Движение против людей

При обсуждении второго типа базального конфликта – тенденции двигаться против людей – мы, как и ранее, будем продолжать исследовать здесь тот тип, у которого доминируют агрессивные наклонности.

Точно так же, как уступчивый тип всячески цепляется за веру в то, что "люди хорошие", и обречен постоянно испытывать удары, видя свидетельства противоположного, так и агрессивный тип принимает как само собой разумеющееся, что все люди настроены враждебно, и отказывается признавать, что это не так. Для него жизнь является борьбой всех против всех; "Всяк за себя и к черту отстающих". Допускаемые им изредка исключения из этого правила делаются неохотно и с оговорками. Его истинное отношение к другим иногда носит вполне очевидный характер, но чаще оно скрыто, за внешним лоском учтивой вежливости, справедливости и доброго товарищества. Этот "фасад" может представлять собой Макиавеллиеву уступку целесообразности. Однако, как правило, он представляет собой смесь притворства, искренних чувств и невротических наклонностей. Желание заставить других считать себя славным малым может сочетаться с некоторой долей действительной доброжелательности, но только до тех пор, пока ни у кого не возникает возражения по поводу того, что он сам командует. Могут присутствовать и элементы невротической потребности в любви, привязанности и одобрении, поставленные на службу агрессивным целям. Уступчивому типу никакой такой "фасад" не требуется, потому что его ценности так или иначе совпадают с социально одобряемыми ценностями или христианскими добродетелями.

Чтобы в полной мере оценить тот факт, что потребности агрессивного типа также навязчивы, как и потребности уступчивого типа, мы должны осознать, что их в столь же большой степени вызывает базальная тревожность, как и в первом случае. Это следует подчеркнуть, потому что компонент страха вполне очевидный в случае уступчивого типа, никогда не признается или не обнаруживается в рассматриваемом нами теперь типе. У него все направлено на то, чтобы становиться все более несгибаемым, твердым и жестким или, по крайней мере, казаться таковым.

В основе его потребности лежит ощущение мира как арены, где выживают, в дарвиновском смысле, лишь наиболее приспособленные, а сильные уничтожают слабых. Да, роль цивилизации, в которой живет человек, в выживании значительна, но в любом случае преследование своекорыстных целей является высшим законом. Отсюда его главной потребностью становится потребность управлять другими. Вариации в способах управления бесконечны. Это может быть как прямое проявление власти, так и косвенное манипулирование под видом сверхзаботливости или связывания людей. Он может предпочитать власть человека, "стоящего за троном". Он может стремиться к тому же, делая ставку на свой интеллект, поскольку твердо верит, что посредством разума или предвидения со всем можно справиться. Конкретная форма его контроля частично зависит от его природных способностей. Частично же она представляет собой сочетание конфликтующих наклонностей. Если, например, человек склонен к отстраненному поведению, он будет одновременно избегать прямого доминирования, потому что оно представляет слишком близкий контакт с другими людьми, или, у него имеется сильная скрытая потребность в любви и привязанности, предпочтение также получат косвенные методы. Если же он стремится к власти, стоя "за троном", то это указывает на садистские наклонности, поскольку здесь подразумевается использование других людей в качестве средств для достижения своих целей.

Вместе с тем, он нуждается в ощущении превосходства, в успехе, престиже или любой иной форме признания. Стремления такого рода часто ориентированы на власть, в той мере, в каком успех и престиж дают человеку власть в обществе, основанном на соперничестве. Но они также придают субъективное чувство силы возникающее в результате получения подтверждения извне, внешних знаков приветствия и самого факта превосходства. Здесь, как и в уступчивом типе, центр тяжести лежит вне самого человека, отличие только в той форме подтверждения, которую он хочет получить от других. Надежды первого типа фактически также тщетны, как и второго. Когда люди удивляются, почему успех нисколько не прибавил им чувства защищенности, они лишь показывают свое психологическое невежество, но сам факт, что они так думают, указывает, до какой степени успех и престиж общепризнанны в качестве мерила благополучия.

Сильно выраженная потребность эксплуатировать других, стремление перехитрить кого-то и использовать в своих целях составляют часть общей картины. Любая ситуация или любые отношения рассматриваются с точки зрения "что я могу от этого получить" – относится ли она к деньгам, престижу, контактам или идеям. Сам человек сознательно или полуосознанно убежден, что все действуют подобным образом, и потому единственное, что имеет значение, – делать это успешнее остальных. При этом качества, которые развиваются у него, почти диаметрально противоположны качествам уступчивого типа. Он становится жестким и неуступчивым или делает такой вид. Все чувства – как свои собственные, так и чувства других людей – он считает "жалкой сентиментальностью". Любовь, с его точки зрения, играет незначительную роль. Не то чтобы он никогда не "влюбляется", или никогда не имеет любовных связей, или никогда не вступает в брак, но его первейшая забота состоит в том, чтобы иметь такую супругу, которая своей привлекательностью, престижем в обществе или богатством сможет упрочить его собственное положение. Он не видит причины, чтобы заботиться о ком-то другом. "Почему я должен о ком-то заботиться? Пусть они сами о себе заботятся". По поводу старой этической проблемы, когда из двух человек на плоту может выжить лишь один, он сказал бы, что, конечно же, он постарался спасти свою собственную шкуру, не будучи глупцом или лицемером. Ему невыносима сама мысль признаться в том, что он испытывает какой-либо страх, и он найдет решительные способы поставить его под контроль. Он может, например, заставить себя остаться в пустом доме, хотя ужасно боится грабителей, он может упорствовать в верховой езде до тех пор, пока не преодолеет свой страх перед лошадьми; он может умышленно прогуливаться вдоль болот, где, как известно, водятся змеи, чтобы избавиться от своего ужаса перед ними.

В то время как уступчивый тип имеет тенденцию все улаживать, агрессивный тип делает все возможное, чтобы быть хорошим борцом. Он проявляет живость и остроту в споре и с готовностью вступит в него ради доказательства, что он прав. Он может быть на высоте, будучи загнан в угол, когда не имеет другого выбора, кроме как сражаться. В противоположность уступчивому типу, которого страшит победа, он плохо переносит проигрыш и безусловно хочет победы. Он с такой же готовностью обвиняет других, с какой первый тип склонен винить себя. Ни в том, ни в другом случае вопрос о виновности не имеет никакого значения. Уступчивый тип, когда он признает свою вину, на самом деле нисколько не считает себя виновным, но стремятся все как-нибудь уладить миром. Сходным образом агрессивный тип совсем не убежден, что не прав другой человек, он просто утверждает собственную правоту, поскольку он нуждается в ней как в основе субъективной уверенности главным образом по тем же самым причинам, по которым армии требуется безопасная позиция, чтобы начать атаку. Признать ошибку в том случае, когда это не является абсолютно необходимым, представляется ему непростительным проявлением слабости, если не отъявленной глупостью.

В соответствии с его установкой на необходимость борьбы против злобного мира, он должен развить в себе острое чувство реализма – на свой лад. Он никогда не будет столь "наивным", чтобы упустить, не отметив, в других малейшего проявления честолюбия, жадности, невежества или чего-либо еще, что могло бы воспрепятствовать его собственным целям. Поскольку в цивилизации, основанной на соперничестве, подобные качества намного более распространены, чем истинная порядочность, он оправдывает себя тем, что всего лишь является реалистом. В действительности, конечно, он столь же односторонен, как и уступчивый тип. Другую грань его реализма составляет то значение, которое он придает планированию и предвидению. Подобно всякому хорошему стратегу, он в каждой ситуации тщательно взвешивает собственные шансы, силы своих противников и возможные ловушки.

Поскольку им постоянно движет стремление к утверждению себя как самого сильного, самого проницательного или пользующегося всеобщей любовью человеком он пытается развить в себе необходимые для этого умения и изобретательность. Энергия и ум, которые он вкладывает в свою работу, могут создавать ему репутацию высокоуважаемого сотрудника или делать успешным его собственный бизнес. Однако производимое им впечатление полной поглощенности интересами своей работы будет в некотором смысле обманчивым, ибо для него работа является лишь средством достижения цели. Он не любит то, что он делает, и не получает от этого никакого удовольствия, что согласуется с его попыткой вообще исключить чувства из своей жизни. Такое удушение всех чувств приводит к двойственному результату. С одной стороны, это несомненно целесообразно с точки зрения успеха, так как позволяет ему функционировать подобно хорошо смазанной машине, неустанно работая на то, что принесет ему еще больше власти и престижа. Чувства здесь могли бы помешать. Они могли бы толкнуть на такое направление работы, которое сулит меньше выгоды; они, возможно, заставили бы его отказываться от использования тех средств, которые столь часто применяются на пути к успеху; они, возможно, ввели бы его в соблазн отказаться от своей работы ради наслаждения природой или искусством или ради общения с друзьями вместо лиц, полезных для его целей. С другой стороны, та эмоциональная обедненность, которая возникает в результате удушения чувств, не может не оказать своего влияния на качество его работы; она определенно будет ослаблять его творческие силы.

Агрессивный тип производит впечатление человека, полностью лишенного внутренних запретов. Он может добиваться удовлетворения своих желаний, отдавать приказания, выражать гнев, защищать себя. Но в действительности у него ничуть не меньше внутренних запретов, чем у уступчивого типа. Тот факт, что присущие ему внутренние запреты тотчас не бросаются нам в глаза, говорит не очень-то в пользу нашей цивилизации. Они лежат в эмоциональной сфере и относятся к его способности дружить, любить, питать привязанности, проявлять сочувственное понимание, испытывать бескорыстное наслаждение. Последнее он отбрасывает как пустую трату времени.

Он чувствует себя сильным, честным и реалистичным человеком, и все это действительно так, если смотреть на вещи его глазами. Исходя из принятых им предпосылок, он оценивает себя строго логично, так как безжалостность для него является силой, отсутствие заботы о других –.честностью, а преследование собственных целей любыми средствами – реализмом. Его представление относительно своей честности частично вытекает из проницательного разоблачения свойственного современному обществу лицемерия. Энтузиазм по поводу какого-либо общего дела, филантропические чувства и тому подобное он воспринимает как чистое притворство, и для него не составляет труда разоблачать социальные лозунги или христианскую добродетель, показывая, что за ними так часто скрывается на самом деле. Его система ценностей строится на основе философии джунглей. Сила дает право. Отбрось гуманность и жалость. Homo homini lupus est. Здесь мы встречаем ценности такого рода, которые не очень отличаются от хорошо знакомых нам на примере нацизма.

В склонности агрессивного типа отвергать реальную симпатию и доброжелательности, точно так же, как их ложных двойнийков – уступчивость и покладистость, - есть своя субъективная логика. Но было бы ошибочным утверждать, что он не может провести различия между ними. Когда он встречается с несомненно дружеским расположением в сочетании с силой, он вполне способен к признанию и уважению его. Все дело в том, что он уверен, что чрезмерная разборчивость в этом отношении противоречила бы его интересам. Оба эти типа отношений представляются ему помехами в борьбе за выживание.

И все же почему он столь яростно отвергает более нежные человеческие чувства? Почему ему так претят внешние выражения любви и привязанности у других людей? Почему он полон презрения, когда кто-либо обнаруживает симпатию в неподходящий, как он считает, момент? Он действует подобно человеку, который прогоняет нищих от своей двери, потому что они разрывают его душу. Он и в самом деле может быть в буквальном смысле грубым с нищим, он может отказать в простейшей просьбе, причем с горячностью, явно несоразмерной поводу. Такого рода реакции для него типичны, их легко можно наблюдать по мере того, как агрессивные наклонности становятся в ходе анализа менее ригидными. В действительности он испытывает смешанные чувства по поводу "мягкости" других людей. Он и в самом деле презирает ее в них, но он также и приветствует это чувство, потому что оно открывает ему еще больший простор в достижении собственных целей. Иначе по какой другой причине он так часто испытывал бы тягу к уступчивому типу, точно так же, как этот последний столь часто тянется к нему? Причина чрезмерности его реакции заключается в том, что она связана с его потребностью бороться в себе с малейшей чувствительностью. Ницше дает нам хорошую иллюстрацию движущих сил этого типа, когда заставляет своего сверхчеловека относиться к любой форме симпатии "как к разновидности пятой колонны, как к врагу, действующему внутри него. Для человека такого типа "мягкость" означает не только искреннюю любовь, привязанность, жалость и тому подобное, но и все, что подразумевается под потребностями, чувствами и принципами уступчивого типа. В случае с нищим, например, он будет испытывать побуждение высказать искреннее сочувствие, ощутит потребность исполнить его просьбу, почувствует, что он должен помочь. Но существует еще более настоятельная потребность – оттолкнуть от себя все эти чувства, и в результате он не только отказывает в просьбе, но и оскорбляет при этом.

Надежду связать в единое целое свои расходящиеся побуждения, которую уступчивый тип видит в любви, агрессивный тип ищет в признании. Признание не только обещает ему утверждение себя, в котором он нуждается, но и открывает перед ним дополнительный соблазн быть любимым другими и быть способным в свою очередь любить их. Поскольку ему кажется, что признание таким образом несет решение его конфликтов, оно становится тем спасительным миражом, за которым он устремляется. Внутренняя логика его борьбы в принципе такова же, что внутренняя логика уступчивого типа, и поэтому ее достаточно лишь кратко обрисовать здесь. Для агрессивного типа любое чувство симпатии, или обязанность быть "хорошим", или покорность кому-то были бы в принципе несовместимы со структурой той жизни, которую он построил, и могли бы подорвать ее основы. Кроме того, появление этих противостоящих тенденций прямо поставило бы его перед базальным конфликтом и, таким образом, разрушило бы всю ту организацию, которую он так тщательно выстраивал, организацию ради единства. Следствием будет то, что вытеснение относительно более "мягких" наклонностей усилит наклонности агрессивные, придав им еще более навязчивый характер. Если два типа личности, которые мы обсудили, представляются нам теперь достаточно ясно, мы можем видеть, что они образуют полярные крайности. То, что составляет предмет желания у одного типа, вызывает отвращение у другого. Первый тип вынужден любить каждого, второй – считать всех своими потенциальными врагами. Первый тип любой ценой пытается избежать борьбы, другой считает борьбу естественным элементом своей жизни. Первый тип держится за страх и беспомощность, второй пытается их отбросить. Побуждения первого, хотя и невротические, отвечают гуманным идеалам, побуждения второго – "философии джунглей". Но тем не менее ни один из этих вариантов не избран свободно: каждый имеет навязчивый и негибкий характер, задан внутренней необходимостью. Между ними нет такой средней точки, где они могли бы встретиться.

Теперь мы готовы сделать шаг, к которому привело нас наше описание типов и ради которого мы их обсуждали. Мы намеревались раскрыть, в чем состоит базальный конфликт, и до сих пор видели лишь две его стороны, проявляющиеся в качестве преобладающих наклонностей в разных типах личности. Шаг, который необходимо сейчас предпринять, заключается в том, чтобы показать человека, у которого эти два противоположных ряда отношений и ценностей задействованы в равной мере. Неясно, не бу-; дет ли такой человек разрываться между двумя диаметрально противоположными направлениями настолько, что вообще утратит способность функционировать? В таком случае с ним действительно произошло бы расщепление, и все его способности к действию были бы парализованы. Попытка устранения одного из двух рядов противоположных ценностей и отношений переводит его в ту или иную из описанных нами категории; это один из тех путей, которым он пытается решить свои конфликты.