Гносеологические вопросы общего учения о праве

Общетеоретические исследования права занимают важное место в советской юридической науке. Проводимые в соответствии с принци­пами диалектического и исторического материализма, они служат логи­ческой основой для углубленного анализа исторических типов права, и в первую очередь для всестороннего изучения права в социалистиче­ском обществе. Важное условие успешного решения общетеоретических вопросов — плодотворные дискуссии, научные споры и обмен мнениями по актуальным проблемам правовой науки и практики. В данной статье предпринята попытка дать анализ некоторых спорных вопросов общего учения о праве и путях его реализации.

1. О сущности права первого и следующих по­рядков. В. И. Ленин отмечал: «Мысль человека бесконечно углуб­ляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, по­рядка, к сущности второго порядка и т. д. без конца». Данное положе­ние относится не только к явлениям природы, но и к обществу, в том числе и праву. Если это так, то наличие у права сущностей разного порядка можно объяснить, видимо, тем, что оно надстроечное явление и потому имеет основание не в самом себе, а в соответствующих мате­риальных условиях жизни классового общества. Начиная исследование, с поверхности юридической действительности, мы углубляем познание права до его сущности первого порядка, а затем стремимся выяснить ее собственную основу, которая находится в сфере социально-экономи­ческих отношений.

Сущность права первого (и для специфики права самого важного) порядка выявлена и четко сформулирована К. Марксом и Ф. Энгель­сом в «Манифесте Коммунистической партии». Здесь речь идет о сущ­ности права как такового, о том, что право — материально детермини­рованная и возведенная в закон воля господствующих классов. «Воз­ведение в закон» господствующей воли надо понимать в широком смысле, что означает придание ей качества общезначимости, необхо­димости, непререкаемости, наивысшей обязательной силы, норматив­ности, противопоставленных простому случаю и произволу.

Такое понимание воли в праве полностью соответствует известному положению К. Маркса о том, что урегулированность и порядок дол­жны рассматриваться как форма упрочения данного способа производ­ства, эмансипирующая его от случая и произвола. Просуществовав в течение известного времени, эта форма упрочивается как обычай и традиция и, наконец, санкционируется как положительный закон.

Это генетический аспект вопроса. Вместе с тем широкая трактовка употребляемого в «Манифесте» слова «закон», неосновательность его восприятия лишь в виде юридического закона, как одного из источни­ков права, прямо вытекает из не менее известного предостережения К. Маркса и Ф. Энгельса против сведения права к законодательству. Принципиальное значение широкой трактовки формулы «возведенная в закон воля господствующих классов», убедительно доказано совет­ской общей теорией права, и возвращаться к ней приходится лишь-потому, что время от времени все же встречаются случаи отождествле­ния права и законодательства.

Трудно переоценить огромную роль для теории и практики содер­жащейся в «Манифесте» формулы сущности права. Однако классики марксизма-ленинизма никогда не ограничивались сущностью права первого порядка. При необходимости они всегда раскрывали ее глу­бинное основание, лежащее за пределами юридической формы общест­венных отношений. Собственно говоря, и в «Манифесте» обращалось внимание на то, что содержание воли в праве определяется материаль­ными условиями. В «Предисловии „К критике политической эконо­мии"» обращается внимание не только на то, что правовые отношения коренятся в материальных жизненных отношениях, но и сами отноше- ния собственности трактуются как юридическое выражение производ­ственных отношений. «Предисловие» не дает никаких оснований для отождествления права и отношений собственности, поскольку тут же К.Маркс подчеркивает, что юридическая надстройка возвышается над экономическим базисом. Суть, очевидно, в том, что в реальной жизни материальное содержание и юридическая форма отношений собствен­ности представляют единое целое. К. Маркс доказывает это и тогда, когда в «Капитале» отмечает, что вещи относятся друг к другу как товары, поскольку их владельцы обоюдно признают себя собственни­ками и осуществляют куплю-продажу. Отношение товаровладельцев, пишет он, — «юридическое отношение, формой которого является до­говор, — все равно закреплен он законом или нет, — есть волевое от­ношение, в котором отражается экономическое отношение». Далее К. Маркс с иронией отмечает, что «сфера обращения, или обмена то­варов, в рамках которой осуществляется купля и продажа - рабочей силы, есть настоящий эдем прирожденных прав человека». Конечно, неверно полагать, что складывающиеся в отношениях распределения и обмена права и обязанности сами по себе являются юридическими обязанностями и субъективными правами. Для этого они должны при­обрести стабильность, общезначимость, нормативность, обязательность, гарантированную государственным признанием в законодательстве, в прецедентном или обычном праве, т. е. превратиться в возведенную в закон волю господствующих классов. Но именно в области экономи­ческих отношений возникает социально-фактическая модель права и правоотношений, которая, возможно, и оказывается сущностью права второго или следующих порядков, коль скоро упомянутые отношения собственности являются материальной основой самой возведенной в за­кон воли господствующих классов.

Здесь имеет смысл оговорить следующее. Сущность права второго и следующих порядков получает реальное бытие лишь в той степени, в какой данный вид отношений собственности требует юридического опосредования и таковое получает. Сущность не формированная, не вы­раженная в соответствующих явлениях (в данном случае — в праве), не реальна. «Сущность должна являться», «...сущность является. Явление существенно», «явление... есть проявление сущности».

Игнорирование глубинной сущности права может привести к во­люнтаризму и к узконормативной трактовке права. Напротив, не учи­тывая сущность права первого порядка, легко утратить специфические свойства права и растворить его в правоотношениях, а то и в факти­ческих отношениях. Представляется, что постановка вопроса о сущно­сти права разного порядка соответствует подразделению содержания права на непосредственное (волевое) и материальное, которое находит­ся вне собственно права, в экономике. Последнюю Ф. Энгельс и В. И. Ленин характеризуют в качестве содержания всех надстроечных явлений. Предлагаемое для обсуждения понимание сущности права разного порядка дает возможность более широких позиций подойти к понятию и определению права.

2. О понятии права. Марксизм-ленинизм рассматривает понятия и научные определения как известный результат познания и «ступеньки» его дальнейшего развития. В. И. Ленин писал: «Понятие (познание) в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущ­ность...», «человеческие понятия не неподвижны, а вечно движутся, переходят друг в друга, переливаются одно в другое, без этого они не отражают живой жизни». Дефиниции по сравнению с научным поня­тием ограничены, имеют больше прикладное значение, в кратком опре­делении трудно охватить всю многогранность предмета, «дефиниций может быть много, ибо много сторон в предметах». Эти ленинские по­ложения применимы и к праву, научное понятие которого развивается соответственно движению общественной жизни и углублению научных исследований. Вероятно, возможны и разные дефиниции права.

Из приведенных ленинских высказываний следует также, что поня­тие должно открывать (фиксировать) в непосредственных явлениях их сущность. И тут надо сразу заметить, что понятие права не может охватывать любые компоненты юридической надстройки, речь должна идти только о явлениях самой сущности права — о сущности права первого порядка и ее непосредственном проявлении в том, что есть собственно право как центральная часть юридической надстройки. Что же такое собственно право? Из анализа сущности права вытекает, что право составляют лишь те части надстройки, которые обладают свой­ствами общезначимых и государственно обязательных масштабов пове­дения, непосредственно выражающих возведенную в закон волю гос­подствующих классов. Такими свойствами не обладают ни правосозна­ние, ни правоотношения. Сами по себе требования правосознания мо­гут быть нормативны, но они не гарантированы организованным при­нуждением со стороны государства и не всегда предстают в качестве воли господствующих классов. Правоотношения—разновидность, об­щественных отношений и потому их непосредственным содержанием является фактическая деятельность, а не ее масштабы. Общественные отношения, писал В. И. Ленин, слагаются из действий людей. Право­сознание и правоотношения имеют вполне самостоятельное и большое значение, но считать их непосредственно правом едва ли возможно.

Свойства общезначимости, общеобязательности и меры поведения получают наиболее концентрированное выражение в юридических нор­мах, в их совокупности (системе) ясно просматриваются коренные свойства права, обусловленные его сущностью первого порядка. Поэто­му широко распространенное в советской науке утверждение, что право есть система юридических норм, правильно, обоснованно и практически целесообразно. Вместе с тем дополнительные исследования и обобще­ния исторической практики свидетельствуют о том, что полное отож­дествление права с юридическими нормами (с объективным правом) таит в себе односторонность, слабо отражает связь права с субъектами общественных отношений, недостаточно учитывает глубинную сущность интересующего нас социального феномена классового общества. Ви­димо, не случайно, большинство ученых, выступавших по общим вопро­сам права на научно-координационной конференции, организованной ИГПАНом в декабре 1973 г., отмечали те или иные недостатки сведе­ния права к юридическим нормам. На этой конференции отстаивал полноценность общепринятого понятия права А. Ф. Шебанов, исхо­дивший из позиции, которые обычно излагал Н. Г. Александров. Против включения в понятие права правоотношений и правосознания выступил и С. Н. Братусь. Расширение понятия права, указывал он, «таит угрозу ухода от изучения права как системы норм и тех законо­мерностей, которые присущи этой системе, короче — от изучения дей­ствующего законодательства». Опасения С. Н. Братуся частично обоснованны. Но существует ли в действительности такая жесткая альтернатива: либо сведение права к юридическим нормам, либо вклю­чение в него правовых отношений и. правосознания? Можно ли обеспе­чить широкий подход к понятию права и при этом избежать раство­рения его в иных явлениях общественной жизни? Разве, к примеру, С. С. Алексеев, Д. А. Керимов, Е. А. Лукашева, призывающие ныне подумать над более широким пониманием права, стремятся отойти от его юридической специфики? Нормативно-классовый характер права не исключает многоаспектного к нему подхода и, в частности, более внимательного отношения к связи между объективной и субъективной сторонами (моментами) права. Признание правом системы юридиче­ских норм, по-видимому, не исключает признания таковым и комплекса закрепленных в нормах субъективных прав участников регулируемых отношений. Представляется, что возведенная в закон воля господст­вующих классов непосредственно проявляется в диалектически взаимо­связанных объективном и субъективном праве. Тогда последнее не будет выглядеть как некий второстепенный «придаток» права.

Права субъектов имеют юридический характер, являются тем, что на юридическом языке называют субъективным правом, поскольку они зафиксированы в правовых нормах, в объективном праве. Последнее в свою очередь оказывается действующим правом, регулятором обще­ственных отношений лишь потому, что воплощено в правах (юридиче­ских обязанностях) участников фактических отношений. В истории общества и в настоящее время в различных странах процесс правооб-разования (возведения в закон господствующей воли) идет разными путями, но действующим всегда оказывается право в единстве его объ­ективированных и персонифицированных компонентов. Будучи выра­жением единой сущности, система юридических норм и комплекс юри­дических прав субъектов обладают едиными существенными свойства­ми: общезначимостью, нормативностью, гарантированной государством обязательностью. Но это не идентичные проявления сущности права — в одном случае речь идет об общих масштабах поведения, объективи­рованных в качестве юридических норм, в другом — о персонифициро­ванных масштабах поведения. С точки зрения общественного развития объективное н субъективное право в одинаковой степени, как и вся юридическая надстройка, составляют субъективный фактор истории. Их соотношение нельзя воспринимать через парные философские кате­гории объективного и субъективного. Если угодно, то связь между объективным правом и правами субъектов правильнее выражать по­средством таких категорий диалектики, как конкретное и абстрактное.

Двуединое непосредственное проявление сущности права обуслов­лено особенностью предмета правового регулирования. Нельзя регули­ровать общими масштабами общественные отношения, не воздействуя при этом на поведение их субъектов (граждан, организаций). Невоз­можно влиять на деятельность последних, не оказывая воздействия на те общественные отношения, содержанием которых является такая деятельность. Именно потому «всякое право есть применение одина­кового масштаба к различным людям». Важно обратить вни­мание, что в этих ленинских словах подчеркивается не только одина­ковость масштаба, но и то, что право есть его применение к субъектам общественных отношений. Равный масштаб содержат юридические нормы, приложение данного масштаба к различным людям (их орга­низациям) — права субъектов.

Предлагаемый вариант многоаспектного подхода к праву, разуме­ется, нельзя считать бесспорным.

Право в реальной жизни существует не только в качестве юридиче­ских норм, но ив виде комплекса наличных юридических прав участ­ников регулируемых отношений, которые могут их использовать сами или требовать от других юридически должного поведения, выполнения обязанностей. Признание такого положения вещей теперь можно найти и у С. С. Алексеева.

Постановка вопроса о понятии права, включающем одновременно объективное и субъективное право, пригодна для самого общего опре­деления права любой классовой общественной формации. Она требует дальнейшей конкретизации применительно к развитой юридической действительности социалистического общества, которая характеризует­ся ведущим значением законодательства, всесторонним закреплением в нем прав и обязанностей субъектов права, благоприятными предпо­сылками использования субъективных прав и выполнения юридических обязанностей, режимом социалистической законности. Отмеченная по­становка вопроса соответствует двуединому пониманию социалистиче­ской законности как строжайшей охраны прав граждан и строгого со­блюдения всеми советского законодательства.

3. Осуществление права в практической деятель­ности. Право в самом широком плане может быть интерпретирова­но как одна из форм духовного освоения общественного бытия. Из­вестно, что К. Маркс различал логическое, (научное), художественное и практически-оценочное познание окружающего мира. Он писал и о том, что духовное производство «проявляется в языке политики, за­конов, морали, религии, метафизики...». Именно поэтому правовые памятники прошлого так много говорят историкам о существовавшем в далекие времена общественном строе. Поэтому право может рассмат­риваться как идеологическая категория, в определенном аспекте как концентрированное выражение достижений культуры, несет в себе при известных социальных условиях значительный гуманитарно-прогрессив­ный потенциал и может оказывать просветительно-воспитательное воз­действие. И все же специфика права и его обратного воздействия на общественные отношения не объясняется «чистыми» свойствами об­щественного сознания отражать общественное бытие. Воля в праве есть активное, деятельно-практическое, целенаправленное выражение потребностей, интересов, сознания господствующих классов. Конспек­тируя гегелевскую «Науку логики», В. И. Ленин записывает: «Очень хорош § 225 Энциклопедии, где „познание" („теоретическое") и „воля", „практическая деятельность" изображены как две стороны, два мето­да, два средства уничтожения „односторонности" и субъективности и объективности». Тут проводится не только тонкая грань между созна­нием и волей, но, что особенно интересно, воля и практическая дея­тельность берутся как однопорядковые явления. Эта однопорядковость воли и деятельности подчеркивается В. И. Лениным и в других местах конспекта. Становится ясным, почему еще К. Маркс говорил о воле в ее теоретической и практической энергии и показывал, что законо­дательство — социальная сила более высокого порядка, чем обществен­ное сознание.

Будучи возведенной в закон волей, право по самому своему существу нацелено на реализацию в практической деятельности. Право (объективное и субъективное) имеет незначительную общественную ценность, если не находит реализации в деятельности людей и их орга­низаций. С философской точки зрения юридические нормы есть лишь абстрактная возможность по отношению к фактической деятельности тех, к кому они обращены, т. е. к действительности. Субъективное пра­во во всех его модификациях (правоспособность, всеобщие и абсолют­ные права, правомочия субъектов правоотношений) — различные сту­пени, конкретизации и персонализации абстрактной юридической воз­можности, то звено, которое связывает наряду с юридическими обязан­ностями эту возможность с практической деятельностью. Осуществле­ние права в качестве завершившегося процесса знаменует переход от возможности (должного) к действительности (к сущему). В системе «общественные отношения — право» последнее выступает как одно из специфических средств превращения общественных возможностей в действительность, как момент перехода первых во вторую. Наиболее успешно подобную миссию право выполняет в случаях, когда; такое превращение выражает объективную необходимость, закономерность социального развития на данном его историческом этапе. В этом смыс­ле юридически гарантированные возможности (а не только обязанно­сти) есть необходимость общественного состояния. Во всяком случае, в социалистическом обществе использование прав столь же важно об­ществу, как и исполнение обязанностей.

От общеидеологического, информативного воздействия права на поведение людей и деятельность организаций надо отличать его осу­ществление, в процессе которого происходит специфически-юридическое регулирование общественных отношений. Особенность правового регу­лирования в том, что оно имеет своим предметом общественные отно­шения определенного вида, соответственно чему формируются и методы регулирования. Особенность правового регулирования и в том, что оно непременно связано с использованием субъективных прав и выполне­нием юридических обязанностей. Абстрактные и конкретные (общие и персонифицированные) масштабы поведения превращаются в практи­ческую деятельность субъектов регулируемых отношений. Право нахо­дит свое практическое осуществление.

Может ли правовое регулирование иметь место вне правоотноше­ний? Традиционно считалось, что нет. Так думают и теперь многие ученые. Есть и иное мнение. Его мы пытались доказать, развивая при этом суждения Д. М. Генкина, С. Н. Братуся, С. Ф. Кечекьяна. Ви­димая слабость первой точки зрения проявляется в том, что теперь не­которые из ее сторонников предлагают ввести в научный оборот кате­горию «всеобщих» правоотношений (С. С. Алексеев, Н. И. Матузов), чтобы охватить ими основные (конституционные) права и обязанности граждан, которые нельзя, конечно, трактовать только как правоспособ­ность и неюридическую персонифицированную обязанность всех людей. Однако «всеобщие» правоотношения и есть особые правового характе­ра связи. И решение проблемы переносится в область социально-фи­лософского понимания различия между понятиями «общественное отно­шение» и «общественная связь». К тому же столь широкое понима­ние правовых отношений логически ведет к признанию во многих случаях их субъектом государства (в целом), что напоминает идею «трехчленности» правового отношения, не нашедшую своего подтверждения. Дискуссии на эту тему продолжаются, и все больше ощущается потребность уточнения философского и социологического понимания общественных отношений.

В данном случае важно подчеркнуть и другой аспект, осуществле­ния права. Советские ученые единодушны в том, что правоотношения следует рассматривать как особо специфическую форму реализации объективного и субъективного права. Тогда оказывается, что изучаю­щий правовые отношения собственности на средства производства ве­дет анализ на уровне тех материальных факторов, которые являются в конечном счете основой возведенной в закон воли господствующих классов, т. е. на уровне сущности права второго или следующих поряд­ков. Указанное обстоятельство чрезвычайно интересно в познаватель­ном и практическом плане.

Во-первых, оно свидетельствует о том, что правоотношения нельзя воспринимать в качестве маловажного юридического явления. Если в ранние эпохи становления классовых общественно-экономических фор­маций или в периоды их революционной смены они играют роль «за­чатков» юридического опосредования фактических отношений, то те­перь, преобразовавшись в необходимую форму реализации права, правовые отношения обеспечивают, помимо всего прочего, постоянную обратную связь развитых правовых систем с породившими их общест­венными отношениями, наполняют законодательство реальным соци- альным содержанием, сигнализируют о назревших потребностях совер­шенствования или обновления правового регулирования.

Во-вторых, отмеченное обстоятельство показывает, что знакомство с правом не может ограничиваться знанием юридических нормой пред­полагает исследование динамичной и полнокровной сети правовых отношений, без чего трудно познать сущность действующего права и то, в каком виде оно находит свою реализацию в обществе. Правоот­ношения — это право в действии, в его социальном бытии.

О действующем в стране правопорядке нельзя судить только по юридическим нормам, надо раскрыть закрепленные ими субъективные права и юридические обязанности, а также выявить, каким образом и в какой степени используются эти права, исполняются юридические обязанности гражданами, организациями и учреждениями, органами государства и иными субъектами права. Ни объективное, ни субъек­тивное право нельзя отождествлять с правоотношениями, но было бы неправильно их отрывать друг от друга. Следует подчеркнуть, что об­щая теория государства и права исследует правовые отношения еще недостаточно, и они представляют, пожалуй, наиболее трудный этап по­знания юридической действительности. Объясняется это многими причи­нами, в том числе той глобальной метаморфозой, которую они испы­тали не только в далеком прошлом, но которую испытывают часто и в наше время, особенно в странах, где развито прецедентное право и судебная практика оказывается важным источником юридических установлении. Речь идет об уже упомянутом преобразовании правоот­ношений в форму реализации юридических норм. Затрудняет познание правоотношений и то, что они подразделяются на такие, которые опосредуют фактически существующие отношения, и на правоотноше­ния, вне которых никаких общественных отношений не существует. Ясно, что содержание и роль тех и других правоотношений не идентич­ны, но этот вопрос требует самостоятельного рассмотрения. (Правоведение. – 1976. - № 1)