Глава 9 перемены и прозябание

If you are a big big tree I am a small axe. Айван и Богарт были на ранчо одни. Полная луна освещала Холм Воинов, иим не надо было разжигать костер. - Эй, Риган! - Богарт оторвался от пива "Рэд Страйп", которое медленнопотягивал. - Как давно мы с тобой вместе? - Бвай, я не знаю точно - но давно уже, да. А что? Богарт ответил не сразу. Казалось, он глубоко ушел в свои мысли. Айванпристально вгляделся в его лицо в боевых шрамах. Богарт был не силен вглубинном анализе, зато необычайно быстр, когда нужно было с ходу оценитьситуацию и сделать точный и вдохновенный вывод. С его мгновенной реакцией,он был известен как человек, который никогда не делает лишних движений ипочти инстинктивно в любой ситуации находит верный ход. Но сейчас он велсебя необычно - сидел какой-то задумчивый и озабоченный. - Ты не видишь разве, как вся братва меняется? Ты вот сейчас - самыйстарший из братвы, кто на ранчо, понимаешь? - Да, к чертям. Немного ребят осталось. - Вот, я и говорю. И слушай, что я скажу, с каждым днем они становятсявсе отчаяннее - ни хладнокровия, ни стиля, ничего, только драчки-ножички,все норовят порезать друг друга за просто так. Ты не замечаешь этого? Так оно и было, и Айван должен был и сам давно это заметить, ноперемены происходили настолько постепенно, что он о них как-то и незадумывался. Он подумал о Питере Лорре, Кагни и других, которых больше рядомс ним не было. - Да, знаешь... Ты сказал - и вот теперь я вижу. - И не только это, - продолжал Богарт. - Послушай! Только вчера мнепришлось отделать одного полу-Раста бвая на Параде. - Лицо Богарта сталовдруг каким-то обиженным. - Да, парень, пришлось отделать его. - Что у вас там вышло? Что он тебе сделал? - Что он мне сделал? Что он мне сделал? - повторял Богарт, и возмущениев его голосе росло. - Бвай подошел ко мне и, слушай, что сказал. Он сказалэто громко, так что все слышали. Он сказал, что он руд-бвай и с ним чернаясила, а зовут его Рас Чака. И он сказал, что он слышал, что меня зовутБогарт, и потому он хочет узнать - не белый ли человек мой отец? - Что ты ему ответил? - спросил, рассмеявшись, Айван. - Посмотри на меня! Как белый человек может быть моим отцом? Что я емусказал?.. Ничего не сказал - дал ему хорошенько и свалил на землю. Онвскочил на ноги и достал свой рачет. Я отнял у него рачет и снова повалил, акогда он опять встал, ударил его в голову - не сильно, но так, чтобы научитьуважению. Ты можешь представить себе такое хамство, ман? - Лицо Богарта былонаглядной иллюстрацией возмущенной гордости, оказавшейся задетой. - Да, бвай сильно погорячился, да и дурак- дураком тоже, - вздохнулАйван. Но Богарт по-прежнему о чем-то думал. Раньше невозможно было себе ипредставить, чтобы кто-то смел в открытую смеяться над именем ЗвездногоМальчика и тем более над таким бойцом, как Богарт. Но это только вершки, акорешки-то уходят куда глубже. Это время великих внутренних перемен,таинственный процесс, почти незаметный до тех пор, пока вдруг необнаруживается, что все вещи изменились, и только оглянувшись назад, можнопонять, как все это произошло. Он снова глянул на горькое лицо Богарта - каждый его почетный шрамотливал черным в лунном свете. Можно было ухохотаться над его обиженнымвыражением, но Айван держал себя в руках. Он знал, что именно тревожилоБогарта. Дело было не в наглости и несдержанности молодых Раста - ужкто-кто, а Богарт умел с этим справиться и его никогда не покидали нирешительность, ни фирменный шик. Дело касалось куда более глубоких вещей.Большинство ребят из новичков отращивали себе волосы и брали африканскиеимена - Рас Такой-то и Бонго Такой, говорили про себя "Я-Ман Такой-то" и"Я-Ман Такой ", и все было "жуткая жуть" и даже иногда "Джа Такой-то и ДжаТакой". Кино по-прежнему оставалось их главным общим пристрастием, но сейчасновички вставали на сторону индейцев и никогда не принимали сторону белых,не говоря уже об именах. Но задать самому Богарту такой хамский вопрос, а?Не белый ли человек твой отец? Нет, раньше такого просто не могло быть. Ктовсе эти Раста? Выглядит так, что сегодня один Раста на всех, а завтра ужекуда ни глянь - везде эти дредлоки. Когда и откуда они взялись? Смешно - он все видел, но как бы не замечал. А однажды оглянулся - ивсе уже другое. Айван с удивлением вдруг понял, что с тех пор, как он сошелс автобуса Кули Мана, прошло уже шесть лет. Шесть лет псу под хвост. Как онипрошли? Богарт прав, этот город, как и все люди, уже не тот, он стал ещехуже. Но каким образом? Что изменилось? Айван вспомнил, каким большим, людным, волнующим предстал ему некогдагород. Сейчас он привык ко всему и просто пытается понять течение времени.Что значит - все стало еще хуже? Ладно, кое-что хуже, кое-что лучше. А чтолучше? Вероятно, он сам. Он знает сейчас гораздо больше, чем раньше, наулице может постоять за себя, регулярно ест, спит на простынях - это ужекое-что. Но что реально у него есть и за чем идти дальше, вперед? СпасибоМиста Брауну и хору, где он учился, теперь он разбирается немного в музыке,и сам Миста Браун говорит, что он может петь. Айван просто ждет своегошанса. Но все-таки, что реально у него есть? Нет, вернемся лучше к первомувопросу: что стало хуже? Может ли быть хуже по сравнению с тем, когда онтолько-только приехал и увидел город? Он вспомнил свои первые недели наулице, голодные дяи, когда он дошел до последней степени слабости, тупости,запуганности и спал на асфальте на рынке; он почувствовал знакомый гул вживоте. "Бвай, я лучше буду спокоен. Они думают, что они крутые.Спокойствие, Айван, спокойствие". И вдруг он понял, что люди стали ещебеднее, еще при-давленнее. Их нервы оголились, они стали быстрее впадать вярость и прибегать к насилию, совсем не так, как раньше. Они всегда,конечно, горланили и вздорили, выставляясь друг перед другом, но раньше вседержалось в каких-то рамках и было смягчено юмором. А сейчас и юмор сталкаким-то горьким, злобным... и сами все такие раздражительные... И полиция - они стали еще хуже. Точно. Когда я приехал в город, ездилина велосипедах или ходили пешком. Все, что они могли, - это уложить тебя наземлю или ударить дубинкой. А сейчас? Сейчас они на машинах и с оружием,некоторые с автоматами. И многие молодые, как я слышал, ходят сревольверами. Ты сам говорил: они сказали, что могут в два счета решить всетвои проблемы одним выстрелом. Что-то случилось. Это точно... Но ведь это только начало, тольконачало... а где же конец? Что будет, что ждет нас всех? Он не мог сказатьконкретно, но это будет "ужас", что-то жуткое... Как Растаман говорил:"Жуткая Жуть надвигается". - Эй, Богарт... ты спишь? - Нет, парень, я думаю. - А ты помнишь, как они сказали, что скоро возьмут город? Богарт не спросил "кто". Он засмеялся. - Кто ж такое забудет? Дурдом их чертов, бомбаклаат. - Но слушай... как ты думаешь, что будет, если они и впрямь попробуют,что тогда? - А как ты думаешь, что будет? Ничего не будет, будет, братцы, однакровавая баня. - Вот это я и имею в виду, перемены грядут, большие перемены. Это случилось довольно давно, когда Айван только пристал к банде. Все вТренчтауне говорили тогда о беспрецедентном событии, Раста-фарианскомСъезде, проходившем в открытой местности чуть западнее города. Подвигнутыеневероятными слухами о странности и таинственности события, Богарт, Риган,Уидмарк, Петер Лорре, Кагни - вся компания - пришли туда. Горели дымные факелы, вставленные в барабаны и расположенные наподобиеразметки большого футбольного поля. В промежутках между ними стояливеличественно-серьезные стражи с дредлоками, в расшитых золотом накидках, смечами и жезлами в руках. В центре, напротив помоста, горел костер, а вокругразвевались красно-зелено-черные знамена со священными магическими узорами.Служители культа в мантиях курили чалис, священную водяную трубку,наполненную ганджой, и танцевали под барабанный оркестр, распевая псалом "Тыне попадешь в Зайон с умом от плоти" и: Протри глаза свои, Встречай Рас Тафари, Протри свои глаза - и приди. Давно Рас Тафари зовет тебя, Давным-давно. Давно Рас Тафари зовет тебя, Давным-давно. И злодеи вокруг тебя Готовы пожрать тебя, Но давно Рас Тафари зовет тебя, Давным-давно. Огромная толпа, изумленно гудящая, окружала лагерь. Такого Кингстон ещене видывал. Парни предвкушали и торопили события. - Бвай, - шептал Уидмарк, - не хватает еще, чтобы Чарлтон Хэстон пришелсо своими заповедями. Слухи носились по толпе. Молодого быка принесут в жертву - нет, такоебывало и раньше. Это будет человек, его сожгут как ритуальную жертву. Нет,они не настолько безумны... Какой-то бородатый мужчина в состояниисильнейшего возбуждения сообщил полиции, что он ходил в лагерь смотреть, чтотам происходит, был там радушно принят и приглашен на вечернюю церемонию. Онотдыхал в бараке, когда случайно услышал разговор о том, что вечером ОНбудет принесен в жертву. Это было напечатано в газете "Звезда" в тот жедень. - Врешь. - Этот мужчина сказал, что только милость Божья спасла его. - Кто он? Как его зовут? - Баллок, Миста Баллок. - Чо, ты врешь как черт. - Сам смотри, сам все можешь прочитать. Другие говорили, что в жертву предложил себя сын вождя. Третьи - чтожертвами должны стать три девственницы. - Я вижу, они счастливчики. Где они столько девственниц нашли? Ближе к полуночи на помосте появились три фигуры. Пение псалмов стихло.Все трое были одеты в величественные мантии, и даже издали безошибочночувствовалась их непререкаемая власть. - Вон тот, что, король Расты? - Кто это такие? - Вон тот, высокий, в пурпуре - Принц Эммануэль Давид. Вон тот,маленький, с седыми волосами - первосвященник Ракун, а тот, на одной ноге, смечом и щитом - маленький Давид, полководец. - Чо, гляди, какие они важные, да? - Бвай, смотри на того одноногого Расту, как он стоит. - Видишь, да? Чо! Эммануэль Давид воздел руки над толпой, как Моисей над Красным морем, игул немедленно стих. Несмотря на отдельные смешки, толпа была покорена, истранно было видеть ее столь послушной авторитету. Королевский голосЭммануэля Давида набатом разнесся в тишине. Он объявил, что из-за злыхкозней Вавилона и коварных планов гонителей праведников в вечерней церемониипроизойдет изменение. Жертвоприношение, намеченное на вечер, будетперенесено. - Поди лучше разыщи Баллока, - крикнул кто-то, и толпа разразиласьсмехом. Эммануэль Давид возвышался над толпой, недоступный смеху. СвятомуРакуну, возлюбленному Бога, было послано новое видение. Новое видение отБога Всемогущего, Иего Джа Рас Тафари. Джа-Бог велел, чтобы этой же ночью город был захвачен иочищен от скверны, греха и зла. - За одну ночь город не очистишь от скверны, - проворчал какой-тоскептик. - Даже если все вы святые. Этой же ночью, утверждал Эммануэль Давид, город будет отдан в рукиправедников, как если бы Иерихон был отдан в руки Джошуа; как если быжелезные врата Газа пали прежде, чем их сокрушила Самсонова мощь, да и Пятьцарей амо-ритов были прежде израэлитов: Адонезек, царь Иерусалима; Ногам,царь Хеврона; Пирам, царь Ярмута. Красноречие Принца было зажигательным. Слыша эти грозные слова, идущиев возвышенном ритме, его последователи танцевали и голосили от радости,взмахивая мечами и жезлами. "Избавление, избавление! " - провозглашали они,и их бородатые лица с черными патлами светились от экстаза и долгожданногоосвобождения, ныне оказавшегося наконец в их руках. "Растафарай!!! - пелиони. - Да снизойдет на меня благодать Зайона". Так велики были страсть и пыл, встретившие заявление Принца, что захвати очищение города казались уже свершившимся фактом. Радость ликующей братиивызвала в толпе неподдельное возбуждение. - Что ты думаешь, Риган? Как ты считаешь, они это могут? -многозначительно прошептал Уидмэрк. - Не знаю, откуда мне знать, - ответил Айван. Он вспомнил истории МаасНатти о черных; войнах и героях и хотел всему верить. Но что-то было не так, что-то в этой странной армии не соответствовалотому, о чем говорил Маас Натти. И все же... Не закрывая ртов, толпа восторженно наблюдала за тем, как ПринцЭммануэль Давид и примкнувшие к нему первосвященник по правую руку иодноногий полководец по левую возглавили шествие. Над их головами реялоогромное знамя, за ними следовали служители культа в парчовых одеяниях, "постаринному магическому закону Мелхиседека" благоговейно неся что-тообернутое в ткань, о чем говорили, что это "Ноев Ковчег". Затем шлибарабанщики, а за ними все войско, "жуткие" воины Найябинги, танцевавшиеисступленно, но почему-то без оружия, если не считать деревянных посохов ипочти игрушечных мечей и копий. Судя по всему, они были вооружены тольковерой. Шествуя по спящему городу, поддерживаемые толпой любопытных искептиков, они били в барабаны, звенели тамбуринами и пели псалмы,прославляющие имя Божье: Слово Господа нашего Бога Джсйхаджа Рас Тафари - Милость и правда тем, Кто держит Его Ковчег и Его Заповеди. Ибо Хайле сей человек, Селассиай, Джейхаджа Рас Тафари, Негус Негусов, Король Королей, Бог Богов, Побеждающий Лев колена Иудина, Избранник Неба и Светоч Мира Сего. Селаах. - Лев колена Иуды, - провозглашали они, - разобьет все цепи, принесетнам победу. Он воздаст нам за все. Они не оставили в этом сомнений, когда вознесли песнь радости к своемуБогу и в экстазе пустились в пляс перед Ковчегом. Поначалу марш тронулся нестройными рядами, словно видению,ниспосланному Ракуну, недоставало мощи, но, когда они вошли в город инаправились к парку Виктории, шествие шаг за шагом набрало силу истройность. Приходская церковь возвышалась в северной оконечности парка, ита быстрота, с которой Ракун поспешил к официальной церкви, должна быласнять вопрос, какой смысл несет в себе этот мятеж - политический илибогословский. На дверях церкви Ракун вывесил декларацию, отрицающуюАнгликанского Епископа и его деяния. Он призывал его признать свои ошибки,отречься от лживой религии белого человека, провозгласить божественность РасТафари и приоритет истинной веры и Церкви Триумфа. После чего Ракун исполнилБхинги - ритуал изгнания сил зла из этого здания. Братия разделилась на два потока и, играя на барабанах и тамбуринах,промаршировала вокруг парка в разных направлениях. Семь раз они обошливокруг парка, прежде чем снова войти в него и водрузить свое трехцветноезнамя на флагшток королевы Виктории, где по праздникам вывешивался "ЮнионДжек". Они попытались - кажется, не вполне от всего сердца - сбросить спостамента статую королевы, но статуя была такой же твердой и несгибаемой,как и сама осанистая пучеглазая белая леди, чье изображение она собойявляла, и потому сошлись в конце концов на том, что лучший выход извозникшего положения - закутать ее в черную материю. Затем первосвященник совершил обряд изгнания духов колониализма, иЭммануэль Давид провозгласил город зазоеванным. К губернатору ипремьер-министру были посланы эмиссары сообщить о перемене их статуса,призвать их мирно передать бразды правления новому правительству и"преклонить колени" перед новой властью. Воины заняли оборонительную позициюи были проинспектированы государем и его оруженосцем, которые признали ихбоевую готовность вполне удовлетворительной. Вскоре все три предводителяподнялись на открытую сцену, где по праздникам военный оркестр игралимперскую музыку, и со сдержанным достоинством стали ожидать прибытияпредставителей Вавилона. Разрядка напряжения подействовала на зрителей явно удручающе. Со своегодерева, где они устроились наблюдать происходящее, Богарт и его ребятауслышали громкие критические реплики в адрес предводителей. Особенно всебыли недовольны Эммануэлем Давидом в качестве военного и политическогостратега и Ракуном в качестве провидца; нравились им только воинственныедействия полководца. - Чо, я затем так далеко шел, чтоб все это увидеть? - пожаловалсякакой-то мужчина. - Погоди-ка? Они думают, что город так завоевывают? Да они шутят так,люди эти, это шутка. Но само войско и особенно его предводители, высокомерно игнорируянасмешки, раскурили чалис и стали наивно ожидать прибытия посланцевВавилона. Но ровно ничего не происходило. Толпа становилась все болеебеспокойной, комментарии - все более громкими и вызывающими. В этот момент появились два сонных констебля из бригады пешегопатрулирования, протиравших глаза в вялом изумлении. - Вавилон! Вавилон! - закричала толпа. Увидев, что полицейских всего двое, Ракун-священник получил новоеоткровение. Он объявил, что Рас Тафари второй раз не будет требовать жертвы.Он сейчас желает головы двух вавилонян как дань. С криками "Гори, Вавилон! "и "Вавилон должен пасть! " группа воинов побежала за их головами. - Беги, Вавилон! - кричала толпа со смехом и улюлюканьем. - Растаманбежит за тобой! - Ваайии, смотри, как Вавилон драпает! Ха- ха-ха, - смеялись люди игрозно добавляли: - Я говорю, беги, Вавилон! Вид бросившихся наутек полицейских несказанно всех обрадовал, и добрыйдух немедленно был восстановлен, особенно при мысли увидеть столь необычноезрелище, как жертвоприношение вавилонян. Но передовой экспедиционный отрядвернулся лишь с дубинками и шлемами, брошенными полицейскими во времябегства. Полиция, однако, прибыла с подкреплением: в парк с ревом въехали шестьавтобусов. Готовые к подавлению бунта полицейские держали в руках длинныедубинки и деревянные щиты; они торопливо выбегали из автобусов, зловещестуча каблуками. Сформировав сплошную линию за плотной стеной щитов,поблескивая остриями шлемов, полицейские с военной четкостью затопали поасфальту и забарабанили дубинками по щитам, создавая устрашающий шум. Напротив них воины Раста сформировали нестройные ряды, в центре которыхстоял Эммануэль Давид в сопровождении маленького Давида. Никто толком не мог вспомнить, находился ли там Ракун, но, в концеконцов, его роль касалась духовной стороны дела, а не военной. Государь потряс своими регалиями и ринулся вперед. - Отступления быть не может - только вперед! - крикнул он. - Пленных неберем! Настала пауза, во время которой войско набиралось мужества. - Черт! - воскликнул Видмарк. - Спартак, черт возьми! И действительно, сцена противостояния Раста в их библейских одеянияхплотным рядам щитов и заостренных шлемов вызывала ассоциацию со сражениемвосставших рабов с римскими легионами. - Недостает только Виктора Матюра, - сказал Айван. Наконец, когда братия принялась скандировать: "Жги Вавилон! ", "ГрядетЦарствие Джа! ", "Черным людям - сила! ", Маленький Давид повел свое войскона врага. Полицейские не покинули своей позиции и позволили нападающим врезатьсяв них без ущерба для себя, как волна разбивается о каменный риф. Затем онистали методично наступать, размахивая дубинками, словно жнецы серпами вполе. Один удар с гулким стуком пришелся по голове Эммануэля Давида, и еговеличество склонилось на свои августейшие колени. Железный Маленький Давидподнял монарха на ноги и стал выводить его из гущи сражения, подпрыгивая наодной ноге и отчаянно отмахиваясь от врагов мечом. Эммануэль Давид потрясдред-латой головой, дабы прояснить картину, и воскликнул: - Слишком поздно! Слишком поздно наступать! Назад! Назад в боевомпорядке! - и, не теряя времени, исполнил собственную команду. Маленький Давид сыграл сигнал к отступлению на своем абенге, и братия,оставив трехцветное знамя, бросилась бежать из парка в разные стороны снакидками и дредлоками, развевающимися по ветру их гневного отхода. Самое стойкое сопротивление оказал один из служителей культа, которыйне подчинился приказу об отступлении. Упав на одно колено после первого жеудара, он вскоре поднялся на ноги и, шатаясь, ворвался в гущу полицейских,размахивая суковатой палкой. Его глаза были красными и выпученными, ротшироко раскрыт, шея напряглась и вздулась от силы издаваемого им рыка,теряющегося в общем лязге. Его окружили со всех сторон и вскоре ударомдубинки раскроили череп. Но он, проклиная Вавилон, продолжал сражаться, икровь ручьями текла по дредам, когда его тащили в автобус. - Я знаю этого брата! - крикнул Айван. Бедный Рас Мученик оказалсяправ, подумал он. Он говорил, что рано или поздно Вавилон проломит емуголову. Кто теперь будет кормить его ребятишек? Полицейские создавали видимость преследования; многие из них не моглиудержаться от смеха. - Бвай, - сказал Богарт. - Теперь им не поможет даже Виктор Матюр. Таким образом завершился захват города. Несколько голов былопроломлено, несколько ног переломано, но никто всерьез не пострадал. Наследующее утро газеты разразились заголовками "Захватчики отброшены: городспасен" и расценили инцидент как дешевую комедию. Несколько закоснелыхавторов писем в газету и наблюдателей-с-тревогой, пастор Рамсай в их числе,поместили в газеты свои материалы, требуя обратить внимание на то, что былосовершено сразу несколько серьезных преступлений, а именно: нанесениеувечий, открытый мятеж, подстрекательство, оскорбление королевской особы,государственная измена и, вполне вероятно, ересь и святотатство. Онитребовали принять судебные меры. Никто, однако, не обратил на их требованияникакого внимания. Более всего пострадала политическая карьера государя Эммануэля Давида ипервосвященника Ракуна, которым так и не удалось восстановить свое влияниесреди братии. Много месяцев спустя можно было слышать, как мальчишки кричат:"Вперед! Пленных не берем! ", а затем: "Слишком поздно наступать! Назад! " иубегают, оставляя за собой раскаты издевательского смеха. Среди трехпредводителей единственным, чей авторитет не пострадал, был маленький Давид,оруженосец, спасенный, как многие верили, благодаря чисто Божественномувмешательству. Очевидцы говорили, что после отступления, когда самые молодыеи резвые из разбитой армии оказались возле лагеря, в пяти милях от местасражения, они обнаружили, что оруженосец сидит там на бревнышке возлетлеющего костра. Он был совершенно спокоен, без малейших следов пота, и наего обычно воинственном лице светилось выражение полной безмятежности. Болеетого, он играл на струнном инструменте и сладко пел умиротворенным голосом: О если бы вы знали Благословенного Джа Растафари Вы бы пришли сюда. Невозможно было разумно объяснить, каким образом одноногий человек,совсем недавно замеченный о самой гуще сражения, сумел перегнать всех подороге в лагерь. Нашлось немало людей, всерьез поверивших в то, что тольковсесильная длань Рас Тафари могла вырвать неукротимого воина из когтейВавилона. Селаах! - Нет, - повторил Богарт, - если они сегодня такое натворят, жертвыобеспечены. - И не одна, а штабелями, - согласился Айван. - Подумать только, каквсе изменилось с тех пор, как я оказался в городе! Полиция теперь не сдубинками и щитами, как раньше, теперь у них и маски, как у Флеш Гордон, итанк на случай бунта, который правительство купило у немцев, и обдать могутслезоточивым газом или краской, а потом забирать спокойно. - Это я и имею в виду, - сказал Богарт. - Сейчас все другое. ЛетучийОтряд - это шуточки по сравнению с тем, что у них сейчас. - И не только полиция, братва тоже. Помнишь, как зарезали Питера Лорре,Бендикса, Видмарка и за что? Да ни за что. Чистая глупость. - Ой-е-ей, братишка, жуть одна. Кажется, и братва отчаяннее стала,легче стали кровь людскую пускать. - А что в "Маджестик" было в том месяце? Вот что я называю алиас. - Бвай, я даже говорить об этом не могу. Мои нервы еще не поправились.Чистейший алиас. - Человек там, Маас Рэй его зовут, кто он, откуда? - Я не знаю, ман, но он другой, по-другому плохой он. - Слушайте, люди, скоро что-то случится. Слушайте, что я говорю!Случится что-то очень серьезное. - Богарт погрузился в продолжительноемолчание. - Бвай, я знаю, что я бедный и черный, но в ту ночь я впервые узнал,что правительство ни в грош мою жизнь не ставит, - сказал Айван и тожезамолчал, вспоминая тот случай. Тогда они впервые поняли, что приближаетсячто-то такое, что им не дано так просто понять, что-то в высшей степенинеординарное. При первой же возможности они отправились в центр Кингстона на тройнойсеанс. Это была чужая территория, контролируемая бандами Скелла и May May.Они знали об их авторитете, но ни с кем из них не имели контактов, как,впрочем, и проблем. Айвану показалось, что напряжение в кинотеатре в ту ночьбыло особенно сильным, но он успокаивал себя, что это всего-навсего от егонеуверенности за пределами своего района. Но после первого фильма атмосферасгустилась и возникло ощущение, что должно что-то случиться. Ощущение это нерассеивалось, а все нарастало, и уже после первого фильма, найдись для этогокакой-нибудь повод, он готов был сказать: "Богарт, давай смотаем отсюда, ман", но то, что он не сказал этого, возможно, и к лучшему, ведь, уйди они,никто их рассказу о случившемся не поверил бы. Вторая картина только-только началась, как вдруг экран погас. Толпазахлопала в ладоши и затопала ногами, но тут в зал ворвался резкий голос: - Прекратите шуметь! Сеанс окончен. Зал замер в странной тишине. "Как это окончен, если всего один фильмпоказали? " Снова начался шум. Затем зажегся прожектор, и все увиделиосвещенную фигуру, которая стояла на стене над экраном. Силуэт стройногомолодого черного парня в военной форме цвета хаки на фоне неба. - Повторяю: сеанс окончен, - объявил он удивленной публике. На нем былпояс, как у Сэма Брауна, за который был заткнут револьвер в плотной кобуре.Под мышкой он держал дубинку. По залу прошел глухой ропот. - Этот чертов человек - сумасшедший? - Кто ты такой, что говоришь: сеанс окончен? - Мы за три сеанса заплатили! Народ стал шарить под сиденьями в поисках пустых пивных бутылок ипрочих предметов, годных на то, чтобы их швырнуть. Они покажут этому наглецу"сеанс окончен"! - Я сказал: сеанс окончен сейчас, - повторил парень с ледяной усмешкой.Он взмахнул дубинкой, и холодный металлический лязг передернутых затворовпослышался в зале. Зажегся свет. - Иисус Христос! - прошептал Богарт. Глаза присутствующих широкораскрылись, все еще не веря тому, что в руках у десяти человек, стоящих настене, находятся автоматы. И направлены они прямо на публику, - Спорим, сейчас вы поверили мне, что сеанс окончен, - глумливопроизнес молодой офицер. Из толпы раздался глухой коллективный вздох, и настала полная тишина.Каждая пара глаз завороженно уставилась на угрожающее оружие, по-прежнему неверя в его реальность. Айван вжался в кресло, боясь громко вздохнуть.Влажный холодок словно прилип к его коже. Он не мог отвести глаз отмолчаливых жутких фигур, окруживших зрительный зал сверху. Железное клацаньезатворов отзывалось в его голове непередаваемым ужасом. Едкий мускусныйзапах наполнил его ноздри, тошнотворный запах страха, заразительногоколлективного ужаса, с которым раньше он никогда не сталкивался. Где-товдали он услышал всхлипывания, а затем мягкое позвякивание бутылок, ножей идаже, как ему показалось, револьверов, которые тайком осторожно клались набетонный пол. Офицер стоял, будто на параде, мягко раскачиваясь на широкорасставленных ногах. - Всем оставаться на местах! - приказал он без особой на то нужды. -Это рейд полиции с целью изъятия оружия. Придется вам привыкнуть к этому ине только к этому, пока мальчиши-плохиши среди вас думают, что могут игратьв ножички-пестики. Кто принадлежит к банде Скелла? Где эти ваши May May?Если вы такие крутые, меня проверьте. Вперед, вперед, проверьте меня! Он сделал паузу и подождал. Затем безжалостно рассмеялся. - Я слышал, что сегодня здесь намечалась война двух банд. Позвольтесказать вам кое-что. Неплохо было бы вам забыть о войне банд, как лягушказабыла о своем хвосте. Слышите меня? А сейчас - все в очередь no-одному и подомам! Все - на выход. Как и было скомандовано, толпа в молчании потянулась к выходу.Полицейские в форме обыскивали каждого, кто выходил, - и мужчин, и женщин.Они делали это быстро, тщательно и очень грубо. Время от времени светилифонариком кому-нибудь в лицо и сверялись со своей картотекой. Несколькочеловек было арестовано. Айван, Богарт и остальные в молчании побрели на ранчо. Знакомые темныеулицы казались теперь угрожающими. Долгое время никто не мог ничего сказать.Айван не в силах был выразить то, что лежало у него на душе. Он хотелругаться и плакать одновременно. В груди и животе он ощущал холодную,тошнотворную, свинцовую тяжесть, залегавшую еще глубже, чем гнев, страх илистыд, которые тоже присутствовали. Он знал, и это знали все, что только чтоони были свидетелями конца одного и начала чего-то другого. - После человека не будет птицы, - неубедительно пригрозил Богарт. Думаешь, они и правда могли бы нас перестрелять? - спросил кто-то досих пор дрожащим голосом. - Все, что они хотели, - это показать, какие они крутые. Ты видел ихлица? Тогда они еще не знали, что в тот день впервые столкнулись свыпускником школы контрразведки и подавления мятежей, которую СоединенныеШтаты основали в Панаме на благо своих южных соседей. Это было их первоезнакомство с капитаном Рэем Джонсом, первым местным офицером, окончившим этушколу, которому вскоре суждено будет стать легендой и символом. Ему дадутимя Маас Рэй.