Чернобыль

В ноябре 1984 года я был уволен в запас по возрасту и личной просьбе с правом получения квартиры в Киеве. Все-таки, как-никак, а в детстве меня записали украинцем. Летом 1985 года я обменял киевскую квартиру на коттедж в районном центре Яготин, что в ста километрах от Киева по направлению к Полтаве.

Реактор взорвался 26 апреля, а объявили об этом по радио только 2-го мая. День был чудесным, ярко светило солнце. Выйдя в сад, чтобы сделать физзарядку, обратил внимание, что ни соседей, ни людей на улице – нигде никого не было видно. Не придав этому особого значения – нет и нет, так что с того? Минут через десять появился сосед: «Александр Ильич, що вы тут голый ходытэ? В Чернобыле реактор взорвался, а вы в трусах. По радио объявили – укрыться в подвалы, а окна и двери занавесить влажными простынями. Не надо нарушать распоряжение Правительства Украины».

– Я, Иван, если включаю радио, то громко, а мои еще спят, так что ж это я буду семью спозаранок беспокоить? Кто-кто, а я хорошо знаю, что такое ядерное облучение. Пойми, Иван, – поясняю я, чтобы успокоить соседа, – ну и нехай на Чернобыльской станции авария. Меня радиацией не испугаешь – уж кто-кто, а я-то знаю, что такое облучение – хоть в пять подвалов залезай, все равно достанется. Вот если перекрытие будет метра два грунта, тогда не достанет. А если меньше – все равно достанет.

Мария, моя соседка, надо же, услышала наш разговор и комментирует: «Генерал в трусах ходэ, а мы тут простыни вишаем» … Послушав радио, прикинул – от Яготина до Чернобыльской АЭС чуть меньше 300 км, кроме того, никакой влажной простыней от радиации укрыться нельзя. Так всем соседям и объяснил.

– Да как же так? – всполошились они, сказали же – всем занавесить окна.

И смех, и грех. Да, взрыв произошел. Чего тут паниковать? Деваться-то все равно некуда. Вот так я встречал чернобыльскую аварию. До этого дня все скрывали – демонстрацию первого мая провели, а ветер дул с северо-востока – с Чернобыля был ветер. На какой черт надо было эту демонстрацию проводить? Но детей самых высокопоставленных чиновников на ней уже не было. Их увезли подальше от Киева, объяснив людям – увезли детей тихо, чтобы не было паники. «Знающие» потом спрашивали – а что нам делать, если завтра сверху свалится бомба в 10 или 20 мегатонн. Куда деваться? Простынями накрываться? Не удержался от смеха, добавил: – И ползти на кладбище... Подшучиваю – радиация меня не берет. Я же до этого облучился, будь здоров! Так что, у меня был иммунитет? Кстати сказать, Иван Кулинич, директор «Сельхозтехники», получил инвалидность второй группы по Чернобылю. Мы с ним сблизились, когда я квартиру обменял на этот коттедж. Его сын, как оказалось, учился в Тольяттинском военном училище, а позже преуспел в службе.

Конечно, неосведомленность и незнание народа были очень велики. Соседка, прослышав разговор, спрашивала меня – так что же делать? Я говорю: – Ничего не надо делать, – пытался я объяснить ей ситуацию, – если ветер от нас, а вот, если вдруг он задует в нашу сторону – тогда нам не повезло. Так что, надо молить бога, чтобы от нас и дальше дул. Вдруг приезжает на машине ее зять забрать дочку.

– Куда?

– Мы в Ростов поедем. Там родственники. Соседка Мария, помню, долго еще не унималась: «О, цэ ж гадюка така, гэнерал ходэ в трусах, а воны як ти клопы попрятовалысь...»

Тем временем Правительство Украины приняло решение о выделении на ликвидацию последствий этой аварии с каждого из предприятий различных ресурсов. На Яготинский сахарный завод, где я работал на полставки начальником штаба гражданской обороны и «Сельхозтехнику», где работал мой сосед Иван Кулинич, пришла разнарядка два-три раза в месяц выделять по четыре самосвала. Яготинский райком партии возложил контроль за исполнением этого решения на руководство сахарного завода. И так вот вышло, что по должности мне приходилось несколько раз выезжать с колонной самосвалов на сборный пункт, который находился в десяти километрах от АЭС. Конечно, мне, как человеку имевшему отношение к атомной теме, было интересно, что происходит на станции. Так что из такого любопытства я несколько раз подходил к разрушенному взрывом блоку, наблюдая за процессом консервации – «укутыванием» его в бетон.

Когда мы через два года, даже не знаю, в какой уж раз поехали с Иваном Кулиничем, то наблюдали такую картину: едешь – сначала кустарник растет обычный, вдруг – это уж ближе к атомной станции – глядишь, он все выше и выше, а листья на дубах выросли прямо-таки огромными. Проезжаем дальше – опять пошли нормальные, а совсем близко от АЭС растения становятся уже совсем прямо-таки жухлыми. Вот и получается, что при каком-то уровне радиации что-то живое остается! И даже удивлялись, в каких-то местах растет даже лучше. Своими глазами видел, когда останавливались – лопухи выше меня ростом, а какие у них листья – это просто обалдеть. Получается, что при какой-то дозе радиации идет стимуляция роста. А если больше, то все угнетается – жухнет. К станции подъезжаешь – там все голое. Лес стал рыжим, и его весь захоронили... Эксперимент проводили на Чернобыльской АЭС в рабочем состоянии – это же настоящий идиотизм. Это преступление. В Москве было принято такое решение. Кем и, главное, зачем?...

Конечно, я, как человек военный, знаком с государственными секретами, тем более, имел дело и с атомным оружием, и с атомными подводными лодками. Атомные дела в государстве всегда были под большим секретом, но ведь в Чернобыле взорвался мирный атом, так к чему же было людей обманывать? И не просто обманывать, но еще и подвергать дополнительному радиационному облучению. Такого вранья, как в период взрыва Чернобыльского реактора, в жизни мне не доводилось слышать. Этого я до сих пор не могу ни понять, ни объяснить.

Начальник военного училища

В Тольятти полковник Сержанов прибыл на формирование военного училища, где ему пришлось принять самое непосредственное участие как при выборе места, так и в строительстве объектов будущего учебного центра подготовки военных строителей. Стоит отметить, что роль Александра Ильича в строительстве вышла далеко за рамки рядового куратора и представителя министерства обороны СССР (заказчика) – он соавтор проекта военного городка и учебно-полевой базы Тольяттинского филиала КВВКСУ (Камышинского высшего военно-командного строительного училища). Именно таким, согласно директиве НГШ (начальника генерального штаба), было первоначальное название военного училища в Тольятти, впоследствии ТВВКИСУ (Тольяттинское высшее военное командно-инженерное строительное училище) а с 2005 года – ТВТИ (Тольяттинский военный технический институт).

За время руководства училищем были выполнены практически все основные постройки учебных корпусов, курсантских казарм, столовой, парка колесных машин, учебно-полевого центра. Самым волнующим событие стал первый выпуск лейтенантов летом 1982 года.

Уйдя в отставку и став пенсионером, Александр Ильич Сержанов не прерывал связи с училищем вплоть до самого последнего момента – его ликвидации, происшедшей осенью 2010 года. Работая в родном ТВВКИСУ – ТВТИ, генерал-майор в отставке Сержанов проводил шефскую и воспитательную работу, являясь прекрасным наставником молодого поколения. В декабре 1996 года Александр Ильич был избран председателем Совета ветеранов училища.

Даже если бы Александр Ильич Сержанов сделал в жизни только это одно – создал в Тольятти новое учебное заведение – этого вполне хватило, чтобы считать жизнь прожитой достойно. Он первый начальник строительного училища. Даже находясь уже в отставке, по-прежнему работал с молодежью. В свои восемьдесят семь он не утратил остроумия и оптимизма – бодр, подтянут, выглядит молодцевато и продолжает работать, но уже над воспоминаниями о пережитом.

– Моя преподавательская карьера в военных училищах, – говорит генерал, началась в 1952 году с назначения в ЛИСИ (Ленинградский инженерно-строительный институт). В то время как раз возобладало мнение, что в вооруженных силах мало строителей, и что их нужно значительно больше. Вот и развернули военно-морские факультеты не только при ЛИСИ, но также при Дальневосточном и Хабаровском политехнических институтах. После чего и они стали готовить инженеров-строителей для армии и флота.

Не мог себе представить, рассмеялся Александр Ильич, что прошло всего шесть лет после окончания училища – с 1947-го по 1953-ий, как уже сам в молодом еще возрасте стал преподавать. Можно сказать, что дальше практически вся моя жизнь оказалась связанной с военными училищами. Прошел все должности – преподаватель, начальник кафедры, заместитель начальника учебного отдела, заместитель начальника училища по науке и, наконец, получил назначение на должность начальника Тольяттинского военного училища.

В конце семидесятых годов было принято решение дополнительно открыть военное училище. Предстояло выбрать место, где его развернуть. Ездили в Ульяновск, в Казань – но там везде училища сидят, а на еще одно начальники гарнизонов согласия не дают. Конечно, можно было принять решение волевым путем – без согласия, но… все-таки согласовывали. В числе городов-кандидатов оказался тогда и Куйбышев. Там тоже места не нашлось, вот тогда впервые и был назван город Тольятти. А вот с выбором кандидатуры на должность начальника училища ситуация складывалась непростая. Кого ни вызывают, придет – спрашивает, а где училище? А училища еще нет, будет только строиться в Тольятти. И отказ – ну, кому из генералов, да и из полковников, хочется идти на периферию? Тем более, из Москвы или Ленинграда. Тольятти, даже не областной центр, разве уйдет кто-то? Никто не хочет ехать в Тольятти. Тогда заместителем министра обороны по строительству был маршал инженерных войск Арчил Викторович Геловани. Он любил, когда к нему обращались: «Товарищ маршал». И вот он вдруг вспомнил обо мне:

– А Сержанову предлагали?

Его подчиненные, которые были в курсе моих дел, замялись: – Так он уходить вроде бы собирается…

– Как собирается? Сколько ему лет? 54? Вы что? Вызывайте!

Так вот, вызывают меня к нему, а с Геловани мне довелось служить в Севастополе. Он там занимал высокий пост начальника Севастопольвоенморстроя, позже – заместителя командующего Черноморским флотом по строительству. Я в то же самое время проходил службу в инженерном управлении флота. Захожу в Управление кадров к генералу Седову. Он приветствует: – Ну, здоров, Саша. Как ты там? А я только с окраины переехал в центр Пушкино в хорошую трехкомнатную квартиру. Отвечаю – да ничего вроде. А он продолжает: – Тебя хочет видеть Геловани. Признаюсь, мы тебя хотим бросить в Тольятти.

К тому времени уже был наслышан о разговорах про училище в Тольятти. Кадры были уверены, что я не откажусь. И, действительно, дал согласие. Тоже судьба – такое стечение обстоятельств. А дело было в том, что еще по службе в Севастополе у меня сложилось очень доброе отношение к Арчилу Викторовичу Геловани. Я очень уважал этого замечательного человека, и как было отказать вовсе не приказу – его личной просьбе. Честно скажу – у народа распространено мнение, что если генерал, то семи пядей во лбу. Такое час-то приходилось слышать. Я не могу утверждать, что мои начальники, которые в Москве сидели, тоже все были по семи пядей во лбу. Нет – и даже не каждый второй. Конечно, если по себе судить, ответственность повышается вдвойне. Почему? Да там же генерал командует! То есть, на тебя возлагают все – абсолютно все. Где что хорошее – это заслуга генерала, но и где что случится плохое – так с генерала спрос. Вот и со мной так получилось.

Согласившись на должность начальника Тольяттинского училища исключительно из-за уважения к просьбе Геловани, я и предположить тогда не мог, что кому-то перебежал дорогу. Тогда в нашем военном ведомстве было два маршала. Кроме Геловани звание маршала инженерных войск было еще и у министра по строительству Шестопалова. Вот тут-то и произошла местная нестыковка. Уходя в отпуск, Шестопалов кому-то пообещал эту должность.

И так случилось, что пока он был в отпуске, вопрос о строительстве училища в Тольятти обострился, и Геловани, ничего не зная об этом и получая от всех претендентов отказ за отказом, назначил меня. А когда Шестопалов вернулся из отпуска, отношения с ним у меня оказались натянутыми. В итоге за все 6 лет, когда занимал должность начальника Тольяттинского училища, не получил не только награды – ни одной благодарности. С нуля построил училище, проводил набор курсантов, причем все это пришлось делать параллельно. Ни у кого из начальников пяти других военных строительных училищ такой нагрузки не было. И, тем не менее, все они без исключения с завидной регулярностью получали награды.

Так вот, приехав в Куйбышев, представляюсь первому секретарю обкома КПСС Орлову. Он мне без всяких предисловий – выезжайте в Тольятти, выбирайте место и делайте все, что необходимо. Так я и появился в Тольятти 16 июня 1978 года. Первым секретарем горкома партии тогда был Русаков – я сразу к нему. От него к председателю исполкома Борису Кашунину, а уж после него познакомился с Николаем Федоровичем Семизоровым. Конечно, я о себе рассказал, а он – о своей жизни… Об был со мной не только одногодком – как и я, тоже с 24 года, но и к тому же еще и фронтовиком. Сразу сошлись. Николай Федорович – человек очень исполнительный и уважаемый. У него были очень хорошие отношения с замминистра Непорожним. Для него просьба Непорожнего – это практически приказ. Меня мгновенно ввели в строй. Благодаря вот такому отношению, дело с выбором места под строительство и временного помещения для училища продвигалось быстро. Впрочем, таким оптимистичным было только начало жизни и службы в Тольятти. Через месяц умер Геловане, а еще через месяц в автомобильной аварии погиб Кашунин – и сразу не стало двух влиятельных людей, на поддержку которых мог рассчитывать. Первое, что было сделано – получили школу на Гагарина. Переоборудовали ее, а рядышком под столовую арендовали кафе, где и кормили первых 315 курсантов. Первый набор сделали в Камышине и Ленинграде. Не ожидал такого объема работы и проблем. И ведь еще никогда не было такой практики, чтобы начинать на голом месте. Очень тяжело было – если бы знал заранее, что будет так трудно, не согласился бы.

Вначале училище в Тольятти было филиалом Камышинского. Я приехал в середине года, когда все уже было спланировано. Где все взять? Нет статьи расхода. Ерунда, кажется, ан, нет – вовсе не ерунда, если нарушишь порядок. А до Камышина 700 километров. «Вышибать» приходилось все на свете. Нужны гвозди – надо звонить в Камышин, чтобы каких-то пять рублей получить для их приобретения.

В общем, так по временной схеме и прожили до 81-го года, и это несмотря на то, что сразу стали строить. Русаков, да и первый секретарь райкома КПСС Центрального района Дубцов считали целесообразным, чтобы училище располагалось в старом городе. В Центральном районе, однако, места под застройку не нашлось. Пришлось ставить вопрос в категорической форме:

– Не хотите училища, доложим – не даете земли! И тогда предложили этот «треугольник» в Новом городе. Я настоял на этом треугольнике. Конечно, земли было маловато, пришлось кое-что, уплотнить, но стройка пошла. Семизоров строил! В 1978 году я прибыл в Тольятти, а в 1981-ом курсанты уже заселились в новые казармы. Служба шла неплохо, за исключением мелочей. Ну, например, когда в 1979 году училище стало самостоятельным, то согласно положению начальник училища – это генеральская должность. И сразу местная власть по партийной линии представила на это место не меня, а своего человека. Меня вызывают и спрашивают – у тебя что – нелады с секретарем горкома КПСС? Отвечаю – нет. Стали проверять, и вскрылось, что у этого второго потенциального кандидата есть два партийных взыскания. И только после этого в 81-м году назначили меня, а вскоре получил и звание генерала. Такие вот мелочи досаждали, да еще трудности роста. Пришлось одновременно вести и строительство, и учебный процесс.

Первый выпуск, второй, третий... Было неимоверно трудно. Терпел, держа камень за пазухой. И вот так потихоньку с этим все тяжелеющим камнем подошел к 60-ти годам. До 16 апреля, до исполнения 60-ти лет, осталось три месяца. В командировку выезжаю – в Москву и подаю рапорт на увольнение. Это было как гром среди ясного неба. Начальник технического управления, которому мы непосредственно подчинялись, настаивает: – Забери рапорт.

Я стою на своем: – Нет, не заберу.

Начальник управления тут же находит новый довод: – Ты же нарушаешь традиции генералов.

– Какие традиции?

– В 60 лет из генералов никто у нас не увольнялся. Минимум – в 62, а то и даже в 65, а ты – в 60!?

– Спасибо, – отвечаю, – на добром слове. Спасибо за помощь, за службу, но уволить меня Вы уволите. Спрашиваю его – сколько ты за пять лет благодарностей получил? Он замялся – да я там только три, и всякое такое…

– А я, – говорю, – за шесть лет строительства и три выпуска – ничего!

– Такого не может быть! Это мои работники виноваты…

С большой обидой на московское начальство не стал забирать рапорт назад – ушел все-таки в отставку. Конечно, было обидно. Вручаю своим подчиненным ордена от имени партии и правительства – это же и моя в чем-то заслуга, а мне даже благодарности за все эти годы никто не вручил. Так что не могу сказать, что эти последние 6 лет моей чисто военной службы здесь, в Тольятти, были вымощены золотыми булыжниками. Была работа. Следы ее до сих пор не стерлись, хотя осенью 2010 года военное училище в Тольятти и было ликвидировано…