Глава 4. Наследники маршала Тухачевского 8 страница

Существует Записка отделов ЦК КПССв ЦК КПСС «Об издании военных мемуаров Г.К. Жукова» от 19 июля 1968 года. В этой записке много чего говорится о Жуковских мемуарах, но главное в том, что

«…вопрос об издании мемуаров Г.К. Жукова обсуждался на Секретариате ЦК КПСС. Секретариат поручил редакционной группе в составе: доктора исторических наук Г.А.Деборина, начальника Института военной истории Министерства обороны СССР генерал-лейтенанта П.А.Жилина, члена редколлегии журнала «Коммунист» В.П.Степанова, совместно с автором внести в рукопись необходимые исправления и дополнения.

Некоторые предложения по рукописи мемуаров Г.К. Жукова были высказаны Министерством обороны СССР (тт. Гречко, Якубовский, Захаров, Епишев).

В соответствии с поручением, редакционная группа совместно с автором и издательством АПН провели необходимую работу по подготовке рукописи к печати…».

По-моему, все достаточно ясно изложено. Но вернемся, к так называемым, Жуковским «мемуарам». Не являясь первооткрывателем по части критики «Воспоминаний и размышлений», — и до меня, Георгию Константиновичу доставалось «на орехи», — тоже, во многом, разделяю точку зрения предыдущих товарищей по перу. Вообще, эта «страшилка» о спящем Сталине накануне фашистской агрессии является типичным оговором человека. Ему, Сталину и спать нельзя, что ли? То же касается и в отношении начальника охраны Власика — это специфика данной работы. Начальник охраны обязан спать вместе с охраняемым лицом. Как же будет чувствовать себя Н.С.Власик на следующий день, если накануне бодрствовал всю ночь? Его обязанность руководить охраной, а не быть ночным сторожем у дверей спальни товарища Сталина. Для этого есть другие лица из той же охранной команды. Теперь, по поводу самого звонка. Все это глупость, написанная с одной целью — скрыть истинные события произошедшего.

Сталину не надо было подходить к телефону, так как Жуков, видимо никогда не был на даче Сталина, поэтому и не знал, что там находится телефонный коммутатор. На коммутаторе находится оператор связи, а не начальник охраны, как нас пытается в этом уверить Георгий Константинович. Когда абонент звонит на дачу, он попадает на оператора, находящегося на коммутаторе и представляется ему, называя свою фамилию, должность и, по возможности, цель звонка. Что Жуков и сделал, как абонент, когда мы читаем его «Воспоминания». Если бы дело происходило днем, то оператор соединился бы, по внутренней связи со Сталиным и выяснил бы у него, желает ли тот разговаривать с данным лицом. Получив утвердительный ответ, оператор просто бы соединил абонента со Сталиным, в какой комнате тот находился бы в данный момент. В случае же, с Георгием Константиновичем, как он рассказывает нам, дело происходило ночью и Сталин, разумеется, должен был спать. А по воспоминаниям охранника Сталина Лозгачева, «когда он спит, обычно их (телефоны — В.М.) переключают на другие комнаты». А мы уточним, что телефон переключают в комнату начальника охраны. Поэтому, когда, якобы Жуков звонил на дачу Сталина, он, сначала должен был попасть на оператора, тот соединил бы его с начальником охраны. Выяснив, какие важные обстоятельства вынудили Жукова звонить на дачу, начальник охраны пошел бы в спальную комнату и разбудил бы спящего Сталина. После этого оператор бы переключил звонящего Жукова на телефонный аппарат спальни Сталина. Но, наверное, для Жукова и всех тех, кто готовил данные «Воспоминания» к публикации, именно такое положение дел, было бы не интересно. Кроме того, есть и варианты (?) происходящий событий. Ведь, недаром же говорят, что все течет (имеется, виду время), все изменяется. Почему бы, не измениться и данным мемуарам?

(Вариант 1). Жуков вспоминает: «Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В.Сталина. Минуты через три к аппарату подошел И.В.Сталин. Я доложил обстановку и просил начать ответные боевые действия».

Все выше изложенное очень напоминает описание заурядной коммунальной квартиры на несколько семей, а не дачи главы государства. Так и видится картина: у наружной двери, на тумбочке, находится общий телефон, возле которого на табуретке примостился спящий генерал, выполняющий обязанности вахтера. Ночной звонок Жукова пробудил его от глубокого сна. Еще бы: «Звоню непрерывно». Это как? Вроде электрического звонка в двери, что ли? Наконец, уяснив, кто звонит, генерал топает по общему коридору к комнате Сталина с целью разбудить вождя и убедить его подняться с постели. Наверное, пришлось напугать товарища Сталина, так как «минуты через три», он, видимо не одетый и в тапочках на босу ногу, подошел к телефону в коридоре.

В более позднем издании «Воспоминаний» уточнены некоторые детали. Все же должны знать, кто у «глупого» Сталина такой «нерадивый» генерал, спящий у телефонного аппарата. И к тому же не ясно, из-за чего этот «нерадивый» генерал пошел будить Сталина.

(Вариант 2) «… Наконец слышу сонный голос генерал Власика (начальника управления охраны).

— Кто говорит?

— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.

— Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война.

Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:

— Подождите.

Минуты через три к аппарату подошел И.В.Сталин».

Как видите, в другом варианте «Воспоминаний» Жукову пришлось сразу своим сообщением напугать начальника охраны, а то бы тот, ни за что бы ни пошел будить Сталина. Ну, а то, что на даче был, судя по всему, всего один (?!) телефон, и видимо, «на тумбочке у входа», пишущую братию с Жуковым во главе, видимо не смущало. Насколько все это описание соответствует истине, остается только догадываться.

Итак, по Жукову, Сталин жив и здоров. Рано утром 22 июня приехал в Кремль. Рассмотрел предложенные ему проекты документов, внес поправки и дополнения. Но документ о создании Ставки, который доставили Жуков — Тимошенко, Сталин, якобы, не подписал, а отложил, чтобы потом, обсудить этот документ на Политбюро. Жуков пытается ввести читателя в заблуждение, представляя работу высшего эшелона власти как спонтанную реакцию на агрессию Германии. По Жукову, дело, надо понимать, происходило так, что до 22 июня представители высшего звена Советской власти собирались под руководством Сталина чаи гонять, и только с началом военных действий, стали думать, как руководить страной в данной ситуации, а тут сам Жуков подсуетился и «документ о Ставке» в «клювике» Сталину принес.

Как должны повести себя заговорщики, если нападение Германии на Советский Союз и является сигналом для государственного переворота внутри нашей страны? Разумеется, попытаться взять в свои руки центральную власть, т. е. первое — устранить главу государства (на данный момент это был Сталин). Мы не можем исключить и такой вариант — «нейтрализация» главы нашего государства и является сигналом к началу агрессии Германии.

Второе — сместить сторонников Сталина с государственных постов (может быть и путем их физического уничтожения). Вспомните убийство Л.П. Берии в 1953 году и его соратников. Как устранить Сталина? Выбор средств невелик: стрельба и отравление. На счет стрельбы еще в 1937 году эту функцию брал на себя сторонник Тухачевского, некий Аркадий Розенгольц, нарком внешней и внутренней торговли, «зачищенный» в 38-ом году. Предлагаю отрывок из книги В.Лескова «Сталин и заговор Тухачевского». Валентин Александрович скрупулезно изучал данное дело и вот как он описывает планируемые действия А.Розенгольца:

«Он должен был ранним утром попасть к Сталину на прием под предлогом разоблачения заговора…И вот, явившись в его рабочий кабинет, в присутствии Молотова, Кагановича, Ежова и Поскребышева (а лучше без них), Розенгольц собирался лично произвести покушение на Сталина, а его спутники, тщательно выбранные, с большим боевым опытом, должны были стрелять в других, кто находился бы в кабинете. Важно было вывести из игры Сталина, с остальными, даже если их в кабинете не будет, оппозиция полагала, что легко справится, благодаря их ничтожеству».

В то время, в 1937 году, это не удалось. Видимо, заговорщики, повторили попытку покушения во второй раз, в 1941-ом. Но, а может быть, была использована попытка отравления? Ведь, как известно в 1953 году «операцию по отравлению» осуществить удалось. Как убрать сторонников Сталина, которые находятся в Москве? Желательно установить свой контроль над Московским военным округом и ввести в столицу войска верные заговорщикам. Затем произвести захват ключевых учреждений государственной власти. В конце июня 1953 году командующего МВО Артемьева заговорщики смогли отправить на маневры под Ярославль, а на его место тут же назначили и.о. командующего Москаленко, своего ставленника. С помощью такой несложной рокировки они смогли на время парализовать действия противной стороны и привлечь на свою сторону «колеблющихся» военных. В результате, государственный переворот удался.

Кстати, люди принимавшие участие в «аресте» Л.П.Берии, (а точнее в его убийстве) и не скрывали этого факта. Более того оставили кучу воспоминаний по данной теме. Одни, участие в «аресте», делали по убеждению, другие по корыстному мотиву, а третьи — по приказу. Как вспоминал Москаленко, один из тех, кто навсегда «арестовал» Берию — вместе с ним были Баксов, Юферев, Батицкий, Неделин, Зуб, Гетман и Жуков — это из военных. Ими руководил Булганин, вместе с Хрущевым. Кроме того, Москаленко, почему-то, не указал Бирюзова, который по его собственным словам, якобы, лично пристрелил Берию? Не каждый, согласитесь, станет хвастаться такими «подвигами». Кроме того, Москаленко предложил, пригласить на «операцию» Василевского, что тоже не красит этого маршала, но Булганин отверг эту кандидатуру. По его мнению, Василевский, все равно бы не согласился. Действительно, Александр Михайлович был очень осторожным человеком. Булганин это видимо знал, поэтому не желал тратить время на уговоры. Но ведь, просто так, не стали бы обсуждать кандидатуру Василевского?

Перечисленные здесь люди были живы и в 41-ом году. Правда, не в таких высоких званиях и должностях ходили, как в 53-ем году, но, тем не менее, некоторые, как например, сам Москаленко, были генералами. Представляете, как они начали и прошли войну? Это все очень интересно, но, к сожалению, это другая история. Хотя с Жуковым и Хрущевым, мы уже встречались по данной теме, и они показали себя во всей красе, — с новыми «товарищами» еще не сталкивались. Эти «отличники» боевой и политической подготовки «ярко» проявят себя на фронтах Великой Отечественной войны. Москаленко и Неделена мы можем встретить по первым дням войны на Юго-Западном фронте. Булганин «засветится» на Западном фронте, под Вязьмой. Василевский вместе с Бирюзовым, оставят свой след под Сталинградом, в конце 1942 года. Об их «вкладе» в общую победу, мы еще в будущем, поговорим отдельно.

А перед нападением Германии были ли такие люди в Москве, как Булганин, Москаленко и компания, способные совершить подобное дело? Всем людям свойственен стереотип мышления. Каюсь, что я тоже не избежал подобной участи. Почему-то, все время попытка покушения ассоциирует со стрельбой и отравлением. Тем более что отравление, вроде бы, удалось осуществить в 1953 году. И выйти за границы очерченной версии бывает очень трудно. Но, к счастью это произошло и, по всей видимости, новый вариант покушения и будет основным. К этому событию мы обратимся, по законам литературного жанра, значительно позже, в конце работы, чтобы не рвать нить повествования.

Сейчас нам предстоит рассмотреть день 22 июня 1941 года. Был ли Сталин в этот день в Москве? Вопрос этот, далеко не праздный и простым он кажется только, на первый взгляд. Мог ли руководитель государства отсутствовать на своем рабочем месте, в Кремле, в столь важный для страны момент? Тема-то, как понимаете, весьма «щекотливая». Прямо об этом никто, разумеется, не говорит. Но, ни у кого в воспоминаниях нет прямого упоминания о том, что он видел или слышал, что Сталин был в Кремле 22 июня. Вот в чем вопрос? Что со Сталиным могло быть? И что же, в таком случае, вообще, могло происходить в «окрестностях» Кремля? Автор признается, что здесь он не совсем точен. Есть ряд воспоминаний, где упоминается о том, что Сталин был в Кремле 22 июня. Но это или воспоминания тех, кто-либо сам причастен к заговору, как например Г. К. Жуков, А.И. Микоян, или такие лица, показания которых требуют определенных пояснений, как например, Молотов, Каганович, видимо, тот же, Н. Г. Кузнецов. Обо всех этих и других воспоминаниях, будет рассказано ниже.

Давайте-ка, рассмотрим эту тему о Сталине в Кремле, поближе. При Хрущеве бытовало мнение, что Сталин 22 июня растерялся, утратил самообладание, короче, от страха сбежал к себе на дачу и не показывался в Кремле несколько дней!? Сам Никита Сергеевич пояснял, как было дело:

«Я видел, в каком состоянии находился Сталин в первые дни войны. Он тогда был совершенно деморализован: какая-то бесформенная протоплазма. Он чуть не отказался от своих постов, от активных действий. А членам Политбюро высказал такие слова: «Ленин создал наше государство, мы же его про…<ли>. Все погибло. Я ухожу». Сел в машину и уехал из Кремля к себе на дачу. Потом за ним поехали туда, как рассказывал мне позднее Берия, уговаривали его, призывали, чтобы он обрел прежние силы и приступил к деятельности, потому что победа возможна, не все потеряно, у нас остались еще огромная территория и большие ресурсы».

Странно все это читать, не правда ли, зная твердый и решительный характер Иосифа Виссарионовича. Даже Г.К.Жуков, на удивление, подчеркивает, что «И.В. Сталин был волевой человек и, как говорится, не из трусливого десятка». Так что, очень все сомнительно, насчет трусости Сталина.

Но Хрущев, все-таки приводит в своей подлой речи на ХХ съезде партии, факт, якобы, свидетельствующий об отсутствии Сталина в течение нескольких дней: «… вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать такие-то меры для того, чтобы поправить положение дел на фронте».

Сам Хрущев, как уверяет, в это время не был в Москве, уехал к себе в Киев. Да и Жуков, якобы, подтверждает, что его во второй половине дня 22 июня в Киеве встретил Никита Сергеевич. Тогда, как прикажите понимать сказанное Хрущевым: «Я видел, в каком состоянии находился Сталин в первые дни войны?» Значит ли, что это было до 22 июня? Иначе не стыкуется: не был, но — видел?

А сказанное с высокой трибуны съезда он привел с чьих же тогда слов? Как бы Хрущев не врал на ХХ съезде партии о Сталине, все же информацию об его отсутствии впервые дни войны в Кремле не побоялся вставить в свою речь. Неужели никто не мог бы опровергнуть его, если это была бы ложь, — отсутствие Сталина в Кремле? Товарищи Хрущева по партии, в то время, почему-то, в рот воды набрали? Что же Молотов, например, не опроверг выступление Никиты Сергеевича? Почему промолчал? Это через тридцать лет Ф.Чуеву расскажет, что вместе со Сталиным до обеда 22 июня, дескать, речь готовили. Или это была правда? Тогда уточнил бы место.

Мог хрущевскую «ложь» об отсутствии Сталина, опровергнуть его бывший секретарь А.Н.Поскребышев, но, представьте себе, что именно в 1956 году умер. В энциклопедии «Сталин» изданной под редакцией В.В. Суходеева о Поскребышеве приведены очень скромные данные о рождении и смерти (1891–1956). Согласитесь, что смерть человека, проработавшего со Сталиным несколько десятков лет и тем более, в тот трагический для страны день — 22 июня 1941 года, выглядит очень странной, а, именно, в год ХХ съезда, если не сказать больше, к тому же и очень подозрительной. И не важно, когда наступила его смерть, до съезда в феврале или после съезда. Важно, что она наступила в очень сложный исторический момент: развенчание Сталина Хрущевым.

То же, можно сказать и о Н.С.Власике (1896–1967), начальнике личной охране Сталина. Он же точно знал, где находился Сталин или он не начальник его личной охраны? Однако о нем в энциклопедии не сказано ни единого слова, не то, что о дате рождения или смерти. Так все же, с чьих же слов Хрущев мог знать об отсутствии Сталина в Кремле? А задайтесь вопросом: «Кого Хрущев встретил 22 июня на аэродроме в Киеве, как первого посланца из Кремля?» Конечно, это был Жуков, прилетевший на Юго-Западный фронт, якобы, по поручению Сталина. Возможно, именно он мог передать сообщение Никите Сергеевичу о ситуации в Кремле? Мы к этому «поручению» Сталина, о командировке Жукова, еще вернемся. А в отношении Хрущева, можно сказать следующее. Никита Сергеевич был не настолько глуп, чтобы нести с трибуны съезда откровенную чушь. Правильнее будет сказать, что его речь — это полуправда, густо сдобренная ложью с определенной, разумеется, целью. Поэтому, Хрущев и сказал об отсутствии Сталина в Кремле, в свойственной ему манере полуправды.

Но если внимательно присмотреться к его мемуарам, в изложении событий по первым дням войны, то, как же, все же, понимать сказанное Никитой Сергеевичем: «Я видел, в каком состоянии находился Сталин…»? Когда же Хрущев видел его в этом состоянии, если 22 июня, как уверял своих читателей Жуков, он его встречал на аэродроме в Киеве? Кроме того, о каких потерянных территориях могла идти речь в Кремле по первым дням войны?

Какую же виденную им картину Хрущев хочет, исказив, разумеется, события, преподнести своему читателю? К этому вопросу, мы еще вернемся.

Но как отнестись к такому вот документу (опять о Сталине), извлеченному из партийно-советских архивов: «Проект выступления Г.К.Жукова на пленуме ЦК КПСС»? В сносках указано: «секретно», а также, что документ подготовлен не позднее 19 мая 1956 года(?).

«…22 июня в 3 ч. 15 мин. немцы начали боевые действия на всех фронтах, нанеся авиационные удары по аэродромам с целью уничтожения нашей авиации, по военно-морским базам и по ряду крупных городов в приграничной зоне. В 3 ч. 25 м. Сталин был мною разбужен и ему было доложено о том, что немцы начали войну, бомбят наши аэродромы, города и открыли огонь по нашим войскам. Мы с тов. С.К.Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не отрывать, чтобы не развязать более широких действий. Передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Берия, Молотова, Маленкова, на совещание прибыть вам и Тимошенко…».

Это, как бы первые наброски мемуаров маршала. Здесь Жуков, чуть ли не на коленях умоляет Сталина разрешить по немцам пострелять, а тот, деспот и тиран, не разрешает. По мере взросления и набирания уму разуму, Георгий Константинович, в дальнейшем, внес в текст своих мемуаров соответствующие дополнения и уточнения, и стрельбу по немцам опустил. В данном документе, по датировке, вроде бы события 1956 года, но как всегда, есть маленькое «но». Этот проект так и не был озвучен, а вот приведенные выше фамилии членов Политбюро вызывают сомнения. Берия убит, еще в 1953, поэтому на него ссылаться можно без опасения. Молотов и Маленков в 1957 году будут выведены из состава Политбюро, как антипартийная группа, вместе с Кагановичем. На них, тоже можно сослаться без всякого опасения на возражения. Тогда, возможно, что документ подготовлен позднее, в 1957 году?

Если же этот документ не был обнародован на Пленуме, то, возможно, у Хрущева было опасение, что Молотов и Маленков могут возмутиться Жуковскими данными по Сталину и привлечь на свою сторону колеблющихся, а это, разумеется, не входило в планы Никиты Сергеевича.

Что касается, в общем, негативного стиля изложения документа, то, ведь совсем недавно, как раз и состоялся ХХ съезд, где Хрущев «вылил ушат грязи» на Сталина. Отсюда и «чернуха» в данном проекте.

«Свою мысль о провокации немцев Сталин вновь подтвердил, когда он прибыл в ЦК. Сообщение о том, что немецкие войска на ряде участков уже ворвались на нашу территорию не убедило его в том, что противник начал настоящую и заранее подготовленную войну. До 6 часов 30 мин. он не давал разрешения на ответные действия и на открытие огня, а фашистские войска тем временем, уничтожая героически сражавшиеся части пограничной охраны, вклинились в нашу территорию, ввели в дело свои танковые войска и начали стремительно развивать удары своих группировок…

Что же произошло в действительности, почему наши войска понесли поражение на всех стратегических направлениях, отступали и оказывались в ряде районов окруженными?»

Для советских людей лепится образ Сталина, как полного недоумка и негодяя. Враг вторгся на территорию нашей страны, а он (вождь) несет полную ахинею, на счет, «не поддаваться на провокации» и «огня не открывать». Как вы помните, Молотов вроде бы, получил 22 июня ноту от посла Шуленбурга в 5. 30, в которой говорилось о том, что Германия объявила войну Советскому Союзу. Как видите, по ранней версии Жукова, Сталин и в 6.30 «не понимал» происходящего.

«Кроме неподготовленности страны к обороне и неполной подготовленности Вооруженных Сил к организованному отражению нападения противника, — у нас не было полноценного Верховного командования. Был Сталин, без которого по существовавшим тогда порядкам никто не мог принять самостоятельного решения, и надо сказать правдиво, — в начале войны Сталин очень плохо разбирался в оперативно-тактических вопросах. Ставка Верховного Главнокомандования была создана с опозданием и не была подготовлена к тому, чтобы практически взять в свои руки и осуществить квалифицированное управление Вооруженными Силами».

Значит, по данной версии 1956 года Ставка была создана «с опозданием», а не так как в будущих мемуарах, по словам самого Жукова: пишет же, что утром 22 июня принес проект создания Ставки в Кремль на утверждение Сталину. Здесь есть неточность. Первоначально Ставка называлась просто «Ставка Главнокомандования». Это в дальнейшем, она, Ставка, станет «Ставкой Верховного главнокомандования». Но этому, я, лично, не придаю особого значения, так как Жуков, в большей степени, работал в составе именно этой Ставки, последнего наименования. А в прочем, вполне возможно, что Жуков хотел скрыть от слушателей первоначальное название Ставки, заменив его более поздним и привычным — Сталинским.

«Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным и лишены его доверия. (Значит, понимал Жуков, как Сталин к ним, военным, относился. Но это будет чуть позднее и об этом будет рассмотрено ниже — В.М.)

Вместо того, чтобы немедля организовать руководящую группу Верховного командования для управления войсками Сталиным было приказано: Начальника Генерального штаба на второй день войны отправить на Украину, в район Тарнопопя для помощи командующему юго-западным фронтом в руководстве войсками в сражении в районе Сокаль, Броды…»

А как вам нравится версия, что Жукова Сталин насильно отправил на Юго-Западный фронт 23 июня? А тот почему-то слабо сопротивлялся? И о проекте Ставки говорить почему-то Георгию Константиновичу, не очень хотелось, тем более указывать дату ее образования. А почему, в 1956 году — его «отправили» на фронт «на второй день», спросит читатель, а в дальнейшем, в мемуарах, визит Жукова «на фронт» перенесут на первый день? А образование Ставки наоборот, — перенесут на второй день, хотя о ней, в дальнейшем, Жуков будет говорить, что образована — в первый день? В данном же документе, как видите, Жуков о Ставке, вообще скромно умалчивает? Что касается Ставки, то о ней мы тоже, подробнее поговорим, но чуть позже. Что же касается поездки Жукова на фронт, то по первой версии, данного «Проекта речи на Пленуме» — «на фронт на второй день», получается, что он, как начальник Генштаба, полтора дня в Москве «груши околачивал», не предпринимая никаких действий. Не мог же он бездействовать полтора дня, занимая такой высокий пост? Жуков очень хотел скрыть свои действия, особенно, по первому дню войны, поэтому и «собрался» на фронт 23 июня. При написании мемуаров, товарищи-историки, видимо, его успокоили: «Не волнуйтесь, Георгий Константинович! Что-нибудь придумаем и отправим Вас, как героя, 22-го июня. Иначе, какой же Вы Маршал Победы?»

Понятно, что при Хрущеве, все беды стали валили на Сталина, но в дальнейшем, решили, что пусть будет так, как есть. Жуков уезжает 22 июня из Москвы, во второй половине дня. В данном случае, он снимает с себя ответственность за все события в столице, уехал на фронт и — всё! Да и к Ставке никакого отношения иметь не будет, так как она, дескать, была образована без него. Очень, уж, не хочется Георгию Константиновичу, чтобы его имя, по первым дням, связывали со Ставкой. Какие же темные дела хочет скрыть от слушателей и читателей его опусов?

Что касается «помощи…в руководстве войсками в сражении в районе Сокаль, Броды…», то очень уж деликатно написано. Знает кошка, чье мясо съела! Смерть члена Военного Совета фронта Вашугина Н.Н. на их, с Хрущевым, совести лежит.

«Сталину было доложено, что этого делать нельзя, так как подобная практика может привести к дезорганизации руководства войсками. Но от него последовал ответ: «Что вы понимаете в руководстве войсками, обойдемся без вас». Следствием этого решения Сталина было то, что он, не зная в деталях положения на фронтах, и будучи недостаточно грамотным в оперативных вопросах, давал неквалифицированные указания, не говоря уже о некомпетентном планировании крупных контрмероприятий, которые по сложившейся обстановке надо было проводить…».

Как всегда приводится противопоставление Сталину. На этот раз — действующая армия. Несмотря на отрицательные черты характера вождя, все остальные люди данного рода и племени, действуют всегда в рамках высокой нравственности и морали.

«Как показывают действительные факты, наши солдаты и офицеры, части и соединения дрались, как правило, с исключительным упорством, не щадя своей жизни, нанося большие потери противнику.

Даже наши враги и те вынуждены были отметить боевую доблесть советских воинов в начальном периоде войны».

И здесь мы сходу наталкиваемся на «нарезку» из дневниковой записи Гальдера, которую привел Георгий Константинович.

«Вот что писал в своем служебном дневнике начальник Генерального штаба германских сухопутных сил генерал-полковник Гальдер:

24 июня — «Противник в приграничной полосе почти всюду оказывал сопротивление. Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны ДОТов взрывали себя вместе с ДОТами, не желая сдаваться в плен».

Как так, Гальдер? Оторопь берет. Откуда взялся этот дневник в 1956 году? Дело в том, что только в 1962–1964 году дневниковые записи были изданы в ФРГ, а у нас — в 1969 году. Правда, в далеком 1947 году восстановленный в результате дешифровки специалистами (с помощью самого Гальдера) дневник был размножен на ротаторе на немецком и английском языках историческим отделом армии США в Европе и разослан во многие военные инстанции союзников. Неужели и нам досталось? Так что, на редкостный, в то время дневник Гальдера, нужно ли было ссылаться Жукову в своем выступлении, а потом, в силу каких-то причин, доклад засекретить? Или же могли позднее поработать с «Проектом» профессионалы-историки из Академии наук и приукрасить Жуковские опусы дневниковыми записями Гальдера?

Оказывается, Жуков давно был знаком с этими материалами. Писатель К.Симонов вспоминал, что при подготовке своего романа «Живые и мертвые», еще в 1955 году попросил у Жукова, чтобы ему оказали содействие в работе предоставив некоторые архивные материалы. Тот выслушал писателя и предложил следующее:

«Наверное, <…> было бы полезно посмотреть на начало войны не только нашими глазами, но и глазами противника, — это всегда полезно для выяснения истины.

Вызвав адъютатнта и коротко приказав ему: «Принесите Гальдера», он объяснил мне, что хочет дать мне прочесть обширный служебный дневник, который вел в 1941–1942 годах тогдашний начальник германского генерального штаба генерал-полковник Гальдер.

Когда через несколько минут ему на стол положили восемь толстых тетрадей дневника Гальдера, он похлопал по ним рукой и сказал, что, на его взгляд, среди всех немецких документов, которые он знает, это, пожалуй, наиболее серьезное и объективное свидетельство.

Чтение не всегда для нашего брата приятное, но необходимое, в особенности для анализа наших собственных ошибок и просчетов, их причин и следствий».

То, что этот дневник необходимо было прочитать хрущевцам-жуковцам, сомнений не вызывает. Не проговорился ли где немецкий генерал об их деятельности? Когда документ вычистили от всех сомнительных выводов господина Гальдера (с точки зрения Жукова и его друзей), то потихонечку внедрили в оборот исторических документов. Может где, и подрисовали по тексту дневников, кое-что в угоду Георгию Константиновичу с товарищами. Есть у него в «Воспоминаниях» ссылочка на Гальдера по поводу своей «командировки» на Украину. Дескать, немецкий начальник из главного штаба отметил, что