Флуктуация литературы и критики. «Персонажи реалистических романов и театра нашего времени не намного лучше, чем шекспировские герои

«Персонажи реалистических романов и театра нашего времени не намного лучше, чем шекспировские герои. Порок, страсть, даже добродетель — это тоже болезни, являющиеся, согласно материалистическому учению, всего лишь следствием определенного состояния нервов... Психология сведена к патологии, а физиология нервной деятельности занимает место античного нравственного анализа. Обратите внимание на нравственный аспект любой новой книги, пьесы, картины: ни в одной из них вы не найдете ни крепкого здоровья, ни подлинной добродетели. Все, что не совсем негативно, — то честная и старомодная посредственность. Добродетель все более и более презирается и считается вышедшей из моды; она доживает, будучи отнесена к той категории обрядов и обычаев, которые наш скептицизм беспощадно высмеивает... С другой стороны, всякого рода мерзких субъектов, не имеющих совести, развратных, преступных — в изобилии. Каждый персонаж имеет свой собственный "невроз", свою особую язву; и каждый так или иначе хромает. Эти персонажи носят то рабочую блузу, то полный вечерний туалет для выхода в свет, но под этими одеждами они почти не отличаются друг от друга. Можно сразу сказать, откуда они взялись: в одну прекрасную ночь они сбежали из приюта для сумасшедших (la coer des Miracles)»⁴⁷.

Таким образом, рыцари и аристократы, святые и короли все больше вытеснялись (как и на портретах в сфере живописи) купцами, богатыми и могущественными выскочкам и-буржуа; затем и этих стали так же вытеснять крепостные, слуги, камердинеры, ремесленники, крестьяне, фермеры, рабочие, пролетарии; потом рядом с этими сословиями начала свой большой парад беднота и всевозможные неудачники и угнетенные в одрди компании с пройдохами, игроками, оборванцами, лицемерами, любовниками и распутниками обоих полов, женатыми и неженатыми, проститутками; ненормальными и неуравновешенными жертвами буйных страстей. Потом пришел романтический преступник и авантюрист, пират и корсар; дикарь — в стиле Руссо, или «пещерный человек», или очаровательный шейх с экзотического Востока; затем настоящие преступники — ужасные и вульгарные, и конечно же, детектив — умный или глупый. Наконец, — нанесем последний штрих на изображение тенденции — на передний план в литературе высыпает целая ватага самых разнообразных патологических типов: идиоты и придурки, зачастую преподносимые романтически; параноики всех сортов; ненормальные в сексе, преступлении, добродетели (что ред-

264 Часть 2. Флуктуация идеациональной и чувственной форм искусства

ко), с отклонениями в теле, уме, поведении — во всем, что только можно вообразить. Бок о бок с ними маршируют посредственные — совершенно посредственные — и почти всегда лживые и лицемерные, а часто и похотливые Бэббиты, Элмеры Гентри, Эроус-миты, Форсайты, Ван-Люны, Трейдеры Хорны, тот или иной фермер, купец, герцог, пролетарий, секретарша, стенографистка, врач, газетчик, учитель, домохозяйка, шахтер, плотник, министр или же другие обыкновенные, средние, незаметные, негероические, скучные представители рода человеческого.

Такова была эта тенденция — тенденция, идентичная той, которую мы наблюдали в живописи и других сферах искусства,

Я несколько сгустил краски ради краткости и ясности, но даже если мы ознакомимся со всеми необходимыми нюансами и со всеми еще более сложными вариациями общей тенденции, сущность той характеристики, которую мы только что обсуждали, неизбежно останется в силе. Это можно показать на деталях, шаг за шагом, век за веком на классической литературе европейских стран. Если мы обратимся, например, к эпическим произведениям и романам и проанализируем характер героев, то по мере движения от XV к XX в. обнаружим такую последовательность. В XIV-XVI вв. и первой половине XVII в. герои эпических произведений по-прежнему отличались крупным масштабом, это были личности и события намного выше персонажей среднего уровня — вульгарных, повседневных, банальных. Сказанное справедливо относительно Почти всех произведений этого жанра Возьмите, например, в Италии — «Тесеиду» и «Фьезоланских нимф» Боккаччо, «Моргайте» Пульчи, «Влюбленного Роландо» Боярдо, «Неистового Роланда» Ариосто, «Освобожденный Иерусалим» Тассо; в Испании и Португалии — «Адониса» Марино, «Лузиаду» Камоэнса, «Араукану» Эрсильи; в остальной Европе — «Франсиаду» Ронсара, эпопею Зриньи, «Королеву фей» Э. Спенсера, «Трагедии» Д'Обинье, «Юдифь» Гильома дю Бар-таса, «Гексамерон» Арребо, «Геркулеса» Шернйельма и, перескакивая в середину XVII в., — великий эпос Дж. Мильтона «Потерянный рай». Все они — не что иное, как выдающиеся образцы великого множества подобных же эпических произведений, созданных в эти столетия.

«Начиная с конца XVII в. классические, рыцарские и религиозные эпопеи теряют под собой почву»⁴⁸. С их исчезновением из литературы пропадают и великие героические персонажи и деяния, чтобы уступить место героям и происшествиям все менее героическим.