Соединение гениальности, святости и героизма как невозможность и действительность

Соединение святости, гениальности и героизма в качестве синтеза выступает для нас чем-то глубоко невозможным. Ибо соединяются те качества и те типы человеческого, которые всегда настолько вознесены над обыденностью, что их соединение представляется иллюзорным даже в отдаленной перспективе. Однако если мы допускаем принципиальную возможность духовного эволюционирования человечества, то должны признать, что соединение гениальности, святости и героизма в одной личности выступает действительной вехой такого эволюционирования.

Синтез Гения, Святого и Героя в новом качестве и будет составлять то, что мы назвали Богочеловеком.

Здесь вновь уместно представить диалог персоналиста и материалиста, чтобы проследить аргументы «за» и «против» логики нашего вывода. Вообразим персоналиста последователем философии Николая Бердяева, материалиста же — сторонником психоаналитической трактовки человека Зигмунда Фрейда.

§ 101

Смысл Богочеловека:
диалог персоналиста и фрейдиста

ФРЕЙДИСТ: Здесь была представлена попытка определить пределы человека через так называемое трагическое противоречие человека и Бога. В результате получается идея Богочеловека. Можно допустить, что Богочеловек представляет собой синтез Гения, Святого и Героя. Однако насколько действителен этот синтез? Не подсовывается ли человеку иллюзия, которая будет мешать ему трезво и по-взрослому смотреть на мир?

ПЕРСОНАЛИСТ: Действительность синтеза Гения, Святого и Героя заключается в самой устремленности человеческого рода к преодолению своей ограниченности. Человек не может не продолжать эволюцию всего остального мира, он есть вершина эволюционного процесса природы, но отнюдь не его завершение. Эволюция и развитие человека как духовная эволюция и духовное развитие протекает как синтезирование и соединение. Соединение ранее разорванного в единое — нечто более ценное и цельное, чем сумма составляющих его частей, — вот что может выступать критерием прогресса человечества. Отсюда закономерность и действительность Богочеловека.

ФРЕЙДИСТ: Но существует ли вообще духовная эволюция человека? Не странно ли говорить о прогрессе духовности в современном мире? Не проще ли будет предположить, что человек остается духовно и душевно неизменным на протяжении всей своей истории, эволюционируя сугубо технически и рационально?

ПЕРСОНАЛИСТ: Несмотря на Ваше стремление избежать иллюзий в мышлении и в жизни, Вы должны признать, что человечество прошло определенный путь от каннибализма каменного века до современных моральных заповедей.

ФРЕЙДИСТ: Практически все моральные заповеди не органичны большинству людей. Они выступают для них внешними запретами, подавляющими естественные желания под угрозой наказания.

ПЕРСОНАЛИСТ: Насколько корректно говорить об угрозе наказания применительно к морали в современном обществе? Нравственные заповеди выступают результатом свободного выбора личности.

ФРЕЙДИСТ: Конечно, наказание за неморальное поведение менее очевидно, чем наказание за нарушение закона. Но оно существует. То большинство, для которого мораль есть сила внешнего подавления, находится под прессингом отчуждения от жизни рода. Боязнь такого отчуждения и одиночества заставляет людей подавлять свои желания, что приводит к неврозам. Верующие же люди находятся еще и под страхом божественного наказания. И подобная боязнь последствий моральных преступлений для современного общества оправдана. Думаю, что вряд ли кто будет отрицать слова Фрейда: «Надо... считаться с тем фактом, что у всех людей имеют место деструктивные, то есть антиобщественные и антикультурные, тенденции и что у большого числа лиц они достаточно сильны, чтобы определить собою их поведение в человеческом обществе»[79].

Не думаете ли Вы, что идея Богочеловека, предложенная человечеству как итог его эволюции, вместо того чтобы облагородить его, приведет к тому, что восторжествует идея чудовищной раскрепощенности и вседозволенности?

ПЕРСОНАЛИСТ: Вряд ли можно отрицать, что культура и нравственные принципы могут вызывать страдания у множества людей, которые принимают их из боязни быть отвергнутыми обществом. Однако почему общество в целом все же решает принять культуру и мораль? Из инстинкта самосохранения? Очевидно, что такого инстинкта недостаточно, ибо воля к власти и воля к удовольствию бывают сильнее его. Вам остается допустить, что некое меньшинство создает идею Бога, чтобы влиять на большинство и держать его в моральной узде. Но получается, что это меньшинство все же духовно прогрессирует. Фрейд пишет: «...Нельзя обойтись без господства меньшинства над массами, потому что массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, и индивидуальные представители массы поощряют друг в друге вседозволенность и распущенность»[80]. Однако Фрейд признает, что в массе появляются некие духовные вожди, которые составляют культурное меньшинство и которые «делаются из противников культуры ее носителями»[81].

Итак, говоря, что человечество духовно не прогрессирует, Вы противоречите самому себе.

ФРЕЙДИСТ: Действительно, некое меньшинство прогрессирует по отношению к остальным. Но это прогресс не в направлении некоего богочеловеческого бытия, а прогресс осознания. Меньшинство осознает ничтожество человеческой природы, зависимость от влечений и благодаря этому учится трезво смотреть на мир. Эта трезвость сначала затуманена из-за необходимости существования религии как инструмента воздействия на массы для их же блага; в настоящее же время культурное меньшинство освобождается от религии при помощи науки, допуская для большинства сохранение идеи Бога как необходимой для выживания человека иллюзии.

ПЕРСОНАЛИСТ: Итак, Вы полагаете, что культурная элита прогрессирует не в своем культурном бытии, возвышаясь над прежним состоянием, а в осознании зависимости своего духовного бытия от материального начала. Не кажется ли Вам, что такой прогресс невозможен, ибо осознание несовершенства своего нынешнего состояния возможно только на пути выхода за пределы этого состояния? Таким образом, даже говоря о прогрессе осознания, мы должны говорить о прогрессе бытия, а это значит, что идея Богочеловека имеет под собой действительное основание. При этом вряд ли можно говорить о разрушающем воздействии этой идеи на массы, если будет сохранена идея Бога как Абсолюта.

ФРЕЙДИСТ: Таким образом, Вы относитесь к идее Богочеловека не символически, а весьма реалистически. Вы воспринимаете ее не как иллюзию, которую культурное меньшинство может использовать в своих целях, а как необходимый этап развития человеческого рода. Не кажется ли Вам, что она все же иллюзия — хотя бы только потому, что так сильно отвечает нашим желаниям и потребностям?

ПЕРСОНАЛИСТ: А для Вас реально все то, что противоречит нашим желаниям ?.. Не кажется ли Вам, что такой способ доказательства реальности философских идей еще более шаток? Именно соответствие некой идеи нашим самым возвышенным желаниям делает ее реальной и истинной — ибо человек устремляется в своем бытии к ее реализации.

3. КАТЕГОРИЯ БОГОЧЕЛОВЕКА: ОСНОВАНИЕ
И ЗАПРЕДЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

§ 102

Категория Богочеловека как соединение
мифологически-личностной и символической трактовок Бога

Категория Богочеловека — в той мере, в которой она не отрицает идею Бога, — обладает значимостью для всех тех людей, которые принимают идею сотворения человека Божественной Личностью по своему образу и подобию. Это дает им возможность обрести смысл сотворения человека. Они приходят к пониманию человека не просто как ничтожного существа, отмаливающего грех материального существования, а воспринимают его как личность, способную своим бытием обогатить Бога как своего Духовного Отца. Образ Богочеловека дает ответ на вопрос: «Зачем Богу как Абсолютной Гармонии понадобилось создавать такое дисгармоническое существо, как человек?»

Но образ Богочеловека имеет значение и для людей, принимающих Бога как символ эволюции мира. Он позволяет им пережить безграничность духовного совершенствования человека как продолжение совершенствования природы.

Более того, образ Богочеловека синтезирует мифологически-личностную, реалистическую трактовку Бога и символически-сверхличную.

§ 103

Богочеловек и разрешение трагического
противоречия женского и мужского

Соединение гениальности, святости и героизма с неизбежностью приводит к решению проблемы трагического противостояния женского и мужского. Святость как женственная стихия может соединиться с героизмом как мужественностью и гениальностью как возможностью универсальности через любовное соединение женщины и мужчины. Именно поэтому можно предположить, что Богочеловек будет не один, а представит собой любящую и гармонически единую пару — мужчину и женщину.

Будут ли они соединены общей телесностью — как андрогины в мифе Платона? Этот вопрос представляется не столь существенным — чисто технически биологическая наука может подойти к нему в ближайшем будущем, а его эстетическое и моральное разрешение станет актуальным лишь тогда, когда желающие общей телесности поставят проблему сексуальной, эротической и духовной свободы каждого из двоих.

Спросим глубже: Будет ли каждый из любящей пары нести богочеловеческие черты? В той мере, в которой мы занимаем последовательно персоналистическую позицию, нельзя не ответить: Да. И в то же время совместно они также будут составлять единого Богочеловека как нечто сверхперсональное. Это становится возможным потому, что соединение между ними будет соединением не необходимости, а свободы. Именно в таком соединении может быть наиболее полное разрешение противоречия между любовью и свободой.

Теперь зададим вопрос, выводящий нас к новой проблеме.