Параллели между предложением и словом как единицами номинации

В лингвистической литературе слово и предложение противопоставляются как часть и целоеи объединяются по номинативной функции. Я.Г. Тестелец выделяет следующие различия:

1) Предложение имеет более сложную иерархическую структуру, чем слово. Автор обращает внимание на возможное изменение значения словосочетания (но не предложения! – Л.К.) из-за перестановки слов: врача вашего сына, сына вашего врача, вашего сына-врача.

2) Предложение способно к неограниченному усложнению. Однако тут же автор добавляет: «Сказанное, конечно, не означает, что в действительности могут быть произнесены или восприняты предложения сколь угодно большой длины» (Тестелец 2001, 21)*. Но ведь и слово можно увеличивать и растягивать довольно долго, как в его же примере нем. Lattenzaungitterzwischenraum**. В обоих случаях усложнению мешает не языковая система, а возможности человеческого организма. Что касается семантического усложнения, то неоднократно исследователи высказывали мысль, что содержательно слово богаче предложения (Ю.С. Степанов).

Вероятно, вышеуказанные два отличия связаны более с формальными и количественными, нежели с содержательными и качественными признаками обеих сравниваемых единиц.

3) Предложение связано с высказыванием, которое удовлетворяет требованиям конкретной коммуникативной ситуации (говорящий, адресат, предмет, время и место сообщения) (Тестелец 2001, 20-22).

Хотя с этим нельзя не согласиться, следует всё-таки заметить, что и номинацию предметов и явлений говорящий осуществляет тоже не в безвоздушном пространстве, и в разных обстоятельствах один и тот же участник одной и той же ситуации называется по-разному: Анна пришла! Хозяйка пришла! Эта мымра явилась и т.д.

Нам представляется, что слово и предложение сближаются в следующих случаях:

1) Подобно слову, предложение является знаком, который имеет своё содержание (обозначаемая ситуация) и свою форму (синтаксическая структура предложения), и подобно тому, как значение слова не складывается просто из значений его частей, смысл предложения не сводится к сумме значений его составляющих*, и предложение, как и слово, понимается сегодня холистично: как знак, обладающий неделимым смыслом.

2) Обнаружение синтаксической деривации слова позволяет синтаксису приписывать слову в определённой позиции значение, равное значению предложения (Высота горы меня поразила = То, что гора высокая, меня поразило) (Е. Курилович), причём в этот ряд попадают и конкретные имена, получившие в предложении так называемое пропозитивное значение (термин Н.Д. Арутюновой) (Я надеялся на чашку чая = Я надеялся выпить чашку чая = Я надеялся, что выпью чашку чая).

3) Тот факт, что в синтаксисе в одном парадигматическом ряду находятся придаточные предложения, вербоидные обороты и члены предложения, выраженные словарной единицей, максимально сближает крайние члены ряда (ср.: Я слышу, что звонит колокол. Я слышу колокол).

Более того, из признания, вслед за Ш. Балли, конструкцией эксплицитной модальности сложноподчинённого предложения с модусным предикатом (Bally 1942; Алисова 1971; Ковалева 2008; Семенова 2007 и др.) следует, что крайними членами парадигмы являются сложноподчинённое предложение и односоставное, репрезентированное одним словом**: Я слышу, что звонит колокол. Я слышу звон колокола. Звонят. Колокол.

Всё это свидетельствует о близости слова и предложения в речемыслительной деятельности.