Античное наследие 1 страница

Глава 1. Гомер. Героическая мораль

Годы жизни и место рождения Гомера доподлинно неизвестны. Часть античных авторов считала его современником Троянской войны; Эра-тосфен относил дату его рождения ко времени 100 лет спустя после Тро­янской войны, т.е. к XI или XII в.; Аристотель и Аристарх — ко време­ни основания ионийских колоний в начале XI в.; Геродот утверждал, что Гомер жил в IX в. до н.э. А.Ф. Лосев, отечественный философ и фи-i долог, исследователь Античности, полагал, что Гомер жил на рубеже VII I и VI вв. до н.э. [см.: Лосев. С. 34]¹. Запись поэм Гомера произведена не I позже VI в. до н.э., а в V в. до н.э. их знал каждый гражданин Афин. 1 Родиной Гомера называют то г. Смирну, то один из островов Эгей-ского моря. Традиционно считается, что Гомер — слепой, мудрый, % странствующий певец, старик. Однако его имя — «Но me horon» пере-водится как «невидящий», «слепой», «слагатель», «общающийся», | «товарищ» и, возможно, не является именем собственным. Героическая эпоха. Гомеровские поэмы «Илиада» и «Одиссея» — не только вершина древнегреческой устной традиции, но и полная эн­циклопедия общинно-родового строя патриархальной стадии, отра­зившая «патриархат с его организующими и рационализирующими функциями в хозяйственной жизни, с обособлением отдельных родов и с вождями и героями этих родов — выразителями их социальной и военной мощи в борьбе со стихийными силами природы и с окружа­ющим "варварством" (так называемый "героический век"), "героиче­ский патриархат", историческая ступень "общенародной и героичес-

¹ Здесь и далее отсылки к литературе, помещенной в конце каждой части. — Примеч. ред.

8 Часть I. Античное наследие

кой жизни"» [Лосев. С. 48]. Здесь пока еще нет государства, люди жи­вут в виде родоплеменных объединений, в крайнем случае, в виде со­юза племен. Во главе управления и всей общественной жизни стоит родовая знать, обслуживаемая сородичами и соплеменниками мень­шей значимости (земледельцами, скотоводами и ремесленниками), батраками, переселенцами и патриархальными рабами. «Но знать эта уже тронута цивилизацией, она уже стремится к свободомыслию и в религии, и в морали, и в политике, и на войне, и во всей личной и об­щественной жизни. У Гомера мы находимся в самом конце общинно-родового строя, накануне аристократической республики со всеми ее внутренними антагонизмами, включая прежде всего демократичес­кую оппозицию» [Там же. С. 95—96].

В эпосе Гомера отображены микенская эпоха, ионийское переселе­ние, экспансия и завоевания, частью которых была Троянская война, длившаяся, как полагают, около 10 лет. Действующие лица «Илиады» живут в обществе, состоящем из множества самостоятельных маленьких социальных союзов (oikos): Агамемнон предложил Ахиллу править сразу семью городами. Oikos был тогда наиболее эффективным социальным и политико-экономическим союзом. Гомеровские термины — arete, time и philotes — относятся к обществам, представляющим собой oikos.

Гомер — поэт ахейского вождизма, возникшего на пике родового строя. Именно тогда выделился немногочисленный высший слой с ха­рактерными для него занятиями — военным десантом, хищничеством и авантюрами. Господство представителей этого слоя проступает под притягательным званием героя. Вожди поистине свободны. Они не привязаны к какому-то одному месту. Их жизнь проходит в экспедици­ях («Илиада») и скитаниях («Одиссея»). Направление движения зави­сит от попутного ветра. И куда бы их ни несли корабли, боги спешат вслед за ними — им определенно интересны намерения и действия этих людей. Вожди не знают скуки. Пассивность возможна лишь вследствие одурманивания. Время идет для них быстро. «Илиада» — история сво­бодных, энергичных людей, живущих насыщенной жизнью. Поэтому все, даже мельчайшая деталь, имеет значение и воспевается в стихах. Гомер своими песнями не дает скучать и сам не зевает над ними.

Боги и цари — главные действующие лица поэм. Поведение людей в поэмах достаточно религиозно. Но суверенные греческие боги не были этическими божествами. Их поступки не связаны ни с какой моралью, их образ действия является супраэтическим и очень спор­ным. Боги не дают правил и законов морали. Скорее всего, они — бо­ги радости, защищающие человека от страданий и ужасов предвечно­го хаоса. Гомер обращается с богами фривольно, часто показывая их

Глава 1. Гомер. Героическая мораль

уязвимыми, мелочными, капризными и несовершенными. Они по­стоянно ссорятся, ревнуют, изменяют, завидуют, воюют, пьянствуют, воруют, не все знают и не все могут, их легко обидеть и обмануть. Од­ним словом, ни разумом, ни моральными достоинствами боги не луч­ше людей. Впрочем, они бессмертны, красивы и необычайно сильны. У них ценится то же, что и у людей, но боги имеют значительно боль­ше и все самое лучшее. Они участвуют во всех земных событиях и являются главными их виновниками. Боги, как правило, помогают своим любимцам и своим детям, рожденным смертными женщина­ми, благосклонны к просьбам, которые подкрепляются жертвоприно­шениями, но вовсе не обеспокоены заботой о человечестве. Основ­ные чувства, проявляемые ими при общении с людьми, — любовь и гнев. Боги амбивалентны: могут быть и врагами, и друзьями, могут и дарить, и убивать. Как писал Ф. Ницше, «греки наиболее могучей эпохи, которые не боялись себя, но были счастливы собой, наделяли своих богов всеми своими аффектами»¹. «Грек знал и ощущал страхи и ужасы существования: чтобы иметь вообще возможность жить, он вынужден был заслонить себя от них блестящим порождением грез — олимпийцами», этим «преображающим зеркалом», своими «богами радости» и опьяняющей чувственности², рассуждает Ницше.

Царь (басилевс — basileis) — родовой старейшина, верховный вождь, жрец и судья, наместник, возможно, просто управляющий ме­стностью, отнюдь не самодержец — он советуется со старейшинами и опирается на народное собрание. Будь он истинный царь, он называл­ся бы не basileis, a wanax³. Гомеровские басилевсы свою власть прояв­ляют прежде всего на войне, в условиях военной демократии. Это до­минантная, изолированная группа, существовавшая в героическую эпоху, в так называемом «мире, где нет пользы», реализующая себя в идеальных бесцельных и бесполезных действиях, направленных на до­стижение славы и превосходства среди равных себе. Все их ценности так или иначе связаны с успехом, победой. Ими движет желание полу­чить коллективное одобрение, своим мужественным поведением за­служить бессмертную славу. Неодобрение сообщества или группы представало как nemesis. Они хотели бы быть чем-то большим, чем бы­ли на самом деле. Вожди живут агональными инстинктами и древней трагической моралью, никогда не могут выступать как частные лица.

1 Ницше, Ф. Веселая наука // Собр. соч.: в 9 т. М., 1900-1903. Т. 9. С. 271.

² См.: Ницше, Ф. Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм // Соч.: в 2 т.
М., 1990. Т. 1. С. 66-67.

³ См.: Wood, Е. М. Peasant, Citizen & Slave. L.; N.Y., 1988. P. 92.

Часть I. Античное наследие

Они были корыстными и эгоистичными, но, вероятно, не более, чем деятельные люди последующих эпох. Отличие состоит в том, что они публично заявляли притязания на почести и подарки, хотели по­ощрения и триумфа. Слово «триумф» не упоминается в «Илиаде», но у Тацита встречается 57 раз.

Гомер создает весьма правдивую и в то же время комплиментарную поэтическую историю, меморандум древнего правящего класса, исто­рию, воспламененную страстными порывами и распутством царей. Однако он не всегда занимает сторону родовой аристократии, высту­пая порой «вовсе не как старинный ахейский идеолог», но как обыва­тель, описывающий мирный быт. К человеку Гомер исполнен жалос­ти, «мир гомеровских сравнений населен маленькими людьми, которым всецело симпатизирует поэт», «Гомер не только не стесняет­ся выставлять царей дурного личного поведения и обличать их в этом, но он — и притом тоже принципиально — допускает царскую власть только при условии ее большого военно-патриотического или мо­рально-гуманистического содержания» [Лосев. С. 108], «гомеровские цари изображены самыми обыкновенными людьми, правда, очень сильными, храбрыми, часто весьма властными, но в то же время наде­ленными обычной человеческой психологией» [Там же. С. 110].

Царская власть передается по наследству, но при условии выдающихся качеств претендента. За нее ведется борьба. Цари обычно состоят в родст­ве с богами, пользуются их покровительством и советами, имеют исклю­чительно благоприятные условия для развития личности. Отважный Сар-педон, защитник Трои, утверждает: «Нам, предводителям... должно... в сраженье пылающем первым сражаться»: Пусть не единый про нас крепкооборонный ликиянин скажет: Нет, не бесславные нами и царством ликийским пространным Правят цари: они насыщаются пищею тучной, Вина изящные, сладкие пьют, но зато их и сила Дивная: в битвах они перед ликийцами первые бьются! Друг благородный! когда бы теперь, отказавшись от брани, Были с тобой навсегда нестареющими мы и бессмертны, Я бы и сам не летел впереди перед воинством биться, Я и тебя бы не влек на опасности славного боя; Но и теперь, как всегда, неисчетные случаи смерти Нас окружают, и смертному их ни минуть, ни избежать. Вместе вперед! иль на славу кому, иль за славою сами!¹

Гомер. Илиада/пер. Н. И. Гнедича. М., 1984. С. 197.

Глава 1. Гомер. Героическая мораль

Мужи-ахейцы — это все взрослые мужчины-воины, составлявшие ополчения отдельных греческих государств; приближенные к прави­телям лица и отборные дружинники; сами анакты и их родичи, как правило возводившие свою родословную к небожителям и потому претендовавшие на особый эпитет — «рожденный Зевсом»¹. Они со­вершают «различные приличествующие полноправному человеку по­ступки», участвуют в хозяйственной жизни семьи и общины, имеют право и морально обязаны защищать свое имущество и собственность всеми доступными способами, бороться с врагами не на жизнь, а на смерть, участвовать в нападениях и набегах, включая захват рабов, морское пиратство, угон скота, участвовать в религиозных обрядах.

Характеры. Гомер рисует запоминающиеся портреты царей-героев. Ахилл — гневлив, вспыльчив, злопамятен, беспощаден на войне; это — зверь, а не человек, бездушная стихия и одновременно — «неж­ное сердце», капризный, даже истеричный, наивный, сентименталь­ный [см.: Лосев. С. 239]. Агамемнон (в переводе с греческого — очень решительный) — мощный, славный, могущественный витязь и царь, неустойчивый и слабохарактерный, властный, жадный и сластолюби­вый, скромный и податливый, грабитель и хищник, смелый критик Зевса, часто трус и пьяница «с лирической тонкой, глубочайше оскор­бленной и бесконечно страдающей душой» [Там же. С. 247]. Гектор — беззаветно преданный своему народу вождь, пламенный патриот и бесстрашный солдат, наивный, нерешительный, колеблющийся и не­расчетливый, хвастливый и ребячески напористый; нежнейший семь­янин; «герой, знающий свое роковое предназначение и тем не менее открыто идущий в бой; волевой и обреченный, обманутый богами и раздавленный людьми; жалкая и скорбная жертва неприятельского зверства и человек, потерявший в конце концов решительно все: и ро­дину, и семью, и собственную жизнь» [Там же. С. 249]. Одиссей (в пе­реводе с греческого — свирепый) — «глубочайший патриот, храбрей­ший воин, величайший страдалец, тончайший дипломат и искуснейший оратор, купец, предприниматель и расчетливейший хо­зяин, герой, доходящий до самохвальства, изворотливый авантюрист, женолюб, чувствительный и слезоточивый человек интимных пере­живаний, делец и пройдоха, прекрасный семьянин и жестокий палач» [Там же. С. 254]. Нестор — «старец, царь и солдат, миролюбец и веж­ливый джентльмен, благородный аристократ, дипломат, юморист,

¹ См.: Молчанов, А. А. «Достоинство мужей ахейских» (Признаки общественного бытия полноправного человека в Греции микенской эпохи) // Человек и общество в ан­тичном мире. М., 1998. С. 280.

Часть I. Античное наследие

оратор, болтун, консерватор и большой любитель пиров» [Лосев. С. 255). В этом все еще варварском обществе нравственность сущест­вует и проявляется как особенный характер. Произвол человека и его субъективность имеют высокую ценность.

Антипсихологизм. Внешняя мотивация. Гомер в первую очередь стремился к наглядности. Возможно, поэтому изображению внутрен­них переживаний он предпочитает внешнюю мотивацию (бог, види­мые стимулы, обстоятельства), и все-таки эти переживания подразу­меваются, хотя и нет никакого груза сомнений, колебаний, угрызений совести. Ошибочные поступки объясняются ослеплением. Люди и тогда не были марионетками, действующим мотивом нередко оказы­валось чисто человеческое чувство, но проблема выбора осознается и фиксируется лишь древнегреческими драматургами Эсхилом и Еври-пидом. А.Ф. Лосев насчитывает пять комбинаций божественной и че­ловеческой воли, которые встречаются у Гомера: 1) указывается боже­ственная воля, но ничего не говорится о человеческой воле, хотя она и подразумевается; 2) формулируется человеческая воля и ничего не говорится о божественной воле, но она сама собой подразумевается; 3) обе воли совпадают; 4) божественная воля действует вразрез с чело­веческой волей и ее подавляет; 5) человеческая воля, находясь в анта­гонизме с божественной волей, приводит к борьбе, иной раз небезус­пешной, человека с богом. В итоге «у Гомера мы находим и полную подчиненность человека богам, и гармоническое объединение боже­ственной и человеческой воли, и грубое, прямое нападение человека на то или иное божество» [Там же. С. 153]. «Все у них предопределено свыше; но предопределено так, чтобы они вполне свободно и в пол­ном соответствии со своим внутренним «я» принимали те или другие свои решения и выполняли те или другие намерения» [Там же. С. 148].

Судьба. Трагическая мораль. Судьба (сужденная смерть, рок, жре­бий жизни, завещанное, установленное, злая участь, внезапная ката­строфа, плохой исход дела, «ангел смерти») — понятие, общее для всех древних царств, выражающее закрепление тех или иных функций членов коллектива, их место в общественной иерархии. Судьба — это определенная форма, способ, цель и пределы существования каждой вещи, мистический принцип, нечто, установленное кем-то (божест­венное установление), «неизбежная необходимость, управляющая всеми вещами; это совершенно непостижимая сила, которой подчи­нены все люди и которая может либо персонифицироваться, либо представляться безличной»¹. Своя судьба есть у богов, у всякого явле-

Клочков, И. С. Духовная культура Вавилонии: человек, судьба, время. М., 1983. С. 31.

Глава I. Гомер. Героическая мораль

ния и у человека, она — их сущность и будущность, сфера забот и от­ветственности, отпущенное в жизни (рождение, брак, дети, богатство, труд, страдания, старость, смерть), череда житейских событий, сово­купность функций, признаков и свойств какой-либо деятельности. Идея судьбы связана с «процедурой установления судьбы», вынесени­ем важнейших постановлений, с процессом принятия решений («примитивной демократией», «собранием богов»).

Основные термины судьбы — moira (часть, участь, удел, социаль­ный статус) и aisa (равная часть, определенная часть, мера). Поступать в соответствии со своей участью (частью) — значит поступать пра­вильно, действовать как надо. У Гомера существует выражение «во­преки судьбе» — hyper moira, hypermoron. Понятия moira и aisa разли­чаются очень мало. Так, в «Илиаде» из 48 случаев упоминания слова moira в 31 случае оно означает смерть или гибель. Этому же значению отвечают 8—10 случаев упоминания слова aisa. В «Одиссее» из 61 слу­чая упоминания moira с этим значением только 10. Термины эволю­ционируют за пределы «смерти» и «гибели» [см.: Лосев. С. 340]. Рас­пределение «через жребий» показывает, что получение части не соотносится с личными качествами человека.

Если посмотреть на исход тех подвигов, которые возвеличиваются и воспеваются, нетрудно установить, что они всегда приводят к несчас­тью¹. У всех героев без исключения «злосчастная судьба», а впереди — превратности и катастрофа: «драматическое событие человеческой жиз­ни античность усматривала прежде всего в перемене судьбы, в катастро­фе, которая как бы извне и сверху постигает человека», «трагические ге­рои переживают свое завершение здесь, на земле, сгибаясь под бременем судьбы и созревая для смерти» [Там же. С. 321, 390]. Древнегреческие философы после Гомера не любили крови, страданий и борьбы.

Счастье. Древние греки стремились не просто жить, а жить счастли­во, жаждали счастливой судьбы. В «Илиаде» и еще категоричнее в «Одиссее» счастье соединяется с славной жизнью и смертью, с доб­рой и верной супругой, почтительными и прославленными детьми. Позднее, как следует из текста, передающего знаменитый разговор афинского законодателя Солона и персидского царя Креза, к этому добавляется благополучие родины.

Несмотря на то что Гомер высоко оценивает счастье и радости жиз­ни, его поэмы повествуют о человеческом несчастье, страданиях, горе и смерти. В его эпосе присутствует антитеза «счастливые боги — несчаст-

¹ См.: Грабарь-Пассек, М. Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. М., 1966. С. 17.

Часть 1. Античное наследие

ные люди», счастливые и несчастные разъединены — первые на Олим­пе, вторые — на земле. Боги блаженные, беспечальные, легко живущие, проводящие дни в наслаждениях, а люди — несчастные, злополучные, жалкие, смертные существа¹. Они часто плачут, жалуются, не скрывая своих страданий. По замечанию Ф. Ницше, «страдание гомеровского человека связано с уходом из жизни, прежде всего со скорым уходом; так что теперь можно было бы сказать об этом человеке обратное изре­чению силеновской мудрости: "Наихудшее для него — скоро умереть, второе по тяжести — быть вообще подверженным смерти". И если ког­да раздается жалоба, то плачет она о краткой жизни Ахилла, о подобной древесным листьям смене преходящих людских поколений, о том, что миновали времена героев. И для величайшего героя не ниже его досто­инства стремиться продолжать жизнь, хотя бы в качестве поденщика»².

Нормы героической морали. Патриархат изображен как эпоха героев: зародившийся в родовой общине субъект был героем, его жизнедея­тельность — трагедией и борьбой с неизбежным, необходимостью, судьбой. Герой — это носитель мощи коллектива, олицетворение его возможностей. Специфика эпического героизма заключается «в безус­ловном внутреннем и внешнем единстве личности и родоплеменного коллектива, в единстве настолько близком и нерасторжимом, что каж­дая личность является как бы индивидуальным воплощением родопле­менного коллектива и в каждой личности родоплеменной коллектив как бы осознает сам себя. Другими словами, родоплеменная община в эпоху расцвета представляет собой такой мощный монолит, что она только и состоит из героев. В такой общине принципиально нет неге­роев или, вернее, они «заклеймены позором», по крайней мере, «в ка­честве именно принципа такой героизм существовал; и он, будучи древним, строгим и бескомпромиссным героизмом, как раз и был тем, что по преимуществу нужно называть эпическим героизмом»³.

Героям Гомера не свойственно благонравие. Им неведома рефлек­сия об отдаленных последствиях. Многие из них, если не все, — кро­вавые убийцы. Но они совершают убийства в особых случаях, напри­мер в борьбе с ужасными чудовищами, с врагами своего народа, племени, родственника. «Доблестные мужи» обладают добродетеля­ми, необходимыми для коллективного успеха: силой, ловкостью, сме­лостью, честностью, мудростью, доблестью, гордостью, жаждой сла-

¹ См.: Шталь, И, В. «Одиссея» — героическая поэма странствий. М., 1978. С. 45.

² Ницше, Ф. Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм. С. 67.

³ Грабарь-Пассек, М. Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литера­
туре. С. 171.

Глава 1. Гомер. Героическая мораль

вы и героической смерти, умением защитить собственную честь и следовать воле богов. Умереть в бою с оружием в руках они почитают лучшей для себя участью. Демоны смерти любят героев. Сами герои не ценят долголетия. Нравственное поведение определяется одной нормой, которая не ставится под сомнение. Поэтому нормативный конфликт здесь невозможен.

Этическая терминология. Героическая мифология греков — не есть дидактический эпос. И она отнюдь не отражает реальную греческую нравственность. Специфическая черта античного созерцания исто­рических событий состоит в следующем: «историк видит не движу­щие силы, а добродетели и пороки, успехи и ошибки; постановка во­проса — моральная (во всем духовном и материальном), она никогда не исходит из истории в ее развитии»¹.

Гомер дает развернутую терминологию героизма. По мнению А.Ф. Лосева, проведшего филологический анализ произведений Гоме­ра, собственно этическая терминология ни в «Илиаде», ни в «Одис­сее» еще не развита: «добродетели и пороки, о которых идет речь у Го­мера, весьма немногочисленны и почти всегда лишены морального содержания в нашем смысле слова. Убийство, например, вовсе еще не трактуется как преступление. Воздержанность и распущенность тоже меньше всего относятся... к моральной области. Правдивость и чест­ность не заслуживают здесь такой высокой оценки, как хитроумие и изворотливость. Вся античная этика развивалась, собственно говоря, уже после Гомера. Для Гомера важнее красота тела, физическая сила, великолепие одежды, блестящее развитие интеллекта, счастье, успех, слава, чем мораль в собственном смысле слова» [Лосев. С. 176]. Для всех этих понятий у Гомера существует масса разного рода терминов и выражений, в то время как этическая терминология почти целиком отсутствует. Такие термины, как cleos, cydos (слава), amymon (безу­пречный), eys, agathos (хороший), dios, theios (божественный, свет­лый), esthlos (благородный), cacos (дурной), ameinon (лучший), che-iron (худший), arete (добродетель, доблесть), гораздо больше связаны с благородством происхождения, физической силой и храбростью, чем с какими-нибудь нравственными качествами. Например, за неко­торым исключением, cleos относится к области военных подвигов и прямо отождествляется с ними. Arete тоже относится прежде всего к военным делам и состязаниям. К моральной области этот термин от­носится только в четырех текстах, да и то в позднейшей «Одиссее».

¹ Ауэрбах, Э. М. Изображение действительности в западноевропейской литерату­ре. М., 1976. С. 58.

Часть I. Античное наследие

Моральный человек — это красивый, сильный, умный, красноречи­вый, благородного происхождения, которому сопутствует счастье и слава [см.: Лосев. С. 177]. Греческое слово «добро» не имеет у Гомера нравственного значения. Моральные оценки есть, но они не отделя­ются от естественного хода событий, развития самой действительнос­ти. «Конечно, — уточняет Лосев, — можно находить нечто этическое в таких гомеровских терминах, как hybris ("дерзость", "надмен­ность"), hyperphialos ("высокомерный", "наглый"), athemistos ("без­законный", "нечестивый"), atasthalos ("нечестивый", "дерзкий")... Однако здесь нет нравственности как таковой. О храбрости, напри­мер, у Гомера можно читать очень много. Но считать ее добродетелью у Гомера едва ли можно, потому что она у него ничем не отличается просто от физической силы. Различать alcimos ("сильный", "храб­рый") и iphthimos ("физически сильный") у Гомера очень трудно. Храбрость, мало отличимая от физической силы, так же мало отлича­ется от благородного происхождения. Знаменитые гомеровские тер­мины — carterothymos ("сильный духом"), craterophron (то же), megathymos ("мужественный"), megaletor (то же), hyperthymos ("весь­ма мужественный"), hypermenes ("весьма могучий"), одинаково отно­сятся и к области морали и к области естественного темперамента. Термины enees ("кроткий", "ласковый"), aganos ("кроткий"), указы­вающие на мягкость и приветливость, относятся у Гомера гораздо больше к эстетическому идеалу, чем к идеалу этическому. Это скорее какая-то наша "любезность"» [Там же].

Несколько больший нравственный смысл имеет слово philein (лю­бить, дружить). Однако здесь речь идет главным образом об естест­венной склонности одного человека к другому, но очень мало элемен­тов какого-либо долга, обязанности или признаваемой нравственной необходимости. Может быть, только гостеприимство служит у Гомера намеком на нравственное обязательство.

Термины, относящиеся к нечестности или неправдивости, тоже весьма слабо наделены моральным смыслом, поскольку не только не порицаются, но иной раз даже восхваляются или изображаются в нрав­ственном отношении безразлично. Когда Гомер что-то порицает, это не имеет нравственной оценки уже по одному тому, что у него вообще по­рицается все что угодно. Themis и dice, обычно относимые к области права и нравственности, у Гомера являются не более чем результатом привычки. Это и понятно, потому что в то время писаного законода­тельства не существовало и нормы поведения определялись обычаем. Более нравственный смысл имеет выражение themis estin, но перево­дится оно в зависимости от контекста по-разному: «позволено», «суще-

Глава 1. Гомер. Героическая мораль

ствует обычай», «естественно», «установлено». Абстрактное значение справедливости dice имеет только в песне 16 «Илиады» и в песне 14 Одиссеи». В тот же смысле, т.е. в смысле традиционных обычаев и при­вычек, употребляется и dicaios («справедливый»). Нравственно пре­красное и нравственно безобразное не являются здесь противополож­ностями, а только разной степенью одного и того же. И хотя мудрость как интеллектуальная добродетель считается кардинальной добродете­лью гомеровской эпохи, понимать ее этически нет никакой возможно­сти. Бесчестие, наносимое одним человеком другому, обозначается те­ми же терминами, что и стыд, переживаемый тем, кто свершил нравственный проступок. Внешний ущерб имел иной раз гораздо более глубокое значение, чем ущерб нравственный.

На первый взгляд наибольшим моральным содержанием обладают термины amymon (безупречный), eys (хороший), agathos (хороший, до­брый), arete (добродетель, доблесть), esthlos (благоразумный), cacos (дурной). В отдельных случаях это действительно можно предполагать. Но насколько Гомер прибегает к нравственной оценке сознательно, остается под большим вопросом. Эпитеты agathos и esthlos применя­ются к людям, самым разнообразным по своим нравственным качест­вам. Посредством таких слов, как arete, agathos, esthlos, Гомер хвалит индивида — вооруженного побеждающего воина, богатого и знатного, способного защитить свою группу (philos, xenie) и борющегося до кон­ца, поскольку поражение — постыдно. В термине cacos граница между моральным и неморальным тоже весьма размытая.

Гомеровские agathoi могут оказывать благодеяния, проявлять лю­бовь, они обязаны заботиться о philoi (о друзьях, близких, гостях), но к остальному миру относятся либо безразлично, либо враждебно. Они соревнуются друг с другом. Arete проявляется здесь в соперничестве.

Положительные термины в эпосе Гомера преобладают только в контексте терминологии мужества, храбрости и выносливости, в ос­тальных же случаях, безусловно, превалируют термины отрицатель­ные. Многочисленным терминам, выражающим насилие и несправед­ливость, противостоит ничтожное количество противоположных положительных терминов вроде aisimos (приличный, подобающий) или cat aisan (как следует, как нужно). Многочисленным терминам со значением «коварство» только и можно противопоставить pistos или alethes (верный, правдивый). А подавляющее большинство отрица­тельных нравственных терминов просто не имеет положительных эк­вивалентов. В сфере права и обычая с нравственной точки зрения, ка­залось бы, должны были выступать одинаково как положительные, так и отрицательные термины. Но athemistos (беззаконный) есть термин

2 - 5076

Часть I. Античное наследие

отрицательный, а для термина dicaios (справедливый) не существует отрицательного adicos (несправедливый), да и само слово dicaios в большинстве случаев имеет отрицательное значение. «Стыдиться» то­же употребляется Гомером в отрицательном значении, a ophello (я дол­жен, я обязан) меньше всего имеет отношение к внутреннему созна­нию совести. Обращаясь к устоявшемуся в последние десятилетия делению исторических цивилизаций на «культуру стыда» и «культуру вины», гомеровское общество следует отнести к первой. От индивида окружающие ожидают вполне определенного поведения.

Преобладание отрицательных терминов в области гомеровской эти­ки вполне понятно. Ведь красота, сила, храбрость и прочие высокие ка­чества человека пока не стали нравственным идеалом, а нравствен­ность Гомеру удобнее изображать в отрицательном смысле, поскольку его идеал человека еще не содержит моральных свойств в их развитой форме. Поэтому отрицательное легче изображается, чем положитель­ное [см.: Лосев. С. 178—179]. В «Одиссее» этических терминов больше, чем в «Илиаде»: «cacos ("дурной"), dicaios ("справедливый"), atasthalos ("глупый", "безумный"), athemistos ("беззаконный", "нечестивый") имеют в «Одиссее» гораздо чаще моральный смысл, чем в «Илиаде». Dysmenes ("враждебный") и anarsios ("неприязненный"), кроме "Или­ады" (III, 51), только в "Одиссее" и имеют моральное значение. То же самое нужно сказать и о таких терминах, как cleos ("слава") и arete ("до­блесть", "добродетель"). Совершенно новыми... являются термины hosios ("священный"), eyergos ("честный"), eyergesie ("благодеяние"), theoydes ("богобоязненный")» [Там же. С. 179]. Однако, отмечает Ло­сев, Гомер если не в самих терминах, то, во всяком случае, путем изоб­ражения героизма дошел до морального сознания или находится у его истоков. «Этот моральный идеал гораздо более позднего происхожде­ния, чем общегомеровская естественная и физически непосредствен­ная этически-эстетическая картина жизни» [Там же. С. 180]. Только в двух случаях нравственная оценка происходящего выражена прямо: в эпизоде с Ифигенией, где осуждаются человеческие жертвоприноше­ния, и в эпизоде с Ахиллом, волочащим тело Гектора за колесницей, к чему Гомер относится с явным неодобрением.