Независимость и защищенность

В хозяйственной жизни первобытного общества мы можем найти еще две черты, а именно, независимость человека от материальных ценностей и вместе с тем довольно высокий уровень его защищенности.

В том, что собиратель и охотник был далек от стремления окружить себя максимальным количеством материальных благ, как легко догадаться, обнаруживается влияние коммунитарной культуры первобытного общества. Но в этом был и простой хозяйственный расчет. В нем человек, вероятно, отталкивался от понимания специфики кочевого образа жизни номада. В самом деле, большинство благ, превышающих уровень удовлетворения естественных потребностей первобытного человека и его близких, с экономической точки зрения были попросту бесполезны. Именно поэтому в первобытной культуре "никто особо не держится за свое добро и пожитки, которые, какими бы они ни были, часто с легкостью теряются и с такой же легкостью заменяются другими"¹. К этому следует добавить, что обилие материальных благ не несло в себе и социальной нагрузки. Ведь верность и обожание соплеменников можно было выменять на них только в условиях дефицита жизненных средств, чего при малой плотности заселения и щедрости природы раннего голоцена, вероятно, не наблюдалось. Кроме того, при кочевом образе жизни материальные блага не могли ни накапливаться, ни транспортироваться при переезде стоянки с места на место. В частности, в результате антропологических исследований были получены сведения о своеобразной системе ценностей современных нам собирателей, в которой приоритет отдается вещам, не ограничивающим свободу передвижения².

В этих условиях богатство кочевника могло заключаться не столько в обладании жизненными благами, сколько в его способности мобилизовать при необходимости ресурсы других людей; т. е. оно определялось величиной не экономического, а социального и символического капиталов³. Еще

¹ Gusinde M. The Yamana. 5 vols. New Haven, Conn.: Human Relations Area Files, 1961. P. 86 - 87.

² Warner, W. Lloyd. A Black Civilization (first edition 1937). New York: Harper & Row, 1964. P. 136 - 137.

³ Бурдье П. Формы капитала // Западная экономическая социология. Хрестоматия современной классики. М.: РОССПЭН, 2004. С. 521 - 528.

стр. 91

многие столетия спустя после крушения культур раннего неолита - "палестинского хиатуса"¹ - "услуги, а не товары, составляли богатство во многих архаичных обществах"².

Наряду с тем, что по общему правилу "удалившийся от работы не имеет никакой доли в общественном владении"³, человек располагал широкими возможностями реализовать свой трудовой потенциал. Он был стеснен в этом, вероятно, лишь принципами "естественного" разделения труда⁴. Но в задаваемых ими рамках "любой мужчина умел делать и делал все вещи, которые производятся мужчинами, а любая женщина - все, что изготовляется женщинами"⁵. Важно отметить, что едва ли свобода древнего человека в выборе видов трудовой деятельности становилась возможной по причине примитивности трудовых операций. Во всяком случае, исследователь, знакомый с техниками и технологиями труда каменного века, поставит это под сомнение. Скорее, он объяснит способность первобытных людей переключаться с одного вида деятельности на другой отсутствием институциональных ограничений такого выбора, а также высокой степенью обучен-ности первобытных работников, широтой их знаний об окружающем мире, разнообразием их трудовых навыков.

Дополнительные возможности поддерживать высокий материальный и социальный статус предоставляли первобытному человеку и право контролировать действия аристократической верхушки, а если надо - и свергать ее. Экономическую основу своего социального положения меланезийский аристократ - бигмен - создавал не в результате эксплуатации чужого труда, а благодаря собственным трудовым усилиям. Затем, в результате публичных демонстраций щедрости, он достигал заветного социального статуса, но завоевав его, подобно "царю горы" балансировал на вершине социальной пирамиды, ежечасно рискуя быть низложенным⁶.

Аристократы более позднего времени были свободны от опасения быть подвергнутыми действию общественных санкций. Они присваивали себе престижные функции и лишили общество возможности контролировать их

¹ Perrot J. Commentaires // Le Levant Sud au VHIe mil. B.P. Paleorient. 19/1, 1993. P. 9.

² Поланьи К. Аристотель открывает экономику // Истоки: экономика в контексте истории и культуры. Выпуск 5. - М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2004. С. 29.

³ Вебер М. История хозяйства. Город. М.: "КАНОН-пресс-Ц", "Кучково поле", 2001. С. 65.

⁴ Маркс К. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 21.

⁵ Marshall L. Sharing, Talking, and Giving: Relief of Social Tensions Among Kung Bushmen. Africa 31: 231 - 49, 1961. P. 243 - 244.

⁶ Sahlins M. Poor Man, Rich Man, Big Man, Chief; Political Types in Melanesia and Polynesia, In: Comparative Studies in Society and History, vol. 5, N 3, pp. 285 - 303, April 1963.

стр. 92

исполнение, создав миф о безусловной божественности верховных владык¹ и сделав необязательным, а во многих случаях и недостойным высокого положения аристократа реагировать на мнения и действия окружающих.

В условиях низкой значимости материальных благ, "естественных" принципов их распределения, доступности большинства видов деятельности, открытости социальной структуры и подконтрольности аристократии народу статус первобытного человека определялся преимущественно его личными качествами и трудовыми усилиями, его конвенциально санкционируемыми действиями в пользу группы или ее отдельных членов.