Движение к людям

Для понимания всего того, что вовлечено в базальный конфликт, мы должны начать с исследования каждого из противостоящих элементов по отдельности. Мы можем до некоторой степени успешно сделать это, если изучим типы людей, у которых тот или иной элемент стал доминирующим и для которых он представляет собой более приемлемое "я". Ради простоты я буду разделять их на такие типы, как уступающий, агрессивный и отстраненный типы личности.

Группа I, уступчивый тип, обнаруживает все те черты, которые соответствуют "движению к людям". Данный тип демонстрирует заметно выраженную потребность в любви и одобрении и особую потребность в "партнере", то есть в друге, любовнике, жене или муже, "который должен осуществить все его жизненные ожидания и взять на себя ответственность за все доброе и злое, причем успешное манипулирование им становится главной задачей. Эти потребности имеют характерные черты, общие для всех невротических наклонностей; то есть они навязчивы, лишены избирательности и порождают тревогу или подавленность в случае фрустрации. Они почти не зависят от того, насколько внутренне ценны те "другие люди", к которым они обращены, а также и от реального чувства к ним человека. Однако, хотя по форме своего выражения эти потребности могут быть различны, все они сосредоточены вокруг желания человеческой близости, желания "кому-то принадлежать". Вследствие неразборчивого характера своих потребностей уступчивый тип будет склонен переоценивать сходные моменты и интересы, сближающие его с окружающими его людьми, игнорируя их различия.

Желание удовлетворить эту острую потребность столь непреодолимо, что все, что он делает, направлено на ее осуществление. В этом процессе он развивает в себе определенные качества и отношения, которые и формируют его характер. Некоторые из них можно назвать привлекательными: он становится чутким к потребностям других людей – в рамках того, что он способен понять эмоционально. Например, хотя он, вероятно, проявит невосприимчивость к желанию одиночества отстраненным человеком, он быстро почувствует потребность другого человека в симпатии, помощи, одобрении и так далее. Он автоматически пытается удовлетворить ожидания других людей или то, что, по его мнению, является их ожиданиями, причем часто до такой степени, что теряет из поля зрения собственные чувства. Он становится "бескорыстным", жертвующим собой, нетребовательным – за исключением своего безграничного желания любви и привязанности. Он становится уступчивым, предупредительным, заботливым – в границах возможного для него – сверхпризнательным, чрезмерно благодарным, щедрым. Он закрывает глаза на то, что в глубине души его мало заботят другие, и он склонен считать их лицемерными и своекорыстными людьми. Но, если позволительно назвать терминами, обозначающими сознательные процессы, то, что он делает бессознательно, он убеждает себя в том, что он всех любит, что все они "прекрасные" и заслуживающие доверия люди. Это заблуждение не только приводит затем к крайне болезненным разочарованиям, но также усиливает его общее ощущение незащищенности.

Эти качества не столь ценны, как они представляются самому человеку, в особенности потому, что, не считаясь с собственными чувствами и представлениями, он слепо дает другим все то, что сам хотел бы получить от них, и потому, что он глубоко расстраивается, если в ответ не получает того же.

Этим характерным признакам сопутствует, частично перекрывая их, стремление избежать недобрых взглядов, ссор, соперничества. Такой человек склонен подчиняться другим, занимать второстепенное положение, оставляя свет рампы для других: он обычно настроен на покладистый, примирительный лад и, по крайней мере, на сознательном уровне, не выражает никакого недоброжелательства. Всякое желание мести или победы над другими столь глубоко вытеснено, что он сам часто удивляется тому, как легко он мирится с другими и что он никогда долго не питает чувства обиды. В этом контексте важна его тенденция автоматически брать на себя вину. И опять абсолютно безотносительно к своим действительным чувствам, то есть ощущает он на самом деле себя виновным или нет, он будет скорее обвинять себя нежели других, и будет склонен придирчиво проверять себя или оправдываться, сталкиваясь с явно необоснованной критикой или ожидаемыми нападками.

От такого рода отношений существует незаметный переход к определенным внутренним запретам. Вследствие того, что на любой форме агрессивного поведения лежит табу, мы находим здесь внутренние запреты на то, чтобы проявлять напористость, критический настрой, требовательность, отдавать приказания, стараться произвести впечатление, преследовать честолюбивые цели. Кроме того, поскольку его жизнь всецело ориентирована на других, его внутренние запреты часто не дают ему возможности что-либо делать для себя или самому получать удовольствие. Это может достигать такой степени, что любое впечатление, не разделяемое с кем-либо еще, от еды ли, представления, музыки или природы, теряет для него свой смысл. Нет надобности говорить, что такое жесткое ограничение в удовольствии не только обедняет его жизнь, но значительно усиливает его зависимость от других.

Кроме идеализации только что перечисленных качеств, этому типу свойственны определенные особенности отношения к себе. Одной из них является всепроникающее чувство собственной слабости и беспомощности – ощущение себя "бедняжкой". Будучи предоставлен сам себе, он чувствует себя потерянным, подобно лодке, потерявшей свой якорь. Эта беспомощность отчасти соответствует действительности. Его ощущение, что ни при каких обстоятельствах он не сможет сражаться или соперничать, на самом деле порождает реальную слабость. Кроме того, он откровенно признает свою беспомощность перед собой и другими. Она также может ярко выступать в сновидениях. Он часто прибегает к ней, чтобы растрогать других или защититься: "Вы должны любить меня, защищать меня, прощать меня, не покидать меня, потому что я так слаб и беспомощен".

Вторая характерная черта вытекает из его наклонности подчинять себя другим. Он принимает как само собой разумеющееся, что любой человек превосходит его, что остальные люди привлекательнее, умнее, образованнее и достойнее его. Реальная основа для такого чувства существует, так как отсутствие у него напористости и твердости действительно снижает его способности; но даже в тех сферах, где его способности бесспорны, его чувство собственной неполноценности заставляет его наделять другого человека.– безотносительно к его качествам – большей компетентностью, чем его собственная. В присутствии агрессивных или самоуверенных людей его ощущение самоценности еще сильнее падает. Однако даже тогда, когда он один, он склонен недооценивать не только свои качества, таланты и способности, но также свои материальные средства.

Третью типическую черту составляет один из аспектов его общей зависимости ох других людей. Это бессознательная тенденция оценивать себя по тому, что о нем думают другие. Его самоуважение растет вместе с их одобрением или осуждением, с их расположением и любовью. Отсюда любое отвержение для него действительно катастрофично. Любая критика, отказ или отдаление от него представляются вселяющей ужас опасностью, и он может предпринять самые жалкие попытки вернуть расположение человека, с которым связана такого рода угроза. Его готовность подставить другую щеку вызвана не неким загадочным "мазохистским" побуждением, а является тем единственно логически возможным действием, на которое он способен, исходя из своих внутренних предпосылок.

Все это накладывает свой отпечаток на его особую систему ценностей. Естественно, сами эти ценности более или менее ясны, а их прочность соответствует его общей зрелости. Они тяготеют к добродетельности, сочувствию, любви, щедрости, отсутствию эгоизма, смирению; эгоизм, честолюбие, нечуткость, неразборчивость в средствах, обладание властью вызывают у него отвращение, хотя в то же самое время эти качества могут тайно его восхищать, потому что они олицетворяют "силу".

Таковы, следовательно, составляющие невротического "движения к людям". Теперь должно быть очевидно, насколько неадекватно было бы обозначить их каким-либо одним термином: подчинением или зависимостью, ибо здесь подразумевается определенный склад мыслей и чувств, образ действий, – весь образ жизни. Мы вкратце остановимся и на обратной стороне этой картины. При анализе уступчивого типа личности мы находим, что разнообразные агрессивные наклонности глубоко вытеснены. В явном контрасте с внешней чрезмерной предупредительностью мы сталкиваемся с бессердечным отсутствием интереса к другим людям, пренебрежительным отношением к ним, бессознательными паразитическими или эксплуататорскими наклонностями, склонностью контролировать других людей и манипулировать ими, неослабевающими потребностями превосходить других людей или получать удовольствие от мстительного торжества. Естественно, вытесненные побуждения различны по типу и интенсивности. Часто они возникают в ответ на неблагоприятный ранний опыт общения с другими людьми. Например, история их развития будет часто указывать на вспышки раздражения, имевшие место в возрасте до пяти или восьми лет, которые затем исчезли, уступив место полному послушанию. Но агрессивные наклонности также подкрепляются и усиливаются более поздними переживаниями, поскольку враждебность постоянно поддерживается многими источниками. Если бы мы в данном месте стали вдаваться во все эти обстоятельства, они завели бы нас слишком далеко в сторону; здесь достаточно сказать, что стремление держаться в тени и "добродетельность" располагают к тому, чтобы человеку "наступали на ноги" и использовали его для своих целей, далее, эта зависимость от других делает человека исключительно уязвимым, что, в свою очередь, порождает у него чувство, что им пренебрегают, его унижают всякий раз, когда он не получает с избытком необходимые ему знаки расположения, любви, привязанности или одобрения.

Когда я говорю, что все эти чувства, побуждения, отношения "вытеснены", я использую этот термин во фрейдовском значении, подразумевая, что человек не только не осознает их, но и настолько сильно заинтересован никогда не осознавать, что с тревогой следит, чтобы никакие их следы не приоткрылись ни ему, ни другим. Каждое вытеснение, таким образом, ставит перед нами вопрос: почему человек заинтересован в вытеснении определенных сил, действующих внутри него? В случае уступчивого типа мы можем найти несколько ответов. Большинство из них мы сможем понять лишь позднее, когда мы приступим к обсуждению идеализированного образа и садистских наклонностей. Что понятно уже здесь, так это то, что чувства или выражения враждебности обычно угрожают потребности человека нравиться другим и самому относиться к ним с симпатией. Кроме того, любая разновидность агрессивного поведения или даже просто самоутверждения 6удет казаться ему эгоистичной. Он сам будет осуждать такое поведение и, следовательно, будет чувствовать, что другие также осуждают его. А он не может пойти на риск такого осуждения, потому что все его самоуважение слишком сильно зависит от одобрения окружающих.

Вытеснение всех чувств и импульсов, связанных с самоутверждением, местью и честолюбием, имеет еще одну функцию. Это одна из многих предпринимаемых невротиком попыток устранить свой конфликт и создать вместо него ощущение единства, согласия, цельности. Стремление к внутреннему единству – не мистическое желание, а желание, вызванное практической необходимостью реальной жизни и невозможностью жить, когда человека постоянно раздирают противоположные стремления и вследствие этого он доходит до ощущения крайнего ужаса – быть расщепленным на части. Господство одной наклонности, достигаемое путем подавления всех противоречащих ей элементов, является бессознательной попыткой организовать личность. Оно составляет одну из основных попыток разрешить невротические конфликты.

Итак, мы уже обнаружили двойную заинтересованность в поддержании строгого контроля над всеми агрессивными импульсами: иначе весь образ жизни человека будет подвергнут опасности, а его искусственное единство - взорвано. И чем разрушительнее агрессивные наклонности, тем настоятельнее необходимость изгнать, уничтожить их. Такой человек будет ударяться в другую крайность, никогда не показывая, что он чего-либо хочет для себя, никогда не отвергнет просьбу, будет всегда стремиться всем угодить, всегда держаться в тени и так далее. Другими словами, тенденции уступать другим, умиротворять их усиливаются; они становятся еще более навязчивыми и утрачивают свою избирательность. Естественно, все эти бессознательные усилия не могут помешать действию или самоусилению вытесненных импульсов. Но они придают им такие способы выражения, которые соответствуют общей структуре. Человек будет предъявлять требования, "потому что он так несчастен", или он будет тайно властвовать под видом проявления "любви". Накопившаяся вытесненная враждебность может также проявляться во вспышках большей или меньшей силы: от периодически возникающей раздражительности до взрывов гнева. Эти взрывы, хотя они и не вписываются в картину доброты и мягкости, самому человеку предоставляются полностью оправданными. И, исходя из его предпосылок, он совершенно прав. Не понимая, что его требования к другим чрезмерны и эгоистичны, он не может временами не чувствовать, что с ним обходятся настолько несправедливо, что он просто не может этого больше выносить. Наконец, если вытесненная враждебность достигает силы слепой ярости, она может дать начало всем видам функциональных расстройств, таким как головные боли или болезни желудка.

Большая часть характерных черт уступчивого вида имеет, таким образом, двойную мотивацию. Например, когда он подчиняется, он делает это, чтобы избежать трений и, таким образом, достичь гармонии с другими; но подчинение может также быть средством полного устранения всех следов его потребности превосходить других. Когда он позволяет другим использовать его, это выражает уступчивость и "доброту", но это может также быть попыткой уйти от его собственного желания эксплуатировать других людей. Для преодоления невротической уступчивости обе стороны конфликта должны быть тщательно проработаны и в должном порядке. Из консервативных психоаналитических публикаций у нас иногда создается впечатление, что "высвобождение агрессивных побуждений" и составляет сущность психоаналитической терапии. Такой подход показывает плохое понимание сложности и, в особенности, вариативности невротических структур. Лишь для данного обсуждаемого типа оно действительно оправданно, но даже здесь его валидность ограничена. Раскрытие агрессивных побуждение оказывает освобождающее действие, но оно легко может оказаться вредным для развития человека, если такое "высвобождение" является самоцелью. За ним должна следовать тщательная проработка конфликтов, если в конечном счете должна быть достигнута интеграция личности.

Нам еще необходимо обратить внимание на то значение, которое любовь и секс имеют для людей, принадлежащих к уступчивому типу. Любовь часто представляется такому человеку единственной целью, к которой стоит стремиться и ради которой стоит жить. Жизнь без любви кажется скучной, бесполезной, пустой. Используя высказывание Фрица Виттельса, по поводу навязчивых поисков любви у невротиков, она становится призраком, за которым они гонятся, исключая из жизни все остальное. Люди, природа, работа и любые развлечения или интересы полностью теряют свой смысл, если не присутствуют некие любовные отношения, придающие им живость и остроту. Тот факт, что в условиях нашей цивилизации такое навязчивое стремление чаще и в более яркой форме проявляется у женщин, чем у мужчин, породил представление о том, что это специфически женская страсть. В действительности она не имеет ничего общего с женской или мужской природой, а является невротическим феноменом в том смысле, что это иррациональное навязчивое влечение.

Если мы поймем структуру уступчивого типа, мы сможем понять и то, почему любовь имеет для него исключительно важное значение, почему "если это и безумие, то в своем роде последовательное". В свете его противоположно направленных тенденций любовь действительно является единственным путем, посредством которого могут быть осуществлены все невротические потребности. Она обещает удовлетворить потребность быть любимым одновременно с потребностью в доминировании (через любовь), потребность быть на вторых ролях одновременно с потребностью превосходить других (посредством безраздельной заботы о нем партнера). Она позволяет ему отреагировать все свои агрессивные побуждения, пользуясь каким-либо удобным, невинным или даже похвальным поводом, и в то же самое время позволяет ему выражать все те внушающие любовь качества, которыми он обладает. Более того, поскольку он не осознает, что его трудности и страдания проистекают из конфликтов, кроющихся внутри него, любовь манит его как надежное средство избавления от всех них: если только он сможет найти человека, который будет любить его, все станет хорошо. Нетрудно сказать, что эта-надежда обманчива, но мы должны также понять логику его более или менее бессознательного рассуждения. Он думает: "Я слаб и беспомощен; до тех пор, пока в этом враждебном мире я один, моя беспомощность создает опасность и угрозу. Но если я найду кого-либо, кто будет любить меня больше всех других, опасность исчезнет, ибо он (она) защитит меня. С ним мне не нужно будет утверждать себя, ибо он будет понимать и давать мне то, что я хочу, и мне надо будет даже просить или объяснять. На деле – моя слабость станет ценным качеством, потому что он будет любить мою беспомощность, а я смогу опереться на его силу. Та инициатива, которую я просто не могу проявлять ради себя, расцветет, если она будет служить на пользу ему, или даже себе, но только потому что этого хочет он".

Он полагает (опять реконструируем это в виде словесно формулируемого рассуждения, которое частично складывается из размышлений, частично – из чувств, а частично – вполне бессознательно): "Для меня мучение быть одному. И не только потому, что я не могу в одиночку получать удовольствие. Даже более того, я чувствую себя потерянным и полным тревоги. Конечно, я могу сходить в кино один или почитать книгу в субботу вечером, но это унизительно, потому что это будет показывать, что я никому не нужен. Поэтому я должен тщательно составлять свои планы, чтобы никогда не оставаться одному в субботу вечером или в любое другое время, коли на то пошло. Но если я встречу глубоко любящего меня человека, он освободит меня от этой пытки; я никогда не буду одинок; все, что в данный момент лишено смысла, будь это приготовление завтрака, или работа, или любование закатом, все станет радостью".

И он думает: "У меня нет уверенности в себе. Любого другого человека я всегда воспринимаю как более компетентного, более привлекательного, более одаренного, чем он сам. При этом даже то, что мне удалось совершить, не имеет значения, потому что в действительности я не могу приписывать эти достижения себе. Возможно, я блефовал, или, возможно, это был просто счастливый случай. Я определенно не могу поверить, что смогу это сделать еще раз. И если люди действительно узнают меня, мне от этого не будет никакой пользы. Но если бы я нашел кого-либо, кто любил бы меня таким, какой я есть, и для кого я бы был самым важным в жизни, тогда я бы кем-то стал". Поэтому неудивительно, что любовь обладает всей притягательностью миража. Неудивительно, что за нее должны цепляться, предпочитая ее тяжелому процессу изменения изнутри."

Сексуальные отношения как таковые, помимо их биологической функции, ценны тем, что дают человеку доказательство его желанности для другого. Чем сильнее у уступчивого типа тенденция к отстраненности, то есть опасение своей эмоциональной вовлеченности, или чем более он потерял надежду быть любимым, тем вероятнее, что простая сексуальность будет заменять ему любовь. Она станет для него тогда единственным путем к человеческой близости и будет переоцениваться им, подобно любви, за свою способность решить все проблемы.

Если мы будем осторожны, чтобы избежать двух крайностей: крайности считать вполне естественным, когда пациент целиком сосредоточивается на любви, и крайности ее отрицания как "невротической", – то мы увидим, что ожидания уступчивого типа в этом отношении логически вытекают из его философии жизни. И слишком часто – или всегда? – в невротических проявлениях мы обнаруживаем, что рассуждение пациента, сознательное или бессознательное, является безупречным, но основывается на ложных предпосылках. Ложность этих предпосылок заключается в том, что он ошибочно принимает свою потребность в любви ипривязанности и все, что вытекает из нее, за подлинную способность любить и что он полностью упускает свои агрессивные и даже разрушительные наклонности. Другими словами, он упускает весь невротический конфликт. Что он ожидает, так это покончить с вредными последствиями нерешенных конфликтов, ни чего не меняя в самих конфликтах, – позиция, характерная для любой невротической попытки решения. Вот почему эти попытки неизбежно обречены на неудачу. Что касается любви как средства решения, необходимо, однако, сказать следующее. Если человеку уступчивого типа посчастливится найти партнера, обладающего одновременно и силой, и добротой, или чей невроз соответствует его собственному, его страдания могут стать значительно слабее, и он, возможно, познает свою скромную долю счастья. Но, как правило, взаимоотношения, от которых он ожидает рая на земле, лишь погружают его в еще более глубокое несчастье. Слишком велика вероятность того, что он привнесет в эти взаимоотношения свои конфликты и, таким образом, разрушит их. Даже самая благоприятная возможность может в лучшем случае лишь несколько облегчить переживаемые им страдания: до тех пор, пока его конфликты не разрешены, его развитие будет блокировано.