По странам и континентам

Где бы мы ни встретили челове­ческие существа,

они всегда удив­ляются другим людям.

Маргарет Мид

Насколько распространены гомосексуальные от­ношения у народов мира? Сведений об этом значительно меньше, чем о большинстве других аспектов сексуальной культуры. Из 186 обществ, информация о которых закоди­рована в стандартной выборке Региональной картотеки че­ловеческих отношений (HRAF), которую антропологи ис­пользуют для статистического анализа социальных отноше­ний, данные о гомосексуальном поведении имеются только по 70, а об отношении к нему — по 42 обществам¹. Однако отсутствие данных не значит, что однополых отношений в этих обществах не было — просто эти культуры не придава­ли им значения или их не замечали исследователи. Проти­воречива и информация об отношении к однополой любви. По подсчетам известного социолога Аиры Рисса, вероят­ность мужского гомосексуального поведения повышается там, где власть принадлежит мужчинам и где мужские гендерные роли являются более жесткими, ригидными. Второй существенный фактор — различия в стиле социализации младенцев и степени участия в ней мужчин и женщин².

При количественном сравнении того, насколько разные общества допускают сексуальные отношения между лицами одного пола, получались шкалы, похожие на шкалу Кинзи:

1) запрещают и наказывают;

2) осуждают;

3) относятся нейтрально;

4) допускают при определенных обстоятельствах;

5) допускают всегда;

6) предписывают при определенных обстоятельствах;

7) одобряют и идеализируют.

Но одно и то же общество может запрещать однополый секс в одних ситуациях и предписывать его в других, а «гомо­сексуальное» поведение может иметь в разных культурах совер­шенно разный смысл. «Гомосексуального поведения вообще» не бывает, оно подразделяется на несколько основных типов³.

1) Возрастно-структурированные отношения между од­нополыми людьми разного возраста, чаще всего между взрослыми мужчинами и мальчиками-подростками.

2) Гендерно-обратимые отношения, когда человек, вступающий в сексуальные отношения с лицом собственно­го пола, изменяет при этом свою гендерную идентичность, одежду, род занятий и прочее на противоположные; муж­чина социально-символически как бы становится женщи­ной, и наоборот.

3) Специализированные (профессиональные) отноше­ния, когда индивид выступает носителем определенной со­циальной роли, а сексуальная связь с лицами собственного пола становится его обязанностью (например, священная храмовая проституция).

Все эти отношения официально признаны и санкциони­рованы обществом. Кроме того, существуют еще два типа гомосексуальных отношений, которых культура не предпи­сывает, а только допускает, принимает к сведению.

4) Равноправные и добровольные отношения между од­нополыми людьми, которых сексуально влечет друг к дру­гу. Разные культуры имеют на этот счет разные представле­ния и нормы, часто неодинаковые для разных социально-возрастных групп (сексуальные контакты между мальчика­ми-подростками обычно считаются нормальным проявлением юношеской сексуальности, на них смотрят сквозь паль­цы или даже одобрительно, а такое же поведение взрослых вызывает настороженность и/или осуждение).

5) Социально неравные отношения, когда человек более высокого социального статуса, обладающий властью или деньгами, сексуально эксплуатирует бедного и зависимого. Решающее значение имеет при этом не пол сексуального партнера, а сексуальная позиция; в равноправных отноше­ниях это дело индивидуального вкуса.

Самый распространенный тип институционализирован­ных мужских гомосексуальных отношений (сексуальные от­ношения между женщинами нигде не институционализиро­вались и существовали только на бытовом уровне) — возрастно-структурированные контакты между мальчиками-под­ростками и взрослыми мужчинами. Многие народы счита­ют их необходимой формой обучения и передачи мальчику силы или мудрости взрослого мужчины и оформляют их специальными ритуалами.

Ритуалы инсеминации (осеменения) мальчиков широко распространены у народов Новой Гвинеи и Меланезии⁴. Мальчик из племени маринданим живет в материнской хи­жине до 12—13 лет, затем его переселяют в мужской дом и он становится наложником своего дяди по материнской ли­нии; эти отношения продолжаются около семи лет, до вступления юноши в брак. Мальчик племени эторо должен иметь старшего сексуального партнера, чаще всего это муж или жених его старшей сестры (чтобы брат и сестра получа­ли одно и то же семя); связь продолжается до полного воз­мужания, после чего молодой мужчина сам становится сек­суальным партнером допубертатного мальчика.

Эти обычаи и связанная с ними символика подробно описаны Гилбертом Хердтом⁵ у папуасского племени самбия (название условное, чтобы защитить племя от запад­ных визитеров). Когда мальчикам этого маленького воин­ственного горного народа исполняется семь-восемь лет, их отбирают у матерей и помещают в замкнутый мужской мир. Самбия верят, что для того, чтобы созреть и вырас­ти, мальчик должен регулярно пить мужское семя, как младенец — материнское молоко. Недаром обе жидко­сти _ белые. Сосание члена для мальчика — то же, что сосание груди для младенца. До начала полового созрева­ния мальчики «высасывают» старших подростков и юно­шей, а затем их самих обслуживают новички. Юноши и молодые мужчины некоторое время ведут бисексуальную жизнь, а после вступления в брак целиком переключаются на женщин. Взрослая гомосексуальность в племени неиз­вестна. Символическая основа этой практики — стремле­ние «возвысить» мужское начало, «очистив» мальчиков от фемининных, женских элементов. Обряды, закрепляю­щие чувство мужской солидарности, хранятся в тайне от женщин и возводятся к мифическому прародителю племе­ни Намбулью. Первоначальная сексуальная социализация принудительна, партнеры не выбирают друг друга, а на­значаются старшими. В дальнейшем у них могут появить­ся индивидуальные предпочтения, но отношения и сексу­альные роли остаются строго иерархическими: старший не может сосать младшего, а между близкими друзьями это вообще не принято.

Способы «осеменения» мальчиков у разных племен раз­личны. У самбия, эторо, баруйя, чечаиикуксов это оральный контакт, фелляция. У калули (восточный берег Новой Гвинеи) вместо орального осеменения практикуется анальное. С европейской колокольни, разница не так уж велика. Но калули — традиционные враги эторо, оба пле­мени с одинаковым отвращением рассказывают о соседских методах: вы только подумайте, какой противоестественной мерзостью занимаются эти люди! На вопрос этнографа, подвергались ли они сами такому обращению, папуасы кераки отвечали: «Ну, конечно! Иначе как бы я мог вырасти?» Мужчины племени онабасулу сначала мастурбируют, а затем размазывают собранное семя по телу инициируемого мальчика. Маринданим практикуют анальные контакты, но для ритуальных целей используют также семя, получен­ное в половом акте с женщиной. У племени кимам сначала новичков коллективно анально «оплодотворяют» старшие подростки или молодые мужчины, под руководством старшего наставника. Затем семя заслуженных взрослых вои­нов, собранное при ритуализованном коллективном пре­рванном половом акте с женщинами, втирается в сделан­ные на коже новичка надрезы. После этой процедуры маль­чика подбрасывают вверх. Если он, как кошка, приземля­ется на ноги — все в порядке, он достаточно силен. Если же он падает на колени или на спину, втирание приходит­ся повторять. Кроме анального осеменения и втирания в кожу мальчику дают семя с едой и питьем.

Хотя обряды разные, отношения старших и младших ос­таются асимметричными, а способы инсеминации строго фиксированы. В течение жизни каждый мужчина последо­вательно выполняет функции донора и реципиента, не ут­рачивая своей маскулинности. И делается это не ради удо­вольствия, а для продления жизни и выращивания полно­ценного потомства.

Интерпретация этих обрядов и обычаев вызывает споры. Одни ученые видят в них способ контроля за рождаемостью путем разрядки юношеской сексуальной энергии, пока мужчина социально не созрел для брака и продолжения рода (некоторые общества поощряют подростков, вместо того чтобы «портить» девушек или соблазнять чужих жен, иметь сексуальные отношения с животными). Другие считают их средством поддержания мужской групповой солидарности (мужчины, которые спят друг с другом, не нуждаются в женщинах и имеют собственные таинства). Третьи связыва­ют их с необходимостью высвободить мальчиков из-под ма­теринского влияния: осеменение — не простой физический акт, а одухотворение, которое приобщает мальчика к муж­скому сообществу. Четвертые отмечают связь этих обычаев с символической культурой, космогоническими и религи­озными представлениями (мифический родоначальник самбия Намбулью — двуполый андрогин). Очень важно учиты­вать воинственность папуасских обществ, социализация мальчиков здесь целиком подчинена воинскому обучению. Жесткая половая сегрегация, взаимное недоверие и зависть (женщины завидуют мужской власти, а мужчины — женс­кой магии и детородной силе) порождают потребность в самодостаточности, так что общая цель всех подобных ритуалов маскулинизация мальчиков.

В то же время эти ритуалы и обычаи не создают какой-то особой, постоянной «сексуальной идентичности» и само­сознания. Если у кого-либо и возникают специфические эротические предпочтения, которые мы назвали бы гомо­сексуальными, общество не обращает на них никакого вни­мания, а индивид послушно выполняет все свои «нормаль­ные» обязанности: сначала высасывает дядю или старшего мальчика или подставляет для осеменения собственный зад, потом женится, зачинает детей и осеменяет следующих мальчиков. Что ему больше нравится — никого не волнует. Он такой же мужчина, как все остальные.

Принципиально иначе обстоит дело там, где сексуальные отношения с лицами собственного пола выступают как ас­пект тотальной символической полоролевой /гендерной ин­версии, когда мужчина феминизируется, а женщина мас­кулинизируется. Путешественники и этнографы часто стал­кивались с этим непонятным явлением.

В своем «Описании земли Камчатки» (1755) Степан Крашенинников отмечал наличие среди камчадалов особой категории мужчин-коекчучей, «которые в женском платье ходят, всю женскую работу отправляют, и с мужчинами не имеют никакого обхождения, будто бы гнушались делами их, или зазирались вступать не в свое дело»⁶. Коекчучи на­ходятся в чести, а некоторых из них «держат вместо налож­ниц». Другой путешественник по Камчатке также видел «этих бесстыдных и противоестественных лиц». Отвечая на вопросы Сената о положении чукчей и каряков, иркутский губернатор Бриль в 1770 г. писал: «А прочие мужеска пола чрез волшебство обращаются в образ женский, и меж со­бой мужеложствуют и выходят друг за друга замуж». О ши­роком распространении «педерастии» у чукчей писали и другие русские географы XVIII — начала XIX в.

Впервые столкнувшись с этим явлением после завоевания Америки, европейцы восприняли его как содомию и ссы­лались как на довод в оправдание колонизации и физичес­кого истребления индейцев⁷. С легкой руки конквистадоров, таких людей стали называть бердачами (слово это предполо­жительно происходит от испанского bardajo или bardoja, обозначающего мальчика на содержании, проститутку муж­ского пола; отсюда же и русское — «бардак»). Испанские и португальские колонизаторы беспощадно расправлялись с ними. В 1513 г. Франсиско Бальбоа бросил сорок бердачей на растерзание собакам, — «прекрасный поступок бла­городного католика-испанца», по оценке тогдашнего исто­рика.

Институт бердачей широко распространен среди амери­канских индейцев (в Северной Америке он зафиксирован у 113 племен⁸), народов русского Севера, Сибири и Дальне­го Востока (чукчи, алеуты и др.), Индонезии и Африки. Природа этого феномена вызывает споры.

Одни антропологи и психоаналитики считали бердачизм формой институционализированной гомосексуальности. Но хотя сексуальными партнерами бердачей обычно бывают люди их собственного пола, это правило не является всеоб­щим, а в описаниях их ролей и функций подчеркиваются не сексуальные, а гендерные характеристики — род занятий, одежда, специфические ритуальные функции.

Другие ученые думают, что бердачи — врожденные интер- или транссексуалы. Например, индейцы Доминикан­ской республики выделяют особую категорию людей третье­го, смешанного пола, у которых вторичные половые при­знаки появляются с большим опозданием (эндокринологи обнаружили у них редкую форму псевдогермафродитизма) и поведение которых не является ни типично мужским, ни типично женским. Не заставляя таких людей делать трудный для них выбор, местная культура позволяет им менять не только одежду, вид деятельности, имена и украшения, но и пол своих сексуальных партнеров. Самбия не причисля­ют детей, родившихся с анатомически неопределенными половыми органами, ни к мужчинам, ни к женщинам. Од­них воспитывают как мальчиков, других— как девочек, а третьи не проходят ни мужских, ни женских инициации. Хотя самбия считают это состояние грустной ошибкой при­роды, они принимают его как факт и отводят таким людям соответствующую экологическую нишу. Аналогичные явле­ния известны на Таити, в Индонезии и в некоторых других местах⁹. Однако не у всех бердачей есть телесные признаки гермафродитизма или транссексуальности.

Третьи считают бердачизм формой социального убежи­ща, экологической нишей для мальчиков, которые по тем или иным причинам чувствуют себя неспособными выпол­нять трудные и соревновательные мужские роли и поэтому причисляют себя к женскому полу. Но бывают и бердачки-женщины. Кроме того, бердачи считаются не неполноцен­ными, а двуполыми или представителями третьего, сме­шанного пола, их так и называют: «муже-женщина», «по­лумужчина — полуженщина» или «два духа». Они занимают такое же особое, автономное место в их обществе, как муж­чины и женщины. Нередко им приписывают особую маги­ческую силу, они часто (но не обязательно) бывают шама­нами и поддерживают сексуальную связь с богами. Двупо­лыми были и многие языческие божества.

Пяти-шестилетний мальчик зуньи, обнаруживший склонность к домашней работе и общению с женщинами, понятия не имеет об абстрактных нормах гендерного пове­дения, он просто проявляет свои естественные склонности. Однако его семья и община замечают это, и когда в 10—12 лет он выбирает себе одежду, он уже осознает символичес­кое значение этого акта. Если бы не его природные склон­ности, зуньи не признали бы ребенка «двух-духовным». Но если бы ему не позволили развивать эти свойства под при­крытием официально санкционированной социальной ро­ли, они, вероятно, остались бы незамеченными или про­явились в искаженных формах (в «цивилизованном» обще­стве сверстники травили бы такого мальчика, а родители таскали по психиатрам).

Эта система социализации, как и самый институт берда­чей, не создана сознательно и встречается главным образом в тех обществах, где противоположность мужских и женских ролей выражена менее резко и в религиозных верованиях которых представлено андрогинное начало как воплощение изначальной целостности и духовной силы человека.

До сих пор я говорил об институционализированных, со­циально оформленных отношениях. Основанные на личной склонности равноправные и добровольные гомосексуальные отношения чаще всего имеют место среди детей и подрост­ков. Многие культуры вообще не придают значения детс­ким сексуальным играм, включающим имитацию полового акта, взаимную мастурбацию и т. п. Половая сегрегация де­тей и подростков мотивируется не столько желанием избе­жать сексуальных контактов, сколько принципиально раз­ными задачами воспитания мальчиков и девочек. Однако жесткая половая сегрегация неизбежно влечет за собой од­нополые сексуальные контакты, с которыми народная куль­тура не считает нужным бороться.

Большинство мальчиков-подростков индейцев яноамо (Бразилия) и араукана (Чили и Аргентина) имеют гомосек­суальные связи со сверстниками, обычно прекращающиеся после женитьбы. Юноши бороро (Центральная Бразилия), прошедшие инициацию и живущие отдельно от женщин в мужских домах, часто развлекаются друг с другом, взрослые не видят в этом ничего страшного. В ряде районов Амазо­нии взаимная мастурбация и генитальные ласки — нормаль­ные элементы дружеского общения молодых холостяков и женатых мужчин. Явный гомоэротический оттенок имеет тесная дружба молодых мужчин майя и индейцев Южной Мексики и Гватемалы¹⁰. Кое-где такие отношения допуска­ются и среди молодых незамужних женщин; у найди (Ке­ния) и акан (Гана) они иногда продолжаются даже после замужества.

По мере усложнения социальной структуры общества, с возникновением классов и государства социальная регуля­ция сексуального поведения усложняется. Наибольшее вни­мание и покровительство везде и всюду оказывается репро­дуктивному сексу, однополые отношения и привязанности считаются маргинальными или подрывными. Большинство мировых религий обосновывают это тем, что однополые связи не способствуют продолжению рода. Чтобы они не вступали в конфликт с репродуктивными задачами и не подрывали институт брака, общество стремится локализовать их распространение строго определенными социальны­ми ролями, местами и ситуациями: здесь можно, а в дру­гом месте — ни-ни. Однако эти роли и ситуации достаточ­но многообразны¹¹.

Во-первых, это священная храмовая мужская проститу­ция, большей частью связанная с женскими культами, ко­торая существовала в древнем Шумере, Вавилоне, Асси­рии, Южной Индии и, по всей вероятности, в Израиле. Многие женские материнские божества (Кибела, Астарта, Геката, Афродита, Артемида, Анаис и др.) имели кастри­рованных и/или умирающих женственных возлюбленных, а жрецами их храмов обычно были евнухи или трансвеститы. Жрец переставал быть мужчиной и приобщался к могуще­ству богини. Вступая в анальный контакт с ним, мужчина приносил в жертву богине не только деньги, но и свое дра­гоценное семя.

Во-вторых, это уже знакомые нам ритуалы мужских ини­циации и социализации мальчиков.

В-третьих, это эмоциональные привязанности и сексу­альные контакты между членами мужского воинского брат­ства и в рамках так называемой героической дружбы.

В-четвертых, это дружба-любовь между женщинами, ко­торой древние авторы не придавали особого значения, но которая существовала и в античной Греции, и в мусульман­ских гаремах.

В-пятых, это сексуальные отношения между социально-неравными людьми: коммерческая мужская проституция, сексуальное обслуживание рабовладельцев рабами, инсти­тут евнухов и кастратов (евнух дольше сохраняет нежную мальчиковую внешность, не имеет других форм сексуаль­ного удовлетворения и связь с ним не считалась мужелож­ством).

Как выглядело это в разных цивилизациях?

Ни один из древнейших правовых кодексов древней Месо­потамии¹², от законов Урукагины (2375 г. до н. э.) до за­конов Хаммурапи (1726 г. до н. э.), не запрещает гомосек­суальных действий. Хеттский свод законов второго тысяче­летия до нашей эры упоминает однополый секс, но только в связи с инцестом: мужчина не должен иметь сексуальных отношений со своей матерью, дочерью или сыном. В древ­ней Ассирии мужчина, принудивший кого-либо к анально­му сношению, подвергался изнасилованию, а затем кастри­ровался; жертва изнасилования не наказывалась. Напротив, при добровольных однополых связях «активная» роль не стигматизировалась, а «пассивная» считалась позорной. Ложное обвинение или распространение слухов, будто кто-то неоднократно спал с мужчинами, было равносильно об­винению в проституции и наказывалось поркой, принуди­тельными работами, кастрацией и штрафом. Эти законы охраняли честь и достоинство мужчины, который не должен был оказываться в женской позиции, но сам по себе одно­полый секс не осуждался.

Марийский царь Зимрилин и вавилонский царь Хаммурапи имели наложников-мужчин. По древневавилонской книге гаданий, мужчина, имевший анальный контакт с равным мужчиной, опередит своих братьев и товарищей, зато того, кто в тюрьме уступит сексуальным домогатель­ствам других мужчин, ожидает беда. Гомоэротические тона имеет шумеро-аккадский эпос о героической дружбе урукского царя Гильгамеша и дикого человека Энкиду. Хотя в тексте эпоса прямых указаний на сексуальную окрашенность этих отношений нет, она проявляется в снах Гильгамеша и в их истолковании его матерью.

В древнеегипетской мифологии сексуальный контакт с богом считался добрым предзнаменованием для смертного мужчины. В надписи на одной из гробниц покойник обе­щает «проглотить фаллос» бога Ра. Другой усопший гово­рит, что фаллос бога Геба «находится между ягодиц» его сына и наследника. Однако в отношениях между равными рецептивная позиция была для мужчины крайне унизитель­ной. Один из мифов о тяжбе между двумя братьями-бога­ми, Гором и Сетом, за право наследовать их отцу Озири­су, рассказывает, что в перерыве между заседаниями суда хитрый Сет всунул свой эрегированный член Гору между ягодиц. Гор собрал семя Сета в ладонь и пошел жаловаться своей матери Изиде: «Посмотри, что сделал со мной Сет!»

Разгневанная Изида отсекла оскверненную руку Гора и за­менила ее новой, но, когда суд возобновился, Сет потре­бовал отдать ему царское место, ссылаясь на то, что он ов­ладел Гором «как мужчина», и девять судей-богов плюнули Гору в лицо и решили дело в пользу насильника Сета: од­нажды потерянное мужское достоинство невосстановимо.

Хотя богам активная позиция в анальном сексе позволя­лась, у простых египтян она осуждалась. В 125-й главе «Книги мертвых» (период XVIII династии) покойник кля­нется, что невиновен в длинном перечне грехов, в том чис­ле «не имел сексуальных отношений с мальчиком». О бы­товой жизни древних египтян в этом плане практически ни­чего неизвестно.

Отношение к однополой любви в Индии¹* трудно охарак­теризовать однозначно — слишком много там было, сменяя друг друга, разных народов и религий. В древнейшей Ин­дии существовали когда-то мужские воинские союзы и об­ряды инициации, но они исчезли очень давно. В древней­ших священных текстах ариев — ведах, оформленных на ру­беже II—I тысячелетий до н. э., однополый секс не упоми­нается; вероятно, ему не придавали религиозного значения. В санскрите нет слова, более или менее эквивалентного «гомосексуальности». Наиболее влиятельные индийские ре­лигии, буддизм и индуизм, будучи очень терпимыми к раз­нообразным сексуальным техникам, тем не менее пропове­довали аскетизм и половое воздержание. Гомосексуальные акты, как и мастурбация, считались оскверняющими чело­века, но наказывались очень мягко, это было не столько наказание, сколько очищение.

Древнейший индийский правовой кодекс Артхашастра (IV в. до н. э.) предусматривает за сексуальную близость между мужчинами штраф от 48 до 94, а между женщина­ми — от 12 до 24 денежных единиц, меньше, чем за многие гетеросексуальные нарушения. По законам Ману (I—III вв. До н. э.), «дважды рожденный (представитель высшей кас­ты, брахман. — И. К.) мужчина, который совершит проти­воестественный акт с мужчиной... должен выкупаться в одежде». Такое же ритуальное омовение полагалось за сношение с женщиной днем, или в воде, или в запряженной волами телеге. Пол сексуального партнера был менее ва­жен, чем обстоятельства сношения.

Древняя индийская эротология, обобщенная в «Камасутре», допускала использование в гетеросексуальных отноше­ниях всех телесных отверстий, однако гомосексуальной эро­тики она практически не касается, упоминая только акт фелляции, производимый евнухом, но ведь евнух — не мужчина. Бытовая, поведенческая гомосексуальность, осо­бенно распространенная в буддистских монастырях, офици­ально как бы не существовала.

Напротив, тема двуполости, андрогинии занимает важ­ное место в религиозных культах Индии. Двуполой являет­ся божественная корова-бык Адити, мать и отец всех богов. Шива обладает как мужскими, так и женскими свойствами. Вишну и его воплощение Кришна часто изображаются в виде андрогинов. В индийской мифологии широко пред­ставлены сюжеты, связанные с переменой пола, причем это делают не только боги, но и смертные.

«Третий пол» в Индии представляют так называемые хид­жры¹⁵, религиозное сообщество мужчин, с хирургически удаленными яичками и пенисом (их потом зарывают под живым деревом), которые носят женское платье и причес­ки, подражают женской походке, голосу, манерам, назы­вают друг друга женскими именами, занимают женские ме­ста в общественном транспорте и предпочитают мужчин в качестве сексуальных партнеров. Интерпретация этого ин­ститута неоднозначна. Хотя хиджры во всем «как женщи­ны», они считаются не женщинами, а особым, третьим полом. Некоторые хиджры курят и ведут себя агрессивно, что противоречит индийскому канону женственности. Мно­гие занимаются ритуальной проституцией. Отношение к хиджрам двойственное. Им приписывается особая магичес­кая сила, угроза хиджры поднять юбку и показать свои изу­родованные гениталии вызывает панический ужас, этот жест равносилен проклятию. Хиджры охотно принимают в свою среду гомосексуальных и феминизированных мальчи­ков и помогают им найти приемлемую нишу.

Преследования и кары за гомосексуальность принесло только английское владычество, но и тогда в Индии было гораздо свободнее, чем в метрополии, что делало ее весьма привлекательной для британских гомосексуалов (это отрази­лось в английской художественной литературе). Бытовая пе­дерастия была особенно распространена среди мусульман и сикхов. В то же время привычная фигура умолчания легко превращается в жесткое табу слов. В современной Индии мужская гомосексуальность остается, со времен английско­го владычества, уголовным преступлением, а в индийской литературе и кино эта тема почти не освещается (одно из исключений — фильм Раджа Капура «Сангам»).

Израильскую цивилизацию¹⁶ часто считают одной из не­многих древних цивилизаций, где сексуальные контакты между мужчинами были запрещены категорически, незави­симо от какого бы то ни было контекста. В Библии сказа­но: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною, это мер­зость» [Левит, 18, 22] и «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они да будут преданы смерти; мерзость сделали они; кровь их на них» [Левит, 20, 13].

Однако эти запреты имеют четкий религиозный характер.

Еврейское слово toevah, которое в русском тексте Биб­лии переведено как «мерзость» (иногда его переводят как «извращение»), означает прежде всего ритуальную «нечис­тоту», нарушение неких установленных границ, «смешение» несовместимого¹⁷. Соответствующий библейский запрет стоит в одном ряду с другими аналогичными нормами, зап­рещающими кровосмешение, скотоложство, использование одежды противоположного пола, прием неподобающей пищи и т. п. В предыдущем стихе Левита [20, 12] сказано: «Если кто ляжет с невесткою своею, то оба они да будут преданы смерти; мерзость сделали они; кровь их на них». То есть речь идет не о выделении особого вида «неправильной» сексуальности, а о частном случае нарушения общих правил гендерной стратификации и родственных отношений.

Проблематична и интерпретация знаменитой истории Содома и Гоморры. По известному библейскому сюжету, Бог, узнав о безбожном поведении жителей этих двух городов, послал для выяснения обстоятельств двух ангелов. В Содоме их встретил праведник Лот и пригласил к себе пе­реночевать, но

«Еще не легли они спать, как городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов го­рода, окружили дом.

И вызвали Лота, и говорили ему: где люди пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их.

Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь,

И сказал: братья мои, не делайте зла.

Вот, у меня две дочери, которые не познали мужа; луч­ше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно; только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего» (Бытие, 19:4—7).

Содомляне не послушались Лота, и тогда ангелы вывели его с семьей из города, а Содом разрушили и сровняли с землей. Вторая, сходная история содержится в Книге Судей. В Гиве Вениаминовой один старик приютил на ночь мужчи­ну с наложницей. Но только они «развеселили сердца свои», как «жители города, люди развратные, окружили дом, сту­чались в двери, и говорили старику, хозяину дома: выведи человека, вошедшего в дом твой, мы познаем его». Хозяин просил их «не делать этого безумия». Вместо мужчины к ним вышла его наложница, «они познали ее, и ругались над нею всю ночь до утра», после чего она умерла (Книга Судей, 19: 22—25). И тогда израильтяне «пошли к сынам Вениаминовым и поразили их мечом, и людей в городе, и скот, и все, что ни встречалось, и все находившиеся на пути города со­жгли огнем» (Книга Судей, 20:48).

Главное преступление в обеих притчах — вовсе не одно­полый секс, а изнасилование и нарушение законов гостеп­риимства. Лот готов был пожертвовать собственными до­черьми ради странников не потому, что не любил своих до­черей, а потому, что над дочерьми он обладал абсолютной властью, тогда как странники, которых он приютил, нахо­дились под его защитой, выдать их без ущерба для собствен­ной чести он никак не мог. Содомляне же отвергли пред­ложение не потому, что были «содомитами» и сексуально

предпочитали мужчин женщинам, а потому, что хотели унизить чужеземцев, а заодно и самого Лота, который, сам будучи пришлым, осмелился указывать, как им следует себя вести. Тем самым содомляне нарушили сразу несколь­ко фундаментальных законов. Оскорбить посланцев Бога, нарушить закон гостеприимства, да еще пожелать изнасило­вать ангелов, какого бы они ни были пола, — больше чем достаточно, чтобы разрушить город. Ветхозаветный Бог кротостью не отличался. В Гиве горожане усугубили нару­шение правил гостеприимства изнасилованием женщины. Вопрос о сексуальной позиции, «содомии», здесь вовсе не обсуждается.

Это не значит, что древний Израиль терпимо относился к однополой любви. Поскольку евреи были обязаны пло­диться и множиться, любое излияние семени вне репродук­тивного контекста было греховным. Онана, ослушавшего­ся повеления Бога жениться на вдове своего брата и излив­шего семя свое на землю, тот покарал смертью. В данном случае Божий гнев вызван не столько растратой семени, сколько нарушением закона, по которому Онан был обязан взять в жены свою овдовевшую невестку (так называемый левират). Однако изливать семя куда попало вообще не по­лагалось. В отличие от обычаев многих других народов, по еврейскому закону, «верхний», «активный» партнер в гомо­сексуальном акте виновен больше «пассивного» не потому, что он инициировал греховное действие (это надо было еще доказать), а потому, что именно он изливает семя в непо­добающий «сосуд».

Иудаизм осуждает однополый секс также потому, что он ассоциировался с проституцией. У многих народов, с ко­торыми враждовал древний Израиль, существовала ритуаль­ная, храмовая проституция, от которой евреи хотели отме­жеваться. Это опять-таки общий религиозный запрет, от­деляющий «чистых» от «нечистых». Наказания за мужелож­ство были в общем такими же, как за злословие отца или матери, прелюбодеяние, кровосмешение, обнажение наго­ты кровных родственников, сношение с менструирующей женщиной, нарушение пищевых запретов, волховство и многое другое. И мотивировались все эти запреты одной и той же заботой о сохранении чистоты веры: «Не оскверняй­те себя ничем этим; ибо всем этим осквернили себя наро­ды, которых Я прогоняю от вас» (Левит, 18:24).

Собственно сексуальное желание и на кого оно направ­лено, еврейскую религию вообще не интересует. В других контекстах Ветхий завет допускает и довольно нежные отно­шения между мужчинами. Некоторые исследователи даже усматривают гомоэротические чувства в преданной дружбе между сыном царя Саула юношей Ионафаном и мужествен­ным воином, победителем филистимлян, будущим царем Давидом: «...Душа Ионафана прилепилась к душе его, и по­любил его Ионафан, как свою душу» (1 книга царств, 18:1). Когда Ионафан пал в бою, Давид сказал: «Скорблю о тебе, брат мой Ионафан: ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской» (2 книга царств 1:26). Но точно так же описывалась героическая во­инская дружба у многих народов.

Короче говоря, Ветхий завет осуждает однополый секс не строже и в тех же выражениях, что и многие другие пороки, однако другие запреты со временем ослабели, тогда как этот оставался и даже усиливался. Все упоминания гомосексуаль­ности в Талмуде и еврейской литературе позднейших перио­дов резко отрицательны. Так как страх и отвращение к по­року внушались с раннего детства, нарушения этого запрета обнаруживались крайне редко. Самые бдительные раввины на всякий случай запрещали мужчинам спать в одной посте­ли, другие считали эту предосторожность излишней. В XII в. философ Маймонид писал, что еврейские мужчины на­столько не склонны к мужеложству, что им можно разрешить спать в одной постели. В XVI в. составитель кодекса еврей­ского права палестинский раввин Иосиф Каро с этим не со­гласился: «В наше время, когда разврат стал всеобщим, сле­дует воздерживаться от того, чтобы оставаться наедине с дру­гим мужчиной». Но его собственный учитель Соломон Лурия признал это требование чрезмерным, и сто лет спустя его поддержал авторитетный польский раввин, ссылаясь на то, что «в Польше о таком разврате никогда не слышали»¹⁸. Возможно, это отчасти зависело от региона. Евреи, которые жили среди мусульман, чаще поддавались соблазну, о чем свидетельствуют, в частности, посвященные мальчикам сти­хи в созданной под сильным арабским влиянием средневеко­вой еврейской любовной лирике.

Лесбиянству еврейский закон уделяет мало внимания. В принципе оно было запрещено, уличенные в нем женщи­ны (mesolelot, буквально — «женщины, которые трут») не имели права выходить замуж за раввинов и иногда подвер­гались порке (не за сексуальный акт, а за непослушание). Говорили об этом мало (два упоминания в Талмуде и одно у Маймонида), не столько потому, что таких фактов не было и что люди стеснялись выносить сор из избы, сколько по­тому, что мужчины о них не догадывались.

В современном Израиле гомосексуальные отношения между мужчинами легализованы в марте 1988 г. (лесбиян­ство в законе не упоминалось и раньше). Хотя религиозные партии и группы по-прежнему осуждают их, общественное мнение настроено скорее либерально.

В отличие от аскетического христианства, ислам¹⁹ не зап­рещает мужчинам чувственных удовольствий, предусматри­вая их даже в раю. Но заниматься любовью правоверные дол­жны только с женщинами. Коран и священные предания — хадисы сурово осуждают сексуальные контакты между муж­чинами, назначая одинаковое наказание (смертная казнь пу­тем побивания камнями для женатых и сто палочных ударов для холостых) для обоих партнеров. Однако это касается только взрослых мужчин, а самый факт преступления должен быть клятвенно засвидетельствован по крайней мере четырь­мя очевидцами с безупречной репутацией. Если же винов­ные раскаются и исправятся, их можно простить (Коран, 4: 16). Чтобы не пробуждать похоти, ислам строго табуирует наготу. Мужчина не должен смотреть не только на посторон­них женщин, но и на мужское обнаженное тело, от колен до пупка, и не дотрагиваться до него. Люди одного пола не дол­жны спать в одной постели. Их половые органы должны быть закрыты. Короткие куртки и облегающие штаны, не говоря Уже о шортах, кажутся правоверному мусульманину неприличными. Строго запрещены анальные сношения, все рав­но—с женщиной, мужчиной или мальчиком.

Соблюдались ли эти запреты и предписания? Первые арабские халифы строго придерживались первоначальных запретов, тесть Мухаммеда Абу-Бакр даже сжег одного ули­ченного в пассивном анальном контакте мужчину. В араб­ской поэзии VI—VII вв. однополая любовь практически не упоминается. Однако с переносом столицы халифата в Баг­дад и общим ростом гедонизма ситуация резко изменилась. Хотя законы оставались прежними, некоторые халифы, как Аль Амин (809—813) и Аль Мутаваккид (847—861), откры­то предпочитали женщинам мальчиков. В начале VIII в. появилась знаменитая на весь мир арабская гомоэротическая поэзия, посвященная мальчикам-подросткам, столь же чув­ственная, сколь и лиричная. Знаменитый поэт Абу Новас (757—814) воспевает прелесть мальчишеского тела, ставя любовь к безбородым мальчикам и даже к тем, кто уже на­чинает бриться, выше любви к женщинам: «Мое перо спо­тыкается на передней стороне листа бумаги, но великолеп­но скользит с задней стороны».

Как некогда древние греки, средневековые арабские по­эты спорят, какая любовь лучше. Аль Джахиз определенно предпочитает женщин, но Мухаммад ибн Давуд Аль Захири берет сторону мальчиков, считая эту любовь более возвы­шенной. Любовь к мальчикам, в откровенно чувственной форме, представлена и в сказках «1001 ночи» (в переводах эти места вырезаны или «смягчены»). С Аравийского полу­острова арабская гомоэротика перекочевала в Андалузию, где самым знаменитым ее воплощением стал сборник Ибн Хазма (ум. 1064) «Ожерелье голубки», посвященный обо­им видам любви; чтобы избежать конфликта с духовен­ством, поэт сопроводил книгу апофеозом воздержанности. Так же поступал и знаменитый мистик Аль Газали (XI в.): он посвящал поэмы любимым мальчикам и тут же теорети­чески осуждал однополую любовь.

Еще более сложной была ситуация в Персии²⁰. Зороаст­ризм, древняя религия этого региона, относился к однопо­лой любви непримиримо враждебно. Согласно священной книге Авесте, содомией занимаются только демоны; ули­ченные в ней люди подвергались смертной казни, на это не требовалось даже согласия царей и первосвященников. Тюркские правители мусульманского Ирана XI—XII вв. смотрели на предмет иначе. Автор знаменитого поучения «Зеркало для принцев» (XI в.) эмир Ибн Искандер рекомен­дует своему старшему сыну не пренебрегать ни женщинами, ни юношами, предпочитая первых зимой, а вторых— ле­том. Отношения султана Махмуда Газневида и его юного раба Аяза стали в персидской литературе хрестоматийным примером любви. Тема духовно-созерцательной или откро­венно чувственной любви к красивым мальчикам занимает одно из центральных мест в творчестве величайших персид­ских поэтов Саади и Хафиза.

Аристократическая гомоэротика перекочевала и в другие слои исламских обществ. В Персии, Афганистане и Север­ной Африке (Тунис, Алжир, Марокко) всегда была широ­ко распространена мужская проституция, которой европей­ская колонизация придала еще больший размах. Для евро­пейских гомосексуалов второй половины XIX в. Северная Африка стала прямо-таки землей обетованной. Арабские мальчики и их родители находили такие отношения почет­ными и выгодными. Эта свобода нравов создала у многих европейских интеллектуалов ложные представления о «сек­суальной терпимости» ислама. На самом деле это были чис­то коммерческие отношения. Мальчишеская проституция расцветала в бедных слоях общества, богатые и знатные люди не проституировали своих сыновей. Кроме того, в мусульманском мире строго различаются возрастные и гендерные роли. Мужчина может спать с мальчиками, но не должен выполнять рецептивную роль. Принуждение к этому или изнасилование издавна считались в исламском мире од­ним из самых унизительных наказаний; в 1916 г. ему под­вергся захваченный турками легендарный английский раз­ведчик полковник Лоуренс («Лоуренс Аравийский»).

В сознании представителей современного исламского Фундаментализма гомосексуальность ассоциируется не толь­ко с нарушением канонических запретов, но с влиянием колониализма и «растленного Запада». Законодательство на этот счет в мусульманских странах различно. В Турции, Египте и Ираке гомосексуальность не преследуется по зако­ну, в Иране, Пакистане, Афганистане, Саудовской Ара­вии и в большинстве арабских стран она строго запрещена и может даже караться смертью. Независимо от характера уголовного законодательства, отношение к гомосексуально­сти в исламских странах очень враждебное. Бывшие советс­кие республики с мусульманским населением до сих пор со­храняют старое советское законодательство на этот счет.

Первые сведения о мужской однополой любви в Китае¹¹ восходят к эпохе династии Чжоу (1122—256 гг. до н. э.). Китайская литературная традиция донесла до нас многочис­ленные стихи об эмоциональных привязанностях, взаимном восхищении и интимной воинской дружбе мужчин. Все эти отношения, с эротикой или без нее, были, разумеется, строго иерархическими. Существует легенда, что один ма­ленький чиновник осмелился пристально посмотреть на прославленного своей красотой могущественного князя и разгневанный феодал тут же велел его убить, но даосский мудрец сказал ему: «Сопротивление желанию не соответ­ствует принципам Пути, нельзя ненавидеть любовь. За то, что он, помимо собственной воли, возжаждал тебя, по за­кону его нельзя казнить». Князь помиловал чиновника и доверил ему ответственную должность управляющего своей баней. Другая трогательная история рассказывает о двух мо­лодых ученых, которые полюбили друг друга с первого взгляда, прожили вместе, как муж с женой, всю жизнь, умерли одновременно и были похоронены в одной могиле.

Однополые связи при императорском дворе были особен­но распространены в эпоху династии Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.). 10 императоров этой династии открыто име­ли любовников, которые занимали важные должности, официальные китайские хроники даже сообщают их биогра­фии. Император Айди (I в. до н. э.), согласно легенде, так сильно любил своего фаворита Дун Сяня, что, когда од­нажды днем тот уснул, лежа на рукаве императорского пла­тья, а Айди надо было встать с постели, император, чтобы не будить любовника, вынул кинжал и отрезал злополуч­ный рукав. Выражение «отрезанный рукав» стало в китайс­ком языке эвфемизмом для обозначения однополой любви. (Другой эвфемизм «поделиться грушей» восходит к анекдо­ту эпохи Чжоу, когда фаворит тогдашнего императора от­дал ему надкушенную грушу.) Впрочем, императорская любовь не пошла Дун Сяню на пользу. Бездетный Айди по­пытался сделать своего фаворита наследником престола и передал ему императорскую печать, но придворные не под­чинились и принудили Дунь Сяня к самоубийству. В даль­нейшем политическая роль фаворитов уменьшается, зато расцветает, особенно в эпоху Цзин (256—420) и в период Пяти Династий (907—960), тонкая гомоэротическая лири­ка. Предметами восхищения часто были юные актеры, ко­торые не только играли женские роли в театре, но и сексу­ально обслуживали клиентов.

Настоящим рассадником гомоэротики были буддийские монастыри. Хотя китайский буддизм не питал к ней осо­бенной враждебности, он осуждал всякую сексуальность, отвлекающую от праведной жизни. Первый «антигомосек­суальный» китайский текст относится уже к VI в. н. э. Од­нако сами монахи воздержанием не отличались, и их пове­дение породило множество анекдотов.

Старый монах присел в роще по нужде, и бамбуковый от­росток вонзился ему в зад. Послушник почтительно всплес­нул руками: «Амида Будда, это награда Неба!» (Намек, с од­ной стороны, на удовольствие от анальной пенетрации, а с другой — на восстановление справедливости: Небо сделало с монахом то, что он сам делал с послушником.)

Монах соблазнил послушника, пристроился к нему сза­ди, и у того вдруг струей брызнуло семя. «О, Амида Буд-Да, — воскликнул монах, — я прошил его насквозь!»

Императору показали двоих удивительно моложавых 100-летних братьев. «Как вы этого добились?» — Смутились, молчат. — «Я прощу вам все, только скажите правду». — «Каждую ночь перед сном мы отсасывали друг у друга». (Намек на принцип Инь-ян, согласно которому мужчина Должен всячески беречь собственное мужское начало — ян.)

Расцвет китайской гомоэротики относится к Минской династии (1366—1644), особенно к XVII в. Среди китайс­ких аристократов XVII в. было знаком дурного вкуса не иметь в доме элегантных слуг, а на званых обедах — поющих мальчиков. В знаменитом эротическом романе XVI в. «Цзинь, Пин, Мэй, или Цветы сливы в золотой вазе» сек­суальные отношения между мужчинами описываются с той же простотой и непосредственностью, что и гетеросексуаль­ные связи²². В живописи этой эпохи откровенно изобража­лись гомоэротические сцены, «активный» партнер выделял­ся более темным цветом.

Автор знаменитого эротического романа «Жом Путуань» (Подстилка из плоти) Ли Юй (1611—1679), наряду с бес­численными гетеросексуальными похождениями, описыва­ет верную любовь между мужчинами. Один из его героев, прекрасный и добродетельный юноша, долго противится ухаживаниям старшего мужчины, но затем отдается ему и даже, чтобы сохранить свои нежные черты от возмужания и одновременно убедить мужа в своей непоколебимой верно­сти, оскопляет себя. В другом рассказе старый ученый дол­го соблазняет красивого и добродетельного школьника. Убедив мальчика отдаться, мудрец сказал: «Если следовать логике Разума, то, что мы делали с тобой сегодня, — не­правильно, но по логике Любви мы правы. Ибо мужчина может стать женщиной, а женщина — мужчиной, море мо­жет иссякнуть, а горы — рассыпаться. Одна только любовь никогда не подчиняется разуму»²³.

Китайский буддизм относился к однополой любви нейт­рально, но она была вызовом конфуцианству, которое пре­выше всего ставило интересы семьи, продолжение рода, самодисциплину и моральный аскетизм. Чтобы смягчить этот конфликт, литераторы XVII в. стараются изображать однополую любовь как не противоречащую семейным обя­занностям и преимущественно в сентиментально-романти­ческих тонах. Своеобразный гомоэротический аналог «Ро­мео и Джульетты» —повесть XVII в. «И даже камни склони­лись» о том, как двое студентов, полюбив друг друга, убе­жали в горы и стали жить отшельниками, отказавшись от своего семейного долга сыновей и женихов. Узнав о место­нахождении беглецов, их семьи отправились за ними в со­провождении их невест. Но когда они прибыли на место, молодые люди уже вознеслись на небо, а на месте их гибе­ли выросли два дерева с переплетающимися ветвями. Уви­дев в этом волю богов, обе невесты покончили с собой, а родственникам осталось лишь оплакивать потерю и соб­ственное неразумие.

В реальной жизни, наряду с нежной любовью, процве­тали мужская проституция и порнография. Некоторые им­ператоры пытались ограничить их распространение. Первый закон против мужской проституции, принятый уже в XII в., не увенчался успехом. Император Кан-си в 1679 г. ввел суровые кары за изнасилование мужчин и мальчиков; доб­ровольная содомия тоже каралась месячным тюремным за­ключением и 100 тяжелыми ударами. В 1740 г. Циньское правительство запретило всякие гомосексуальные отноше­ния, сделав их уголовно наказуемыми и загнав тем самым в подполье.

В современном Китае гомосексуальные отношения меж­ду взрослыми не считаются преступлением, но их часто пре­следовали по другим статьям. В последнее время отношение к однополой любви, которую здесь иногда называют «болез­нью иностранцев», стало более либеральным, в 1993 г. в Пекине открылся первый легальный гей-бар. Однако на ки­тайскую глубинку эти послабления не распространяются.

Самой терпимой к однополой любви азиатской страной вплоть до XIX в. была Япония ²⁴, в которой мужская гомо­сексуальность была связана, с одной стороны, с общей эс­тетизацией мужского тела, а с другой — с самурайским культом мужества и верности. Как и другие народы, япон­цы считали, что однополую любовь — «нансёку» — завезли к ним извне (по легенде, ее завез из Китая в начале IX в. буддийский монах Кукаи). Но, в отличие от многих других народов, японцы никогда не называли это заимствование постыдным или грязным, а считали важным элементом сво­его культурного наследия и признаком развитой цивилиза­ции. Слово «нансёку» составлено из двух иероглифов (один означает «мужское», а второй «цвет» или «путь») и имеет много эвфемизмов: «мужской путь», «юношеский путь», «красивый путь», «тайный путь».

Первые намеки на распространенность любви к мальчикам при императорском дворе появились в японских хрониках в 720 г. С XI в. эта тема часто фигурирует в дневниках импе­раторов и придворных, рождается гомоэротическая любовная поэзия и т. д. Терпимость к ней связана прежде всего с осо­бенностями японской религии, которая смягчает буддийское требование отречения от всего чувственного и рассматривает однополую любовь как одну из радостей жизни.

В средневековой Японии любовь к женщинам и мужчи­нам считалась одинаково нормальной, одна не исключала другую. «Зима и лето, день и ночь сменяют друг друга. Никто не может отменить весеннее цветение или осенний листопад. Так как же можно критиковать Путь Мужчин или Путь Женщин?»²⁵ Исключительное предпочтение одного пола считалось редким и странным. Мужчин, любивших только мальчиков, называли не по объекту их влечения, а по объекту избегания— онагираи (женоненавистники). Хотя 11–19-летние мальчики считались «законными» объек­тами мужского желания, сексуальная техника «мужского пути» регламентировалась строже, чем гетеросексуальная. Японская эротика часто изображает оральный секс между мужчиной и женщиной, но никогда — между мужчинами. Напротив, целующиеся мужчины изображались часто.

Отношения между мужчинами были строго иерархичес­кими, причем историки различают три разные субкультуры: монастырскую, феодально-самурайскую и театральную.

С нравами буддистских монастырей мы уже знакомы. В отличие от континентального буддизма, японцы говорили о «красивом пути» без осуждения, считая его своего рода пе­реходом от прокреативного секса с женщинами к идеально­му полному воздержанию. «В буддистской Японии, как и в христианской Европе, начиная с позднего средневековья, духовные лица теоретически не имели права ни на какую сексуальность. Но в то время как на Западе гомосексуаль­ность считалась хуже гетеросексуальной активности — как преступление не только против природы, но и против мо­нашеских законов, — в Японии на нее смотрели только как на досадное нарушение дисциплины»²⁶.

Сексуальные связи монахов с послушниками были прак­тически узаконены. В одном монастыре сохранился забав­ный текст составленного в 1237 г. обета 36-летнего монаха: «Я пробуду в Храме Касаки до достижения сорока одного года... Переспав уже с 95 мужчинами, я обещаю, что их об­щее число не превысит за это время 100 человек. Я не буду любить и содержать никаких мальчиков, кроме Рию-Мару» (видимо, ревнивый мальчик потребовал верности от любве­обильного монаха)²⁷.

В самурайской среде, где все было подчинено воинскому кодексу чести, выше всего ценилась верность. Паж или ору­женосец должен был учиться у своего господина доблести и быть достойным его. Почти все сегуны и полководцы XII— XVIII вв. имели признанных любовников. Измена мальчика господину влекла за собой жестокую казнь. Единственно до­пустимой сексуальной техникой была анальная пенетрация. Верность в любви до некоторой степени покоилась на согла­шении. Феодал мог взять мальчика силой, но в этом случае любовь ему не принадлежала. Иногда старший самурай тоже давал обет верности. 22-летний Такеда Синген в 1542 г. дал письменное обязательство 16-летнему Касуге Генсуке, заве­ряя ревнивого Касугу, что никогда не спал с третьим маль­чиком, Ёсихиро, хотя и хотел добиться этого. Теперь же, пишет Такеда, я этого и в мыслях не имею. «Поскольку я хочу сблизиться с тобой, отныне, если у тебя будут какие-нибудь сомнения на этот счет, я хочу, чтобы ты понял, что я не собираюсь повредить тебе. Если я когда-нибудь нарушу эти обещания, пусть меня постигнет божественная кара...»²⁸ Желанный союз был заключен и продолжался многие годы. Любовная связь была частью феодальных отношений.

В популярном сборнике Ихаро Сайкаку (1642—1693) «Ве­ликое зерцало мужской любви» (1687) имеется несколько Рассказов на эту тему. В рассказе «Соловей в снегу» саму­рай Симамура Тонаи, поклявшись в верности двум юношам, дал каждому из них в залог своей любви по отрубленной фаланге своих мизинцев. Став взрослыми, благородные юно­ши обязательно вступали в брак. Однако известны и любов­ные союзы между сверстниками, продолжавшиеся всю жизнь. Юные самураи Тамасима Мондо и Тоёда Ханэмон, полюбив друг друга, когда первому было 16, а второму 19 лет, прожили в любви и согласии до старости, ни разу не изменив друг другу ни с женщиной, ни с мужчиной.

Самурайская гомоэротическая дружба — типичный фео­дальный институт. Удовлетворение сексуальных потребнос­тей в условиях длительного отсутствия женщин и влечение к юношам подчинены отношениям вассальной зависимости. Сексуальная связь не только скрепляла эти отношения, но и персонализировала их, превращая, по японской терминоло­гии, «холодный долг» в «теплый долг». С окончанием эпохи феодализма в Японии этим отношениям пришел конец, но они оставили по себе прочную идеализированную память (до­статочно вспомнить жизнь и творчество Юкио Мисимы).

Третья гомосексуальная субкультура — театральный мир. В японском традиционном театре Но и Кабуки всегда было много гомоэротики, а молодые актеры часто были любов­никами знати. Сегун Ёсимитцу (1358—1408) шестнадцати­летним юношей на представлении театра Но влюбился в 12-летнего актера Дзэами, и благодаря покровительству се­гуна театр Но занял то почетное место в японской культу­ре, которое сохраняет по сей день. Пятый сегун из динас­тии Токугава содержал целый гарем из 150 наложников.

С течением времени актерская проституция стала особым, вполне законным и даже престижным занятием. Услугами актеров пользовались преимущественно состоятельные горо­жане, самураям это было неприлично. Хотя мальчики из те­атра Кабуки не обязаны были хранить верность своим любов­никам и должны были отдаваться за деньги всем желающим, их уважали и ценили. Возрастные границы в этой среде были сильно размыты, иногда «мальчиками» считались мужчины за тридцать, но они старались выглядеть вечно юными, спра­шивать их о возрасте считалось неприличным. В XVII— XVIII вв. в Японии появились и другие легальные формы мужской проституции — бани, бордели и т. п.

Под влиянием христианства (католические миссионеры вели эту кампанию с XVII в.) в XIX в. гомосексуальные отношения стали преследоваться юридически. В современ­ном японском законодательстве однополая любовь легаль­на. Она представлена в творчестве многих японских писа­телей (Юкио Мисима, Муцуо Такахаси и др.).

Древнейшие цивилизации Америки²⁹ — инки, ацтеки и майя — в общем и целом были просексуальными. Доинковская керамика и другие изделия изображают самые разнооб­разные формы сексуальной активности, включая однопо­лый секс. Испанские завоеватели и миссионеры XVI в. го­ворят о широком распространении «содомии» среди инков и майя. Однако социально-культурный смысл этих отноше­ний зачастую неясен. Кроме того, у сменявших друг друга народов часто были разные установки. Например, древние ацтеки жестоко преследовали любой непрокреативный секс. В современной Латинской Америке положение также неоднозначно. Хотя в молодежной мужской среде гомосек­суальные связи, как и мужская проституция, весьма рас­пространены, люди редко признаются в этом и склонны изображать такие отношения случайными, эпизодически­ми, не меняющими их мужской идентичности. Отчасти это объясняется особой ролью института семьи. Молодые лати­ноамериканцы, подобно россиянам, по материальным со­ображениям, очень долго, вплоть до женитьбы, живут вме­сте с родителями и сильно зависят от них. И поскольку вступление в брак для них почти обязательно, они не сме­ют признаться в своей гомосексуальности.

Второе важное обстоятельство — идеология мачизмо, культ маскулинности и агрессивного секса. Латиноамерика­нец гордится своей маскулинностью и обязан быть сексуаль­ным. Но так как «порядочные девушки» строго блюдут себя для брака, юный мачо может реализовать свои сексуальные запросы только с проститутками либо с приятелями (мас­турбация постыдна). Чтобы сохранить лицо, он должен строго разграничивать приемлемые и неприемлемые сексу­альные позиции. Бедные латиноамериканские юноши охот­но подрабатывают, обслуживая приезжих североамериканских геев, но рецептивная позиция для них абсолютно не­приемлема. Парень боится, с одной стороны, огласки, а с другой — что у него может появиться потребность («Если я дам ему себя трахнуть, мне это, вероятно, понравится, я сделаю это снова и тогда я стану гомиком»). Этот страх при­сутствует и в отношениях между сверстниками. В этногра­фической литературе описано несколько случаев, когда двое друзей договаривались совместно позабавиться, но после того, как один дал себя использовать, второй отказался это сделать и благодаря этому обрел над приятелем абсолютную власть (огласка — непоправимая потеря лица).

Таким образом, однополая любовь существует всюду и везде, в этом смысле она так же «естественна», как и раз­нополая, и многие общества признают и институционизируют ее. Однако связанные с нею человеческие пережива­ния и взаимоотношения чрезвычайно разнообразны, раз­ные общества и культуры конструируют их по-разному и именно от этого зависит социальное положение и самосоз­нание людей³⁰.

Как же выглядит в этом контексте европейская культур­ная традиция?

«ГРЕЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ»

О дитя с взглядом девичьим, Жду тебя, ты же глух ко мне:

Ты не чуешь, что правишь мной, — Правишь, словно возница!

Анакреонт

Педерастия — одна из важнейших особенностей древнегреческой культуры и образа жизни. Недаром одно­полую любовь часто называют греческой любовью¹.

Все боги греческого Олимпа, за исключением бога вой­ны Ареса и бога загробного мира Аида (Гадеса), любили мальчиков. Зевс, послав орла (по другой версии — превратившись в орла), похитил, обессмертил и сделал своим ви­ночерпием сына троянского царя прекрасного мальчика Ганимеда. Бог моря Посейдон похитил и сделал своим наложником сына царя Тантала юношу Пелопса. Очень пе­чальными были романы Аполлона. Один его возлюблен­ный, Кипарис, нечаянно смертельно ранил своего любимо­го златорогого оленя, и по просьбе безутешного юноши боги превратили его в дерево, символ вечной печали. Дру­гой, сын спартанского царя Амикла Гиацинт (Гиакинф), погиб от брошенного Аполлоном диска, направление кото­рого из ревности изменил западный ветер Зефир; из капель крови Гиацинта на его могиле в городе Амиклы выросли ба­гровые цветы. Там был построен жертвенник и отмечался специальный праздник — гиакинфий.

Историями и драмами однополой любви пестрят и мифы о героях.

Самая знаменитая древнегреческая мужская пара — гоме­ровские Ахилл и Патрокл. Как и им подобные пары, они прежде всего друзья и братья по оружию (гетайры), связан­ные взаимными воинскими обязательствами. Они сражают­ся бок о бок, живут в одном шатре, делят стол и постель. Эти отношения ставились выше всех прочих социальных и родственных связей. Обиженный соотечественниками Ахилл отказался сражаться против троянцев, но он, не за­думываясь, кидается в бой, чтобы отомстить за смерть Патрокла.

Были ли эти отношения только дружескими или также любовно-эротическими? Прямых упоминаний о возможной сексуальной близости Ахилла и Патрокла в «Илиаде» нет. Слова «эраст» (любящий, старший) и «эромен» (любимый, младший) к ним не применяются. Но в дальнейшем, на­чиная с трагедий Эсхила, а то и раньше, отношения Ахил­ла и Патрокла эротизируются. В «Мирмидонянах» Ахилл в отчаянии вспоминает великолепие бедер и поцелуи Патрок­ла. Позднейшие греческие авторы спорят, были ли Ахилл и Патрокл только боевыми друзьями или также любовника­ми, и кто из них был старшим. По всем описаниям, стар­шим был Патрокл, но так как Ахилл был более великим героем и более высокого происхождения, роль мальчика-эромена была для него невместной и ему стали приписывать статус эраста.

Любвеобильный Геракл увлекался и женщинами, и юно­шами. Один из его эроменов, Гилас, был его спутником и оруженосцем в походе аргонавтов и утонул, купаясь в реке. Скорбь Геракла по поводу гибели возлюбленного многократ­но описывалась в греко-римской поэзии. Второй знамени­тый эромен Геракла, его племянник Иолай, оставался его боевым соратником и возничим до самой смерти героя. В позднейшей мифологии Геракл и Иолай считались покрови­телями влюбленных; в Фивах был воздвигнут храм Иолая, где влюбленные юноши приносили друг другу клятвы в вер­ности и просили богов освятить их союз.

В Северной Греции покровителем и даже изобретателем педерастии считался божественный певец Орфей; потеряв свою любимую жену Эвридику, он перестал смотреть на женщин, но продолжал увлекаться юными мальчиками и сделал этот обычай популярным среди фракийцев.

Некоторые легенды и мифы об однополой любви трагич­ны. Большей частью это связано с насилием. Будущий фиванский царь Лай, гостя у другого царя, Пелопса, страст­но влюбился в его сына и насильно похитил мальчика, ко­торый то ли погиб, то ли покончил самоубийством; за это двойное преступление — нарушение законов гостеприимства и сексуальное насилие — весь род Лая был проклят богами, следствием чего явилась, в частности, трагедия его сына Эдипа, который, не желая того, убил своего отца и женил­ся на собственной матери Иокасте.

Самовлюбленный красавец Нарцисс (Наркисс), который умер, не в силах оторваться от созерцания своего образа в воде, был наказан богами за то, что отверг любовь прекрас­ной нимфы Эхо или, по другой версии, юноши Аминия. Имя его стало нарицательным, от него происходят такие слова, как «нарциссизм», «наркоз», «наркотики» и т. д.

Греческие авторы по-разному объясняли происхождение однополой любви. По легенде, рассказанной Платоном, первоначально на земле, кроме мужчин и женщин, жили двуполые существа-андрогины, но затем боги разрезали всех людей пополам, так что каждый теперь обречен искать свою прежнюю половинку, ибо «любовью называется жажда це­лостности и стремление к ней»². При этом мужчины, пред­ставляющие собой половинку прежнего андрогина, охочи до женщин, а женщины андрогинного происхождения пад­ки до мужчин. Женщины, представляющие собой половин­ку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены. «Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, и им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные... В зрелые годы только такие мужчи­ны обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожитель­ством друг с другом без жен»³.

Платоновское объяснение можно назвать эссенциалистски-сексологическим: эротические влечения индивида опре­деляются его природными свойствами. Но у греков были и свои «конструктивисты», которые считали педерастию ис­торическим институтом и даже называли имена конкретных людей, которые легализовали, изобрели или «ввели» ее (Ликург в Спарте, Солон в Афинах).

О том, кто, когда и почему (или для чего) институцио­нализировал древнегреческую педерастию, спорят и совре­менные историки. Одни считают ее частным случаем обря­дов мужской инициации. Другие полагают, что ее принес­ли в Грецию первые индоевропейцы, кельты. Третьи — что ее создали пришедшие с севера дорийские племена. Четвертые утверждают, что она возникла в самой Греции, на ост­рове Крит, затем распространилась на Спарту, а потом по всей Греции. Возникновение института педерастии соотве­тственно датируется то доисторическими временами, то пе­риодом между 2000 и 1500 гг. до н. э., то VIII в. до н. э., то серединой VI в. до н. э.

Так же разнообразны взгляды на причины возникновения и социальные функции древнегреческой педерастии. Одни историки выводят ее из общих свойств мужских союзов, нуждавшихся в поддержании мужской групповой солидар­ности и соответствующем воспитании мальчиков. Другие апеллируют к особенностям полового и сексуального сим­волизма (одухотворение путем осеменения). Третьи видят в педерастии средство снижения рождаемости и борьбы с пе­ренаселением; еще Аристотель писал, что критский законо­датель «в целях отделения женщин от мужчин, чтобы не ро­жали много детей, ввел сожительство мужчин с мужчина­ми»⁴. Четвертые считают педерастию особым институтом социализации юношества и средством эмоциональной раз­рядки конкуренции мужчин-сверстников.

Споры эти весьма серьезны. Ученые, считающие древ­негреческую систему инициации заимствованной у других народов, полагают, что гомосексуальный акт был ее изна­чальным элементом, который сохранился даже после того, как сами мужские инициации исчезли, так что отсутствие упоминаний о нем в гомеровском эпосе — следствие куль­турных условностей. По мнению Довера, наоборот, гомо­сексуальность возникла в самом греческом мире, охватив его целиком в конце VII в. до н. э., после чего поэты пе­ретолковали с