«Сократ: Тебе, Лахес, как полководцу ведь известно, что такое мужество.
Лахес: Конечно. И, клянусь Зевсом, вопрос нетрудный. Не долго думая, отвечу: мужествен тот, кто, оставаясь на своем месте в строю, сражается с неприятелем и не бежит с поля боя.
Сократ: Это ты верно говоришь, Лахес, если, правда, иметь в виду один из примеров мужественного поступка. Возможно, моя вина в том, что ты свел мужество к единичному случаю, поэтому уточним вопрос: я прошу тебя определить существо добродетели мужества, найти то, что есть «одно и то же во всем», то есть то общее и существенное, которое охватывает все случаи и все примеры мужественных поступков. Твой же ответ следует признать опрометчивым потому, что существуют поступки и образы действий, которые по внешнему проявлению противоположны твоему пониманию мужества, но которые всеми должны быть признаны за мужественные. Так, скифы, убегая, сражаются не менее мужественно, чем преследуя. Да и Гомер называет Энея «мастером бегства». Бегство само по себе не обязательно есть признак малодушия или отсутствия мужества. Ведь во время сражения при Платее гоплиты лакедемонян, столкнувшись с персидскими щитоносцами, побежали, не утратив при этом мужества. Когда же из-за этого бегства ряды персов расстроились, лакедемоняне неожиданно обернулись назад, стали сражаться, как конные, и таким образом одержали победу. Собственно говоря, я хотел бы узнать от тебя, Лахес, о мужественных не только в пехоте, но и в коннице и вообще в военном деле, и не только на войне, а также во время опасностей на море, в болезнях, в бедности или в государственных делах, и опять еще не о тех только, что мужественны относительно скорбей и страхов, но и кто силен в борьбе с вожделениями и удовольствиями, на месте аи он остается или обнажает тыл; ведь бывают, Лахес, 'мужественные в таких вещах.
|
|
Лахес: Если, Сократ, от меня требуется определение мужества, то есть нахождение того существенного признака, присущего всем eго проявлениям, то я бы сказал, что
это — своего рода стойкость души, твердость характера, словом, упорство.
Сократ: Ты говоришь так, как нужно. Но мне кажется, что не всякое упорство представляется тебе мужеством. Такое заключение делаю из того, что почти уверен, что ты, Лахес, относишь мужество к прекрасным вещам.
Лахес: Да, несомненно, к прекрасным.
Сократ: Упорство, соединенное с благоразумием, не будет ли прекрасной и хорошей вещью?
Лахес: Конечно.
Сократ: Каково же оно будет без благоразумия? Очевидно, противоположной вещью, то есть дурной и плохой?
Лахес: Да.
Сократ: Стало быть, ты не назовешь нечто дурное и плохое хорошим?
|
|
Лахес: Не назову, Сократ.
Сократ: Следовательно, ты не признаешь такое упорство за мужество, поскольку оно нечто плохое, а мужество — дело хорошее. (Далее Сократ, «обличая» ошибочность определения мужества, данного Лахесом, строит следующий силлогизм: Всякое мужество — нечто хорошее. Не всякое упорство— неуто хорошее. Следовательно, tie всякое упорство есть мужество.)
Лахес: Ты. прав, Сократ, но в таком случае я попытаюсь дать третье определение мужества и скажу, что мужество есть благоразумное упорство. Надеюсь, это тебя удовлетворит.
Сократ: Оно, возможно, меня удовлетворило бы, но все дело в том, что я не знаю, что ты имеешь в виду, употребляя слово «благоразумное». Благоразумное в чем? Во всем? И в большом и в малом? Скажем, человек проявляет упорство в том, что тратит деньги благоразумно, зная, и что, в конечном счете, он от этого только выиграет и приобретет больше. Назвал бы ты его мужественным?
Лахес: Клянусь Зевсом, нет.
Сократ: Или, чтобы привести аналогичные примеры, скажем, врач остается упорным, проявляет твердость и на мольбы своего больного сына или другого больного, страдающих воспалением легких, отказывается дать им пить и есть. Назовем ли врача мужественным?
Лахес: Нет, и это не мужество.
Сократ: Тогда возьмем, к примеру, человека, выказывающего упорство на войне и готового сражаться, но расчетливого в своем благоразумии. Он знает, что к нему придут на помощь; ему также известно, что он будет сражаться с более малочисленным и более слабым противником, к тому же находящимся в менее выгодной позиции. Скажешь ли ты, что этот человек, чья стойкость основана на расчете, более мужествен, чем тот воин, который находится в противоположных обстоятельствах своего лагеря и готов; тем не менее, сражаться, проявлять стойкость и упорство?
Лахес: Мне кажется, последний мужественнее.
Сократ: Но ведь стойкость этого менее осмотрительна, менее благоразумна, чем первого.
Лахес: Верно говоришь,
Сократ: Тогда, значит, по твоему мнению, и опытный в сражении наездник, проявляющий упорство и стойкость, менее мужествен, чем новичок?
Лахес: Так мне кажется.
Сокра т: То же самое ты скажешь о метком стрелке из пращи, из лука я о другом воине, опытном в какой-либо области военного искусства?
Лахес: Конечно.
Сократ: И те, кто, не умея плавать, но, желая показать стойкость, бросаются в водоем, ты полагаешь, смелее и мужественнее тех, кто обладает опытом в этом деле?
Лахес: Что же другое можно сказать, Сократ? Сократ: Ничего, если в самом деле ты так думаешь. Лахес: Да, я так думаю.
Сократ: Однако если не ошибаюсь, эти люди в своем желании продемонстрировать упорство и стойкость подвергаются большей опасности и проявляют больше безрассудства, чем те, кто опытен в этом деле.
Лахес: Кажется; *
Сократ: А не казалось ли раньше нам, что безрассудная отвага и упорство постыдны и вредны? Лахес: Конечно.
Сократ: А мужество мы признавали чем-то хорошим?
Лахес: Верно, признавали.
Сократ: Но теперь же мы, напротив, называем постыдное, безрассудное упорство мужеством.
Лахес: Кажется, что так.
Сократ: Полагаешь ли ты, что мы говорим хорошо?
Лахес: Нет, клянусь Зевсом, Сократ, по-моему, нехорошо.
Сократ: Стало быть, Лахес, той дорической гармонии, о которой ты говорил, у нас с тобой что-то не выходит, потому что дела наши не согласуются со словами нашими.
Лахес: Понимать-то я, кажется, понимаю, что такое мужество, а вот только не знаю, как это оно сейчас от меня так ушло, что я не успел схватить его и выразить словом, что оно такое»97.
97 Кессиди Ф.Х. Сократ. — М., 1988
Психологическая беседа. Метод познания специфики личности клиента и сути его проблемы на основе вербального общения между психологом и клиентом. В ходе данной беседы решается ряд задач, которые соответствуют ее этапам: сбор информации, психологическая диагностика, создание положительного настроя у клиента, профилактика.
|
|
Сбор информации и диагностика осуществляются при помощи наблюдения специалистом за реакциями клиента и анализа полученной информации. Наблюдение за поведением
клиента осуществляется на физическом та голосовом уровнях(см. главу 8.2).
Физический уровень включает в себя положение тела, жесты рук, выражение лица, дыхание, движения ног, движения глаз. Голосовой — тон голоса, тембр, темп (скоростъ) речи, интонации.
Положительный настрой у клиента формируется в результате активизации ресурсов клиента, демонстрации консультантом веры в возможности клиента и его уверенности в решении проблемы. При предоставлении клиенту специалистом необходимой и достаточной, с его точки зрения, информации по поводу причин возникновения данной проблемы решается задача психопрофилактики.
Разговорная психотерапия терминологически имеет два значения. В первом, существующем в Германии» совпадает с понятием «клиент-центрированная психотерапия», которую, по мнению Боммерта, невозможно системно описать, поскольку она не является сформированной концепцией. В основных моментах совпадает с положениями Роджерса, представляя собой планомерную форму вербальной и невербальной коммуникаций и социальных интеракций между психотерапевтом и пациентом, конечная цель которых заключается в уменьшении переживаний клиента. Второе значение понятия «разговорная психотерапия» — «... недирективная психотерапия, принадлежащая к гуманистическому направлению и имеющая в своей основе идеи и представления, во многом совпадающие с важнейшими подходами клиент-центрированной психотерапии Роджерса. Основные принципы разговорной психотерапии разработаны в Германии Таушем и Хельмом»98. В ее основе лежит положение о том, что клиент при помощи психотерапевта сам способен справиться с проблемами, понять и изменить свойства своей личности и особенности своего поведения, которые препятствуют самоактуализации. Найденные таким образом решения являются наиболее адекватными и способствующими росту самоуважения клиента, становлению его личности, поскольку являются его собственными решениями. Позиция психотерапевта в рамках данного направления исключает интерпретацию и комментарии. Цель разговорной психотерапии заключается в стремлении к пониманию клиента при помощи вербализации и отражении его эмоциональных состояний, переживаний. К основным понятиям разговорной психотерапии, сформулированным Таушем и Хельмом, относятся:
|
|
1. создание безопасной атмосферы;
2. змпатия;
3. положительная оценка и эмоциональная теплота от стороны специалиста по отношению к клиенту;
4. вербализация — Описание переживаний и прояснение смысла высказываний клиента;
5. конгруэнтность психотерапевта;
6. самовыражение психотерапевтом переживаний по поводу проблемы клиента;
7. полная ориентация психотерапевта на мир клиента;
8. степень включенности клиента в процесс решения проблемы.
Психотерапия посредством убеждения Дежерина (1912) близка личностно-ориентированной психотерапии. В ее основе лежит убеждение, которое строится на логических и внелогических аргументах. Цель убеждения в психотерапии Дежерина — не в навязывании клиенту мнения специалиста, а в предоставлении ему информации для обдумывания и понимания. Таким образом оказывается воздействие на весь «нравственный фон» клиента, который и привел к возникновению проблем. В •контексте данного метода специалист должен решить две основные задачи: «осуществление освобождайщего действия» и «восстановление, реконструирование личности клиента»9*. (Основным инструментом, воздействия является сама личность специалиста, поскольку Именно уважение и доверие, которое испытывает клиент обеспечивает внимание к его рассуждениям и, в конечном итоге, инициирует начало положительных психотерапевтических изменений.
В секторной терапии Дойча (1949) проблема клиента делится специалистом на части, секторы, из которых выделяются те, которые непосредственно влияют на адаптивные способности клиента и именно на них и фокусируется психотерапевтическая работа. В центре психологического исследования —
98 Психотерапевтическая энциклопедия // Под общей ред. Б.Д. Карвасарского — СПб.: Питер Ком, 1998. С. 525
99 Психотерапевтическая энциклопедия // Под общей ред. Б.Д. Карвасарского — СПб.: Питер Ком, 1998. С. 495.
симптомы и конфликты. Из рассказа клиента специалистом выделяются ключевые слова и фразы, которые затем «возвращаются» клиенту для инициирования у него ответной реакции в виде свободных ассоциаций. Задача специалиста— поддерживать и направлять. Постоянное состояние конфронтация разрывает привычные цепочки ассоциаций, оживляет воспоминания, проявляет скрытый смысл проблем настоящего, устанавливая их связь с проблемами глубинного уровня.
Терапия прямого анализа Гринвальда (1967) — психотерапевтическая система здравого смысла, являясь эклектичной, включает в себя элементы психоанализа, модификаций бихевиоральной терапии, иные научные психотерапевтические направления, применение юмора и иронии в психотерапевтических ситуациях. Задача специалиста определяется Гринвальдом как помощь клиенту «стать более разумным, для того чтобы принимать правильные решения»100. Структура процесса проста и логична:
1) ясная формулировка проблемы в настоящем;
2) анализ специфики прошлых решений;
3) исследование причин прошлых неудачных решений;
4) проверка альтернатив решений проблемы данного момента;
5) обсуждение возможных поведенческих ситуаций;
6) построение гипотез о возможных проблемах в будущем;
7) оценка качества жизни.
P.S. Диалог является неотъемлемой частью нашего повседневного общения, Различение специалистом обыденных ситуаций и психотерапевтических является показателем его психического здоровья. Если вы замечаете, что «консультируете» своих родных и близких, то, возможно, вам пора менять профессию или как минимум отправиться в отпуск.