Легитимация хозяйственных трансакций

Следует обратить внимание на одну важную особенность мира присваивающего хозяйства: групповые интересы здесь уживаются с индивидуальными, верования не противоречат хозяйственному расчету, а обменные операции сопровождаются магическими ритуалами и служат преимущественно не экономическим, а социальным целям.

Аргументы в пользу такого предположения мы можем найти, к примеру, в исследовании Марселя Мосса "Очерк о даре"¹. В нем автор концентрирует свое внимание на одном из ключевых и, пожалуй, самом "рыночном" из элементов хозяйственной деятельности представителей архаических культур - обмене. Прежде всего, мы вслед за Моссом отметим, что даже те трансакции, которые были связаны с передачей материальных ценностей, у первобытных людей имели не только чисто утилитарное, но и символическое значение.

Особое внимание Мосс уделял объяснению ошибочности представлений о практиковавшемся собирателями и охотниками обмене как о разовой "рыночной" трансакции. Циркуляция богатств была "лишь одним из отношений гораздо более широкого и более постоянного договора"².

Подобного рода операции были основаны на точном соотнесении выгод и издержек. Так, соображения престижа клана заставляли вождя вести точный ростовщический расчет при возмещении полученных подарков. Вот только конечная цель такого расчета состояла отнюдь не в том, чтобы извлечь материальную выгоду из взаимного обмена дарами. Наоборот, она сводилась к тому, "чтобы превратить в должников тех, кто сделал вас должниками... Тот, кому предстоит быть самым богатым, должен быть также самым безумным расточителем"³.

В наши дни такое экономическое поведение могло бы показаться удивительно "неэкономическим", а такой рационализм совсем "не рациональным". Но все встанет на свои места, если мы поймем, что в подобных случаях хозяйственный расчет был направлен на достижение не столько экономических, сколько социальных (часто групповых) целей, а материальные соображения здесь занимали явно подчиненное положение по отношению к общественным.

И действительно, Мосс отмечает, что на ранних стадиях развития общества основным хозяйственным агентом являлась группа. "Сначала, - пишет он, - принимают на себя взаимные обязательства, обмениваются и догова-

¹ Мосс М. Очерк о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. - М.: Восточная литература, 1996. С. 83 - 222. С. 88 - 89.

² Там же, с. 90.

³ Там же, с. 140.

стр. 89

риваются не индивиды, а коллективы; участвующие в договоре являются юридическими лицами: это кланы, племена, семьи, которые встречаются и сталкиваются друг с другом группами либо непосредственно, либо через посредничество своих вождей, либо обоими способами одновременно"¹.

Общественный контроль над экономическим действием дополнялся контролем со стороны культуры.

Так, в представлении многих народов материальные предметы имели тесную связь с духовным миром, были наделены особой силой. Например, Маори полагали, что "таонга (материальное благо - С. Д.) и всякая личная собственность в строгом смысле слова обладают неким хау, духовной властью. Вы даете мне какой-нибудь предмет, я даю его третьему лицу; тот отдает мне другой предмет, потому что его принуждает хау моего подарка; а я обязан дать вам эту вещь, потому что надо вернуть вам то, что в действительности составляет продукт хау вашей таонги"². Оставлять у себя полученную вещь, не сделав ответного дара, было, таким образом, попросту опасно, поскольку считалось, что эта вещь подчиняла себе своего нового владельца. Кроме того, даже отдарившийся получатель дара был вынужден в срок избавиться от него, поскольку за людьми, надолго задерживающими у себя особо ценные вещи, закреплялась дурная репутация.

Впрочем, каковыми бы ни были расхождения исследователей в вопросах интерпретации ряда понятий, характеризующих хозяйственные отношения первобытных людей, утверждение о символическом характере обмена в древнем обществе сегодня мало кем оспаривается. Одним из подтверждений ему служит и явно неэкономическое содержание санкций, которым подвергались нарушители культурных норм, организующих обмен. Так, "отказаться дать, пригласить, так же как и отказаться взять, (было - С. Д.) тождественно объявлению войны; это значило отказаться от союза и объединения"³.

Таким образом, у нас имеются достаточные основания считать, что существовавшие в племенах каменного века хозяйственные практики не выполняли исключительно утилитарных функций. Хозяйственные трансакции не были оторваны друг от друга и вместе с тем от общего социально-культурного контекста. Напротив, они прямо-таки светились духовным смыслом, который оправдывал и легитимировал их проведение, а инструменты социального контроля обеспечивали их безусловное исполнение. Разнообразие форм взаимных "даров", существование между ними смыс-

¹ Мосс М. Очерк о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. - М.: Восточная литература, 1996. С. 83 - 222. С. 88 - 89.

² Там же, с. 98.

³ Там же, с. 101 - 102.

стр. 90

ловой, а часто и духовной связи, делали хозяйственный мир собирателей и охотников неразрывной частью первобытной культуры, придавая их хозяйственно-культурной жизни органичность и цельность. Все это становилось возможным в условиях, когда экономическое действие человека, все хозяйственные практики пребывали под непрестанным общественным контролем и жесткой культурной детерминацией.