Беседка горела

– Какого дьявола?!

– Нельзя так говорить…

– Брось это дерьмо! – перебила я, уставившись в.; пламя, лизавшее заднюю стену беседки. – Я ведь велела тебе ничего не трогать!

– А я и не трогал – это все ты. В ту минуту, когда ты стала тяжело дышать и выполнять всякие свои трюки, начался пожар.

– Да чтоб мне сдохнуть! – прорычала я, вскакивая на ноги и кашляя, – от дыма у меня защипало в горле и заслезились глаза. – Ну почему у меня всегда все не так?

– По‑моему, сейчас не время обсуждать свой несчастный удел. Самое время убираться отсюда, пока мы не поджарились.

– Ты прав, но не только из‑за пожара – меня больше волнует, что скажет инспектор Пруст. Он, возможно, считает, что я не убивала мадам Довиль, но уж наверняка не будет скакать от радости, обнаружив меня здесь. О дьявол, Розовые Губки!

– А может, она ничего не скажет, – предположил Джим, когда я на пару дюймов приоткрыла дверь, чтобы осмотреть сад.

– Ты так думаешь?

– Да нет, просто хотел тебя подбодрить.

– Ты, как всегда, очень мне помог.

– Все мои хозяева это говорили. Огонь разгорался, скамейка у стены уже пылала.

Я, прищурившись, всмотрелась сквозь дым в тело Венецианца.

– Может, нам надо его снять?

– Сама смотри: или ты, или он.

– Голосую за первый вариант.

– В кои‑то веки я с тобой согласен.

Я махнула Джиму, он выбежал, и я, выйдя, плотно закрыла за собой дверь. Затем обернулась и подолом туники вытерла дверную ручку.

– Отпечатки, – объяснила я Джиму, толкая его к дому.

– Беседка сейчас сгорит, а ты думаешь об отпечатках пальцев?

Я сердито посмотрела на него:

– Я уверена, что, если как следует поискать в зоомагазинах, можно найти набор для кастрации типа «Сделай сам».

Джим задумался:

– Понял.

Я остановилась у мощеной дорожки, ведущей во внутренний дворик дома.

– Я вот думаю, может, надо вызвать полицию? Нехорошо бросать Венецианца висеть вверх ногами. И потом, если Розовые Губки расскажет инспектору Прусту обо мне, а я не сообщу о трупе, он же решит, что я замешана в преступлении?