2015-06-04
719
Прогресс науки и техники оборачивается в социальной сфере проблемой адаптации человека к вносимым изменениям в среду обитания, средства и условия труда, средства транспорта и связи, быт. Речь идет также о необходимости приспособления к быстрому темпу жизни, возрастающим потокам информации, загрязнению окружающей среды. Управление мощными источниками энергии, разнообразными и все более усложняющимися техническими средствами выдвигает все новые требования к физическим и психическим качествам людей – максимум внимания, компетентности, дисциплины и ответственности во избежание техногенных катастроф.
Кроме того, со стороны общественности вызывало все более широкую критику увлечение идеологией технократии политической элиты многих развитых индустриальных стран, выражавшейся в идее научно-технического развития как главной национальной цели. В конце 1960-х годов разразился “кризис доверия к науке”, поставивший под сомнение ценность науки как социального института, способствующего общественному прогрессу. Например, крайние позиции “новых левых” отождествляли систему ценностей науки с институтами подавления и нивелирования личности и рассматривали науку как служебный социальный институт - инструмент в руках репрессивных, манипуляторских социальных сил, действовавших через институт государственной научно-технической политики. Подобную позицию можно назвать романтическим антисциентизмом.
Институциональные конфликты. Уже с середины ХХ в. сдвиг общественных предпочтений в сторону научного знания (сциентизация общества) приводит к институциональным конфликтам между традиционными социальными институтами и наукой. Многие обществоведы, в том числе, еще Макс Вебер[1], предупреждали о недопустимости односторонней ориентации на науку в мировоззренческом плане, о необходимости единства науки с другими формами культуры.
Негативные процессы описывает немецкий социолог П.Вайнгарт следующим образом. Во-первых, наука обеспечивает возможность прямого вмешательства в человеческое поведение, однако формируя инструментальную рациональность, она расшатывает схемы регулирования, традиционно принятые другими институтами. Так, например, в сфере права влияние науки привело, по сути дела, к размыванию связи между преступлением и наказанием. Преступление описывается как отклоняющееся поведение, что, в свою очередь, объясняется условиями детской социализации. Поэтому и решения о наказании все чаще относят к сфере деятельности научных экспертов или принимаются на основе консультации с экспертами. Сходные примеры П.Вайнгарт приводит и в медицине, где граница между нормой и патологией, когда речь заходит о душевных болезнях, определяется наукой – психологией, психиатрией и психоанализом. Самый драматический пример, по его мнению, представляет собой институт образования: «научно обоснованные учебные программы используются для подготовки детей (и даже взрослых) к отправлению таких нормальных человеческих функций, как супружество, забота о здоровье, питание, воспитание детей и т.п.»
По мере того как научное обоснование проблем, традиционно входящих в сферу деятельности тех или иных институтов, получает широкое распространение, сами эти институты утрачивают свой авторитет как жизненные ориентиры. Последние 50-60 лет этот процесс постоянно усиливается вместе с ростом доверия к объяснительному потенциалу науки. Подрывая ориентирующие функции традиционных социальных институтов, наука не в состоянии заменить их полностью.
С другой стороны, экспансия науки в наиболее чувствительные сферы этических суждений приводит к конфликту с ценностями общества, в результате чего все чаще ставится вопрос об актуальности исследований в области биологических, биохимических, медицинских и поведенческих наук. С особой остротой, например, встал вопрос об определении момента смерти донора в связи с успехами экспериментов по пересадке органов. Этот же вопрос возникает и тогда, когда у необратимо коматозного (т.е. навсегда утратившего сознание) пациента с помощью технических средств поддерживается дыхание и сердцебиение. Под воздействием экспериментов с человеческими эмбрионами столь же острым становится вопрос о том, с какого момента эмбрионального (или постэмбрионального) развития развивающееся существо следует считать ребенком со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Апелляции к общественности в связи с рекомбинантной ДНК и клонированием человека привели, как известно, к дискуссиям о свободе исследований или запрете некоторых направлений.
При этом высказывались самые разные точки зрения – от абсолютной свободы до регулирования науки так же, как регулируются железные дороги. Например, по мнению американского биолога Р.Синшеймера, существуют три научных направления, которые не следует развивать с точки зрения будущего человечества: работы по лазерному разделению изотопов (они могут сделать ядерное оружие легкодоступным для террористов); попытки установить контакты с внеземными цивилизациями (это может оказать разрушительное воздействие на наши системы ценностей); исследования в области геронтологии (их результатом может стать значительное постарение населения и вообще перенаселенность планеты).
Российский науковед И.С.Злобин выделяет противоречие в самом положении науки, когда, “оставаясь институтом познания, наука все более принимает на себя общественную функцию проектирования, а в значительной мере и руководства материально-техническими, энергетическими, биологическими, экологическими и прочими процессами и соответствующей экспертизы... - она оказывается замешана в том конфликте общества с природой, разрешить который общество ей же и поручает”. Он предлагает при проведении научной экспертизы согласовывать цели научно-технического развития прежде всего с целями и интересами социума. Такая экспертиза, “следовательно, должна быть “дополнена” экспертизой социокультурной”. П.Вайнгарт расценивает эти апелляции к общественности, сам факт социальной оценки науки как конец сциентизма, как такую ступень общественного развития, на которой ориентирующие качества науки в мировоззренческом плане исчерпаны.
Какие сейчас происходят процессы во взаимоотношениях науки и общества?
Институт государственной научной политики стал более гибко подходить к формированию общественного мнения о науке, пропаганде науки. Почему? Прогнозы дальнейшего развития индустриальных стран показывают, одного уважения к науке со стороны населения оказывается недостаточно.
Все чаще ставится вопрос о повышении научной грамотности населения как актуальная политическая и экономическая проблема.
Экономическая проблема связана с повышением значимости научно-технических знаний, воплощенных в человеке и технологиях, для экономического роста. В этих условиях люди выступают, во-первых, в качестве субъекта производства, от которого требуются не только базовые знания науки и техники, но и способность к непрерывному развитию профессиональных и технических навыков. Во-вторых, население можно рассматривать как потребителя, воспринимающего и использующего в практической жизни информацию о действии, безопасности и эффективности новых продуктов и технологий. Отсутствие таких способностей у определенной части населения может стать фактором, сдерживающим создание и распространение новых технологий, и препятствием к дальнейшему экономическому развитию.
Политическая проблема связана с тем, что решение энергетической, экологической, продовольственной и других глобальных проблем находится в ведении политических институтов общества, которые обращаются к науке за поиском способов решения этих проблем. А когда дело доходит до реализации этих решений, власти наталкиваются на непонимание и даже сопротивление населения, что в будущем чревато политической нестабильностью. Еще в 1950-1960-е гг. проведенные в США референдумы показали роль научной грамотности электората. Более поздние дебаты в Европе и Северной Америке по поводу размещения АЭС, утилизации ядерных отходов и рекомбинантной ДНК, воздействия сжигания природного топлива на планетарную экологию снова высветили необходимость активного информирования граждан при формировании и реализации конкретных мер в сфере научной политики.
Очевидно, что в первые десятилетия XXI в. политические вопросы в индустриальных странах будут все в большей степени включать научно-технические аспекты, связанные с решением глобальных проблем, развитием информационных и био-технологий, влиянием науки на социальную сферу. В связи с этим развитие демократических процессов требует достаточного количества граждан, способных понять конкретную проблему, обсудить альтернативы и выработать решение. Американский политолог, один из ведущих исследователей отношения общества к науке Дж.Миллер называет такой уровень понимания гражданской научной грамотностью (civic scientific literacy) и определяет его как уровень понимания науки и техники, необходимый для гражданина, чтобы понять и проанализировать противоположные аргументы в общественных политических дебатах по проблемам науки и техники.
Научное сообщество. Внутри научного сообщества возникает конфликт между социальной ответственностью ученых и их профессиональными, собственно научными интересами. Он начался после осознания роли науки во второй мировой войне и гонке вооружений. Соглашаясь на разработку атомной бомбы, ученые исходили из самых гуманных побуждений - остановить фашизм, результат же оказался прямо противоположным; началась гонка вооружений и “холодная” война уже между странами бывшей антигитлеровской коалиции, поглощавшая огромные финансовые, материальные и интеллектуальные ресурсы, распределявшиеся через государственные органы. А сейчас мы пожинаем плоды в виде терроризма.
Сейчас научное сообщество вынуждено постоянно демонстрировать обществу и то, что блага, которые несет людям прогресс науки, перевешивают его негативные последствия, и то, что оно, сообщество, озабочено возможностью таких последствий и стремится предупредить их, либо, если они уже стали реальностью, нейтрализовать их.
Эти действия имеют два направления. Первое - внутринаучное - расширение тематики и изменение методов научных исследований, связанное с гуманистической и экологической ориентацией науки. Этому способствует и институт научной политики – он переориентирует национальные приоритеты в области науки и техники в сторону исследований, способствующих улучшению качества жизни человека в самом широком понимании этого термина.
Второе направление связано с активизацией политической и общественной деятельности ученых, а также популяризацией научных достижений и пропагандой научного мировоззрения.
Примером активной политической позиции ученых может служит общественная деятельность за мир и демократию А.Эйнштейна, Б.Рассела, Ф.Жолио-Кюри, А.Д.Сахарова. Она основана на ясном понимании того, что использование достижений науки и техники на благо всем людям возможно только в здоровом, демократическом обществе. Социальная позиция ученых проявилась, например, в том, что ученые первые увидели опасность экологической катастрофы и привлекли к этой проблеме внимание политических и государственных деятелей и общественного мнения. Беспрецедентным случаем стал в 1970-е годы призыв группы молекулярных биологов и генетиков во главе с П.Бергом (США) к объявлению добровольного моратория на такие эксперименты в области генной инженерии, которые могут представлять потенциальную опасность для живущих ныне организмов.
Таким образом, в образ научной деятельности добавляется дополнительный фактор мотивации научного труда – стремление к социальному признанию, а также активная роль в развитии демократических свобод.
