Космогенез Человека 8 страница

Видимо, добродеяние, если и имело место во взаимоотношениях между астральными субъектами, то только как средство оптимизации свободы каждого из них. "Согласно принципу апофатической теологии, — писал Н.А. Бердяев, — Бог, конечно, не есть добро, а сверх-добро, не совершенство, а сверх-совершенство, как он есть не бытие, а сверх-бытие, не нечто, а ничто, и к Богу не применимы никакие наши понятия. Мы можем мыслить о Боге лишь символически и мифологически"68. Человек как Микротеос и Микрокосм мог быть добрым по отношению к другому, такому же как он, Астральному Человеку лишь в пределах его собственной священной Свободы Духа. Самотрансцендирующий субъект способен был лишь условно актуализироваться в протоментальности другого субъекта, так как основные его "коммуникации" пролегали за пределами межсубъектного общения в абсолютном пространстве Духа, или духовном пространстве Абсолюта. «Всякий человек, всякое ты, — пишет Я.С. Друскин, — может стать для меня соответственным помощником — ты для я. Тогда ты для меня ноуменальная личность, и я сам стану я через ты — ноуменальной личностью. Но при условии, если я ощущаю абсолютность и вечность отношения " я — ты ", тогда между нами Бог, хотя бы мы этого и не знали»69. Как сказано в Евангелии от Матфея: "Где двое или трое собраны во имя Мое, там буду Я" (Мф. 18; 20).

Свободное добродеяние и символические ценности составляли онтолого-семантическое основание для глубинного общения между астральными субъектами. Глубинная, протоантропная форма общения выступала эпифеноменом креации. Ее еще можно обозначить условным термином "креативное общение". "Творчество созидает нового человека и новый космос, новое общение человека с человеком и человека с космосом", — писал Н.А. Бердяев70. Целью креативного общения являлась не самоактуализация субъектов друг в друге, а их совместное самотрансцендирование в рамках общего для них креативного процесса.

Трансцендирование во-вне, основу которого составляли неявные трансцендентные, трансфеноменальные ценности и добродеяние, позволяло астральному субъекту входить в контакт с другими, такими же как он, свободными субъектами не опосредованно через артефакты культуры — ценностно опредмеченные субъективации, а непосредственно в рамках общего для них неявного эпистемологического поля символической реальности. Эпистемологическое поле, пространство символического сознания — трансцендентное наследие всемирной культуры. Довербальные и устные формы культуротворчества — уникальный генофонд первичных собственно человеческих смыслов, вне которых не может развиваться современная культура, в какие бы постмодернистские одежды она ни обряжалась.

Если трансцендирование во-внутрь расширяет пределы само -бытия, то трансцендирование во-вне раздвигает пределы со -бытия. Само -бытие — это бытие субъекта как Ноумена, Абсолюта. Co -бытие, или совместное бытие, — есть бытие Феномена, Человека.

Именно в неявных ценностях, имплицитно содержащихся в символах Культа, в так называемой глубинной форме общения, антропно-феноменальная культура черпает энергетику для гуманистических интенций, которые не в состоянии порождать современная безличная цивилизация. Если культура и имеет некое общее основание, то оно несомненно погружено своей невидимой, неявной частью в глубины трансцендентного, в космическую протоментальность и развиваться может, лишь опираясь на архетипические структуры бессознательного, а не на безжизненные и голые принципы рационализма.

Следующей неявной семантической "матрешкой", содержащейся в символе, выступает трансцендентная норма. Нормативы внеличностного долженствования в их явной, проявленной форме возникают вместе с формированием социального универсума. Они являются регуляторами субъектно-объектных отношений деятельности, отношений нецелостных, частичных индивидов с целостным социумом.

Трансцендирование во-вне, оперирующее неявными трансцендентными нормами, составляет регулятивную основу протосоциума, транссоциальной деятельности. В пределах именитства нашего первобытного пращура деятельность не обладала конституирующей функцией, не выступала задающим способом существования человека как Микрокосма. "Производственная деятельность" была всего лишь одной из неявных ипостасей символической самотрансценденции астрального субъекта. В экзистенциальном способе миро -производства астрального субъекта трансцендентная деятельность была эпи-эпифеноменом креации, или эпифеноменом неявного трансцендентного общения.

Господствующая в современном социологизме деятельностная концепция утверждает, что категория "деятельность" выступает базовой для анализа любых онтологических систем, вплоть до архаических. Давний спор о том, что было раньше: Слово или Дело, чаще всего решается в пользу последнего. В рамках субъектоцентристской концепции "деятельность" — категория весьма неоднозначная по месту и роли во всеобщем креативном процессе, в процессе перманентного распаковывания Сущности в Существование (достаточно хотя бы вспомнить онтологический принцип ничегонеделания). Чрезмерная деятельностная активация всячески табуировалась, если не укладывалась в "рамки" креативной формы общения. Лишь с проявлением социального универсума все более интенсифицирующееся разделение общественного труда взаимозависимых нецелостных социальных индивидов превратило деятельность из формы антропного общения в задающий суперпараметрический фактор так называемого прогрессивного социального развития. Таким образом, сначала была Креация (Слово, Свобода) затем появилось Общение и лишь после него — Дело.

Трансцендентные протонормативы, естественно, не могли семантически фиксироваться в явной форме, а потому и выступали в форме запретов, табу. Символизацией Сущего Человек тотально воспроизводил космические сущностные силы, поэтому интенции его сознания в онтологическом плане могли быть лишь позитивными и конструктивными. В то же время Человек бессознательно ограждал свою целостную экзистенцию от сверхактивности, порой исходившей из его протосоциального Я. Именно эти экстенции, прорывавшиеся из "социального будущего", провоцировавшие состояние протонетерпения в ментальности, всячески сдерживались табуированием. Срабатывала так называемая формула экзистенциальной активности: разрешено то, что не запрещено. Однако то, что запрещалось, не содержало социально-рациональных обоснований.

Табу было составной частью трансцендирования, а потому выступало проявлением сакральной целостности, а не узкосоциальной целесообразности, ограждавшей своими запретами Макрокосм от Микрохаоса. Видимо, сакрализация и табуирование сущего в пределах именной формы символизма органически дополняют друг друга в качестве транссоциальных регуляторов, помогая человеку гармонизировать отношения в протосоциальной организации — семье. В ней и происходило первичное расслоение протодеятельности на мужские и женские роли, и вся последующая разветвленная нормативистика вырастала из необходимости как-то сопрягать в целостный экзистенциальный акт различающиеся между собой именные интенции. Трансцендентные нормы, или разнообразные табу, не столько способствовали расширенному воспроизводству безличной деятельности, сколько ограничивали ее пределами совместного именитства, не позволяя астральным субъектам проецировать неявное долженствование на сакральный порядок Свободы, господствовавший во Вселенной.

В рамках космического измерения Человека, в пределах трансцендирования во-вне, основанного на неявных трансцендентных нормативах, Долг выступает производным от Свободы. Долг здесь есть бремя Свободы, а не социальной Необходимости. «Ноуменальное отношение, — пишет Я.С. Друскин, — не эмоциональное, душевное или дружеское, хотя оно и не холодное, и не безразличное, и не недружеское; оно предполагает и самоотречение, и жертву, но не по долгу, а как бремя, которое легко, и иго, которое есть благо, поэтому не в результате свободного выбора, а вне выбора. Тогда "невозможное для человеков возможно для Бога" (Лк. 18: 27)»71. Долг ради свободы — вот неявный императив трансцендентной протосоциальности. По отношению к сакральной целостности уместны лишь те нормативы долженствования, которые способствуют снятию любых преград, в том числе и протосоциальных, на пути самореализации человека в качестве абсолютно свободного и творческого существа.

Нормативы транссоциального долга обязывали человека поступаться всем, даже собственной жизнью, с тем чтобы сохранить в себе абсолютное начало, не дать силам Хаоса овладеть гармонией Духа. Можно утверждать, что вектор долженствования был направлен не на протосоциум, как это наблюдается в его проявленной и обособленной от Абсолюта современной форме, а напротив, от протосоциума к Абсолюту. Долженствующим в астральном субъекте было не его явное сакральное, а неявное протосоциальное. И напротив, табуировалось его протонетерпение, которое лишь в рамках развитого социального универсума стало конституироваться позитивно в качестве так называемых потребностей все более "прогрессивного социального развития".

Последней разновидностью трансцендирования во-вне является оперирование неявными трансцендентными знаниями. Явные знания, как будет более подробно изложено в специальной главе, выступают семантической основой объективированной Природы, а не субъективированного Космоса. Поскольку в структуре ментальности астрального субъекта еще не содержался обособившийся позднее от Логоса Рацио, постольку его функцию выполняла неявная трансрациональная рефлексия, выступавшая имманентной гносеологической составляющей всеобщего креативного процесса. Она, естественно, не опиралась на знания в строго сциентистском их смысле, так как отсутствовали гносеологический субъект в его классическом виде и явные познавательные практики, посредством которых он всю действительность превращал в объект наблюдения и эксперимента. «"Субъект познания", — писал С.Л. Франк, — есть некоторым образом именно лишь точка, лежащая внутри непосредственного самобытия....Употребление того же слова "я" для обозначения субъекта познания совершенно неуместно. Мыслимая как субъект познания абстрактная точка — отправная точка познавательного взора — не может совпадать с каким-либо полноценно-конкретным реальным "я". Познавательная "интенция" есть общая черта, присущая всем "сознаниям" вообще; взятая как "чистая мысль", она есть нечто наиболее безличное в личном бытии»72.

В пределах практики трансцендирования имплицитно содержится трансцендентная рефлексия, являющаяся интенцией, исходящей из дескриптивного ядра символа (трансцендентное знание). "Предметностью" трансцендентной рефлексии выступает онтология Абсолюта, трансфеноменальная онтология Человека. Знания, неявно содержащиеся в символах, "являются", "проявляются" лишь в акте целостного трансцендирования — особой формы постижения Истины об Абсолюте. Трансцендентные дескрипторы — это протоязык человеческого знания, это язык Логоса, а не Рацио. Трансцендентная рефлексивная практика может быть понята лишь как функция протосознания, которое не есть некий гносеологический атавизм, каковым сциентисты длительное время пытались объяснить феномен интуиции, а важнейшая "подстилающая структура" бессознательного современного человека.

Символическое постижение мира основывается не на рациональных схемах, не на теоретических понятиях, а на сакральных универсалиях, позволяющих самотрансцендирующему субъекту приобщаться к таинствам непостижимого, быть "объектом" Откровения. "Человек-микрокосм есть столь же многосложное и многосоставное бытие, как и макрокосм, — писал Н.А. Бердяев, — в нем есть все, от камня до Божества....Лишь микрокосм в силах постигнуть макрокосм. Человек потому постигает тайну вселенной, что он одного с ней состава, что в нем живут те же стихии, действует тот же разум. Человек — не дробная, бесконечно малая часть вселенной, а малая, но цельная вселенная. Человек — вселенная, и потому вселенная ему не чужда. Эти две вселенные — микрокосм и макрокосм — реально, бытийственно соприкасаются и сливаются лишь в церкви; лишь в церковном разуме, церковном сознании совершается подлинное познание макрокосма"73.

Истина в космологии не есть некоторое абстрактное, умопостигаемое знание о Сущем. Она есть лишь определенная сторона Свободы, Благая Весть о сущем протобытия, первобытия Микрокосма. Истиной об Абсолюте владеет лишь абсолютно свободный человек. Откровение — это синтез Свободы и Истины, но Истины особой, трансцендентной, касающейся таинств целостного мироустройства, онтологическую основу которого составляет Дух. Трансцендирование и есть способ достижения свободной Истины и истинной Свободы во всеобщей онтологии Духа. Истина в космологизме по существу своему — не столько гносеологическая, сколько трансонтологическая квинтэссенция абсолютной субъективности, так как является самосвидетельством сакральной связи между Микрокосмом и Макрокосмом.

Именно неявная трансрациональная форма знания и позволяла астральному субъекту трансцендированием во-вне мистически постигать то, что имеет тенденцию развертываться в завершенную онтологическую форму, и пророчествовать относительно собственной судьбы. Законы необходимости, неявно содержавшиеся в целостном семантическом континууме, свернутом в пустотность символа, и служили источником трансрациональных пророчеств.

Мистическое постижение еще не проявленных последующей историей форм человеческой экзистенции, видимо, приводило в ужас современников, что не могло не оказывать влияния на их почтительное отношение к своему прошлому и настоящему. В отличие от наших современников астральный субъект боялся не столько прошлого, к которому старался вернуться (зов предков) как к чему-то идеальному и абсолютному, сколько будущего, которое могло его далеко отбросить от космических истоков свободы Духа к диктату телесной Необходимости. Почти все мистические пророчества о будущем окрашены в кровавые и мрачные тона в отличие от современных футурологических прогнозов, перенасыщенных розовым цветом. Особенно строго табуировались те знания, которые могли подорвать основы сакральной целостности мироздания и производство которых в современном милитаризованном мире оказалось наиболее приоритетным направлением в науке.

В символической форме гносеологизма неявно господствовал императив знания ради свободы. Лишь те знания обладают позитивной значимостью по отношению к креативному процессу, которые не только не понижают, а напротив, существенно повышают уровень космологической целостности Человека. Так как основу экзистенции Человека в Космосе составляет онтологический вакуум, абсолютно свободным человек может быть лишь в ситуации полного неведения, незнания, в ситуации активного вытеснения из сферы сознания любых сведений о частностях, мешающих ему целостно воспроизводить Мир. Ибо в случае, если частности окажутся вдруг гипертрофированно актуализированными в жизнедеятельности человека, целостный мир с неизбежностью распадется на "онтологические осколки", и человек, утратив способность присутствовать при Бессмертном Духе, очень скоро окажется присутствующим при Смертном Теле.

По всей вероятности, именно несвоевременно проявлявшиеся в процессе трансцендирования во-вне знания, которые астральный субъект претворял в действительность, и приводили к вселенским катаклизмам, свидетельствами о которых переполнены древние мифы. Самотрансцендирующий астральный субъект своей неявной познавательной практикой, мистикой был гносеологически релевантен трансрациональному миру, в котором он экзистировал, и мир этот не скрывал от него своих тайн, потому что человек по отношению к нему не противостоял в качестве чистого гносеологического субъекта и не дистанцировался от этого мира превращением его в объект репрессивных сциентистских процедур. То, что сейчас достигается наукой на пути применения ис -пытаний, пыток, совершенно самопроизвольно и естественно открывалось человеку в процессе углубленного самотрансцендирования.

В эманирующем первоначале можно обнаружить в зародыше не только культуру и цивилизацию, но и науку. Если науку понимать не узкосциентистски, а предельно широко, в качестве совокупности как явных, так и неявных знаний, т.е. Знаний, получаемых посредством внерациональных познавательных практик, то тогда и мистику можно конституировать в качестве неявной космологической науки, базирующейся на трансцендентных знаниях, добываемых практикой трансцендирования во-вне. Мистики, считал Юнг, — это люди с исключительно яркими переживаниями процесса коллективного бессознательного. Мистический опыт — это переживание архетипов.

Откуда у протофеноменального человека возникла способность воспроизводить то, чего еще не было? Каким образом он улавливал неявные интенции протоантропного, протосоциального, прототелесного в трансцендентном? Есть сравнительное исследование ранних мистических построений и великих достижений в физике XX в., особенно в квантовой, которое свидетельствует о наличии некоего общего для них мыслительного алгоритма. В изоморфной форме мистика на десятки веков предвосхитила результаты рационалистических концептуализаций Сущего. Трансцендирование и есть некий трансрациональный лифт, на котором человек то опускается, то поднимается в непроявленном пространстве реальности символа, или символической реальности. Погружаясь в транс, человек в состоянии оказаться там, где событие еще только формируется Временем.

Если раньше сциентизм отмежевывался от мистического опыта человечества, то в настоящее время становится чуть ли не хорошим тоном включать в обоснование выдвигаемых естественно-научных парадигм древние представления, касающиеся моделируемой предметности. Так, некоторые американские физики стараются "коррелировать и дополнять" современную физику Ведами, обнаруживают параллели между квантовой механикой и учением тибетского ламы У. Трунга, формулируют принципы физических теорий в свете трансцендентной медитации индуизма74. Наука вырастает из древнейших мистических построений Сущего, и даже наисовременнейшие ее отрасли находят в этих построениях аналоги тем выводным знаниям, которые были получены логико-дедуктивным способом уже в наше время.

В западной эпистемологии намечается даже целое направление, ставящее перед собой цель интегрировать науку и мистицизм, чтобы обосновать существование "трансперсональной реальности". Вряд ли можно серьезно вести речь об интеграции высшей и низшей форм рациональности, — другое дело, если ученые признают, что наиболее объективистская форма рациональности, которую они кладут в основание самой что ни на есть сциентистской парадигмы, несомненно содержит в себе эманационные следы космологизма и субъектоцентризма и в основном связана с интенциями, идущими из креативного ядра гносеологического поля. Современная наука подобна пирамиде, видимая часть которой только лишь и доступна объективному методологизму, "основание" же ее теряется в трансцендентных глубинах символического сознания.

Наука лишь в том случае окажется конструктивной по отношению к дальнейшим судьбам человечества, если сумеет органически реинтегрироваться в тысячелетнюю практику самотрансцендирования и наложит табу на опасные эксперименты над целостностью человеческой экзистенции. У науки нет иного выхода, как каждый раз, когда она приступает к построению неоднозначной по возможным последствиям мировоспроизводящей парадигмы, обращаться к мудрости астрального первопращура. «Наука, — писала Е.П. Блаватская, — в силу самой природы вещей, не может раскрыть тайну Вселенной, окружающей нас. Наука, правда, может собирать, классифицировать и обобщать явления, но оккультист, основываясь на принятых метафизических данных, заявляет, что отважный исследователь, желающий проникать в самые тайны природы, должен преступить тесные ограничения чувств и перенести свое сознание в область Нуменов и в сферу Первоначальных Причин»75.

Наука в узком смысле, как совокупность явных дескриптивных знаний, в состоянии вскрывать целостность Природы, но не Космоса. Более того, навязываемый ею Космосу порядок Необходимости, перенесенный с ее непосредственного познавательного объекта — Природы, несет с собой хаос и разрушение всего сущего. Наука может претендовать лишь на то, чтобы свидетельствовать о степени объективированности, проявленности мира и самого телесно-гносеологического субъекта, но она ничего не может поведать об Абсолюте и об абсолютном в Человеке, т.е. о том, из чего разворачивается видимая часть ее познавательного объекта. Науке не дано сакрального права искусственно обособлять Человека от высших онтологий, и прежде всего от его космических первоначал. Однако она узурпировала право властвовать над умами, направлять ход исторического движения прочь не только от Абсолюта, но и от самого Человека. Современный человек не господин, а раб наукократии. "Возвратиться к вселенной, отказаться от мучительной обособленности, стать Богом, — пишет Герман Гессе, — это значит так расширить свою душу, чтобы она снова могла объять вселенную"76. Наука не может вернуть человеку утраченный им высший онтологический статус, но она не должна и мешать ему осуществить эту попытку, иными внерациональными, вненаучными способами. Человек в состоянии это осуществить не на пути рационализации внешнего объективированного мира, когда мир становится еще более овнешненным и объективированным, а на пути трансцендирования внутреннего субъективного мира, способного своими интенциями гармонизировать Вселенную.

Трансцендирование во-внутрь и трансцендирование во-вне в их органическом синтезе есть самотрансценденция. Человек должен всю жизнь искать свое высокое предназначение, предначертание, смысл своего существования. И даже если он так и не отыщет этот смысл, то несомненно в процессе самого поиска человек все время будет центрировать свою экзистенцию на самом высоком и непостижимом начале, которое составляет креативное, творческое ядро его личности. "Раскрытие божественного в человеке и возвышение человеческого до божественного, — писал Н.А. Бердяев, — носит характер прерывности, трансцензуса. Существует духовный опыт трансцендентного и трансцендирования в человеке, это невозможно отрицать, не насилуя реальности опыта. Человек есть существо, себя трансцендирующее, выходящее за свои пределы, устремленное к тайне и бесконечности. Но опыт трансцендентного и трансцендирования есть внутренний, духовный опыт, и в этом смысле его можно назвать имманентным. Имманентным тут оказывается не пребывание в собственных пределах, а выход за эти пределы. Трансцендентное приходит к человеку не извне, а изнутри, из глубины. Бог более глубоко внутри меня, чем я сам. Это говорил уже Бл. Августин. Я должен к самому себе трансцендировать. Глубина может закрываться в человеке, и глубина эта требует прорыва, трансцендирования. Тайное через трансцендирование делается явным, это и есть откровение"77.

Актуализировать можно, лишь те потенциальности в человеке, которые наведены самотрансценденцией. Человек не приходит в этот мир в качестве готового проекта, который должен воплотиться в его индивидуальной экзистенции. Он скорее всего самопроект, который разрабатывается его самотрансцендированием. В ситуации, когда сфера субъективности, сфера личности мироздания оказывается перегруженной постастральными субъективациями и ментальными формами, именно астральные субъекты, являющиеся реликтами космогенеза, и астральность, укоренившаяся в коллективном бессознательном, оказываются той пустотной ментальной основой, которая продолжает своими интенциями подпитывать всеобщий креативный процесс. С исчезновением на земле последних астральных субъектов, поддерживающих своей свободной символизацией и трансценденцией космическую гармонию, окончательно разрушится целостность Мироздания, а вместе с ним прекратят свое существование и все постастральные формы субъективности.

Лишь астральный субъект способен расширенно воспроизводить и удерживать от распада хрупкую целостность космического универсума и тем самым быть реальным гарантом выживаемости "присутствующей" части человечества. Существование "архаичных этносов", как уничижительно именуются астральные этносы рационализирующим сознанием, обеспечивает развертывание и функционирование трансмифологического пласта в мировой общечеловеческой культуре, посредством которого поддерживается зыбкая связь постсовременного Мира с "классическим" Абсолютом. В случае окончательного вытеснения трансмифологического пласта антропной, социальной и сциентистской культуры ложными мифологиями навсегда угаснет свет трансцендентного в человеческой ментальности и мир человека станет непроницаемым для животворящих интенций Абсолюта.

Разрушение трансцендентных основ Бытия с неизбежностью приведет к свертыванию не только креативного процесса, являющегося сердцевиной космогенеза, но и культуро-творческого процесса, составляющего основу антропогенеза. При этом социальные, рациональные и технологические псевдомифологемы, начиная интенсивно функционировать в Сознании в качестве самоинтерпретирующихся и самоисполняющихся Пророчеств, в кратчайший исторический период сделают деструктивные изменения в Человеке и его Мире необратимыми. При этом лжеименитствующую форму существования обретут порожденные Человеком и восставшие против него Вещи. Вещи, а не люди будут именитствовать в окончательно десубъективированном мире. В ложных сциентистских самоинтерпретирующихся мифологемах человек окажется всего лишь малозаметной сноской в Примечаниях к основному Тексту об Объективной Реальности.