Функции культуры как автономные решения задач

Существует, конечно, воздействие одного субъекта на другого, одной духовной функции на другую, но это воздействие принципиально отличается от всякого физического воздействия

¹³ «Изменение и развитие производства начинается всегда... с изменений и развитии орудий производства... в зависимости от этих изменений и соответственно с ними изменяются экономические отношения людей» («Диамат», 21. Курсив автора), т. е. вся правовая и бытовая организация жизни.

одного тела на другое, одной силы на другую. Фихте предложил для обозначения такого «духовного» воздействия термин «Aufforderung» (можно перевести: «призыв» — в смысле «призыва реагировать», «приглашения к ответному действию», «приглашения к взаимодействию»), а для физического воздействия он сохранил термин «Ansto», т. е. толчок¹⁴. Материализм всегда будет склонен переносить физическую естественно-научную категорию причинности (или функциональной зависимости) на духовное взаимодействие (понимать «призыв» как «толчок»). От вульгарного «механизма» он никогда избавиться не может¹⁵. Приглашение к ответному действию («призыв») составляет сущность социального взаимодействия; оно может быть безмолвным и бессознательным; мы можем иногда видеть, как два человека беспомощно толкутся на улице, не будучи в состоянии разойтись при встрече, не будучи в состоянии решить простейшую задачу, кому идти направо и кому налево. Обычно подобные задачи решаются мгновенно, и решаются гораздо более сложные и опасные, которые грозят катастрофой. Вся социальная жизнь состоит из таких задач, из вопросов и ответов.

И в личной жизни человека, и в индивидуальной душе существует такое «толчение на месте», такое искание выхода, такая диалектика вопросов и ответов, существует, наконец, и творческое решение жизненных задач. Все функции души и духа творчески реагируют друг на друга, вступают в конфликты и разрешают их¹⁶.

Совершенно так же относятся друг к другу основные функции культуры: их воздействие друг на друга никогда не есть «толчок», т. е. механически причинная необходимость, но всегда есть «призыв» к творческой реакции (Aufforderung). Если этика и религия воздействует на власть и право (на поли-

¹⁴ Воздействие одного «я» на другое «я» есть Aufforderung воздействие «не-я» (т. е. объекта, вещи) на «я» — есть AnstoB (Фихте)"'.

¹⁵ Так, и своей «гениальной формулировке исторического материализма» («Диамат», с. 31, 32) Маркс говорит о «материальном с естественно-научной точностью констатируемом перевороте в экономических условиях производства»"', тогда как на самом деле переворот этот целиком духовен, ибо есть переворот в творчестве и социальной организации, и никакому «естественно-научному» определению и предвидению не подлежит.

¹⁶ И совсем не так обстоит дело, как изображает Спиноза по закону естественно-научной причинности: противоположные аффекты вовсе не образуют параллелограмма сил, который сразу дает равнодействующую^38*. Такое механическое равновесие не устанавливается само собой ни в душе человека, ни в общении людей. Душа столь же диалектична, как и общество.

тику), то это воздействие есть «призыв» к священной Правде и Справедливости, есть задача, поставленная законодателю и политику: согласовать организующую функцию власти и права с высшими религиозно-этическими стремлениями. Никакой функциональной зависимости здесь не существует, ибо задача может быть решена в различном и противоположном смысле: на «призыв» к высшей Правде политик может ответить смиренным признанием, своеволием, презрением или притворством и лицемерием. Аналогичная задача существует и для религии и этики: как отнестись к культурной функции власти и права? И здесь решения бесконечно разнообразны: от религиозного анархизма и непротивления до религиозного обоснования власти («несть власти, аще не от Бога»^39*). Разнообразны они и в принципе, и в изменчивых исторических условиях.

Таков метод, по которому создается система взаимодействия всех функций культуры. Но вернемся к той, которая стоит в центре внимания марксизма. Если техника воздействует на организацию хозяйства и тем самым на власть и право, то и здесь, конечно, мы имеем не «толчок», исходящий от орудий производства, но «призыв» к разрешению некоторой автономной задачи, которую может разрешить только право¹⁷.

Если техника изобретает и усовершенствует орудия производства, то организация хозяйства и права решает вопрос о том, кто и как сотрудничает в использовании этих орудий производства, «кто владеет и кто распоряжается орудиями производства» («Диамат», с. 23), и никакая технология на это ответить не может. Совершенно так же никакие технические открытия не могут ответить на вопрос, как распределить произведенные и перепроизведенные продукты. Из техники нельзя вывести организацию хозяйства и права и к технике нельзя ее свести. В этом состоит ошибка техницизма. Обе функции культуры — техническая и правоорганизующая — автономны. Но каждая нуждается в другой, стоит с нею во взаимодействии, обращается к ней с «призывом». Существует своеобразная диалектика культуры, диалектика «зависимости независимых» функций. Ее нетрудно показать на примере.

¹⁷ Никакое орудие производства, никакая машина не может, конечно, «столкнуться» с правом, ибо право есть нематериальная и непространственная сущность. Воздействие техники на право может означать только требование, обращенное к праву: принять во внимание изменение видов труда в случае, если потребуется соответственное изменение видов сотрудничества.

Положим, изобретается ряд машин, увеличивающих в огромной степени продуктивность производства, — получается перепроизводство и безработица. Техника имеет свои собственные автономные принципы оценки и совершенства: она стремится к увеличению продукции и к уменьшению количества труда. С точки зрения техники перепроизводство и безработица — суть доказательства величайшей удачи и достижения. Напротив, с точки зрения хозяйства и права — это неудача и несчастье. Ибо принцип оценки организованного сотрудничества совсем другой: он требует справедливого и целесообразного распределения труда и продуктов труда.

Отсюда вытекает важнейший вывод: усовершенствование машин совсем не означает тем самым усовершенствования социальной организации. Здесь нет никакой функциональной зависимости, никакого причинного воздействия.

«Воздействие» существует, но совсем другое: автономная задача, разрешенная техникой, «призывает» на помощь право для решения другой автономной задачи, неразрешимой для техники, но такой, без решения которой все технические удачи и разрешения теряют смысл. «Воздействие» техники на правоорганизацию есть Aufforderung, призыв, или живой вопрос: как быть с этими перепроизведенными продуктами и с этим более ненужным трудом?

Диамат принужден признать правильность этой диалектики: «материальная жизнь общества» (а она означает «изменение и развитие орудий производства») «ставит новые задачи», но решаются эти задачи организующими идеями, «новыми политическими взглядами и новыми политическими учреждениями», и без них разрешение этих задач невозможно («Диамат», с. 15, 21)¹⁸.

Это значит: разрешение задач дается правом, властью и ее руководящими идеями. Но тому, кто способен решить задачу, принадлежит и последнее решающее слово. Оно принадлежит «совсем не орудиям производства», а политическим идеям и политическим учреждениям, т. е. правоорганизации общества. Основная идея марксизма состоит в том, что правоорганизация общества предопределена существующими орудиями производства, т. е. уровнем техники. Это означало бы, что решение технической задачи предопределяет решение юридической и политической задачи.

На самом же деле это совершенно не так: современный индустриализм с его перепроизводством и безработицей вызвал

¹⁸ Курсив «Диамата».

совершенно различную и даже противоположную реакцию власти и права в различных странах. На грандиозный технический переворот XIX и XX вв. организация хозяйства и права ответила автономно, самовластно и повсюду своеобразно; она ответила консервативно, эволюционно и революционно сохранением либеральной демократии и капитализма, эволюцией социал-демократических рабочих партий и союзов и революцией коммунизма, национал-социализма и фашизма. Все по-своему решали задачу безработицы и перепроизводства¹⁹.

Ясно, что здесь нет никакой функциональной зависимости от техники, никакой однозначной предопределенности, а есть индивидуально-разнообразное творческое решение поставленной задачи, которое еще продолжается.

Замечательно при этом, что власть и право отвечают на состояние орудий производства совсем не так, как это полагается по Марксу. Мы уже упоминали о величайшей странности истории: там, где индустриализм всего мощнее (в Англии и Америке), он социальной революции не вызывает; а там, где индустриализм почти не существует, где господствует патриархальное крестьянское хозяйство, происходит «пролетарская» революция. Идеология социализма завоевывает власть, и власть начинает проводить индустриализацию. В истории СССР независимой переменной является власть с ее идеологией, а вовсе не техника: когда власть изменилась — изменяется и техника.

Итак, не существует никакой причинной или функциональной зависимости форм организации от развития техники. Зависимость рабства от мечей, феодализма от ручной мельницы и капитализма от паровой мельницы («Диамат», с. 28) представляет собою наивное и тенденциозное опошление истории²⁰.