Обычный эклектизм

Перейдем от партикуляризма к тому эклектизму, который полезен и не вызывает логических затруднений. Я имею в виду вовлечение великих идей в общее русло интеллектуальной истории. В эпоху Просвещения у человека развились рефлексия и самосознание, которые действуют на него до сих пор. Дарвин, Гальтон, Павлов, Фрейд — на гребне этой волны. Их работы известны всем нам.

Кроме того, каждый из нас может согласиться с Борингом в том, что американская психология сама по себе изначально эклектична. Фактически все наши ведущие концепции позаимствованы из Европы. Установки из Вюрцбурга, обусловливание из Ленинграда, чернильные пятна из Цюриха, гештальт из Берлина, бессознательное (так же как и неопозитивизм) из Вены, IQ (коэффициент интеллекта) из Вроцлава и Парижа, статистика из Англии, патология из Франции — вот основные понятия и концепции американской психологии. К ним мы добавили экспериментальную методику, и все это усилили нашим прагматизмом и оптимизмом. Мы даже вступили в концептуальное сожительство, соединив психоанализ с подходом «стимул—реакция» и с концепцией культуры.

Обратимся к нашим журналам. Ранние американские периодические издания были эклектичными галками, хватавшимися за любое предложение — от духовых инструментов до философии. Читателю этих ранних журналов предлагалось по мере возможности интегрировать эту разнородность в единое представление. Если же он был не способен это сделать, ему, по крайней мере, давали понять, сколь широка и разнообразна психологическая тематика. Подобное рядоположение разнородной тематики, на мой взгляд, характеризует большинство журналов Латинской Америки, Европы и Востока и на современном этапе. С другой стороны, американские периодические издания становятся все более и более специализированными, у каждого из них — свое тематическое направление. Прочитав все наши журналы, можно ощутить их головокружительный практицизм.

Как экс-редактора меня печалят те ограничения, которые сдерживают научную мысль в этих изданиях. Слишком часто редактор заявляет:

«Теоретические статьи интересуют нас только в том случае, если на их основе можно выдвинуть какие-то поддающиеся проверке гипотезы». Но совершенно очевиден тот факт, что только очень узкая теория, сформулированная таким образом, чтобы исключить из сферы рассмотрения большую часть непредвиденных обстоятельств, может быть проверена экспериментально. А как быть с более широкими теориями (или, если хотите, метатеориями), которые позволяют принимать в расчет большее количество явлений, указывают на всеобъемлющие отношения и объясняют экспериментальные факты, полученные в процессе наблюдения поведения в различных ситуациях? Есть ли для них место в современной психологической литературе?

Конечно, в идеале эклектизм не должен обращать внимания на национальные границы. Указывая на различие приоритетов между русской психологией, где основное внимание уделяется рациональному, и американской с ее интересом к иррациональному, авторы одной из работ на эту тему (The Millers, 1962, р. 29) замечают: «Расхождение во взглядах между Павловым и Фрейдом глубоко, оно отражает основную линию раскола между двумя нашими культурами». И здесь возникает вопрос, столь ли принципиально различается человеческая природа на Востоке и на Западе, чтобы оправдать подобный раскол. Все мы понимаем, что такое различие весьма сомнительно.