Маркс и аюркгейм

Между двумя выдающимися теориями общества — Маркса и Дюркгейма можно провести определенную аналогию. Механизмом исторического раз­вития общества у Маркса и Дюркгейма служит разделение труда. Как и Дюр-кгейм, Маркс отводил ему решающую роль и подчеркивал его прогрессив­ную функцию. Но Маркс иначе классифицировал этапы разделения труда и по-другому оценивал его аномальные функции. Первым этапом Маркс счи­тал естественно сложившееся разделение труда между мужчиной и женщи­ной, которое появилось в первобытной общине.

Второе великое разделение труда — отделение земледелия от скотоводства, положившее начало оседлой цивилизации. Третьим и самым главным было разделение между умственным и физическим трудом. В первобытной общине зарождается управленческая элита, монополизировавшая функции руковод­ства (военного, религиозного, политического) и существующая благодаря эксплуатации. Впервые в истории почетом и уважением стали пользоваться те, кто не трудился в обычном смысле слова. Управленческая элита консти­туируется в социальный класс, для защиты интересов которого создается репрессивный аппарат. Вслед за этим крупным разделением труда последо­вали новые и менее значительные — отделение ремесла от земледелия, раз­деление города и деревни, зарождение профессионального разделения обще­ства, появление цехового разделения труда и т.п.

Общая закономерность углубления разделения труда у Маркса та же, что и у Дюркгейма: общество эволюционирует от менее сложных к более слож­ным формам специализации и кооперации труда. Вначале разделения труда почти не было, а в конце этого процесса оно становится таким глубоким, что рождает крайне негативные явления в обществе. Если применить термино­логию Дюркгейма, то общество у Маркса эволюционирует от механической

солидарности (приоритет коллектива над личностью) к органической (при­оритет личности над коллективом).

Различия между Марксом и Дюркгеймом заключаются в той роли, какую они придавали аномальным функциям разделения труда (преступности, со­циальной дифференциации, безработице, отчуждению, эксплуатации и об­нищанию). Дюркгейм считал их хотя и естественным, но вполне устрани­мым следствием индустриализации; основной путь решения проблемы — реформы. Напротив, Маркс придал аномальным функциям фаталистичес­кий, неустранимый характер. Они раскалывают общество на два антагонис­тических класса — эксплуататоров и эксплуатируемых. Первые живут за счет безвозмездного присвоения продукта, созданного трудом вторых. Устранить антагонизм — несовместимость классовых интересов — можно только через революционное низвержение старого общества и установление нового, бо­лее справедливого.

Почему Маркс драматизировал последствия разделения труда в отличие от Дюркгейма? Причина кроется в понимании сущности коллективизма. И для Дюркгейма, и для Маркса эта проблема была центральной. Правда, Дюркгейм сводил коллективизм к совокупности общих верований и символов, которые разделяются неким сообществом людей, а Маркс выводил коллективизм не из сознания, а из социального бытия и экономических отношений. Коллек­тивизм для него — определенный тип отношения к собственности, форма со­циальной организации жизнедеятельности людей, совокупность ценностных ориентации и социальных норм. У Дюркгейма коллективизм остался в про­шлом, он преодолен развитием истории. Личность сбрасывает его путы и толь­ко благодаря этому всесторонне развивается.

Для Маркса история начинается и заканчивается коллективизмом. При этом он различает истинный коллективизм, который предполагает непосред­ственно личные, доверительные отношения людей, и мнимый, основанный на классовой солидарности. Это опосредованное социальными и экономи­ческими ролями отношение людей внутри одного класса. Коллективизм ра­бов, крестьян или наемных рабочих — это коллективизм вынужденный, он задан классовыми условиями существования. Рабочие солидарны как про­давцы рабочей силы, они сплочены общими условиями труда, схожим об­разом жизни и самосознанием. Но это ложный коллективизм, так как рабо­чие еще и конкурируют друг с другом на рынке труда. Точно так же сплочены и конкурируют между собой капи­талисты. Рабочих сплачивает вражда к буржуазии, а буржуазию — вражда к рабочим.

Классовый конфликт перерастает в классовую борьбу и становится не­устранимым препятствием для прогресса общества. Никакие реформы не могут свергнуть старый строй, необходимы социалистическая революция и диктатура пролетариата. Маркс отдавал себе отчет, к чему он призывает. Диктатура — всегда насилие. Но диктатура пролетариата оправдана, так как, во-первых, пролетариат выражает интересы всех прогрессивных слоев общества и потому его интересы являются всеобщими интересами, во-вторых, она лишь восстанавливает историческую справедливость. У че­ловечества отняли истинный коллективизм, настало время его вернуть.

Зарождение государства — машины подавления и классов — организован ной формы социального неравенства разложило истинный, но неразвиты ~ первобытный коллективизм. Его отрицают три формации — рабовладеч. ческая, феодальная и капиталистическая. Коммунистическая формац_и отрицает отрицание, восстанавливая положение, при котором личность ц^Ч вопреки, а благодаря коллективизму получит свое полное и всесторонь^ развитие.

Таким образом, Маркс органично вплетает в исторический анализ гегр левскую диалектику и возводит ее на ту логическую ступень, дальше кото рой двигаться уже нельзя. Как признавался Энгельс, они с Марксом бьин единственными, кто взялся спасти от полного разгрома гегелевскую диалек­тику. В том, видимо, и состоит философско-историческое значение марксиз­ма. Если Вебер возвел в высшую степень социальной теории методологию Канта, то Маркс то же сделал для методологии Гегеля. Три закона диалек­тики — единство и борьба противоположностей, переход количества в каче­ство, отрицание отрицания — Маркс распространил и на природу, и на об­щество.

Но если диалектический материализм остался как бы мертворожденным и с ним серьезно на Западе никто не считается, то исторический материа­лизм оказался плодотворной концепцией, с которой ожесточенно спорили и которую не менее ожесточенно защищали на протяжении 150 лет.

В методологии Маркса заметно противоречие не только между позити­визмом и интерпретационизмом, но между критицизмом и конструктивиз­мом. Маркс гениален как социальный критик капиталистического общества, но он оказался неумелым строителем общества социалистического: критика явно перевешивала конструктивность. Он оказался даже более жестким пос­ледователем доктрины утопического социализма, отрицая частную собствен­ность, чем один из ее создателей — Ш. Фурье, который допускал существо­вание частной собственности при социализме. Вопрос о ней оказался реша­ющим. Именно он предопределил реальную историю социализма.

Под социализмом Фурье и Маркс подразумевали планомерную органи­зацию общественного труда, фундаментом которой выступают пропорцио­нальное распределение рабочей силы по отраслям народного хозяйства, пе­ремена труда, уравнительность в оплате труда (в зависимости от вложенно­го труда и размера семьи), регулируемое ценообразование. Уничтожение частной собственности, по Марксу, должно привести к уничтожению клас­сов, стиранию различий между умственным и физическим трудом, между городом и деревней. Маркс иногда отождествлял социализм и коммунизм, а иногда говорил о социализме как о подготовительной фазе коммунизма.

Что же получается? Всемирная история как бы раскручивается назад-Критерием прогресса до сих пор выступало углубление разделения труда: от этапа к этапу, от фазы к фазе нарастали специализация и профессионализм в труде. Но в самом современном обществе — коммунистическом — унич­тожается третье и самое крупное разделение труда — между умственным " физическим. Автоматически исчезают и все другие формы — между гороД°^м и деревней, ремеслом и земледелием, внутри предприятия, межпрофессио­нальное. Ведь, согласно Марксову закону перемены труда, любой человек в течение дня может побывать и архитектором, и землепашцем, и руковод"' тел ем и т.п.

Попытавшись сознательно спасти от разгрома гегелевскую диалектику, Маркс непредумышленно сохранил и гегелевский идеализм. Материалисти­ческое понимание истории было таковым только наполовину, а наполови­ну — утопически-идеалистическим. По существу, глобализм в подходе к истории Маркса ничем не отличается от глобализма в подходе к истории О. Конта. Только в основе универсальной исторической схемы Маркса ле­жит диалектика, а в основе такой же схемы Конта — метафизика.

Итак, К. Маркс не отрицал прогрессивной роли разделения труда, напро­тив, как и Э. Дюркгейм (но задолго до него), отводил ему роль механизма исторического генезиса общества. Однако в отличие от Дюркгейма он при­давал аномальным функциям разделения труда (эксплуатации, безработице, обнищанию и т.д.) не случайный и преходящий характер, а фаталический, неустранимый. Разделение труда ведет не просто к зарождению социальной структуры общества, а к расколу ее на два антагонистических класса — экс­плуататоров и эксплуатируемых. Рабовладельческий строй и феодализм со­здают то, что капитализм доводит до своего логического конца: неустрани­мость антагонизма между трудом и капиталом, неизбежность революцион­ной замены старого режима и установления нового, социально справедливого общества (коммунизма).

Механическая солидарность, если применять терминологию Дюркгейма, свойственна, по Марксу, всем реально существовавшим формациям, в том числе первобытно-общинному строю. Только коммунистическая формация создает органическую солидарность, т.е. такой коллективизм, который явился условием для всестороннего развития личности. У Маркса это называлось истинным коллективизмом. При социализме частная собственность суще­ствовать не может, классы исчезают с исторической арены, уничтожается различие между умственным и физическим трудом, а основным законом планомерной организации общественного труда станут пропорциональное распределение рабочей силы по отраслям экономики, перемена труда (фак­тически его деспециализация), уравнительность (не путать с уравниловкой) в оплате труда (в зависимости от вложенного труда и размера семьи, а не от социального и должностного статуса индивида) и механизм априорного (вне­рыночного) ценообразования.