Идея Богочеловека и творчество

В идее Богочеловека человеческое и божественное объединяются для взаимного обогащения человеческого и божественного. Поэтому Богочеловек есть единственно возможное конструктивное разрешение противоречия человека и Бога. Такое разрешение открывает простор для человеческой свободы и не позволяет этой свободе найти для себя ужасные тупики тоталитарного произвола. В идее Богочеловека личностное доминирует над общественным, и это лучшая преграда на пути желания сделать свободу человека лишь средством для построения общественного счастья. А значит, можно полностью согласиться с Бердяевым, проясняющим идею Богочеловеческого прежде всего через категорию духа, наиболее полно выражающую триумф свободы.

Свобода духа и духовный опыт как ее предпосылка и результат выводят человека из времени в Вечность, позволяя пережить божественное бытие как свое собственное бытие. Свобода духа есть прежде всего свобода жизни как свобода творения и только через нее — свобода понимания. «Движение в Боге, которое раскрывается в духовном опыте, не есть процесс во времени, в нем ничего не следует одно за другим, — пишет Бердяев. — Это есть в Вечности происходящее идеальное совершение, вечная божественная мистерия жизни. Только символически-мифологиче­ское понимание отношений между Богом и человеком приближает нас к этой божественной мистерии. Метафизически-понятийное понимание этих отношений закрывает тайну внутренней жизни»[75]. Тайна богочеловеческого открывается только свободному духу — поднимающемуся от рассудочных схем обыденности к творению образов, выражающих целостность мира в его устремленности к Истине, Добру, Красоте и причастность человека к этой целостности и устремленности. Тайна богочеловеческого открывается человеку, приобщившемуся к высшему творчеству духа — мифотворчеству. Под мифотворчеством здесь понимается создание произведений, в которых в образной форме разрешаются трагические противоречия человеческого бытия, в том числе — противоречие человека и Бога. Эти произведения приводят к потрясению и очищению отдельных личностей и целых народов. Их не переживают, ими живут — тем сильнее, чем ярче гений мифотворца. В этом смысле идея и образ Богочеловека есть миф, но отнюдь не иллюзия.

Разрешая трагические противоречия человеческого бытия и создавая новую реальность, потустороннюю обыденности, мифотворец не только постигает бытие Богочеловека, но и творит это бытие, входя в него как в собственную реальность. Постигая Богочеловека, он становится на путь Богочеловека.

§ 91

Философское и мифологическое постижение
Богочеловека

Можно ли через философию прийти к пониманию Богочеловека? Да, ибо философия ставит трагические противоречия и обращает на них взор всей духовной жизни. Нет, ибо разрешение этих противоречий происходит уже за пределами философии. Мифология в ее вечно-творческом смысле есть следующее звено за философией как метафизикой и метаисторией. Именно соединяясь с мифологией в высшем смысле этого слова, философия становится метаантропологией. Мифология есть метафилософия, ибо она полагает то, что философия констатирует как данность и аксиому. Мифология есть процесс разрушения и творения аксиом. Она выступает образно-интуитивным видением мира как целого. Это видение впоследствии называется самоочевидностью. Однако в понятии самоочевидности утрачивается предшествующий ему акт творческого озарения. То, что сегодня является очевидным для всех, вчера было проблемой и трагедией, вставшими перед одним из всех. Возможно, завтра оно вновь станет трагедией и проблемой, которые будут ждать своего творчески-личностного разрешения.

Итак, мифология полагает основания философствования. Разрешая противоречие человека и Бога, и Маркс, и Ницше, и Фрейд тоже создают мифологии. Однако эти мифологии строят основания, ограничивающие человеческое. Разрешение противоречия через уничтожение одной из противоположностей закрывает путь развитию второй. Отрицание Бога в конце концов означает отрицание перспектив человека. Неверие в Бога всегда есть следствие неверия в человека — явного или глубоко спрятанного.

Более того. Человек не только перестает духовно развиваться, но и спускается по исторической лестнице вниз, к каменной двери начала. Порыв Маркса и Ницше за пределы истории завершается возвращением к ее древнейшим слоям. Это находит свое окончательное выражение в нео­языческой практике коммунизма, превратившего главную площадь страны в кладбище, и фашистском поклонении стихии огня — пляшущей на факелах ночных шествий и взвивающейся в ночи кострами из книг. Неоязыческие вожди-сверхлюди фашизма и коммунизма, властвующие над безликой массой, — вот расплата за отказ от идеи Богочеловека.

Фрейд же опускается по эволюционной лестнице еще ниже — выводя из сексуальности и инстинкта самосохранения духовные проявления человека, он соединяет его со всеми млекопитающими животными и превращает в зверочеловека, вооруженного новейшими достижениями науки. И этот зверочеловек действительно не нуждается в такой «иллюзии», как Бог...

§ 92

Богочеловек и мифотворчество.
Углубление понятия мифософии

Вернемся, однако, к конструктивному разрешению противоречия человека и Бога. Мы можем увидеть, что идея Богочеловека позволяет нам прийти к интересному выводу. Мифотворчество как постижение и развитие богочеловеческого начала может выступить соединением двойственности: мудрец — философ. Или иначе: гармония мудреца, отрицаемая дисгармоничностью философа, вновь находит себя в бытии мифотворца.

Миф позволяет совсем по-новому включиться в жизнь. В отличие от философского текста, это текст, пронизанный жизненностью и порождающий жизненность. Более того, это текст, который непосредственно переходит в мир поступков. Мифология есть путь преодоления отчужденности философа от мира и самого себя.

Но противоречие мудреца и философа разрешается в личности мифотворца не окончательно. Более того, возникает новое противоречие — философа и мифотворца, противоречие рационально-символического и образно-мифологического в человеческом бытии. Разрешение такого противоречия мы назвали выше мифософией. Вероятно, именно через понятие мифософии мы можем подойти к постижению бытия Богочеловека.

Очень важно осознать, что мифология также есть ограниченное бытие человека. Несмотря на это, из всех исторически существующих способов человеческого бытия в мире именно мифология ближе всего подошла к мифософии. В мифологии мужское духовное начало достигает трагической глубины в общении с миром — через интуитивно-образное творение постигает необходимость слияния с женской душевностью.

Здесь стоит сделать принципиальное замечание. Когда мы говорим, что мифология есть метафилософия, а мифотворец в своем бытии поднимается над бытием мудреца и философа, необходимо отделить мифологию как глубинное бытие духа, освобождающегося от трагизмов мира и устремляющегося к богочеловечности, и мифологию, понимаемую как набор иллюзий обыденности. Теперь и дальше мы будем употреблять понятие мифологии именно в первом смысле. Назвать мифологией набор иллюзий в голове обывателя, значит оскорбить человечество в его высших порывах.

§ 93

Мифология: путь к Богочеловеку?
Мифософия как миротворение

Почему же современное словоупотребление так тесно связывает мифологию с обыденным мировоззрением? Можно выделить по меньшей мере две внешние по отношению к мифологии причины.

Во-первых, вXX веке множество учений претендовали быть мифологией, ею не являясь.

Во-вторых, и это главное, наука XIX-XX веков не только попыталась представить себя независимой от мифологии, но и заявила о том, что мифология как цельное переживание мира есть предшествующая ступень теоретического мышления как мышления аналитиков и профессионалов. Поэтому более глубокое понимание мифологии — как запредельного бытия человеческого духа — доступно науке лишь в кризисных состояниях, когда, столкнувшись с неразрешимыми загадками мира, рушатся «самоочевидные» истины науки и обнажаются ее мифологические корни.

А значит, категории обыденного мировоззрения было бы уместней назвать не мифами или мифологемами, а в самом деле иллюзиями и идеологемами, навеянными обыденным опытом и реально господствующей в массах некого государства системой идей.

Однако мифология в социуме и внутри себя не всегда несет то идеальное бытие, которое мы определили ее содержанием. Мифотворец не всегда удерживается на высоте разрешения трагического. Часто безграничная свобода создания мифов-оснований приводит его к иллюзии обладания всеполнотой и к остановке развития. Тогда мифология становится системой догматов. С другой стороны, обладание мифотворческими способностями бывает лишь временным и, соорудив несколько аксиом, мыслитель до конца жизни уходит в выведение теорем из них, глухой к другим аксиомам и всему миру.

Поэтому мифология — это лишь путь к Богочеловеку, а не путь Богочеловека. Мифотворец еще не есть Богочеловек. Мифология здесь понимается в ее современном, более того — в ее историческом бытии. Она с необходимостью должна быть дополнена философией и мудростью, удерживающими ее от бесчеловечности, скрывающейся за маской богочеловеческого.

Мифология должна стать мифософией. В мифологии мужское духовное начало достигает своей полноты, но именно в этой полноте открывается незавершенность мужского. Мифософия — это мифология, очищенная и дополненная женским жизнетворящим началом. Мифософия — это мифология, которую преобразила любовь к Другому. Это мифотворчество, которое стало мифотворением, более того — миро-творением и бытие-творением.

И мудрец, и философ обретают себя в мифологии как своей высшей потенции; она есть их завершение и предел. Но мифология и мифотворчество в самом высоком смысле есть незавершенное просветление человека. А значит, даже в своем единстве мудрец, философ и мифотворец не могут слагать то запредельное бытие, которое мы назвали богочеловеческим.

Когда мы говорим о мифософии как выражении богочеловеческого бытия, мы неизбежно натыкаемся на вопрос: что может быть поставлено рядом с мифотворением в человеческой жизни? Только мифовоплощение, единое с процессом очищения и освящения мифов. Вероятно, в единстве этих начал нам удастся найти ключ к тайне богочеловеческого.

Постижение единства мифовоплощения и мифоочищения будет также постижением глубинного смысла религии в человеческом бытии — постижение смысла святости в ее противостоянии героизму и гениальности.

2. БОГОЧЕЛОВЕК
КАК ЕДИНСТВО ГЕНИЯ, ГЕРОЯ И СВЯТОГО

§ 94