Тема 3. Распределение, эффективность и благосостояние

Государство призвано прежде всего обеспечивать экономи­чески эффективное удовлетворение потребностей своих граждан в общественных благах. Именно эта его миссия рассматривалась в предыдущей главе. Оптимизировать структуру общественных благ, ресурсное обеспечение их производства и распределение бремени финансирования нелегко. На практике удается лишь в той или иной степени приблизиться к решению данной задачи. Однако ее смысл во всяком случае вполне объективен и поддается исчерпывающему определению на языке экономической науки.

Вместе с тем требования граждан по отношению к государст­ву обычно предполагают, что его полномочия должны использо­ваться не только для организации коллективных действий по со­зданию общественных благ. От государства ожидают также спра­ведливого перераспределения доходов, а иногда и имущества.

Политика перераспределения - важное направление деятельнос­ти любого государства, и экономика общественного сектора, ра­зумеется, не вправе от него абстрагироваться. Проблема, однако, в том, что не только крупным сообществам, не схожим по своей культуре, традициям, верованиям, но и многим индивидам внут­ри каждого из таких сообществ свойственны неодинаковые пред­ставления о желательности и справедливости различных вариан­тов распределения. Налицо конфликты ценностей и интересов, которые экономическая наука, оставаясь на почве объективных знаний, вряд ли способна полностью устранить. Она не может подменить историческое развитие и политическую борьбу, в ходе которых проявляются, сталкиваются и эволюционируют миро­воззрения и интересы, одерживая, как правило, лишь временные победы.

Не претендуя на обладание всеобщей и окончательной исти­ной в вопросе о справедливости, экономика общественного сек­тора должна внимательно анализировать характер, предпосылки и следствия перераспределительных процессов, поскольку это необходимо для понимания реальной логики экономического поведения государства и обоснования практических рекоменда­ций. Существенное значение имеют, в частности, пределы, в ко­торых конфликтующие интересы могут в некоторой степени при­миряться. Требуется также прослеживать влияние, которое поли­тика распределения, отвечающая тому или иному пониманию справедливости, оказывает на экономическую эффективность производства общественных и частных благ.

Перераспределительные процессы

Принудительная реаллокация ресурсов, к которой прибегает государство, обычно приводит к разнонаправленным изменени­ям в уровне благосостояния индивидов. Принося преимущества одним членам общества, она влечет за собой потери для других. Это происходит прежде всего в тех случаях, когда законы и политические решения предусматривают осуществление транс­фертных платежей, как правило, опосредуемых бюджетом. Транс­фертный платеж (трансферт) представляет собой безвозмездную передачу части дохода или имущества индивида либо организации в распоряжение других лиц. Трансфертами являются, например, по­собия, выплачиваемые нуждающимся за счет налогообложения лиц с относительно высокими доходами.

Трансферты могут осуществляться добровольно, приобретая характер пожертвований. Но на практике преобладающая часть трансфертов связана с деятельностью государства.

Трансферт не обязательно приобретает денежную форму, хотя эта форма доминирует. Те, в чью пользу перераспределяются сред­ства, могут получать не денежные суммы, а профинансирован­ные за счет трансферта бесплатные услуги, продовольственные талоны и т.п.

Вместе с тем перераспределительные процессы не сводятся к непосредственной передаче денег, товаров и услуг. Перераспре­деляться могут и экономические возможности. Перераспределе­ние происходит, например, вследствие государственного регули­рования заработной платы, цен, таможенных тарифов и других экономических переменных. В результате одни члены общества приобретают преимущества, а для других сужаются возможности получения дохода. При этом реальная направленность и интен­сивность перераспределительных процессов зачастую остается скрытой, а конечные результаты не всегда согласуются с целями, во имя которых эти действия предпринимались.

Как было показано в предыдущей главе, перераспределение сопровождает и создание общественных благ, если бремя коллек­тивных действий распределяется не в соответствии с дифферен­циацией индивидуального спроса на эти блага. Повышая налоги в целях укрепления обороны, государство не предоставляет льгот тем, кто считает достаточным ранее созданный оборонный по­тенциал; в странах, где часть общественных средств использу­ется для поддержки церкви, соответствующие налоги уплачивают все граждане независимо от религиозных убеждений; бюджетные расходы на проведение парламентских выборов осуществляются не только за счет политически активных граждан, но и за счет тех, кто равнодушен к политике, и даже за счет принципиальных противников парламентаризма.

Еще один источник перераспределительных процессов — внеш­ние эффекты, сопровождающие создание некоторых обществен­ных благ.

Пример внешних эффектов:

Аэропорт, построенный на окраине города, пред­ставляет собой смешанное общественное благо для всех его жи­телей. Однако для тех, кто проживает именно на этой окраине, появление аэропорта вызывает целый ряд специфических разно­характерных побочных эффектов. Это, с одной стороны, улучше­ние дорожной сети и коммуникаций, увеличение спроса на труд и на услуги местных магазинов и т.п., с другой — шум, перегрузка транспорта и т.д. Баланс преимуществ и потерь окажется неоди­наковым, например, для владельца платной автостоянки, оказав­шейся в непосредственном соседстве с аэропортом, и для четы пенсионеров, когда-то купившей дом в местности, привлекав­шей тишиной.

Различия в данном случае менее всего связаны с дифферен­циацией индивидуального спроса на услуги аэропорта, хотя ре­акции на подобного рода экстерналии нелегко отличить от диф­ференцированного отношения к общественным благам как тако­вым. С практической точки зрения важна неодинаковая готов­ность платить за общественное благо, независимо от того, опре­деляется ли она их собственными свойствами или связанными с ними побочными эффектами, тем более что разделить те и дру­гие подчас удается лишь условно.

Если владелец стоянки стал богаче в результате строительства аэропорта, последствия таковы, как если бы средства налогоплательщиков, инвестированные в строительство, частично транс­формировались в его индивидуальный капитал, причем налог, уплаченный им лично, не сыграл существенной роли. Если условия жизни семьи пенсионеров, по их собственному мнению, существенно ухудшились, можно сделать вывод, что эта семья уплатила за создание аэропорта нечто большее, чем внесенная ею часть налогов.

Впрочем, этот вывод предполагает, что рыночная цена при­надлежащей семье недвижимой собственности существенно не изменилась. Между тем не исключено, что спрос на землю вбли­зи аэропорта поднимется настолько, что, продав дом, семья смо­жет перебраться в гораздо лучший в другом месте и при этом полу­чит еще и дополнительные средства, компенсирующие понесенное беспокойство. Тогда она, подобно владельцу стоянки, окажется, по сути, в таком же положении, как если бы ей передали соответст­вующую денежную сумму, собранную за счет налогов.

Наконец, имеются примеры, когда государство само выпла­чивает владельцам недвижимости компенсацию за уменьше­ние ее стоимости в результате строительства общественных со­оружений. Это в принципе позволяет придавать изменениям Парето-нейтральный характер при условии, что размеры компен­сации адекватны фактическому ущербу,

Итак, когда одни и те же действия государства приводят к повышению благосостояния одного индивида и снижению благосо­стояния другого, есть основание говорить о перераспределении, хотя при этом не всегда происходит принудительная передача каких-либо материальных объектов или денежных сумм. Вместе с тем для лю­бых изменений благосостояния, возникающих вследствие пере­распределения, существуют аналоги в движении денежных дохо­дов и капиталов. Для того чтобы найти их, следует поставить во­прос, сколь много готов заплатить индивид за улучшение тех или иных жизненных условий или какая денежная компенсация спо­собна, на его взгляд, возместить понесенные потери.

Как было показано с помощью примеров, трансформация эффектов, связанных с созданием общественных благ, в денеж­ный доход нередко происходит на практике. Поэтому последст­вия каждой акции государства, как правило, многоаспектные и противоречивые, удается с некоторой долей условности разде­лить на два самостоятельных компонента: изменения, отвечаю­щие общим интересам (иными словами, интересам, в той или иной мере разделяемым всеми, кого затрагивает акция), и пере­распределение, понимаемое прежде всего как явное или латент­ное перераспределение доходов. При этом, разумеется, сущест­вен и третий компонент, а именно затраты на проведение акции, распределение которых между индивидами в свою очередь может порождать перераспределительные эффекты.

Именно с таких позиций граждане склонны на деле опреде­лять свое отношение к начинаниям государства. Например, когда речь идет о строительстве аэропорта, они с полным основани­ем разграничивают три вопроса: нужен ли он городу в целом, каких суммарных издержек потребует строительство и что при­несет данному конкретному лицу появление аэропорта в данном конкретном пригороде при данной конкретной схеме возмеще­ния затрат? Смешение подобного рода вопросов — один из ха­рактерных приемов недобросовестной политики, тогда как даже приблизительная оценка масштабов и направленности перерас­пределительных процессов, которым фактически дает импульс то или иное решение, способна подсказать наиболее приемлемые варианты действий, чаще всего связанные с компромиссами.

Обычно компромиссы достигаются на основе компенсаций. Однако даже непосредственно в сфере бюджетной политики, не говоря уже о других сферах политических решений, ком­пенсации — это отнюдь не обязательно прямые платежи, в точ­ности уравновешивающие перераспределительные эффекты. Ком­пенсационный характер могут иметь самые различные меры, в которых заинтересованы те, за чей счет производится перерас­пределение. Подобные меры зачастую принимаются «в пакете» с теми, уравновесить которые они призваны.

Рациональная бюджетная политика предполагает серьезный анализ не только спектра возможных компромиссов, но и конеч­ных результатов каждого из них с точки зрения всех заинтересо­ванных сторон.

Издержки перераспределения

Представление о чистом трансферте, при котором денежная сумма лишь меняет конкретного владельца, не вполне адекватно характеру реальных перераспределительных процессов, которые осуществляются при посредстве общественного сектора эконо­мики. Причина не в том, что перераспределение не всегда при­обретает денежную форму: как было показано, разнообразным приобретениям и потерям можно поставить в соответствие при­рост и снижение дохода. Однако они, как правило, не равны друг Другу, поскольку часть ресурсов и экономических возможностей утрачивается в ходе перераспределения. Дело в том, что перерас­пределительные акции, во-первых, требуют затрат на свое осущест­вление и, во-вторых, оказывают долговременное воздействие на эф­фективность производства.

Это очевидно даже в простейшем случае, когда предполагает­ся осуществить трансферт. Допустим, например, что намечено, собрав некую сумму за счет налогообложения наиболее состоя­тельных граждан, раздать ее наименее обеспеченным. Необходи­мо затратить средства, чтобы не только идентифицировать по­тенциальных плательщиков и получателей средств (первые могут скрывать свою состоятельность, вторые - преувеличивать свои нужды), но и постоянно содержать аппарат, реализующий транс­фертные платежи и контролирующий их обоснованность. Следо­вательно, часть собранной суммы непременно поглотят админи­стративные издержки. Их существенным компонентом в свою очередь являются личные доходы тех, кто обслуживает процесс перераспределения: разработчиков соответствующего законода­тельства, работников налоговой службы и социального обеспече­ния и т.д.

Кроме того, перераспределение влияет на аллокацию ресур­сов и мотивы экономической деятельности. Анализируя это вли­яние, экономисты обычно предполагают в качестве исходного со­стояние конкурентного равновесия, при котором доходы определя­ются предельной производительностью соответствующих факто­ров. В такой ситуации перераспределение является нежелатель­ным с позиций экономической результативности, хотя может, разумеется, быть оправданным с точки зрения этических требо­ваний.

Несоответствие конечных доходов предельной производитель­ности факторов не позволяет добиться максимально возможного роста производства. Так, изъятие значительной части доходов с капитала уменьшает как потенциал, так и стимулы инвестицион­ной активности. Перераспределение части доходов от высокопрои­зводительного труда в пользу тех, кто трудится с низкой произво­дительностью, оказывает дестимулируюшее воздействие на работ­ников. Причем это касается не только тех, за счет кого осуществля­ется трансферт, но и получателей выплат. Первые недостаточно заинтересованы в повышении заработка, поскольку часть его под­лежит изъятию, вторые — поскольку заработок фактически не является для них единственным источником дохода, причем с ростом заработка они рискуют лишиться дополнительных выплат. Понятно, что такого рода эффекты не очень ощутимы при низкой интенсивности перераспределительных процессов и на­растают с их усилением. Примеры ярко выраженного дестимулирующего воздействия перераспределения в нашей стране дали, в частности, политика продразверстки, проводившаяся в период военного коммунизма, и практика обязательных поставок сель­скохозяйственной продукции, характерная для 30—50-х годов. В обоих случаях имели место натуральные повинности, достигавшие масштабов, которые не только блокировали накопление в аграрном секторе, но и глубоко деформировали мотивацию его работников.

Чрезмерная интенсивность перераспределительных процессов способна в конечном итоге подорвать их собственную основу. Издержки перераспределения, включая упущенные возможнос­ти, могут увеличиваться быстрее, чем его масштабы.

В то же время нельзя утверждать, что перераспределительные процессы при всех обстоятельствах негативно сказываются на перспективах роста производства. Проблема в том, каково исход­ное состояние, по отношению к которому осуществляется пере­распределение.

Если, например, огромная часть доходов граждан мобилизу­ется государством для производства мнимых общественных благ, есть основания добиваться отказа от такой политики. Это, одна­ко, в свою очередь предполагает перераспределительный процесс, наносящий ущерб тем или иным индивидам. В частности, могут пострадать государственные служащие: некоторые из них поте­ряют работу, а у других снизятся оклады. Существенные перерас­пределительные эффекты могут вызывать приватизация, антимо­нопольная политика, кейнсианская политика стимулирования эффективного спроса и т.д.

Здравый смысл подсказывает, что, оценивая подобные дейст­вия государства, не следует ограничиваться одним только крите­рием Парето-оптимизации, предполагающим незыблемость ис­ходного распределения доходов и экономических возможностей. Ведь едва ли не большая часть мероприятий, которые государст­во проводит на практике, приносит потери некоторым индиви­дам. Коль скоро экономическая теория претендует на серьезную роль в анализе, обосновании и критике реальных политических решений, она не может безоговорочно отвергать все подобные мероприятия, как, впрочем, и вставать на позицию апологии го­сударственного произвола.

Политическая практика чаще всего базируется на предполо­жении, что общество в целом может выигрывать, если даже кто-то из его членов несет ущерб. Смысл этого положения нуждает­ся, очевидно, в прояснении и экономической интерпретации.

Принцип компенсации

В соответствии с принципом компенсации, предложенным Н. Калдором и Дж.Р. Хиксом, переход от одного состояния экономики к другому представляет собой улучшение положения об­щества, если те его члены, чье благосостояние повысилось, мо­гут компенсировать потери, понесенные другими индивидами, и при этом сохранить уровень благосостояния, по крайней мере рав­ный исходному.

С момента появления этой идеи она широко используется в дискуссиях о политике государства, в частности налоговой и та­моженной. Так, Н. Калдор, предлагая принцип компенсации, доказывал целесообразность отмены пошлин на импортируемое зерно. Эта мера влечет за собой значительный перераспредели­тельный эффект: потребители сельскохозяйственной продукции получают выигрыш за счет снижения цен, зато отечественные производители зерна и землевладельцы оказываются в проигры­ше. По Калдору, устранение таможенных барьеров отвечало бы национальным интересам, поскольку оно позволяет потребите­лям сэкономить сумму, достаточную, чтобы выплатить компен­сацию всем, кто понесет убытки, и при этом все еще остаться в выигрыше.

По критерию Парето можно сравнивать эффективность лишь таких мероприятий, которые инвариантны с точки зрения рас­пределения и различаются лишь в отношении аллокации ресур­сов. Критерий Калдора—Хикса позволяет ранжировать по степе­ни экономической эффективности и те мероприятия, которые приводят одновременно и к реаллокации, и к перераспределе­нию.

Вернемся к рассмотренному выше примеру со строительст­вом аэропорта. Согласно первому критерию, оно эффективно, если всем, чье положение в результате строительства ухудшается, фактически возмещается весь понесенный ущерб. Если же этого не происходит, любой вариант строительства должен быть при­знан неприемлемым и нет смысла сравнивать разные варианты между собой. С позиций второго критерия можно и нужно, оста­вив временно в стороне проблему перераспределения, ранжировать разнообразные варианты, выясняя, какие совокупные результаты дает каждый из них. При этом совокупные результаты оцениваются с позиций потенциальной способности обеспечить компен­сацию.

На первый взгляд, принцип компенсации тождествен требо­ванию максимизировать валовой национальный продукт или на­циональный доход. Однако это не совсем справедливо. Измене­ния условий жизни людей далеко не во всех своих аспектах нахо­дят на практике отражение в фактически исчисляемых значениях макроэкономических показателей. Принцип компенсации под­разумевает учет всех изменений в благосостоянии индивидов.

Во внимание может быть принят любой фактор, влияющий на значение функции полезности хотя бы одного из членов об­щества. Улучшение предполагает, что негативное изменение та­кого фактора потенциально поддается компенсации, пусть даже в форме, не имеющей к данному фактору прямого отношения. Так, в рассмотренном примере шум от аэропорта мог компенси­роваться с помощью денежных выплат. Однако роль компенса­ции способны играть и любые неденежные преимущества, имею­щие полезность для данного индивида.

Вместе с тем на практике применение критерия Калдора— Хикса часто сводится к постановке вопроса о влиянии измене­ний на величину национального дохода, поскольку именно прин­цип компенсации позволяет четко обособить этот вопрос от во­проса о распределении индивидуальных доходов.

2. Эффективность и справедливость, благосостояние общества. Анализ политических решений.

Принцип компенсации дает удобную схему анализа целесооб­разности действий государства. Сначала определяется их суммар­ный экономический эффект. При этом общество как бы предста­ет в роли единого субъекта и конфликты интересов между его членами выносятся за скобки. И лишь затем рассматриваются варианты распределения полученной выгоды. Применение такой схемы полезно при всех обстоятельствах. Однако оно не всегда приводит к однозначным решениям.

Классическим примером изменений, эффективных по крите­рию Калдора—Хикса, служат огораживания, принудительно про­водившиеся с конца XV в. в Англии при активном участии госу­дарства. Результатами этих изменений стал гигантский рост про­изводительности в сельском хозяйстве, а в конечном счете - бес­прецедентное укрепление экономического потенциала стра­ны. В то же время огораживания разорили значительную часть сельского населения.

Объективно верно, что аграрный строй Англии после эпохи огораживаний стал более эффективным экономически, чем до их начала. В данном случае сравниваются условия производства, соответствующие разным историческим периодам, в которые жили разные поколения. Критерий Калдора—Хикса позволяет, как пра­вило, делать однозначные выводы и при сравнении экономичес­ких возможностей и достижений разных стран. В подобных слу­чаях не стоит вопрос об изменении положения конкретных индиви­дов.

Однако для политических решений именно последний вопрос имеет первостепенное значение. Причем его далеко не всегда удается снять, соединив эффективные по Калдору—Хиксу меро­приятия с реальными компенсациями. Так, огораживания были бы практически неосуществимы, если бы крестьяне имели право на денежную компенсацию убытков. И даже если бы нашелся источник такой компенсации, суммарный экономический эффект огораживаний был бы, по-видимому, гораздо меньшим при от­сутствии дешевой рабочей силы.

Фактическое распределение между индивидами того выигрыша, который общество получает от экономически эффективных изме­нений, как правило, предопределяется конкретными институциональ­ными условиями этих изменений и не может произвольно варьиро­ваться. Это хорошо видно, в частности, на примере рыночных реформ, которые проводятся в России.

Из всех возможных мероприятий, отвечающих критерию Кал­дора—Хикса, каждое общество осуществляет такие, которые со­гласуются с принятыми в нем представлениями о справедливости.

Эти представления, с одной стороны, выступают в роли огра­ничений при определении экономически эффективной политики аллокации ресурсов, с другой - непосредственно выполняют роль критериев, по которым осуществляется политика перераспреде­ления.

Поскольку требования справедливости ограничивают область максимизации экономической эффективности решений, сущест­вует проблема выбора между эффективностью и справедливостью. Предположим, что в некотором обществе преобладают такие пред­ставления о справедливости, согласно которым непременно долж­но обеспечиваться полное равенство в потреблении всех его чле­нов. В таком обществе любые изменения, предполагающие ин­дивидуальное стимулирование высокой производительности, по­кажутся неприемлемыми. Такое общество будет вынуждено пренебрегать большей частью вариантов развития, эффективных не только по Калдору-Хиксу, но и по Парето.

Если общество допускает неравенство, но отвергает перерас­пределение исходных экономических возможностей (иными сло­вами, строго придерживается принципа Парето), оно будет одоб­рять стимулирование индивидуальных усилий, но при этом бло­кировать любые мероприятия типа огораживаний, пусть даже не влекущие столь масштабных и драматических последствий. Бо­лее того, в таком обществе было бы невозможно отказаться от феодальных привилегий или ввести государственные гарантии прожиточного минимума для нетрудоспособных.

На деле ни одно общество не придерживается столь жестких правил, и вместе с тем представления о желательных и допусти­мых границах перераспределения в разных обществах не одина­ковы. Экономическая теория оставляет в стороне эти различия, когда речь идет о рыночных взаимоотношениях индивидов, по­скольку сделки, заключаемые на основе взаимного согласия, в целом представляют собой процессы Парето-оптимизации, во всяком случае при отсутствии изъянов рынка. Однако примени­тельно к действиям государства, претендующего выступать от имени всего общества и осуществляющего принудительное пере­распределение, критерии выбора решений должны быть осознан­ными и по возможности ясно сформулированными.

Стремление к справедливости отнюдь не обязательно сводит­ся к отстаиванию как можно большего равенства и неограничен­ного перераспределения доходов в пользу менее обеспеченных членов общества. Для многих индивидов и общественных групп характерны такие представления о справедливости, согласно ко­торым на первый план выдвигается свобода экономической дея­тельности и защита прав собственности. С их точки зрения не­справедливо, когда государство забирает значительную часть до­ходов для целей перераспределения.

Каждое общество вынуждено искать некоторый баланс между разными аспектами справедливости, имея в виду, в частности, с одной стороны, право на заработанный доход, а с другой — солидарность с нуждающимися. В той мере, в какой реализация сло­жившихся в обществе представлений о справедливости требует отклонения предельных доходов индивидов от предельных производительностей принадлежащих им факторов производства, возникает конфликт между принципами экономической эффектив­ности и справедливости. Ведь, как отмечалось выше, такие откло­нения не благоприятствуют экономически оптимальному исполь­зованию ресурсов. На практике, если общество сознательно идет на подобные отклонения, оно делает это, как правило, только ради улучшения положения малоимущих, так что конфликт приобретает форму «выбора между эффективностью и равенством».

Благосостояние общества

Политика перераспределения получает оправдание с позиций общественного благосостояния.

Функция общественного благосостояния, не сводящаяся к принципу максимизации экономического потенциала, существу­ет постольку, поскольку в обществе имеются некоторые домини­рующие представления о справедливости. Как видно из предыду­щего изложения, они приобретают решающее значение, именно когда.речь идет о том компоненте экономических изменений, которые связаны с процессами распределения и перераспределе­ния.

Распространенные в обществе представления о миссии госу­дарства в сфере распределения редко поддаются однозначной характеристике, но все же обычно приближаются к той или иной из трех основных позиций: утилитаристской, либертаристской или эгалитарной. Каждая из них в своем концептуальном выражении представляет не столько явление массового сознания, сколько его своеобразную асимптоту или полюс тяготения. Базируясь на описании этих позиций, удается пусть упрощенно, но все же ос­мысленно моделировать социально-экономическую политику, в которой реализуется то или иное понимание справедливости.

Для утилитаризма в целом характерно представление о функ­ции общественного благосостояния как сумме индивидуальных функций полезности. Согласно этой позиции, благополучие об­щества как бы складывается из достижений индивидов и госу­дарство призвано заботиться о максимизации суммарного резуль­тата. Такая позиция оправдывает перераспределение, хотя и в довольно узких пределах. В ее основе лежит допущение о срав­нимости индивидуальных полезностей; ведь несопоставимые ве­личины невозможно было бы суммировать.

Именно это допущение придает смысл вопросу, насколько изменится благосостояние общества, если 1 тыс. денежных еди­ниц, принадлежащих индивиду с высоким доходом, передать тому, чей доход низок. Имеется в виду, что с ростом дохода предельная полезность его единицы снижается и одна и та же денежная сум­ма представляет меньшую субъективную ценность для богача, чем для бедняка. Отсюда можно сделать вывод, что при перераспре­делении бедняки способны приобрести больше (с точки зрения полезности), чем теряют богачи.

Однако тезис о сравнимости индивидуальных полезностей недоказуем. Это обстоятельство, а также приоритет индивиду­альных свобод и права частной собственности подчеркивают пред­ставители либертаризма. С их точки зрения, государство обязано содействовать лишь таким изменениям, которые отвечают крите­рию Парето. С точки зрения либертаризма принудительное пере­распределение заведомо неприемлемо. Для либертаризма характерен последовательный индивидуализм, исключающий, в част­ности, возможность суммирования индивидуальных полезностей.

В противоположность этому эгалитаризм, отстаивающий при­оритет равенства, связан с идеями коллективизма. С точки зре­ния коллективистского подхода благосостояние общества — не просто собирательное обозначение для благосостояния индиви­дов, как у либертаристов, и даже не сумма индивидуальных по­лезностей, как у утилитаристов. Это нечто отвечающее выс­шим интересам самого общества как единого организма, в кото­ром индивиды выполняют функции членов. С этих позиций спло­ченность и солидарность, как правило, не слишком совместимые со значительной дифференциацией доходов, оцениваются выше, чем индивидуальные достижения и независимость индивида от государства. Эгалитаристы выступают за активную деятельность государства по выравниванию доходов.

Особым вариантом эгалитаризма является ролзианский подход к пониманию справедливости. Ролзианство не предполагает на­личия у общества интересов, не сводимых к индивидуальным, однако акцентирует заинтересованность каждого индивида в со­циальных гарантиях. Для ролзианского подхода характерен мыс­ленный эксперимент, получивший название «вуаль незнания».

Суть его состоит в следующем. Когда индивид выносит суж­дение о справедливости, претендующее на общезначимость, он должен отвлечься от тех специфических интересов, которые свя­заны с особенностями фактически занимаемого им положения. Ему следует осознать, что для каждого существует вероятность подняться вверх по социальной лестнице, но также и опуститься вниз. «Вуаль незнания», упрощенно говоря, означает, что инди­вид должен определить свои предпочтения исходя из того, что ему ничего не известно о собственном будущем. С точки зрения ролзианцев, в этом случае индивиды предпочтут такую политику распределения, которая направлена главным образом на улучше­ние положения членов общества, находящихся в наихудшем по­ложении.

Эгалитаризм, и в частности ролзианство, не требует абсолют­ного равенства доходов. Ведь, как уже отмечалось выше, полное равенство могло бы уничтожить стимулы к экономической дея­тельности, а это в конечном счете ухудшило бы положение всех членов общества, в том числе и наименее обеспеченных. В этой связи эгалитаристы, как и утилитаристы, пытаются найти компромисс между требованиями эффективности и равенства. Одна­ко утилитаристы признают целесообразность лишь умеренного перераспределения, а ролзианцы — максимально возможного при данном уровне экономической эффективности.

Предложенные выше характеристики утилитаризма, либертаризма и эгалитаризма, естественно, предельно схематичны. Они призваны дать лишь некоторое представление о концепциях спра­ведливости.

Следует подчеркнуть, что каждая из этих концепций доводит до логического предела ту или иную сторону понимания справед­ливости, распространенного в современных обществах. Реальная политика развития общественного сектора всегда в той или иной степени отражает как право индивида на свободный выбор и не­отчуждаемость собственности, которым отдает приоритет либертаризм, так и общую заинтересованность в максимальном благо­состоянии большинства, которую акцентирует утилитаризм, рав­но как и ответственность общества за положение своих наименее благополучных членов, которая находится в центре внимания эга­литаристской концепции. Эта ответственность за слабейших, воз­ложенная на государство, определяет на практике большую часть перераспределительных процессов, во всяком случае тех, кото­рые пользуются широким одобрением граждан и которые госу­дарственные органы осуществляют целенаправленно и не склон­ны маскировать.

Государство благосостояния

Функции общественного сектора, связанные с обеспечением всех индивидов, во-первых, минимально приемлемым уровнем гарантированного дохода, во-вторых, защитой на случай болез­ни, безработицы и т.п., в-третьих, доступом к благам, обладаю­щим особыми достоинствами, ассоциируются с понятием госу­дарства благосостояния.

Фактически государства едва ли не во все времена были в ка­кой-то степени причастны к осуществлению этих функций, однако целостная и стабильная политика социальной поддержки и разви­тия - характерная черта XX в. При этом элементы государства благосостояния создавались в разных странах неодинаковыми темпами (табл. 3.1). Пионером в данной области еще в конце XIX в. выступила Германия. В начале XX в. лидерство в значитель­ной мере перешло к Великобритании, затем к Швеции и другим Скандинавским странам, тогда как, например, США и Канада дол­го воздерживались от введения широких социальных программ.

Для характеристики масштабов государства благосостояния часто используют долю общественных расходов на социальные нужды в валовом внутреннем продукте. Так, в Великобритании эта доля составляла в 1910 г. 4%, в 1920 г. - 6%, в 1975 г. - 29%, а в 1987 г. - 22,5%. Некоторое снижение данного показателя на­блюдалось в 80-х годах и в других странах Запада.

Оно было связано с определенным снижением интереса к дальнейшему росту государства благосостояния после его бурно­го развития в 70-х годах.

Следует, однако, подчеркнуть, что рубежи, достигнутые в этот период, в целом сохраняются. Ранее введенные социальные гарантии, как правило, не отменялись, хотя нередко обусловлива­лись более жесткими требованиями, а социальные программы становились более селективными и подчас менее щедрыми.

Таблица 3.1

Годы введения общегосударственных социальных программ в отдельных странах

Программа	Герма­ния	Велико­британия	Швеция	Франция	Италия	США	Канада
Страхование от несчастных случаев на производстве
Пособия по болезни
Пенсионное обеспечение
Страхование по безработице
Семейные пособия
Медицинское страхование либо предоставление бесплатной медицинской помощи

Относительный упадок государства благосостояния был обу­словлен первоначально угрозой стагфляции, а затем - стремле­нием в большей степени стимулировать экономический рост и изменением ценностных ориентации западных обществ. Однако само это изменение, связанное с утверждением неолиберальных идей, стало в значительной мере результатом того нового баланса экономических возможностей и социальных гарантий, который принесло государство благосостояния. Вместе с тем необходимо отметить, что программы государства благосостояния далеко не всегда демонстрировали высокую эффективность и в конечном счете обеспечивали лишь относительный прогресс.

Как позитивный, так и негативный опыт создания государст­ва благосостояния в условиях развитой рыночной экономики представляет непосредственный интерес для России и других стран, находящихся в процессе перехода к рынку. Осуществле­ние политики перераспределения и социальных гарантий, кото­рая бы не ослабляла стимулов экономической активности, но при этом удерживала в приемлемом диапазоне уровень жизни всех граждан, - одна из ключевых задач переходного периода.

Анализ политических решений

Склонность скорее описывать различные варианты перераспре­деления, выявляя их ключевые характеристики, чем предписывать какой-либо вариант в качестве обязательного — не слабость, а до­стоинство экономической теории, неразрывно связанное с при­знанием суверенитета потребителя. Дифференциация индивидуаль­ных представлений о справедливом распределении заслуживает та­кого же уважения, как дифференциация любых других предпочте­ний. Задача экономической науки состоит в том, чтобы помочь выявлению разнообразных предпочтений и их реализации в пре­делах, не задевающих законных (то есть признанных и защищае­мых данным конкретным обществом) интересов других граждан.

Применительно к любому политическому решению, пусть даже внешне не имеющему касательства к распределению доходов, экономист призван четко ставить следующие вопросы:

какие общественные блага и перераспределительные процес­сы станут результатами осуществления решения;

каков ожидаемый совокупный экономический эффект;

какие общественные группы и в какой степени заинтересова­ны в достижении данных результатов;

насколько предполагаемое перераспределение согласуется с доминирующими в обществе представлениями о справедливости;

насколько оправданы издержки достижения результатов и не могут ли они быть сокращены, в том числе за счет уменьшения участия государства?

На практике чаще всего имеют шансы быть принятыми те решения, которые либо существенно не меняют сложившееся распределение доходов, либо предполагают умеренное перерас­пределение, несколько улучшающее положение малоимущих. В то же время решения, явным образом увеличивающие неравенст­во либо связанные с радикальным перераспределением, как пра­вило, не находят широкой поддержки в стабильных обществах.

Ключевые понятия

Распределение и перераспре­деление

Общественное благосостоя­ние

Трансферт

Утилитаризм

Издержки перераспределения

Либертаризм

Принцип компенсации

Эгалитаризм

Экономическая эффектив­ность

Ролзианство

Справедливость

Государство благосостояния

Равенство