О чем расскажут документы

… Г енерал открывает солидный фолиант и сразу предупреждает: – Это не дневник и не мемуары. Здесь о пережитом все изложено по направлениям – служба, отдых, родители, семья. Какие-то случаи – приятные и не очень. Все они здесь, – постукивает генерал по голове. И пусть не в хронологическом порядке, а в голове сидят. Это опыт жизни. И у каждого он свой собственный и особенный.

Единственный экземпляр… Только вот кому читать? Сын умер. Из внуков и внучек – у сына дочь Вероника, да у дочери еще двое детей – а они сейчас не очень-то интересуются нашей жизнью, историей... Есть еще и одна правнучка – внучка дочери Елены. Она уже взрослая – сейчас ей 23 года – учится на третьем курсе института, а самой-то дочери пошел уже седьмой десяток. Она инвалид первой группы и живет, как теперь говорят, в Санкт-Петербурге. При ее диагнозе, можно сказать, еще повезло – долго живет.

…Я уже раньше в разговоре упоминал, что семь лет – с 1959 по 1966 годы – работал на Новой Земле в науке. Начав с младшего научного сотрудника, трудился затем старшим научным сотрудником и, наконец, заместителем начальника отдела базирования. Суть работы заключалась в разработке средств по инженерному обеспечению базирования атомных подводных лодок в районах Крайнего Севера. Изобретений и отчетов по ним накопилось у меня 10 томов...

Генерал достает пачку документов – авторские свидетельства. На одном значится: «Комитет по делам изобретений при Совете Министров СССР… Авторское свидетельство выдано Сержанову: «Способ передачи грузов с корабля на корабль, или с корабля на берег, или с берега на корабль посредством плавучих контейнеров»…

И это только одна из многих научных работ. Но из науки ушел – прокатили с диссертацией. Обиделся. Так получилось, что пришел новый начальник отдела. Я сижу на Новой Земле – у меня экспериментальная база и группа научных сотрудников. Ставим эксперименты, корпим над отчетами, а начальник в Ленинграде эти материалы обрабатывает и защищает диссертацию. Узнал об этом тогда, когда представил на защиту свой труд, довольно солидный по объему. Мне говорят:

– Пардон, хотя бы название другое дали – по этой же теме ваш начальник только что защитился... Возмутился – как наименование, а содержание? Ну и начальник пытается меня успокоить – подожди, и ты года через два-три защитишься…

Вот так – защитился этот наш начальник без моего и других подчиненных ему научных сотрудников согласия, материалами которых воспользовался. Хотя и формальность действовала – получать письменное согласие сотрудников, чьи материалы использованы в работе. Это же элементарное требование научной этики. В армии того времени этическими нормами часто пренебрегали, и всё это шло сверху. На основе собранных мной материалов защитились еще двое, в том числе и один из моих однокашников. А я остался не у дел – как было не обидеться? К сожалению, как иной раз и в гражданской среде, в армии наряду с хорошими попадаются и такие вот люди…

По сути, каждый военный начальник может легко подобное сделать – защитить диссертацию, используя служебное положение. С одной стороны, конечно, в должностных инструкциях записано, что есть право у начальника выставлять любую работу. И в данном конкретном случае это право было использовано в полной мере. Но, с другой стороны, там совершенно же четко указано, что поступать так можно только с согласия имеющих отношение к делу подчиненных… И эту вторую сторону – этическую норму – непосредственный начальник Сержанова сознательно упустил, обставив такое свое поведение перед подчиненным пустыми, как оказалось, заверениями и обещаниями.

С Новой Землей связано и еще одно воспоминание – о встрече с космонавтом Германом Титовым. Хватил лишних рентгенов на Новой Земле – мне тут же путевку горящую – в Крым. Быстро из Ленинграда на такси в Пулково, на самолет, и вот уже приземляюсь в Симферополе.

Санаторий войск ПВО (к сожалению, уже бывший). Июнь... В Ленинграде только начинается тепло, а в Крыму в это время все ходят уже загорелыми. А на Новой Земле, откуда прибыл накануне, так и вообще холодрыга. Над частью пляжа сделана обрешетка – это для вновь прибывших, чтобы не обгорали от прямого облучения южным солнцем. И никаких тебе забот – живи и радуйся.

Чуток пообвык – скучновато что-то. Походил-походил там, да и неожиданно встретил двух знакомых полковников – братьев Грязновых из Москвы, из инженерного управления. Им как раз не хватало одного преферансиста. Садимся, играем – вдруг вижу напротив физиономию очень уж знакомую – Титов Герман. Второй космонавт отдыхал в этом военном санатории с женой. Она у него авиатор – служила в войсках ПВО. Люди простые – даже сфотографироваться с ними удалось на память.

Видел также и нашего первого – Юрия Гагарина, но он был как-то обособлен, даже на обед ходил в боковую дверь, а не так, как все остальные. Видеть-то видел, а вот сфотографироваться с ним на память за все 17 дней так, увы, ни разу и не выпало. Уж за ним присматривали так тщательно, что не подойти. Да и он сам, похоже, с этим своим особым положением свыкся – не брыкался… А то бы тоже осталась фотография на память.

С атомом – на ты!

– Снова немного отвлёкся немного, – улыбнулся генерал, – да и как без этого, ведь в жизни одно цепляется за другое. Но продолжим. В санаторий меня направили из-за изменений в крови после радиоактивного облучения. Впервые же с могучей энергией атома мне выпало встретиться в 1959 году. Два года спустя, как с осени 1957 года стал работать в науке – в НИИ № 12 ВМФ.

Свою роль сыграла полученная специальность инженера по строительству военно-морских баз. В стране тогда началось строительство подводных атомоходов, а они время от времени требуют замены ядерного топлива. Для этого требуется док или причалы, то есть, пусть и небольшая, но всё-таки военно-морская база. Все эти вопросы наука, в том числе и наш НИИ, тогда и решала. Несколько серьезных организаций были заняты разработкой проектов согласно установленных различными НИИ временных норм. Без этих нормативов ни одной базы для подводных лодок ни на Севере, ни на Камчатке невозможно было построить.

В то время я как раз возглавлял группу специалистов по научному обоснованию и обеспечению перезарядки ядерного топлива на наших первых атомных подводных лодках. И мне, конечно, с группой научных специалистов приходилось с этой целью периодически выезжать на один из судостроительных заводов. Проводили хронометраж процесса перезарядки топлива атомного реактора подлодки, на основании которого затем и вырабатывали рекомендации по совершенствованию используемого для этих целей оборудования и обеспечения безопасности обслуживающего персонала – чтобы не было переоблучения ИТР и рабочих.

Перезарядка атомного реактора в общем плане представляет собой, разумеется, ремонтные работы, но только радиационно-опасные. Каждый из принимающих участие в процессе перезарядки работников находился под тщательным контролем сотрудников дозиметрической службы. Регламентировалось также и время работы – не более четырех часов.

И вот в 1962 году мне, тогда уже в звании инженера-подполковника, поручили встретить высокое начальство. Цель ознакомительная – увидеть, как на практике происходит перезарядка топлива на атомных реакторах подводных лодок. С одной стороны, вроде бы, и нет ничего сложного – ну, подумаешь, заменить сборки тепловыделяющих элементов – ТВЭЛов, каждый весом всего-то в какие-то 27 килограммов. ТВЭЛ – это такая труба или штанга – кто как хотел, так и называл – из радиоактивного материала. Надо эту штангу с ТВЭЛами из реактора вытащить, поместить в специальный защитный контейнер – очень тяжёлый – и отвезти в пункт хранения. Затем вместо отработанной сборки ТВЭЛов вставить свежую.

Сложность заключалась в том, что отработанный ТВЭЛ представляет из себя мощнейший источник радиационныхо излучения – гамма, бета и альфа. Особенно опасным было, конечно, жесткое гамма-излучение. Рабочие, чтобы снизить уровень облучения, должны были выполнять перезарядку в спецодежде и респираторах.

Для защиты этих радиоактивных отработанных сборок использовалась такая специальная свинцовая рубашка – очень тяжелая. И эта свинцовая защитная чушка с ТВЭЛом весила уже не 27 килограммов, а три тонны – только краном и можно поднять. Операция и трудоемкая, и чрезвычайно опасная. Так что замена всех 180 ТВЭЛов – полная перезарядка атомного реактора – занимала также и немало времени.

Приезд комиссии – дело совсем нешуточное. Атомный котел и то, как в натуре происходит его перезарядка – ведь этого никто из них никогда прежде не видел. Вот мне и поручили подготовить персонал – каждый рабочий и ИТР должен был знать свой маневр. И… чтобы высокие чины увидели то, что нужно – ни больше, ни меньше.

Мы – люди военные, и гражданский персонал завода нам напрямую не подчинялся. Тем не менее, поговорил и с рабочими – братцы, не подведите, и чтобы спецодежда у каждого была новенькой – на склад пойдите и поменяйте. Всех предупредили – комиссия прибудет не позднее 11 часов. Ждем – никого нет. Уже и обедать, вроде, надо. Велят – уж подождите до часу. Нет их – и в 13-00. Все уходят обедать. И вот когда долгожданная комиссия наконец-то появляется, спрашиваю у заводского начальства:

– Где люди, которые будет выполнять работу?

– Так они уже все сделали…

Ошарашенный столь неожиданной новостью, я на мгновенье даже дар речи потерял. По технологии и по инструкции каждый из рабочих за смену должен заменить 4, максимум – 6 штанг с ТВЭЛами. Работа сложная, трудоемкая, да еще и очень опасная – радиация. Оказалось, что пока я нервничал в ожидании комиссии, разговаривая то с одним, то с другим представителем завода, рабочие, не мешкая, в темпе перенесли с причала все радиоактивные штанги. Причем, чтобы меньше ходить, брали сразу по две – по одной на каждое плечо. И кран им был не нужен для перезарядки – это долго. Все вручную – раз, два, и готово.

Безграмотность и безалаберность вопиющие. Технику безопасности в те времена нарушали часто, и какую дозу рабочие получали – никто не знает. Дозиметры они с собой наверняка не брали, иначе бы из-за переоблучения их на следующий день не допустили к работе. Что и говорить, они всегда так работали. Проходит рабочий через проходную на площадку – ему наливают граммов сто или даже сто пятьдесят спирта. Единственное в то время средство для эффективной защиты от радиации. По крайней мере, другого тогда не было. Выпил 150 граммов спирта, и не только море по колено, но и радиация не страшна... Сержанов усмехается – в жизни бывало всякое. И как всегда, виноватым чаще всего оказался стрелочник – ответственный за прием комиссии, то есть я. Так что нельзя утверждать, будто военная служба была для всех такой уж сладкой.

Или вот еще один памятный случай незапланированного облучения – на корабле в море. Тогда переоблучились не только члены команды корабля, но и пассажир, то есть я. Именно после этого случая мне и дали путевку в Крым. Произошло же следующее – караул сменился – все на постах, как и положено. Висит тучка. Дождь хлещет уже часа два. Корабль приближается к бухте, и как раз смена. А дозиметрист-матрос, когда все ушли, накидку на голову, книгу вынул и читает. Да так увлекся, что даже не увидел подхода смены. Оказалось, на корабль все эти два часа лил радиоактивный дождь. Командир корабля капитан-лейтенант, как и положено, обращается ко мне, как к старшему по званию, тогда я уже был подполковником: «Отдам его под суд!»

Жалко мне стало парня, вот и заступился за него:

– Ну, подумай, что он преступного сделал? Ударил кого-то или еще что-то? Нет – книжку читал. Подумай – он же еще совсем пацан! А тот все на своем стоит:

– Надо наказать! Жестко настаивать я не стал, старался убедить:

– Ну, наказывай, только все-таки поаккуратней, например, за нарушение дисциплины на посту – сам придумай что-нибудь попроще. Командир упирается:

– А что будет, если нас засекут? Даже смешно стало – ну кто в море мог бы нас засечь? Спросил – когда нас дождь накрыл, часа два назад – не так ли? Посоветовал:

– Дай команду химикам, пусть они просчитают, сколько рентген мы хлебнули. Подсчитали – получилось где-то в среднем по 20 рентген. На службе у меня бывало, и куда больше – за сто. А тут, всего-то чуток – 20. Ну и правильно тогда посоветовал не поднимать шум: не только матроса, но и самого капитана «ударили» бы – о-ё-ёй!

Памятным был и взрыв «Кузькиной матери». Так остряки-ученые назвали 50-мегатонную термоядерную бомбу. Никита Хрущев в своих выступлениях за словом в карман не лез, вот и пообещал американцам показать Кузькину мать – отсюда и название супербомбы. Ее взорвали над ядерным полигоном на Новой Земле 30 октября 1961 года. Как и всегда о предстоящем испытательном взрыве предупредили соседей – Швецию и Норвегию. Те уже привыкли к такому порядку, только они не могли тогда и предположить, какой силы будет новый взрыв. Поэтому и особых мер не предприняли. Так их корабли выбросило на берег такой огромной волной, какие возникают при землетрясениях, – цунами.

Была у меня и еще встреча с необузданным нравом атома – в Чернобыле. Случилось это уже много позже, после ухода с военной службы в отставку с должности начальника военного училища в Тольятти. Вспомнив о Чернобыльской катастрофе, не могу обойти молчанием этот непродолжительный этап своей жизни. А о военном училище – как и почему оно возникло – расскажу в конце истории моего рода – от прадеда сержанта, до того момента, как я – его правнук – получил генеральские погоны.