Загадка королевского решения

Итак, традиция милосердия была нарушена. Король своей властью ужесточил наказание, сделал его беспощадным. Двор понимал, что «финансовые секреты, известные Фуке» – слишком мало для ре­шения, грубо поправшего Великую Традицию Ми­лосердия королей. Именно тогда при дворе по­ползли слухи о том, что Фуке знает некую тайну, опаснейшую для короля. И потому король не смог его оставить на свободе.

Король призвал к себе д'Артаньяна. Его Вели­чество сообщил, что завтра в присутствии гас­конца Фуке объявят приговор. После чего д'Ар­таньян должен доставить его в место заключения – в тюремный замок Пиньероль.

Король с усмешкой прочел мольбу в глазах д'Артаньяна: неужто ему суждено и впредь продол­жать свое фактическое заточение рядом с Фуке?

– Нет-нет, – успокоил король. – Ваша миссия закончится, как только господин Фуке займет свою камеру в Пиньероле... Но только вам, д'Артаньян, мы можем поручить ответственнейшую задачу – благополучно доставить его туда целым и невре­димым. Надеюсь, вы не забыли, что отвечаете за негодяя головой.

Д'Артаньян поклонился. Король продолжал:

– Вы оказали мне достаточно услуг за мою не такую уж долгую жизнь. Окажите еще одну, и очень важную. Есть ли у вас на примете человек, который смог бы столь же заботливо и умело, как вы, сто­рожить известного вам узника? Я назначил бы его комендантом нашей важнейшей тюрьмы в Пинь­ероле.

Бастилия и Венсенский замок давно стали притчей во языцех. Людовику XIV понадобилась новая, воистину секретнейшая тюрьма. Пиньероль был расположен далеко от Парижа, в забытом бо­гом городке. В Пиньероле враги Его Величества могли бесследно и, главное, без шума исчезнуть в каменном мешке.

– Это будет очень ответственная и очень хорошо вознаграждаемая должность. – И король вопроси­тельно посмотрел на д'Артаньяна.

Д'Артаньян понял: Людовик отлично знал, что гасконец беден, как церковная крыса, и надеялся. Но д'Артаньян поспешил с рекомендацией:

– Я хорошо знаю только моих мушкетеров, но с уверенностью могу рекомендовать одного из них. Его зовут шевалье де Сен-Мар.

Это было лучшее, что мог сделать д'Артаньян и для Фуке, и для короля. Старый вояка Сен-Мар, великолепно владевший шпагой, был воистину вер­ным слугой короля, но при этом (даже по мнению маркизы де Севинье) «весьма порядочным челове­ком». В последнее время он был квартирмейстером в мушкетерской роте и показал себя прекрасным администратором.

– Ну что ж, – сказал король. – Шевалье назна­чен. Но помните – с этой минуты вы отвечаете за свою рекомендацию. Итак, я желаю вам удачной поездки в Пиньероль. Излишне напоминать, что в случае попытки освободить известного госпо­дина...

Д'Артаньян еще раз молча поклонился.

В несчастный понедельник 22 декабря, в 10 ча­сов утра, секретарь суда в черном одеянии судей­ского чиновника, со свитой столь же черных, ра­зительно похожих на галок судебных исполнителей явился в Бастилию. Он вызвал д'Артаньяна и тор­жественно объявил, что должен сообщить заклю­ченному Фуке королевский приговор.

После чего началась церемония. Д'Артаньян повел Фуке в старинную тюремную церковь. Сколь­ких несчастных видела эта церковь! Их сопровож­дали губернатор Бастилии и пять мушкетеров, среди которых был Сен-Мар. Фуке был в том же черном, уже сильно поизносившемся платье, в ко­тором его арестовали. Под мышкой держал шляпу.

– Сударь, – торжественно обратился секретарь к Фуке, – выйдите вперед и назовите ваше имя.

– Вы отлично его знаете, – сказал Фуке, не двигаясь с места.

– Мне странно объяснять государственному служащему высшего ранга, что существуют правила и процедуры правосудия, которым мы должны сле­довать. Итак, сударь, ваше имя.

– Я отказываюсь назвать его вам и протестую против незаконного приговора, который вы соби­раетесь мне зачитать.

Секретарь суда велел своим помощникам за­писать ответ, затем начал зачитывать приговор.

Во время чтения Фуке, нарочито скучая, по­сматривал по сторонам, показывал, как мало он ин­тересуется происходящим.

Когда секретарь завершил долгое чтение, Фуке спросил:

– Надеюсь, вы сыграли вашу комедию до конца?

– Карета, которая отвезет вас в заключение, будет ждать во дворе, – мрачно ответил секретарь и покинул церковь вместе с судейскими.

Д'Артаньян предложил Фуке хорошенько по­есть перед дальней дорогой, но тот отказался, и д'Артаньян поел один.

Через час во двор Бастилии была подана ка­рета, в которую сели Фуке и д'Артаньян. Король отплатил Фуке за его речи на суде и за приговор су­дей. По приказу Людовика Фуке не дали проститься с семьей. Ему запретили взять с собой слуг, помо­гавших ему в Бастилии.

Карета, окруженная отрядом из ста мушкете­ров, выехала за ворота тюремного замка. Сторон­ники Фуке не сплоховали. У ворот Бастилии су­перинтенданта ждала приветствующая толпа. В толпе он разглядел немногочисленных друзей, ко­торые не побоялись прийти проститься с опаль­ным олигархом, хорошо зная, что мстительный король этого им не забудет. Было много дам и много женских слез. Увидел он и графиню Л. Она стояла без маски, с пепельными волосами, боже­ственно красивая, с букетом красных роз. Она по­слала ему воздушный поцелуй... и кровавые цветы полетели в проезжавшую карету. Он помнил ее тело и помнил, как, насладившись ночью, утром привычно желал побыстрее избавиться от жен­щины. Как торопился отправиться на Совет, к де­лам, которые считал тогда важными, не зная, что спешит убежать из объятий навстречу погибели.

И он помахал им всем из окна кареты, хотя д'Ар­таньян просил его этого не делать... В ответ про­звучал общий крик толпы: «Да здравствует месье Фуке!» Д'Артаньян тотчас опустил занавески и ска­зал как-то по-отечески:

– Вы по-прежнему очень молоды, месье Фуке, невзирая на ваш возраст и страдания. Вы отлично знаете, что все эти крики будут тотчас известны Его Величеству. Стоит ли сердить и без того сер­дитого на вас государя ради секунды приветствий? Ах, мой друг, вы так напоминаете мне одного мо­лодого гасконца по имени д'Артаньян, которого я стараюсь забыть.

Д'Артаньян сумел забыть того сумасбродного храбреца, он стал истинным придворным. Напри­мер, сумел сделать так, что его доброе отношение к Фуке стало известно влиятельным сторонникам суперинтенданта. Маркиза де Севинье даже отме­тила в очередном письме, что д'Артаньян «ведет себя с Фуке как истинно порядочный человек». Од­новременно мушкетер не забывал посылать запи­сочки и могущественнейшему Кольберу, где ни­жайше просил его «присылать предписания». Но завистник и ненавистник Фуке исповедовал только одну заповедь: «кто мягок с Фуке, тот против меня». Так что на угодливые записочки гасконца ответов не последовало.

– Мой дорогой друг, – продолжал уговаривать д'Артаньян Фуке, – я покину вас в Пиньероле, но... Но надеюсь вас встретить в Париже. Это сбудется, поверьте, и скоро сбудется, если вы воспримете завет д'Артаньяна. Мой дорогой месье, вам следует подумать о мире с Его Величеством. И найти пути к заключению этого мира. Только так вы сможете выйти из тюрьмы... если, конечно, у вас нет жела­ния в ней умереть.

Д'Артаньян сказал Фуке правду. Был только один путь на свободу – смириться перед королем, согласиться делать все, что прикажет Его Величе­ство.

Но сейчас и этот путь, и мысли об этом пути были так далеки от Фуке. Фуке улыбнулся и сказал:

– Нет-нет, я не держу зла ни на Его Величе­ство, ни на того беднягу судейского в церкви, ко­торого я почему-то хотел несправедливо обидеть. Если увидите его, передайте мои сожаления.

Д'Артаньян смотрел на него с изумлением.

Фуке был в каком-то покойном, мирном и, глав­ное, довольном настроении, так не вязавшемся с тем раздраженным Фуке, которого он видел час назад в тюремной церкви.

Мушкетер испугался. Ему показалось, что Фуке что-то задумал... что там, в камере, возможно, он получил некое известие.

Стояла зима 1665 года. Суровая была в тот год зима. Щадя изможденного арестанта, д'Артаньян делал частые остановки.

Между этими привалами карета с узником бук­вально летела. Гасконец боялся нападений в дороге и предпочитал стремительно преодолевать отрезки пути. Но кинжал был при нем. Он боялся друзей Фуке. Ему не давало покоя это кроткое спокойствие узника. Опасался он... и короля! Он хорошо помнил приказ короля и очень боялся, что Его Величество приказал организовать ложное нападение, во время которого ему придется совершить то, что он нена­видел... Уж очень выразительно Людовик требовал «доставить целым и невредимым». Так что довольно часто д'Артаньян направлял карету обходными до­рогами, меняя заранее обговоренный маршрут. Ко­роче, бедному гасконцу приходилось бояться и дру­зей Фуке, и его врагов.