Часть 4. Флуктуация нравственно-правового сознания. о Петрарке) ввели «новые мелодии» в свои этические системы

о Петрарке) ввели «новые мелодии» в свои этические системы. В этом смысле данный период напоминает V в. до н. э. в Греции. Не случайно, платонизированньгй аристотелизм, лежащий в ос­нове этических учений Фомы Аквинского, Альберта Великого, Данте и многих других представителей схоластики, отмечен пе­чатью скорее идеализма, нежели чистого идеационализма пре­дыдущих столетий. Ценности чувственно воспринимаемого мира «обрели вес» в этических системах, созданных в эти столетия, и теперь уже не рассматривались как негативные или совершенно бесполезные. По своему нравственному сознанию период был смешанным и идеалистическим.

G. В следующие столетия усиление чувственных элементов в рамках абсолютной этики продолжается. Кульминацией этого процесса стало возникновение чувственных систем истины в кон­це XV в. и затем их внезапный стремительный рост в XVI в., ког­да они вышли на уровень в 43% от всех систем этики. Чувственный (не идеалистический) эвдемонизм, затем гедонизм и утилитаризм снова выходят на «столбовую дорогу» этической мысли западно­го общества, после чего, с временными флуктуациями, стреми­тельно растут. Расширение этого течения, иначе говоря, тенден­ция к сенсуализации этики в период с XVI по XIX в. осуществлялось трояко. Во-первых, количественно. В течение последних четырех столетий этика счастья по степени влиятельности всех трех сво­их разновидностей составляла примерно 40% по сравнению с 60% этики абсолютных норм. В XVI в., то есть в период Ренессанса и Реформации, — чувственная этика в количественном отноше­нии достигла высшей точки (43%). В следующие два столетия ее уровень несколько снизился, но в XIX и XX вв. вновь повысился. Вторая форма расширения этого течения нашла отражение в усиленном распространении таких его разновидностей, как ге­донизм и утилитаризм, и соответственно, в уменьшении влия­ния эвдемонизма. Наконец, еще одно проявление — все боль­шее проникновение чувственных элементов в системы этики принципов. С формальной точки зрения многие из них кажутся абсолютистскими и идеациональными, но фактически, если вникнуть в их содержание, станет ясно, что они носят скорее чувственный, чем идеациональный характер.

Несмотря на видимый этический абсолютизм, роль этих течений состоит в подрыве подлинно идеациональной этики и оправдании, эстетизации и освящении утилитарно-чувственно­го образа жизни. М. Вебер, Р.Г. Тауни, Э. Трёльч и многие дру-

24. Флуктуация систем этики 533

гие исследователи считают, что в известном смысле данные тече­ния были крестниками современного капитализма, финансовой системы, экономизма¹⁰, утилитаризма, и светского рационали­стического эпикурейства. Труды этих исследователей позволя­ют мне быть кратким и просто сослаться на них вместо того, чтобы доказывать сформулированное выше утверждение. Дос­таточно сравнить современное и средневековое отношение к экономическим ценностям и интересам. В средневековом уче­нии о нравственности (а также в значительной степени и на прак­тике) экономические условия жизни целиком подчинялись ре­лигиозным и моральным ценностям; богатство само по себе рассматривалось (особенно в раннем средневековье) негативно, как причина погибели, а богатые — как люди, которым намно­го труднее спасти свои души, нежели «верблюду пройти сквозь игольные уши»¹¹.

Позднее, после XII-XIII вв., такое отношение меняется. К эко­номическим интересам и ценностям, бывшим чуть ли не под зап­ретом, стали относиться все более и более «терпимо». Наконец, примерно в XVI-XVIII вв. экономические ценности были подня­ты на уровень самодостаточной и чуть ли не главной ценности, которой должны подчиняться все остальные.

Перед нами один из примеров внутренней трансформации со­циального процесса. Подобно тому как, благодаря своему аске­тизму, Церковь Средневековья накапливала все больше богатства и в конце концов изменилась, так и стремление к наживе, обуяв­шее аскетическое пуританство с его «ограничением потребления, с его высвободившейся энергией, направленной на приобретение, благодаря этой обязательной бережливости, привело к накопле­нию капитала. И чем больше его было, тем влиятельнее он..тано-вился и тем сильнее сжимал в своих тисках пуритан»¹²» зыжигая Даже те идеациональные и некоммерческие ценности, которые пуританизм признавал во времена своего начала.

В XVII-XVIII вв. экономический интерес и целесообразность стали высшей ценностью и критерием оценки всех остальных (особенно неэкономических) ценностей, в том числе религиоз­ных и моральных.

«Честность полезна, ибо она приносит кредит, так же обсто-^Ит дело с пунктуальностью, прилежанием, умеренностью — все эти качества именно поэтому и являются добродетелями... Помни, ^то время — деньги... Помни, что кредит — деньги... Помни, что Деньги по природе своей плодоносны и способны порождать ко-^Вь*е деньги»¹³.