Часть 3. Флуктуация систем истины и знания. делять одно эмпирическое событие от другого, совершенно из­лишня, поскольку излишни и сами эти события

делять одно эмпирическое событие от другого, совершенно из­лишня, поскольку излишни и сами эти события. А. Макдонелл дает ясное представление об этом применительно к древнеин­дийскому идеациональному сознанию.

«Брамины... — пишет он, — рано разработали учение, по которому все действия и все существующее несомненно явля­ются злом, и могли поэтому ощущать лишь небольшую склон­ность к хронике исторических событий... Нет ничего более бес­порядочного, более несовершенного, чем хронология древних индусов; ни один народ, достигший такого же уровня развития культуры в области астрономии и математики, не был столь не­способным к истории; в их истории нет ничего надежного, ниче­го связного»²⁸.

«Если же чувство истории отсутствует, различие между дей­ствительностью и мифом стирается. История мифологизирует-

ся»

В противоположность этому, чувственно-темпоралистская ментальность погружена в хронологическую последовательность событий и должна их фиксировать и вести хронику. Отсюда — развитие истории, исторический склад ума и историческое — то есть разворачивающееся во времени — повествование о со­бытиях. В силу этих причин совсем не случайно, что в Греции истории как таковой (сочинения Геродота, Фукидида и др.) не было до V в. до н. э. Не случайно и то, что в европейской культу­ре история возникла только в XIV в. (хроники Жуанвиля, Фру-ассара и некоторых других) и достигла своего высокого разви­тия в XIX в. Историзм, в широком смысле слова, пронизывает наше сознание, начиная с бесконечных генеалогических таблиц той или иной фамилии, мемуаров, интимных дневников, био­графий, рассказов о событиях и скандалах, которые репортеры публикуют в газетах, и кончая огромными архивами, собрани­ями документов, многочисленными курсами истории и необъят­ной литературой по истории. Мы ни на что не можем смотреть иначе, как исторически. На все, что бы мы ни изучали, от рели­гии до фондовой биржи, мы смотрим с точки зрения «проис­хождения, развития и эволюции».

Другой стороной той верховной роли, какую играет катего­рия времени в нашей ментальное™, является механистический хронометраж всего, то есть использование единиц времени в качестве системы разметки дня, размежевания событий, явле­ний, процессов и подчинения всей нашей жизни контролю вре-

16. Флуктуация «первых принципов»: II. Этернализм и темпорализм 401

менем. Не случайно, что механические часы были изобретены на ранних стадиях усиления волны темпорал истек ой менталь-ности (в XIV в.), и по мере этого усиления, они все больше усо­вершенствовались, а роль времени, измеряемого часами, в на­шей культуре все больше увеличивалась ³⁰. Сейчас это доведенное до изумительного совершенства часовое время самым что ни на есть тираническим образом контролирует все наше существо­вание. Мы не можем жить без часов. Укладываясь спать, мы их заводим; встаем по звонку ручных часов или будильника; мы двигаемся, работаем, действуем, едим, спим, любим, ссоримся, учимся, молимся, живем по часам и под контролем часового расписания. Категория времени, измеряемого часами, играет главную роль в нашем сознании, поведении и всей жизни ^3l.

Итак, не случайно создали мы знаменитую фразу «время — деньги» ³². Если реальность считается бренной, то и наше собствен­ное существование считается таким же. Как таковое оно непро­должительно и ограничено промежутком времени своего суще­ствования. Время становится дорогим продуктом, который, как все редкостное, обретает ценность. Другой аспект этого — особое ударение на текущий момент в противоположность прошлому и будущему. Темпорализм, по определению, сосредоточен на на­стоящем. Далекое прошлое миновало, далекое будущее — нео­пределенно. Только настоящий момент беспрестанного течения реален, только он существует, и только он имеет ценность. Отсю­да — наша сосредоточенность на настоящем. Мы не в силах по­жертвовать им ради будущего. Если же мы бываем вынуждены идти на уступки и заглядывать в ближайшее будущее, то требуем либо компенсации за такую жертву в интересах наших сбереже­ний, либо «прибыли» на вложенный капитал.

Мы живем главным образом в настоящем и ценим только настоящее. В области нашей практической деяте^иости этот темпорализм проявляется сотнями разных способов, столь привычных для нас и столь чуждых для идеациональной мен-тальности, от «быстрого обогащения» (не важно как: благо­даря фондовой бирже, насилию и обману, вымогательству или какой-либо продуктивной деятельности); «вина, женщин и песни»³³, от «максимума счастья» в данный момент; от сенса­ционности и удовольствия до нашей международной и внут­ренней политики — финансовой, социальной и всякой ^Ной> — которая стремится к немедленным результатам и мало

отится

отдаленных последствиях.

'•

Сор