И. А. Покровский

«ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ» В ОБЛАСТИ ПРАВА.

Наличие иррациональных элементов в праве уже обратила на себя научное внимание. В частности в русской литературе этому вопросу посвящена небольшая, но богатая содержанием статья Б.А. Кистяковского. [16] После ряда весьма интересных соображений, автор её приходит к выводу, что «хотя сами по себе правовые нормы и являются рациональными построениями, в основании их лежат иррациональные психические переживания и восприятие их необходимо связано с этими переживаниями».[17]

Настоящий момент, момент великой международной распри, более, чем какой либо другой, заставляет вспоминать об этих «иррациональных психических переживаниях». Как в международных отношениях, так и во внутренней жизни каждого отдельного государства, как в крупном так и в мелком, чуется присутствие чего-то необъяснимого одними рациональными соображениями, чего-то идущего из глубин бессознательного, из таинственного резервуара народного чувства. Рядом с планомерным и понятным разыгрывается нечто непланомерное и на первый взгляд непонятное. Основные принципы культурного человеческого общениякак-будто продолжают в теории признаваться, но в то же время общественная атмосфера пропитывается настроениями и деяниями, им прямо противоположными. Точно какая-то стихия бунтует против разума и наполняет все внутренней дисгармонией, моральными диссонансами.

Естественно поэтому, что всякий наблюдатель современности не может не остановиться перед явлениями этого рода в глубоком раздумье. Не может не задуматься над ними и юрист.

Откуда идут эти дисгармонические явления? Что представляет собой та стихия, которая побуждает нас поступать, даже создавать нормы, вопреки признаваемым ним же самими принципам и которая в этом смысле вносит в нашу жизнь подлинную «иррациональность»? Есть ли эта иррациональность только исключительное достояние некоторых особых моментов, или же, напротив, она является постоянным спутником всего праворазвития?

Надлежащий и обстоятельный ответ на эти вопросы потребовал бы разумеется, обширных и сложных работ. Настоящая же, имеющая немного страниц имеет скромную цель – послужить дополнением к тому, что уже было по этому поводу сказано, и вместе с этим последним способствовать дальнейшему обсуждению этого чрезвычайно важного вопроса.

I I.

Как известно, чем далее развивается социальная наука, тем более старый спор между так называемым механическим и органическим воззрением на природу общества отходит в область истории. Поверх этих воззрений укрепляется новое, психологическое, усматривающее подлинную сущность всякого общества в таких психических связях, психических взаимодействиях, которые внутренне соединяют его отдельных членов между собой. Общество – не произвольно созданный механизм и не какой-то особый над-индивидуальный организм, а некоторое, в основе своей, психологическое единство.[18]

Перед лицом этой идеи складывают свои знамёна даже старые ветераны и в значительной степени сами творцы органического воззрения. Поучительны в этом отношении собственные признания Шеффле в его посмертной книге «Grundriss der Sosiologie” (1906 г.). Меня напрасно, говорит он, на основании моего “Bau und Leben des socialen Korpers” считали сторонником органического воззрения. Когда я говорил об обществе, как об организме, я лишь пользовался биологическими аналогиями для пояснения. Социальная наука была тогда ещё слишком слаба, чтобы ходить без посторонней помощи. Теперь же эти аналогии не нужны. Общество есть «тело» (Korper), но не в смысле одушевлённой телесности животного, не в смысле биологического организма, даже не в смысле агрегата неорганической природы. Оно духовно («geistig»). Оно не продукт природы; оно не сделалось, а создано («nicht gewerden, sondern gemacht»), и создано именно соединённой духовной деятельностью индивидов. Эта соединённая духовная деятельность составляет внутреннее существо общества, ту творческую силу, которая придаёт единство общественному телу и определяет его движения. Конечная сущность всякого общества есть не что иное, как «ein Nebeneinander einzelseelischer Reizempfindungen und Reflexwirkungtn». [19]

Но если общество есть в основе своей некоторое психологическое единство составляющих его индивидов, то очевидно, что и право, как социальное явление, есть некоторое состояние общественной, социальной психологии. Зарождаясь в индивидуальной психике отдельных лиц, представление о необходимости известного поведения превращается при известных условиях в доминирующее настроение данной социальной среды, в некоторую над индивидом стоящую норму, т.е. именно в то, что мы называем правом. Пока подобное представление составляет переживание («эмоцию») одной индивидуальной души (например, представление об обязательстве по отношению к лешему или дьяволу), оно может быть любобытнейшим предметом для психологии или психиатрии, но совершенно безразлично для правоведения, как одной из социальных наук. В область этого последнего оно входит только тогда, когда из индивидуальных психических состояний сложилась некоторая общая духовная связь, соединяющая общество и регулирующая его жизнь. С этого момента мы имеем подлинную социальную силу, влияющую на поведение отдельных лиц, подлинную и несомненную социальную реальность.

Можно критиковать сколько угодно «теорию признания» в её той или иной конкретной формулировке (например, в формулировке Бирлинга), но нельзя отрицать того, что право иметь свой живой источник только в глубине социальной психологии, что оно есть одно из явлений этой последней. Развитие языка и государства, права и религии, нравов и вообще всех духовных форм, говорит Зиммель, [20] указывает на нечто, выходящее за пределы индивидуальной души («weist uber jede Einzelseele hinaus»); именно это и заставляло многих считать носителем, субъектом, этих явлений особый «народный дух» или что-нибудь в этом роде. Но, конечно, подобный своеобразный мистицизм лишен научного обоснования: особого носителя социальной психики нет, она слагается из взаимодействия индивидуально-психических состояний. Действие права («gelten»), говорит Эрих Юнг, обозначает в конечном счёте не что иное, как подчинение души («Beherrschtwerden der Gemuter»), в которых образовалось соответственное переживание.[21] Всякое господство, повторяет Эрих, предполагает известное психическое состояние подчиняющихся, их духовное самоподчинение («ein geistiges Sicheingliedern und Sicheinfuden in die Herrschaftsverfassund»); без этого никакое господство не было бы возможно.[22] Сама власть восклицает Радбрух, разве она есть вообще что-либо иное, как не признание со стороны подвластных? Политическое могущество состоит не в обладании физической силой, оружием и деньгами, а в послушании тех, кто носит оружие или принимает деньги в качестве платежного средства. Отказ в таком послушании сразу положил бы конец всякой власти, и, таким образом, нет правительства, которое не опиралось бы в конечном счете на народную волю.[23] Как в химии, говорит Wilh. Bauer, из соединения некоторых веществ возникает иногда тело, обладающее качествами, которых не имели первоначальные элементы, так же точно и в обществе людей создаётся некоторое психологическое единство, которое представляет отнюдь не простую сумму или среднее арифметическое индивидуальных психических свойств, а нечто совершенно новое. С этого момента, как индивид входит в состав какой-нибудь социально-психологической массы, он в значительной степени утрачивает власть над собой и начинает подчиняться чему-то новому. Нечто чужое принуждает его к поступкам, которых он в изолированном положении, быть может, не совершил бы никогда. Дело в том, что душевное единство индивида слагается из самых разнообразных, часто совершенно противоположных, элементов. Если под влиянием тех или иных причин обществом овладевает известное настроение воли или направление мыслей, то в связи с ним в психике каждого отдельного индивида свободнее развиваются именно те элементы, которые по своему существу совпадают с господствующим течением или ближе всего подходят к нему; все же противоположные тяготения, напротив, остаются в большей или меньшей степени связанными.[24]

Правовые переживания не составляют в этом отношении исключения; они также только часть этой «психической массы», один из непременных элементов социальной психологии.