Зоны особого риска

Максимальный риск дестабилизации под этнорелигиозным предлогом возникает в регионах, где, как правило:

а) исходно преобладал, а в динамике реформ стал абсолютно преобладать титульный нерусский этнос;

б) этот преобладающий этнос имеет мощные диаспоры за пределами России и объединен надгосударственными общественными структурами, в которых актуализируются негативные эпизоды этнической памяти (завоевание, депортации, понижение в правах в царской и советской России) и формируется образ исторической родины в границах, не совпадающих с политическими;

в) проблема незанятости населения, существовавшая и в советский период, усилилась в связи с деиндустриализацией и усугубляется социальным расслоением и конфликтами за доступ к ресурсам, вовлекающими все статусные иерархии – от духовной до рэкетирской;

г) элитная страта национальной республики интегрирована в вертикальные экономические структуры федерального уровня – от добывающих до фискально-распределительных, в результате чего на уровне местных элит непосредственно сказывается корпоративное соперничество в Москве;

д) общественное мнение замкнуто на отношениях местной власти и оппозиции при дефиците федеральной лояльности;

е) территориальные споры с соседними субъектами могут служить средствами мобилизации населения заинтересованными местными источниками авторитета, а федеральные субъекты конкурентных отношений могут извлекать в той или иной форме преимущества из конфликтообразования.

Набор из как минимум трех вышеназванных факторов присутствует в настоящее время в Республике Ингушетия, Республике Северная Осетия, Республике Дагестан, Кабардино-Балкарской и Карачаево-Черкесской республиках. Если в Дагестане угрозой является политизированный внутренний межэтнический конфликт, то в Ингушетии и Северной Осетии реанимировались риски междоусобной войны за спорную территорию. Черкесский фактор находится в центре спекулятивной конъюнктуры реконструкции Сочи ввиду сочетания болезненных исторических аллюзий с протестным потенциалом населения, затронутого трансформацией среды.

В то же время конъюнктурно сформированная (в контексте Олимпиады) ориентация программы развития СКФО прежде всего на туристический бизнес, во-первых, не способствует созданию достаточного количества рабочих мест, во-вторых, усугубляет социальную поляризацию, в-третьих, повышает издержки на обеспечение безопасности. Как показывает опыт развития Синая в Египте, подобная ориентация в случае экономического спада не только выводит из строя саму туристическую отрасль, но и создает дополнительные соблазны для террористических структур.

Отток невостребованной рабочей силы на фоне кризиса из СКФО в сопредельные районы России уже сказывается в возникновении очагов этнической напряженности не в мегаполисах, а, напротив, в запущенных районных центрах.

Фактически, как показал пример Пугачева, здесь создается такой же взрывоопасная этнокультурная смесь, как и в «депрессивных» микрорайонах мегаполисов: местные администрации легко вступают в неформальные отношения с пришлым торговым бизнесом; этот бизнес «обрастает» торговой и развлекательной инфраструктурой, ориентированной на пришлое население; в местной серой экономике коренное и пришлое население (превосходящее местных в навыках самообеспечения) создают параллельные теневые иерархии. В итоге местная административная власть оказывается в положении «стрелочника» между двумя сообществами, и, не обладая ни необходимым авторитетом, ни адекватным силовым ресурсом, не справляется ни с предупреждением конфликта, ни с его разрешением. Устраиваемые местным населением саботажные акции отражают апелляцию к более высокому уровню власти, что является показателем не столько этнической проблемы как таковой, сколько проблемы управления.

Следует отметить, что пример Пугачева нетипичен для Поволжья в целом, где традиционная полиэтничность смягчает взаимодействие культур, а пришлое население в городских и сельских райцентрах осваивает ниши на местном рынке, иногда восстанавливая исчезнувшие сектора местного производства. В то же время события в Пугачеве по всем параметрам сопоставимы с ситуацией в Кондопоге, возникшей еще в период экономического бума, и в нескольких городах Уральского региона. Эта параллель указывает на зависимость риска межэтнических конфликтов в том числе и от конкуренции теневых групп.