ми — богатыми и бедными — велика, то здесь преобладают стремления к бескомпромиссной победе в классовой борьбе. Если же эта дистан­ция сравнительно невелика и в обществе влиятелен средний класс, то здесь преобладают общественные движения с установкой на компро­мисс, классовый мир (т. е. — в терминологии непримиримых — «согла­шатели», «оппортунисты», «ревизионисты» и т.д.).

7.4-4- ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ КЛА ССОРОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ

Исторически классовая дифференциация в цивилизованном обще­стве прошла несколько этапов. Прежде всего это касты в ратших тра-

диционных обществах, где экономическое (производственное) их со­держание синкретически переплеталось с религиозной санкцией, ре­лигиозным обоснованием кастового членения. Каста непосредственно вырастает из родового строя и базируется на тотемизме: предполага­ется мифический общий предок, научивший членов касты их основной профессии⁶⁸.

Сословия (характерные для поздних традиционных обществ и для периода становления новоевропейской цивилизации) представляют со­бой социально-правовые группы, которые оправдываются и оформля­ются не религиозно, а юридически. Закон закрепляет за сословиями их права и обязанности⁶⁹. Если кастовое членение общества предпола­гает неравенство людей перед Богом, то сословное членение исходит из того, что все равны перед Богом, но не все равны перед законом.

Пафос становления новоевропейской цивилизации, особенно пафос буржуазных революций, состоял в том, чтобы уравнять всех не только перед Богом (что сделало, вообще говоря, христианство), но и перед законом. Понятие социально-экономического класса выкристаллизова­лось уже после буржуазных революций, в громе которых окончательно сложилась новоевропейская цивилизация. В этом смысл новоевропей­ского равенства: все равны перед Богом и законом, но не все равны по своей собственности. Вот здесь восстания рабов и крестьянские бунты сменяются классовой борьбой, которая принимает все более цивилизо­ванные урегулированные формы классового сотрудничества при раз­личных экономических интересах, хотя знает и форму революционно­го взрыва, возглавляемого профессиональными революционерами, как это имело место в России. Правда, как показал наш опыт, стихия ре­волюционных форм борьбы под лозунгом «За освобождение рабочего класса!» приводит к тому, что как раз рабочий класс с его интересами оказывается не только по существу забыт, но и подвергается в итоге гораздо большей эксплуатации, чем до революции.

Социалистическое движение наиболее идеологически обеспечено и теоретически осмыслено по сравнению, скажем, с молодежным или женским движением. Поэтому освобождение трудящихся в социали­стической идеологии, как правило, включает в себя и освобождение молодежи, и освобождение женщин⁷⁰.

В современной России социальные теоретики отошли от жесткого членения двух классов и прослойки (рабочие, крестьяне и интеллиген­ция). Теперь выделяются иерархически выстроенные 5-7 слоев, вклю­чая элиту и «дно». Решающим оказывается уровень дохода. Предста­витель «среднего класса» в России сегодня имеет доход примерно в 10 раз выше, чем представитель «низшего класса»⁷¹.

7.4.4.1. «Сквозные» социально-классовые общности

Социально-профессиональные и социально-классовые общности меняют свою форму в историческом развитии мировой цивилизации, по сохраняется некая базовая основа, связанная прежде всего с инва­риантами общественного устройства. Поэтому складываются некото­рые «сквозные» социально-классовые и социально-профессиональные общности, которые проходят через всю мировую цивилизацию.

Неолитическая революция, положившая начало становлению ци­вилизованного общества, как известно, называется иногда сельскохо­зяйственной, ибо именно культивирование растений и животных и обозначило переход к цивилизации. Поэтому те социальные группы и слои, которые занимались и занимаются этим жизненно важным для общества делом, существуют столько, сколько существует цивилиза­ция.

С сельским хозяйством связана самая суть человеческой культу­ры: она одновременно означает и действенное почитание высших сил, и возделывание земли. Поэтому налицо высшая связь между культу­рой и земледелием. Недаром революция, стремясь к новому, прежде всего стремится убить существующую религию и разрушает налич­ное земледелие. Культура—словно гигантское растение, укорененное в матери сырой земле и обращенное к вечному солнцу⁷².

Идентифицируется с земледелием такая социальная общность, как крестьянство, существовавшее и в ранних традиционных обще­ствах, и в поздних, а также в новоевропейской цивилизации⁷³. Ге­гель именовал крестьянство «субстанциальным сословием», которое в условиях расцвета национализма ассоциируется с так называемым коренным этносом. «Коренная нация» кормит —это утверждение в современной России все более становится метафорой, но имеет боль­шое идеологическое значение⁷⁴. Крестьянин — сакральная фигура. Его изображение проходит красной нитью через всю историю живопи­си: в России, например, — от Венецианова через передвижников к супрематизму⁷⁵. Вокруг крестьянства всегда развертывался напря­женный конфликт ценностей. Крестьянство есть непосредственное вы­ражение «крови и почвы», в своей субстанциальности оно выше куль­туры и выше истории⁷⁶.

«Сквозной» социально-профессиональной группой в любом циви­лизованном обществе выступают также военные. Эта группа может принимать самые разные формы: от римских наемников и претори­анцев до всеобщего народного ополчения и даже военных сословий и этносов, которыми в России были казаки⁷⁷.

В цивилизованном обществе руководящая верхушка состоит из Двух подгрупп — власти и интеллигенции, которые постоянно со-

перничают и в то же время сотрудничают друг с другом. В традици­онном обществе эти две группы представлены как дворянство (окру­жение короля, например) и духовенство (в частности, монашество)⁷⁸. При дальнейшем развитии сама интеллигенция обнаруживает тенден­цию к разделению на «духовную» и «светскую»⁷⁹.

Интеллигенция тесно связана с технологиями письма и чтения. Эта группа — не только объект, подлежащий рассмотрению в социаль­ной философии, но и субъект социально-философского анализа, ду­ховной, мыслительной деятельности вообще, группа, которая стремит­ся сделать само человеческое свойство разумности своей профессией. Именно те, кого в наше время можно было бы назвать интеллигенцией, у Платона⁸⁰ призваны управлять обществом⁸¹.

Вокруг интеллигенции как социально-профессиональной группы всегда возникает напряжение. Это обнаруживается уже в семантике. Слово «философ» в Античности представляло, по сути, эвфемизм (не «мудрец», а всего лишь «любитель мудрости»), но это не спасло его от иронического смысла. Духовные лица, выполнявшие в Средние века интеллектуальные функции (монахи, священники), также в конечном счете стали объектом насмешек народа. Аналогичная судьба ожида­ла и слово идеолог, которое, едва появившись у Дестюта де Траси, во времена Наполеона быстро приобрело иронический оттенок.

Что касается слова «интеллигенция», то обычно подчеркивают, что оно вошло в мировые языки из русского, что оно не только характе­ризует общность людей, идентифицирующихся с профессиональным оперированием в сфере идеального, но и претендует на особый статус по отношению к нравственным императивам. Однако интеллигенция никогда не удовлетворяла общество в нравственном отношении (от­сюда известный публицистический штамп «гнилая интеллигенция»), и общество всегда относилось к интеллигенции если и не полностью отрицательно, то настороженно и опять же иронически⁸².

Казалось бы, Запад мог избегнуть такой ценностной нагруженно-сти этого понятия, использовав термин «интеллектуалы». Однако и здесь, как выясняется, невозможно преодолеть негативную ситуацию в отношении тех, кто призван мысляще рассматривать мир. Ролан Барт сокрушенно замечает по этому поводу: «Считается, что в сво­ем нынешнем смысле слово „интеллектуал" появилось во времена де­ла Дрейфуса: как легко догадаться, антидрейфусары называли так дрейфусаров» ⁸³.

Отдельные интеллигентные профессии в условиях современности вызывают особую иронию народа. В частности, это философы, по­скольку они сформировались в отдельную социально-профессиональ­ную группу, а также врачи. Что касается медицины, то она вообще в некотором смысле предстает как маргинальная профессия. Насмешек

над медиками не меньше, чем над философами⁸⁴. Интересна в свя­зи с этим попытка М. Фуко объяснить социально-философский смысл «плохого отношения» к медицине и врачам на примере истории сексу­альности и истории безумия.

7.4.4.2. «КЛАСС-В-СЕБЕ» И «КЛАСС-ДЛЯ-СЕБЯ»

В марксизме один из излюбленных и, в самом деле, весьма важ­ных сюжетов — отношение «класса-в-себе» и «класса-для-себя». Речь в первом случае идет о классе, который не осознал себя в социаль­но-историческом целом, т. е. не выстроил еще собственной идеологии и философии истории, и который не создал своих организаций, объ­единений. Класс-для-себя — такой класс, который всю эту работу уже провел⁸⁵. И главное в этой работе, конечно, именно создание соответ­ствующих организаций, претендующих на представительство. Объ­единения, сознательно сформированные группы, которые представля­ют определенные общности, являют собой в этом смысле завершение общности. Иначе говоря, объединение есть форма общности, идея общ­ности, которая «вмыслена» в последнюю.

Конкретно объединения выступают в качестве социальных институтов⁸⁶. Именно применительно к объединению прежде всего можно обсудить проблему «общей воли». В связи с этим же феноме­ном говорят о «воле народа», или об «общественном мнении», или, наконец, об «общественном сознании»⁸⁷.

«Общая воля» —совсем не то же самое, что, скажем, «воля Бога», и не то же самое, что воля лидера, любого отдельного человека, хотя «общая воля» может быть представлена как воля Бога или, напротив, критически — в качестве навязанного мнения одного человека, тирана, каковому мнению «несчастный» народ почему-то покорен.

Мы опять —в новом ракурсе — можем обратиться к фигуре «ве­ликого человека». Выстраивается схема, очень популярная в начале XX в.: общность — объединение — лидер. Говоря о классе, партии и во­жде, этой схемой руководствуется В. И. Ленин. В рамках этой же схе­мы в другом масштабе рассуждает А. С. Макаренко, когда утверждает, что руководитель создает актив и с помощью актива овладевает кол­лективом.

Руководитель отождествляет себя с коллективом, вождь отож­дествляет себя с той или иной общностью, с народом. И наоборот, коллектив проецирует себя на своего руководителя, а народ —на сво­его властителя⁸⁸. Существенно, что объединение, которое само по се­бе есть форма представления общности, должно быть в свою очередь пред-ставлено. Если объединение осознает себя, то в нем есть неко­торый момент театральности, собственно представления. Более важ-

ную роль, чем обычно думают, играют для консолидации объедине­ния празднества, скажем балы, совместные трапезы, банкеты, пиры и т.п.

Итак, класс-в-себе становится классом-для-себя, если он выстраи­вает на основе своей идеологии иерархию собственного представления.