Боб Муллан 36 страница

— Что происходит с Вашими клиентами, когда они достигают определенных высот?

— По-разному с каждым человеком. Один пройдет сколько может по какой-то конкретной дороге вместе со мной. Позже он, вероятно, захочет вернуться на эту дорогу, но сейчас пришел к “поворотному моменту”, и, возможно, следует остановиться. Наверное, каждый терапевт знает, что человек может дойти только до определенной точки, и ему нужно помочь прекратить терапию. Я думаю, необходимо быть честным, и если я не могу больше вам помочь как терапевт, то должен об этом сказать. Но мне обычно совершенно ясно, когда клиенту уже хватит. Может быть, он начинает учиться у своих снов, и сны указывают ему на то, что “Я” сновидений признало персонажи мира снов и само признано этими персонажами. Это всегда хороший признак. Или я вижу, что воображение действительно проснулось, и через него он открывает жизненные вопросы в размышлениях о мифах и образах в различных культурах. У клиентов начинают появляться такие хорошие идеи о том, что обычно мешало им жить. Что я думаю: “Нужно ли ему приходить ко мне? Наступило время стать независимым, и вместе со всем, чему он научился, выйти в мир и полететь”. (Сме­ется.)

— Я хочу удостовериться, что между их образами и проблемами существует связь...

— Вы хотите быть уверены в том, что есть связь? Я тоже... (Пауза.) Я не стал бы выполнять свою работу, если бы не помогал людям создавать эту связь.

— Похоже, Вы не концентрируетесь на непосредственно представляемых земных проблемах...

— Нет, могу и сконцентрироваться. Если клиент захочет. Не очень-то хорошо прерывать человека, когда он считает, что надо поговорить о самом важном для себя. Как вы говорите, о земном. Я могу сидеть и слушать, что говорят клиенты, — третьим ухом. И потом даю свой комментарий. Но остается вопрос: как остановить человека, который приходит к терапевту только для того, чтобы бесконечно говорить о себе, чтобы думать о себе тем особым “психологическим способом”, который мы выработали в нашем веке, — буквально, как Нерон, играть на скрипке, пока горит Рим.

Необходимо думать об этом, потому что мир не так уж замечателен. Люди, выходящие из консультационного кабинета, в целом, лучше справляются со страданиями души мира. Мир находится в ужасном состоянии. И существует множество проблем — проблемы городской жизни, национальной, политической, за которые не берется психотерапия. Они отодвигаются на второй план. Первое — это “Я”: “мое” развитие, “моя” самореализация, “мой” прогресс в психотерапии, “мой” психоанализ, “моя” индивидуация.

Люди приходят на психотерапевтическую сессию и тратят много времени на поездку из Кэмбриджа, например, в Хэмпстед, чтобы поработать со мной. Они нередко бывают совершенно измучены поездкой. Я могу интерпретировать плохое настроение своих клиентов как перенос или проигнорировать его и сразу перейти к обсуждению их “внутренних” проблем. Или поднять вопрос поездки на сессии, или они сделают это сами. Потому что нам нужно уделять внимание душе в мире. Очень мало делается относительно того, что мы погружаемся из одного экологического страдания в другое. Многие из них напрямую связаны с количеством машин на дороге — важнейшая проблема в наше время. И все мы страдаем. Все экологическое пространство за городом, не говоря уже об улицах и “деревенской жизни”, изменилось. Места, когда-то исполненные души, стали местами отчуждения, странности и грубости — вместо дружественности, взаимопомощи, человеческих отношений и творческой энергии. Что происходит сейчас на улицах? Там весело? (Смеется.) Но там было весело, когда я был еще мальчиком...

Так что есть множество моментов, относящихся к нашей городской жизни, к которым можно обратиться во время психотерапевтической сессии. И все они тоже содержат что-то архетипическое.

— Можем ли мы поговорить об архетипических аспектах этих проблем?

— Это непросто, вот так сразу, но одна из архетипических структур, которую мы, вероятно, можем рассмотреть, — вера в технологический прогресс как в лекарство от всех болезней. Мифическая фигура, которая воплощает данную точку зрения, — Прометей. И не только Прометей, но и сами Титаны. Титаны в мифологии очень интересны. Они были огромны, и есть действительно нечто титаническое в том значении, которое сейчас придается очень многому — супермаркеты, мегатранснациональные компании или крупные овощи и фрукты, не очень полезные и не очень вкусные. Суперавтострады, суперзвезды, громадные небоскребы, огромные аэробусы, переполненные “Макдональдсы”. Западное общество страдает от гигантизма. Джеймс Хиллман провел очень глубокое исследование мегамании западного мира. Но вернемся к Прометею. Именно он — мифическая фигура в фантазии бесконечного прогресса и технологических решений жизненных проблем, так называемое “быстрое решение”.

— И как конкретно это поможет пациенту?

— Такого рода психологизация, или “взгляд сквозь” ситуацию на ее архетипическую подоплеку, представляет собой возможность понять, насколько наше существование проникнуто мифическими реалиями, архетипическими структурами и паттернами. Это помогает людям узнать, откуда что происходит. И необходимо знать, какую ответственность мы несем за это. Как сказал Юнг, нам надо перестать производить богов из наших условий и начать производить наши условия от богов. И, разобравшись, человек не может просто сказать: “Мы все перевернем”. Нам нужно научиться смирению. Многое находится вне нашего контроля — определенные аспекты нашей политической и национальной жизни и т.д. Но понимание того, какие мифические структуры населяют события нашей действительности, может помочь. И, возможно, человек попытается найти нечто, что уравновесит это или сможет вступить в контакт с чем-то, что будет соответствовать титанической энергии. Это может быть — как однажды предположил Хиллман — образ Зевса, известного своей плодовитостью. Говоря метафорически, плодовитость Зевса означает очень широкомасштабное и плодовитое воображение, и, возможно, именно это нам и нужно. Нам надо преодолевать монстризацию. Строятся монстроподобные магазины, очень большие — как они называются в Америке? “Edge Cities”? Очень высокие офисные здания, где больше нет человеческого масштаба, чему так много внимания уделялось в эпоху Возрождения — масштабу человеческого тела в архитектуре.

Лично я вызвал бы на помощь Афродиту, ее элегантность и красоту, привнося их в уродство в виде маленьких вещиц, текстур и ароматов, чтобы сбалансировать титанические сверхразмеры. Вернуться к пристальному вниманию к деталям. Здания, которые привлекают наше внимание и которые нам нравится посещать, великолепны своими деталями. То, на чем отдыхает глаз, на что мы можем смотреть и любоваться. И нас интересует: “Как они это делают? Как они могли сделать такие превосходные окна? Великолепная работа!” А когда ты смотришь на 30-этажное здание, полностью сделанное из стекла? (Смеется.) На чем остановить свой взгляд?

Работа по нахождению души в мире и одушевлению мира заново — или заколдовыванию мира заново, как кто-то однажды сказал, — тоже очень важная часть психотерапии. Может быть, это произойдет в консультационном кабинете. Человек чувствует себя более тесно связанным с городом, в котором живет, и постепенно начинает восстанавли­вать свое гражданство. Пациент действительно становится гражданином, хотя он может называться гражданином, но не быть гражданином в душе. Являться гражданином, но не быть связанным со своим городом. Это дисфункциональный гражданин, отброшенный в сторону. Он маргинализирован, психологически деполитизирован, ничего не может сказать о том, что происходит. Как ночной кошмар: на его улице, не говоря уж о городе, в котором он живет, все вне его контроля. Это для меня так же важно, как и разговоры о его детских травмах. Травма его повседневной жизни так же важна, и необходимо как-то работать с ней. Что мы можем сделать, чтобы вернуть красоту и общность в наш мир, сделать его более приятным и желанным, более пригодным для жизни? Не должна ли терапия в конечном итоге стать терапией души в мире, в котором мы все живем?