Флуктуация литературы и критики. «Персонажи реалистических романов и театра нашего вре­мени не намного лучше, чем шекспировские герои

«Персонажи реалистических романов и театра нашего вре­мени не намного лучше, чем шекспировские герои. Порок, страсть, даже добродетель — это тоже болезни, являющиеся, согласно материалистическому учению, всего лишь следствием определенного состояния нервов... Психология сведена к пато­логии, а физиология нервной деятельности занимает место ан­тичного нравственного анализа. Обратите внимание на нрав­ственный аспект любой новой книги, пьесы, картины: ни в одной из них вы не найдете ни крепкого здоровья, ни подлинной доб­родетели. Все, что не совсем негативно, — то честная и старо­модная посредственность. Добродетель все более и более прези­рается и считается вышедшей из моды; она доживает, будучи отнесена к той категории обрядов и обычаев, которые наш скеп­тицизм беспощадно высмеивает... С другой стороны, всякого рода мерзких субъектов, не имеющих совести, развратных, пре­ступных — в изобилии. Каждый персонаж имеет свой собствен­ный "невроз", свою особую язву; и каждый так или иначе хрома­ет. Эти персонажи носят то рабочую блузу, то полный вечерний туалет для выхода в свет, но под этими одеждами они почти не отличаются друг от друга. Можно сразу сказать, откуда они взя­лись: в одну прекрасную ночь они сбежали из приюта для сумас­шедших (la coer des Miracles)»⁴⁷.

Таким образом, рыцари и аристократы, святые и короли все больше вытеснялись (как и на портретах в сфере живописи) куп­цами, богатыми и могущественными выскочкам и-буржуа; за­тем и этих стали так же вытеснять крепостные, слуги, камерди­неры, ремесленники, крестьяне, фермеры, рабочие, пролетарии; потом рядом с этими сословиями начала свой большой парад беднота и всевозможные неудачники и угнетенные в одрди ком­пании с пройдохами, игроками, оборванцами, лицемерами, любовниками и распутниками обоих полов, женатыми и неже­натыми, проститутками; ненормальными и неуравновешенны­ми жертвами буйных страстей. Потом пришел романтический преступник и авантюрист, пират и корсар; дикарь — в стиле Руссо, или «пещерный человек», или очаровательный шейх с эк­зотического Востока; затем настоящие преступники — ужасные и вульгарные, и конечно же, детектив — умный или глупый. Наконец, — нанесем последний штрих на изображение тенден­ции — на передний план в литературе высыпает целая ватага самых разнообразных патологических типов: идиоты и придур­ки, зачастую преподносимые романтически; параноики всех сор­тов; ненормальные в сексе, преступлении, добродетели (что ред-

264 Часть 2. Флуктуация идеациональной и чувственной форм искусства

ко), с отклонениями в теле, уме, поведении — во всем, что только можно вообразить. Бок о бок с ними маршируют посредствен­ные — совершенно посредственные — и почти всегда лживые и лицемерные, а часто и похотливые Бэббиты, Элмеры Гентри, Эроус-миты, Форсайты, Ван-Люны, Трейдеры Хорны, тот или иной фер­мер, купец, герцог, пролетарий, секретарша, стенографистка, врач, газетчик, учитель, домохозяйка, шахтер, плотник, министр или же другие обыкновенные, средние, незаметные, негероичес­кие, скучные представители рода человеческого.

Такова была эта тенденция — тенденция, идентичная той, которую мы наблюдали в живописи и других сферах искусства,

Я несколько сгустил краски ради краткости и ясности, но даже если мы ознакомимся со всеми необходимыми нюансами и со всеми еще более сложными вариациями общей тенденции, сущ­ность той характеристики, которую мы только что обсуждали, неизбежно останется в силе. Это можно показать на деталях, шаг за шагом, век за веком на классической литературе европей­ских стран. Если мы обратимся, например, к эпическим произве­дениям и романам и проанализируем характер героев, то по мере движения от XV к XX в. обнаружим такую последовательность. В XIV-XVI вв. и первой половине XVII в. герои эпических произве­дений по-прежнему отличались крупным масштабом, это были личности и события намного выше персонажей среднего уров­ня — вульгарных, повседневных, банальных. Сказанное справед­ливо относительно Почти всех произведений этого жанра Возьмите, например, в Италии — «Тесеиду» и «Фьезоланских нимф» Боккаччо, «Моргайте» Пульчи, «Влюбленного Роландо» Боярдо, «Неистового Роланда» Ариосто, «Освобожденный Иеру­салим» Тассо; в Испании и Португалии — «Адониса» Марино, «Лузиаду» Камоэнса, «Араукану» Эрсильи; в остальной Евро­пе — «Франсиаду» Ронсара, эпопею Зриньи, «Королеву фей» Э. Спенсера, «Трагедии» Д'Обинье, «Юдифь» Гильома дю Бар-таса, «Гексамерон» Арребо, «Геркулеса» Шернйельма и, пере­скакивая в середину XVII в., — великий эпос Дж. Мильтона «Потерянный рай». Все они — не что иное, как выдающиеся образцы великого множества подобных же эпических произве­дений, созданных в эти столетия.

«Начиная с конца XVII в. классические, рыцарские и религи­озные эпопеи теряют под собой почву»⁴⁸. С их исчезновением из литературы пропадают и великие героические персонажи и дея­ния, чтобы уступить место героям и происшествиям все менее героическим.