Восприятие сквозь призму общепринятых условностей: психологизация

Какой установки придерживаться по отношению к индивиду или группе, которые ведут себя непривычно для окружающих и стойко защищают свое поведение? Как показал Московичи (Moscovisi, 1981), первоначальная ориентация индиви­да или группы по отношению к непривычному событию будет в первую очередь определяться образами, понятиями, представлениями, общими для группы, — ко­роче, условностями, нормами, свойственными данной группе. С точки зрения, которую мы отстаивали (Papastamou, 1983; Papastamou, Mugny, Kaiser, 1980), се­годня в нашем обществе существует тенденция интерпретировать поведение, при­писывая отклонение от общепринятой нормы психологическому искажению (не­зависимо от того, идет ли речь о том, что голубой диапозитив назван зеленым, или о высказывании радикального мнения, направленного против милитаризма)-С этих позиций психологизация представляет собой, следовательно, одно из кон-венционализированных истолкований, которое может активизироваться, столк-* нувшись со стилем поведения, стойко поддерживающим новую позицию, отли > чающуюся от общепринятой. По-видимому, такое прочтение, заключающееся в < стремлении свести поведение к внутренним психологическим причинам, харак теризующим источник, а не приписывать новое определение объекту, широко рас! пространено, и даже является господствующей нормой (Beauvois, 1984; Duboi, 1994). Здесь мы будем говорить об этом, когда речь пойдет об интерпретации п ведения меньшинства, возможному влиянию которого эта норма реально пр пятствует. Проиллюстрируем эффекты психологизации с помощью эксперимеИ та, посвященного табакокурению (Perez, Moscovici, Mugny, 1991).

В эксперименте участвовали испытуемые, выкуривающие около 18 сигарет в день. Они знакомились с текстом, содержащим сильную антитабачную пропаганду. Эта позиция приписывалась либо источнику — сведущему специалисту (преподавателю политиче­ской экономии), либо активным членам группы меньшинства противников курения. Чтобы придать направление сопротивлению, обычно вызываемому этим текстом у курильщиков, половине испытуемых предлагали после его прочтения письменно из­ложить аргументы против содержания данного текста, которые придут им в голову (т. е. аргументы, связанные с содержанием текста и доказывающие, что мнению источ­ника верить не следует). Другая половина испытуемых получала инструкцию перечис­лить все личностные характеристики, направленные против авторов только что прочи­танного текста. Отмстим, что в среднем испытуемые выдвигали по три контраргумента или отрицательные характеристики. На основе числа фактически данных ответов был введен третий фактор: испытуемые были разделены на группы в зависимости от того, сколько контраргументов или отрицательных характеристики они указали: 3 или 2. Со­противление первых было сочтено более сильным, чем сопротивление вторых. Основ­ное измерение касалось изменения в отношении намерения бросить курить, высказан­ного до или после чтения рассуждений о вреде курения. Испытуемые пользовались шкалами, содержащими 7 пунктов.

Следует подчеркнуть, что предложенный испытуемым текст был одинаковым для всех, различалась лишь направленность сопротивления, способствовавшая поиску показателей либо на уровне содержания сообщения, либо на уровне лич­ностных характеристик авторов. Первое, что удалось констатировать: изменение в общем намерении бросить курить опосредуется взаимодействием типа источ­ника сообщения и типа сопротивления (табл. 15.1). Группа, составляющая мень­шинство, оказывает большее влияние на намерение бросить курить, когда вни­мание сфокусировано на содержании сообщения, чем если речь идет о характери­стиках авторов. Обратная тенденция наблюдается в отношении экспертов. Кроме того, обнаруживается взаимосвязь интенсивности критической деятельности и ее объекта. Когда критика направлена против источника (авторов текста), то чем критика сильнее, тем меньше изменяются намерения испытуемых. Если же кри­тика относится к содержанию сообщения, то испытуемые, выдвигающие наиболь­шее количество контраргументов, затем в большей степени изменяют свои на­мерения в отношении курения, чем испытуемые, которые высказывают меньше возражений. При продолжении исследования отказа (Falomir et al., 1996) этот па­радоксальный эффект был наиболее заметен, когда критика касалась содержания, отстаиваемого меньшинством.

Таблица 15.1 Среднее измерение (знак «+» указывает на более сильное намерение бросить курить, выраженное в ходе посттеста)

Число критических замечаний

Центрация Авторы Содержание Авторы Содержание

Источник

2 или меньше +0,24 +0,38 + 1,60 +0,11

3 или больше -0,10 + 1,12 +0,12 +0,50

Руппа-меньшинство

¹РУппа преподавателей

¹⁴ За* 683

418 Глава 15. Стили поведения и социальные представления о них

Восприятие сквозь призму общепринятых условностей: психологизация 41 9

Помимо очевидной социальной релевантности в момент организации кампании против злоупотребления табаком эти результаты подтверждают с теоретической точки зрения, что центрация сопротивления на личностных качествах источни­ка-меньшинства разрушает то влияние, которого оно добивается во всех случаях кроме одного: когда конфликт центрируется на социокогнитивной разработке со­противления, направленного против содержания, и интериоризируется (Falomiz, Mugny, Perez, 1997; Perez, Falomir, Mugny, 1995). Когда сопротивление относится к взаимоотношениям с источником, оно препятствует влиянию, и группа-мень­шинство представляется более легким объектом воздействия, чем группа экспер­тов. Одной из особенностей психологизации в этом случае, по-видимому, являет­ся центрация сопротивления на цели взаимоотношений, а не только на самом обсуждении идей. Эти эффекты, вероятно, проявлялись в то время, когда испыту­емые, которые были объектом воздействия, разрабатывали позицию несогласия в терминах социальных характеристик антагонистов, а не в терминах противопо­ложности точек зрения, — следовательно, в тот момент, когда процесс валидиза-ции уже не отделяется от социального сравнения, которое приобрело конфликт­ный характер (Sanches-Mazas, Falomir, 1995), в частности, из-за идеологической или социальной близости к источнику (Gaffie, 1991; Kozakai, 1994). В этом случае индивиды, являющиеся объектом воздействия, не рассматривают позиции про­тивника в терминах альтернативы, с децентрацией по отношению к идеям, если только они не доминирующие. Напротив, именно это происходит, когда сопро­тивление центрировано на содержании. Другие исследования показывают, что эти эффекты действительно заложены в особенностях регулирования конфликта, вызванного психологизацией.

Так, например, в одном эксперименте (Papastamou, Mugny, 1987) его авторы непосред­ственно манипулировали конфликтом. Они попросили испытуемых подчеркнуть в за­щитной речи меньшинства (посвященной загрязнению окружающей среды) либо все мысли, с которыми они согласны (меньший конфликт), либо все мысли, с которыми они не согласны (сильный конфликт). Сконцентрируем наше внимание на имидже ис­точника, чтобы понять, почему влияние меньшинства слабее в том случае, когда внима­ние испытуемых сосредоточено на разногласиях и происходит психологизация. Так, ес­ли рассматривать аспект взаимоотношений, можно отметить, что в случае центрации внимания на разногласиях индуцируется психологизация, побуждающая испытуемых остро ощущать блокирование переговоров. Испытуемые особенно подчеркивают ри­гидность и агрессивность источника. Но на самом деле блокирование и бескомпро­миссность приписываются характеристикам, свойственным источнику. Бескомпромис сность интерпретируется не как результат потенциального объективного прочтен! реальности, а как следствие ригидности и непримиримости, воспринимаемых как > отъемлемые личностные качества источника. Его экстремизм информирует не об опр ^ делении объекта, а о психологии источника. Второй существенный параметр этого а лиза имеет социокошитивный характер. Когда источник психологизирован, происход радикальное изменение его когнитивного образа, а именно он воспринимается как нее реалистичный, более эгоистичный и менее прогрессивный. Меньшинство тер свою ценность альтернативы в социальном пространстве.

Чтобы вызвать такую интерпретацию, достаточно сконцентрировать воспр ятие испытуемых на личности источника, даже не предлагая специфического с держания. Если в противоположность этому эксперимент Рикато давал нам Я^н^ формацию о социокогнитивном механизме, объясняющем организацию воспрч

_ятия источника испытуемыми (в зависимости от социологической рельефности параметра), то исследования рассматриваемого типа информируют нас о содер­жании этого восприятия, которое, по-видимому, доминирует в ситуации, когда та­кая рельефность активируется. Психологизация фактически изменяет значение стиля поведения: она объясняет поведение и, следовательно, позиции источника _с помощью психологических характеристик, в данном случае — несколько ано­мальными смещениями. Но действительно, почему же психология должна рас­сматриваться как наука об аномалиях, а не о нормальных явлениях?

В общем, остается вопрос: почему психологизация не дает фасилитационного эффекта? Нет ли таких психологических характеристик, которые оценивались бы очень положительно? Так, например, разве стойкость в конечном счете не харак­теризует личностные качества, которые, однако, представляют собой показатели некой объективности? Разве характеристики личности не обладают замечатель­ным достоинством — способностью преобразовывать оценочное {evaluatif) в фак­тологическое (factuel), придавая когнитивным оценкам указание на объективный характер поведения? И тогда поведение выражает уже не субъективное предпоч­тение, а необходимость, внушаемую объектом. В таком случае именно сам объект воспринимается как причина, вызывающая поведение источника. Таким образом, поведение объективизируется, отделяется от источника, который его выражает, точно так же, как зрительный образ, отражение, которое мы видим в зеркале, не может быть ничем, кроме того, чем оно является.

Таким образом, психологизация, как мы видели, стремится придать выражен­ность блокированию источника. При этом представление об источнике коммуни­кации организуется вокруг его бескомпромиссности, теряя тот социальный ре­сурс, который заключается в формировании логически последовательной точки зрения, потенциально валидной, хотя и открыто отвергаемой. Почему эта беском­промиссность ведет к восприятию психологического искажения, чего-то ложного в индивиде, разрушающего его валидность? Почему коммуникатор начинает вос­приниматься как «низко» субъективный, если не потому, что в этом случае он оценивается сквозь призму господствующей центральной социальной нормы, ко­торая обосновывает истинность и объективность строго определенными показа­телями. Объективность — это идеал, которым должно быть проникнуто всякое поведение. Она предполагает измеряемость, существование эталона, гарантиру­ющего ценность истинности и социального консенсуса, который его валидизиру-^ет- Но, как мы видели, этот эталон также имеет социальный и поведенческий ха­рактер. Он также представляет собой некую организацию поведения, фактически выражающую уверенность и убежденность, ибо истина может быть только еди­ной и неделимой.

Значит, именно потому, что существует норма объективности, определение ко­торой основано как раз на представлении о единичности объекта (Brandstatter

^al-> 1991), психологизация может стать препятствием для стойкости. Объект ^М°^Жет быть только единственным: голубое может быть только голубым. Дело об­стоит так, как будто наблюдатели не знают о социальной детерминированности Восприятия (Tajfel, 1969). А единичность объекта неизбежно предполагает суще­ствование социального консенсуса по этому поводу. Но стойкость девиантного ^Иди свойственного меньшинству поведения как раз и несет функцию нарушения Универсальности этого определения, выдвигая другое определение, и, следова-

420 Глава 15. Стили поведения и социальные представления о них

Прозелитизм: конфликт как стратегия влияния 421

тельно, вносит разнообразие в определение объекта или проблемы (Butera, Нц-guet, Mugny, Perez, 1994). Психологизация, таким образом, приводит к укрепле­нию нормы объективности и к организации значения вокруг факта девиантности источника. Это лишает источник способности быть объективным, отказывая ему в стойкости и подчеркивая только блокирование отношений. В то же время пси­хологизация вызывает восприятие источника, фундаментально целостное в фор­мальных аспектах, и дает содержание для своей интерпретации, навязывая в каче­стве момента внедрения норму объективности.

В противоположность этому существуют другие нормы, которые не характе­ризуют в такой же мере определение истинного и ложного, а также в конечном счете нормального и патологического. Отметим здесь норму оригинальности, ко­торая может возобладать в отдельных сферах (таких как искусство или научная деятельность, которые, по крайней мере на первый раз, не нуждаются в едино­образии), а в некоторые исторические периоды могут даже чередоваться с нор­мой объективности. Норма оригинальности подразумевает другую социальную эпистемологию (Moscovici, 1993), не бинарную, которая абсолютной истине про­тивопоставляет большую или меньшую ложь, а, напротив, такую, которая допу­скает и даже требует соответствующего плюрализма определений объекта (Butera, Mugny, 1992; Huguet, Mugny, Perez, 1991-1992). Норма оригинальности не только допускает, но даже узаконивает различия, девиантность.

Возьмем для примера один из экспериментов Московичи и Лажа (Moscovici, Lage, 1978), где два помощника экспериментатора противостоят четырем испытуемым, стойко оце­нивая как зеленые диапозитивы явно голубого цвета. Авторы эксперимента предло­жили испытуемым формулировать свои ответы в различных контекстах, дающих раз-^!| личные определения оригинальности. В первом варианте эксперимента испытуемым просто говорили, что предметом интереса авторов является оригинальность воспри-¹¹ ятия цвета. Эта слабая индукция ничего не изменила в обычно получаемых эффектах, и процент оказанного влияния был равен 8. Когда испытуемым предложили обсудить fi определение оригинальности восприятия цвета до начала собственного эксперимен­та, процент влияния составил 13. Впрочем, доминировали два противоречащих друг другу определения, консенсуса достигнуть не удалось. С одной стороны — оригиналь-_е ность, понимаемая как новое поведение, интересное, изобретательное, творческое. Но оригинальность может также одновременно связываться с психологизирующим оп­ределением и интерпретироваться как поведение странное, непонятное, аномальное, неточное. Норма оригинальности фактически вступает в противоречие с господству­ющей нормой объективности, выраженной в ситуации восприятия. В других вариантах i эксперимента авторы сумели повысить процент влияния почти до 30. Для этого им при­шлось самим предложить положительную оценку оригинальности, подчеркнув особен­но ее важность для новых способов видения, сформировавших современное искусство,.₍ новые концепции в архитектуре и т. д. Фактически они были вынуждены бороться про­тив нормы объективности, ослабить ее для того, чтобы смогла утвердиться норма ори-

гинальности.

Подводя итоги, можно сказать, что оригинальность действительно может о разовать альтернативную норму, допускающую и даже требующую разнообр ных, а не единичных, унифицированных определений объекта. Преимущество опи санного эксперимента состоит в демонстрации того, что не сам объект треоу такой нормы, хотя бы потому, что ситуации восприятия стремятся вызвать свое­образную эпистемоидеологию (Mugny, Doise, 1979), в которой в значительной мере

преобладает норма объективности, требующая социального консенсуса. Именно экспериментаторы в функции социальных деятелей подсказали новую норму и создали новый социальный контекст для оценки стилей поведения.

Из всего изложенного можно сделать следующие выводы: механизмы, дейст­вие которых мы видели в организации социальных представлений об источнике, демонстрирующем стойкий стиль поведения, в значительной степени зависят от социальных контекстов. Это проявляется в двух отношениях. Во-первых, кон­текст делает рельефным тот или иной критерий оценки. Одни критерии доминиру­ют, как, например, критерий объективности, обратная сторона которого выявляет девиантность источника-новатора. Однако могут появиться и другие критерии, радикально преобразующие значение одних и тех же видов поведения. Во-вто­рых, еще необходимо, чтобы эти критерии оценки действительно представляли бы собой нормы в глазах испытуемых. Для этого надо вызвать необходимость в формировании доминирующего, если не единодушного, определения, основанно­го на консенсусе и принятого в той группе или в том коллективе, с которым себя идентифицирует испытуемый. Только потому, что объективность является нор­мой, она ведет к оценке источника как девиантного, что влечет за собой его отвер­жение. Именно в качестве нормы оригинальность может высвободить возмож­ность социальной креативности.