Художники никогда не ограничиваются самими собой, холостяцкая жизнь перечит

глубочайшим их инстинктам. Так, например, Рихард Вагнер, когда "пришла

пора", взял своим проводником, своим защитником философа Шопенгауэра - кому

Бы пришло в голову, что у него хватило бы духу на аскетический идеал без

Поддержки, каковую предлагала ему философия Шопенгауэра, без авторитета

Шопенгауэра, достигшего перевеса в семидесятые годы в Европе? (не принимая

При этом в расчет еще и того, мог ли вообще существовать в новой Германии

Художник, не вскормленный молоком набожного, имперски-набожного образа

Мыслей). - И таким образом мы подошли к серьезнейшему вопросу: что это

Значит, когда аскетическому идеалу присягает на верность действительный

Философ, действительно положившийся на себя ум, как Шопенгауэр, доблестный

Муж и рыцарь со стальным взглядом, имеющий мужество быть самим собой,

Умеющий держаться себя и не уповающий на проводников и указания свыше? -

Нужно будет учесть здесь сразу же своеобразное и для известного рода людей

Чарующее отношение Шопенгауэра к искусству: ибо оно-то, по всей очевидности,

И вынудило прежде всего Рихарда Вагнера перейти на сторону Шопенгауэра

(после увещаний одного поэта, как известно, Гервега), причем столь

Решительно, что это обернулось совершенным теоретическим противоречием между

Ранним его и более поздним эстетическим кредо - между тем, что было

выражено, скажем, в "Опере и драме" и в сочинениях, изданных после 1870

Года. Что, пожалуй, поражает больше всего, так это главным образом

Бесцеремонное изменение его суждения о ценности и месте самой музыки: велика

важность, что до сих пор он делал из нее средство, медиум, "женщину",

Которая для преуспеяния решительно нуждалась в цели, в мужчине - именно, в

драме! Его разом осенило, что с шопенгауэровской теорией и реформой можно

Сделать большее in majorem musicae gloriam - именно, благодаря суверенности

Музыки, как ее понимал Шопенгауэр: музыка, стоящая особняком от всех прочих

Искусств, независимое искусство само по себе, не предлагающее, подобно им,

Слепки феноменального мира, а глаголящее, напротив, языком самой воли,

раздающееся непосредственно из "бездны", как наиболее сокровенное,

Изначальное, непроизводное откровение ее. Вместе с этим исключительным

Повышением ставок музыки, как оно, по-видимому, проистекало из

Шопенгауэровской философии, единым махом и неслыханно набил себе цену и сам

Музыкант: отныне он становился оракулом, жрецом, даже больше, чем жрецом,

своего рода рупором "в себе" вещей, неким телефоном потустороннего - он