Русская философия XX века

Учение о Софии продолжил человек, которого называют Леонар­до да Винчи XX века – Павел Александрович Флоренский, Фило­соф и психолог, богослов и математик, искусствовед и химик, поэт и технолог, инженер и историк и филолог-полиглот, он провел последние годы в лагере на Соловках и был расстрелян в 1937 году.

Основное произведение Флоренского – "Столп и утверждение Истины".

Развивая философию всеединства, Флоренский не философизирует религию, а, наоборот, "конкретизирует" философию положениями ортодоксального православия. Он утверждает принципиальную раз­дельность тварного мира и Творца, но мир связан со своим Творцом при помощи одной из сторон его божественной сущности – София. София имеет множество определений; она – "первозданное естество твари", еще не испорченное грехом, поскольку предшествует тварному миру, она – "замысел Божий о мире", идеальная Личность мира, четвертый ипостасный элемент, связанный с триединым Богом. "Со­фия участвует в жизни триипостасного Божества, входит в троичные недра, приобщается к божественной любви. Но, будучи четвертым, тварным и, значит, не единосущным лицом, она не "образует" боже­ственное единство, она лишь допускается войти в это общение по не­изреченному, непостижимому смирению Божественному." Итак, Со­фия – это "четвертое лицо" Бога, обладающее признаком тварности, она рассыпана в тварном мире и сближает этот мир с Богом. София – еще и совершенное единство множества, образованное Любовью. Ею образуется и сохраняется всеединство.

Философию Льва Исааковича Шестова (1866-1938) отличает необычайно острая борьба с безрелигиозной и антирелигиозной фило­софией. Тема отравляющей силы рационализма была в русской фило­софии поднята еще славянофилами, но никто не осуждал его с такой страстностью, не показывал так ясно, что автономия разума неизбеж­но превращается в тиранию разума, в результате чего выпадает из по­ля зрения все, что выходит за пределы рационализма.

Разум обманывает нас, создавая в нас гордую иллюзию рациональной структуры бытия. На самом деле мы и не подозреваем, что творится со вселенной, живем, окруженные бесчисленными тайнами. Само бытие окружено вечной тайной, и закономерность – самое загадочное в бытии. Задача философии – научить нас жить в неизвестности. Философия должна не успокаивать, а будоражить людей, которые прячутся от неизвестности за разными догмами.

Разум пытается успокоить человека, но может сделать это лишь путем обмана, увода от действительности в некую сконструированную реальность. Но человек предпочитает «надежность» разума таинственной и парадоксальной свободе веры. Людям нужен не Бог, а гарантии. Кто в состоянии создать иллюзию таких гарантий, тот и станет для них Богом.

Философия не следует за логикой, наоборот, филосо­фия стремится прорваться сквозь логические цепи умозаключений, чтобы приблизить нас к реальности, к подлинному бытию. Филосо­фия не должна быть наукой – не в том смысле, что философия может позволить себе что угодно, а в том, что она, не отвергая условной цен­ности "норм" разума, должна вести нас за пределы сферы разумнос­ти. Философия должна исходить из озарения веры, а не заниматься "оправданием" (перед разумом) "веры отцов", как хотел Владимир Соловьев. Рационализация веры, которую так искали в средние века, фактически вылилась в отвержение веры и замену ее богословием. В богословском рационализме Шестов видит торжество "эллинского духа" над Откровением, Афин над Иерусалимом.

Человечество помешалось на идее разумного понимания. Еще Аристотель говорил: познание овладевает лишь тем, что необходимо, отбрасывая все случайное, неповторимое. Но необходимости в опы­те нет, ее вносит сам разум, организуя данные опыта. Следовательно, наука не изображает действительность, а "творит истину". Она "пре­вращает" действительное в необходимое, то есть извращает действи­тельность, подменяет ее своими построениями. Все наводит на мысль, что-либо в самом мироздании не все благополучно, либо наши подхо­ды к истине поражены в самом корне каким-то пороком. Несоизме­римость знания и действительности ставит под вопрос не практичес­кую ценность науки, а пригодность разума для того, чтобы прибли­зить нас к подлинной реальности. Как бы много мы ни достигали в науке, нужно помнить, что истины наука нам дать не может, ибо она по своей природе не может и не хочет искать истины. Истина – в еди­ничном, неповторяющемся, непонятном, случайном. Значит, власти, на которую претендует разум, у него нет.

Основная черта жизни – творческое дерзновение, жизнь – это непредсказуемость и свобода, веч­ная, несводимая к готовому и понятному мистерия. Жизнь – это чудо, предоставляющее неограниченные возможности. А наш принцип "справедливости" есть принцип "равновесия", принцип статический, не творческий, его смысл в том, чтобы сковать творчество, придавить свободу. Вместо пути свободы мы избираем в этической сфере путь "вечных" и "неизменных" правил. Но напрасно мы воображаем, что "нравственные поучения и законы могут заменить Бога". Этика должна определяться не рассуд­ком, а религиозным сознанием, жизнью в Боге.

Николай Александрович Бердяев (1874-1948) – самый извест­ный русский философ первой половины XX века. Его известность во многом объясняется популярной формой его произведений. В молодо­сти Бердяев увлекался марксизмом, но вскоре в нем разочаровался и заинтересовался философией Вл. Соловьева, а затем разработал свое собственное учение. В 1922 году вместе с другими представителями интеллигенции был выслан из Советской России. Жил в Берлине, за­тем в Париже. В 1926 году основал журнал "Путь" и был его главным редактором до 1939 года.

Написал Бердяев огромное количество книг и статей, и в них он много говорил о России. Он считал, что "самим Богом предназначе­но, чтобы Россия стала великим целостным единством Востока и За­пада, но по своему действительному эмпирическому положению она представляет собой неудачную смесь Востока и Запада". Корень бед России Бердяев видел в неправильном соотношении в ней мужского и женского начал. Если у западных народов мужское начало возобла­дало в основных силах народа, чему способствовал католицизм, кото­рый воспитал дисциплину духа, то русская душа не знала каких-либо пределов, она требует всего или ничего, ее настроение бывает либо апокалипсическим, либо нигилистическим, и она поэтому неспособна воздвигать «половинчатое царство» культуры.

Свою интерпретацию христианства, взгляд на науку и философию Бердяев излагает в сочинении "Смысл творчества".

Аристотель, Фома Аквинский, Декарт, Спиноза, Кант, Гегель, – все эти столь разные философы стремятся превратить фи­лософию в наукообразную схоластику. Когда-то философия была, а науки еще не было, и философия выделила из себя науку; почему-то потом стали ожидать, что наука выделит из себя философию. Фило­софия не является наукой ни в каком смысле и ни в каком смысле не должна быть научной. Научность – перенесение критериев науки на другие области духовной жизни – это рабство духа у низших сфер бы­тия. Наука – это познание необходимости через приспособление к ми­ровой данности. Истина науки имеет значение только для частных состояний бытия и для частных в нем ориентировок. Философия – об­щая ориентировка в совокупности бытия. Философия ищет истину мира и смысл мира, а не данность мира. В философии есть победа че­ловеческого духа через творческое преодоление, в науке – через при­способление, через приведение себя в соответствие с данным, с навя­занным по необходимости. Философия – познавательное освобожде­ние от подавленности, наука – сознание зависимости.

Научное, внешнее познание мира, без погружения в глубь человека, дает лишь знание поверхности вещей. Предпосылка всякой фило­софии – самосознание человека как центра мира, в себе таящего его раз­гадку. Кто философски познает мир, не может быть одной из ве­щей мира в ряду других, тот сам должен быть миром. Перед дробной частью вселенной не могла бы встать дерзкая задача постигнуть все­ленную. Человек познает мир после себя и через себя, это внутреннее познание мира через человека и есть философия.

Человек – микрокосм, точка пересечения двух миров. Он одно из явлений относительного мира, одна из вещей в природном круговоро­те вещей; и человек выходит из этого мира как образ и подобие абсо­лютного бытия. Для философии человек не природный объект, а сверхприродный субъект.

Мистические учения всегда говорили о многосоставности челове­ка, включающего в себя все планы космоса, изживающего в себе всю вселенную. Вечная правда мистики скоро должна стать правдой от­крытой и обязательной, от которой спрятаться можно будет лишь в небытие.

Человек-микрокосм ответственен за весь строй природы, и то, что происходит в нем, отпечатывается на всей природе. Человек живит, духотворит природу своей творческой свободой и мертвит, сковывает ее своим рабством и падением в материальную необходимость. Паде­ние высшего иерархического центра (человека) повлекло за собой па­дение всей природы. Камни, растения, животные как бы мстят чело­веку за собственную неволю, ввергая его в рабскую зависимость от того, что ниже его и должно от него зависеть. Природа должна быть освобождена и одухотворена человеком.

В результате дурно направленной свободы, свободы отпадения, появилась необходимость. Не свобода есть осознанная необходи­мость, как учили немецкие классики, а необходимость есть дурная, бессознательная, не просветленная Логосом свобода. Принудитель­ная необходимость – это лишь обратная сторона мирового распада и отчужденности. Степень принудительной материальности прямо пропорциональна степени внутренней отчужденности. Любовь сжигает всякую необходимость и дает свободу, любовь – это содержа­ние свободы. Материальная принудительность мира есть наваждение злобы, призрачное бытие, порожденное раздором. Тяжелая давящая материя мира может быть расколдована, оживлена лишь силой соеди­няющей любви, которую несет с собой в мир Абсолютный человек, Новый Адам.

Человек не может просто уйти от космоса, он может лишь преобра­зить его. Но это сделает не отдельный человек, ведь палВсечеловек, перво-Адам, и подняться может не отдельный человек, а Всечеловек.

Человек сотворен по образу и подобию Божьему динамическим творческим центром вселенной, но в исполнении своей свободы он по­следовал за падшим Ангелом, пожелавшим стать центром мира, и по­терял свое царственное место, утратил способность к творчеству и впал в состояние звериное. Воссоздается богочеловеческая иерархия через воплощение Сына Божьего, через боговоплощение, через явле­ние в мир абсолютного, божественного человека.

На определенной ступени развития человечества христианская ми­стерия искупления объективируется, представляется трансцендент­ной человеку и его внутреннему духовному пути. Это было материа­лизацией, инволюцией (процесс, обратный эволюции) христианства. Ныне мистерия христианства вновь переносится внутрь, Христос становится имманентным человеку, человек на себя возлагает все бре­мя, всю безмерность свободы. Христос перестает быть единственным в объективном ряду среди других. Он – Всечеловек – становится пу­тем человека, мистерией его духа.

В Евангелии раскрывается лишь один аспект Христа: Абсолютно­го Человека, искупающего и спасающего человеческую природу. Но искупление греха, спасение от зла само по себе отрицательно, и ко­нечные цели бытия лежат дальше, в творческой задаче. Творчество – дело богоподобной свободы человека, раскрытие в нем образа Твор­ца. Закон начинает борьбу со злом, искупление завершает эту борь­бу, в свободном же творчестве призван человек творить мир новый и небывалый, продолжать творение Божье.

Творчество не в Отце и не в Сыне, а в Духе, и потому выходит за пределы Ветхого и Нового Завета. За откровением Ветхого и Ново­го Завета следует третье откровение – религиозная эпоха творчества.

Этой эпохи еще не было в мире, хотя творческие порывы сопро­вождают всю историю человека. Но тогда его творческая природа бы­ла обессилена космическим падением, погружением в низшие сферы бытия. В общеобязательном ходе мировой истории культура, "науки и искусства" были лишь формой приспособления к необходимости.

Христос, распятый за грехи мира при Понтии Пилате, и Христос Грядущий, который явится во славе, – один и тот же Абсолютный Че­ловек. Искупление обращено к одному аспекту Христа, и лишь по­двиг свободного творчества подготовит к видению иного образа Аб­солютного Человека. И если для искупления нужно великое послуша­ние, то для творчества нужно великое дерзновение. Лишь великим дерзновением можно узреть Христа Грядущего.

Бердяев открещивается и от индуистской мистики Плотина, ут­верждая абсолютное бытие не только Бога, но и человека. В Боге есть трагический недостаток, который восполняется великой прибылью – рождением в Нем человека. Это и есть тайна христианства. Свобод­ное и самостоятельное бытие личности соединяется с Богом, но не растворяется в Боге. Мир насквозь есть иерархия живых существ, оригинальных личностей, способных к творчеству. Творческого акта не может быть, если мир эманирует (истекает) из Бога. Религиозное со­знание Индии, "в котором Божество еще не раскрылось миру Троич­ностью своих Ликов", Бердяев считает низшей стадией откровения.

С отмеченным нами как особенность русской философии антропо­логизмом связана космическая ориентация русской философии. Их объединяет идея восстановления естественной связи человека и при­роды, утраченной веками противостояния. Русский космизм противо­поставил антропоцентризму предшествующей философии новое по­нимание человека и природы как единого целого, требующего своего восстановления. Космическое Целое имеет смысл, и миссия человека по своему значению космична.

Константин Эдуардович Циолковский (1857-1935) рисует ко­смос кишащим различными формами жизни, человека – лишь проме­жуточной стадией эволюции. Мысль – важный фактор в эволюции Космоса и человеческого тела, которое в преображенном виде уже не будет нуждаться в искусственных приставках к своим органам. Но­вый человек овладеет пространством и временем, превращением ве­щества и энергии, и перейдет в лучистое духовное состояние. Из нее он опять вернется в вещественную форму, чтобы на более высокой ступени повторить цикл развития – и так до божественного "нирванического" совершенства.

Владимир Иванович Вернадский (1863-1945) развивал предло­женное французскими учеными понятие "ноосферы" (от греческого nous – разум) – новой оболочки земли, возникшей из биосферы и со­стоящей из духовной, мыслительной энергии человечества. Ноосфера имеет тенденцию к непрерывному расширению, что предполагает вы­ход человека в космос и проникновение его в недра планеты. «Мы принадлежим всем этим звездным мирам, составляем с ними единое целое. Человек – это колония клеточек. Клеточки, сочетаясь, составляют разумное существо, управляющее не только собою, но и отчасти судьбами мира, которого он составляет лишь часть. Обратимся к звездам, все это отдельные миры. Все мириады точек, сочетаясь вместе, составляют органическое целое, разум которого настолько выше разума каждого мира, насколько разум человека выше разума клеточки».

Первобытный трепет и восторг Александра Леонидовича Чижев­ского (1897-1964), который он испытывал по отношению к Солнцу, подтолкнул его к исследованию влияния этого светила на жизнь лю­дей. Оказалось, что от ритмов солнечной активности зависят не толь­ко земные катаклизмы и распространение эпидемий, но и социальная активность людей. Статистически установлено, что на сердечно-сосу­дистую, нервную и другие системы человека непосредственно влияют солнечные пертурбации, и не только они. "Периодическая деятель­ность Солнца – процесс не вполне самостоятельный. Есть веские ос­нования думать, что он находится в определенной зависимости от раз­мещения планет солнечной системы в пространстве, от их констелля­ций по отношению друг к другу и к Солнцу. Уже много лет назад ас­трономы предположили, что Солнце представляет собой тончайший инструмент, который учитывает все влияние планет соответственны­ми изменениями. Таким образом, и земные явления, зависящие от пе­риодической деятельности Солнца, стоят, так сказать, под контролем планет, которые могут быть во много раз более удалены от нас, чем Солнце". Эти "открытия" ученого XX века уже тысячи лет как акси­омы приняты астрологией.