Модели контекстов

Можно считать тривиальным утверждение о том, что дискурсы не создаются и не воспринимаются в вакууме. Они являются неотъемлемой составляющей коммуника­тивных ситуаций. Поэтому мы полагаем, что носители языка создают и модель той конкретной ситуации, участ­никами которой они являются по определению. В то время как ситуационные модели можно назвать семанти­ческими, так называемые контекстные модели являются прагматическими и социальными. Они необходимы, как мы уже видели, для того,.чтобы создать связную базу тек­ста, определить жанр дискурса, представить цели и интере­сы участников дискурса, а также обеспечить должное вни­мание общепризнанным или ситуативно обусловленным характеристикам участников коммуникации, таким, на­пример, как статус или социальная роль. Эти условия не­обходимы также для того, чтобы приписать дискурсу прагматическую интерпретацию, то есть определить, ка­кой речевой акт при этом осуществляется: угроза, утвер­ждение или просьба (van Dijk, 1981).

Контекстные модели, по определению, носят частный характер: они являются моделями данной специфической коммуникативной ситуации. Тем не менее в некоторых случаях на их основе можно создавать более общие моде­ли, например модели проведенных нами важных или сло­жных переговоров или модель ситуации, в которой мы по­лучили важный дискурс (во время собеседования при при-

еме на работу, на лекции, в телевизионной передаче и т. п.).

Поскольку конкретный дискурс составляет часть ком­муникативного контекста, мы можем предположить, что репрезентация текста является частью контекстной моде­ли. В самом деле, в некоторых случаях мы можем вспом­нить не только, что было сказано (то есть часть базы тек­ста), но и то, когда, кем и как это было сказано (К е е n a n, MacWhinney and May hew, 1977). Дискурс является неотъемлемой составляющей контекста. Он связан не толь­ко с объектами, о которых идет речь, и, следовательно, для его понимания требуются не только ситуационные модели. Дискурсы сами по себе являются социальными действиями, которые могут запоминаться ради самих себя. Такие дискурсы могут вызывать важные изменения в социальных отношениях и социальных ситуациях. Су­дебное разбирательство, например, в значительной степе­ни состоит из обусловленных ситуацией речевых дей­ствий, таких, как обвинение (обвинительные заключения), иски, свидетельства, допросы и приговоры, которые в своей совокупности могут иметь важные социальные по­следствия. Из этого вытекает значимость конструирова­ния людьми контекстных моделей тех коммуникативных ситуаций, которые имеют решающее значение для их жи­зни. В некоторых случаях мы даже вспоминаем только контекстную модель нашего разговора с кем-нибудь и со­всем не помним, о чем шла речь (ситуационная модель).

В конечном итоге именно контекстная модель опреде­ляет типичную эпизодическую природу дискурса и част­ной ситуационной модели: она задает такие параметры, как время, место и способ получения нами информации о какой-либо ситуации. Хотя мы провели теоретическое разграничение между базой текста и общими или частны­ми, моделями, находящимися в эпизодической памяти, а также между личностными и социальными моделями, следует сознавать, что вместе с обсуждаемыми здесь кон­текстными моделями система нашей памяти представляет собой интегрированную структуру этих видов информа­ции. Мы уже видели, что репрезентация самого дискурса (базы текста и его поверхностной структуры) является ча­стью контекстной модели, и эта контекстная модель нахо­дится в систематических отношениях с конструируемой частной ситуационной моделью. [...]

Контекстная модель позволяет нам провести также тео­ретическое рассмотрение различий между устной и пись

менной речью (Rubin, 1980). Вообще говоря, мы исхо­дим из того^что модели ситуаций создаются и требуются для понимания как устных, так и письменных текстов. Од­нако иногда могут иметь значение и различия в способе коммуникации, и это следует отразить в контекстной мо­дели. В некоторых случаях мы помним, в какой форме (устной или письменной) была получена нами данная ин­формация, а иногда и то, кто нам ее передал. Важно и то, что в письменном тексте обнаруживаются различные сиг-- налы, способствующие формированию базы текста, ма­кроструктур и моделей, сигналы, отсутствующие как та­ковые в устном тексте: верстка текста, заголовки, различ­ные шрифты. Как уже говорилось, в этих случаях форми­рование макроструктур, как и извлечение необходимых моделей из памяти, может быть облегчено.

Однако основные различия между устной и письмен­ной коммуникацией заключаются в системе стратегиче­ской организации процессов порождения и восприятия со­общений (Н i I d у а г d and Olson, 1982). В отличие от вос­приятия на слух, чтение допускает установление приемле­мой для индивида скорости восприятия, понимания и ус­воения знания. Это означает, что читающие могут уде­лить больше времени извлечению из памяти личностных моделей и могут активизировать больше информации, за­ключенной в этих моделях. В результате могут возни­кнуть и конфликты: более широкое и более уместное ис­пользование моделей дает возможность лучшего понима­ния, но в то же время бесконтрольная активизация инфор­мации, содержащейся в личной памяти, может приводить к смешению ее с информацией, содержащейся в данном тексте и в данной ситуационной модели. С другой сторо­ны, богатая информация, содержащаяся в устном тексте (передаваемая интонацией, жестами, паралингвистически-ми элементами), позволяет конструировать более диффе­ренцированную контекстную модель и, следовательно, способствует более эффективному восстановлению в па­мяти самой коммуникативной ситуации.