Предисловие автора к русскому изданию 1 страница

«Первобытное мышление» - выражение, которым очень часто

пользуются с некоторого времени. Работы, предложенные русскому

читателю в настоящем издании, в известной мере содействовали при

влечению внимания к этому предмету. Быть может, не бесполезно

будет напомнить в нескольких словах, что я разумею под «первобыт-

ным мышлением».

Выражение «первобытное» - чисто условный термин, который не

следует понимать в буквальном смысле. Первобытными мы называем

такие народности, как австралийцы, фиджийцы, туземцы Андаман-

ских островов и т. д. Когда белые вошли в соприкосновение с этими

народностями, последние еще не знали металлов и их цивилизация

напоминала общественный строй каменного века. Таким образом, ев-

ропейцы столкнулись с людьми, которые казались скорее современ

никами наших предков неолитической или даже палеолитической

эпохи, нежели нашими современниками. Отсюда и взялось название

«первобытные народы», которое им было дано. Эта «первобытность»,

однако, весьма относительна. Если принять в расчет древность жизни

человека на земле, то люди каменного века отнюдь не более перво-

бытны, чем мы. О первобытном человеке в строгом смысле слова мы

ровно ничего не знаем. Поэтому следует иметь в виду, что мы про

должаем пользоваться словом «первобытный» потому, что оно уже

вошло в употребление, оно удобно и его трудно заменить. Этим тер

мином, однако, мы обозначаем просто то, что немцы называют

«естественные народы» (Naturtolker).

Но если это так, то существует ли достаточно устойчивое <перво

бытное мышление>, четко отличающееся от нашего мышления, и

вправе ли мы изучать его самостоятельно, как нечто обособленное?

Мне представляется бесполезным спорить по этому поводу. Факты,

изложенные в настоящем труде, достаточно полно отвечают на по

ставленный вопрос, если только анализ, который я попытался здесь

дать, действительно верен и за этим мышлением можно признать ха

рактер пра-логического и мистического мышления.

Как бы там ни было, уместно будет предостеречь читателей про

тив недоразумений, появлению которых до сего времени не смогли

помешать мои оговорки и которые, несмотря на мои разъяснения, ча

сто возникают вновь. Слово «пралогическое» переводят термином

«алогическое», как бы для того, чтобы показать, что первобытное

мышление является н е л о г и ч е с к и м, т. е. что оно чуждо самым

элементарным законам всякой мысли, что оно не способно осознавать, судить и рассуждать подобно тому, как это делаем мы. Оченьлегко доказать обратное. Первобытные люди весьма часто дают доказательства поразительной ловкости и искусности в организации своих охотничьих и рыболовных предприятий, они очень часто обнаруживают дар изобретательности и поразительного мастерства в произведениях искусства, они говорят на языках, подчас чрезвычайно сложных, имеющих порой столь же тонкий синтаксис, как и наши собственные языки, а в миссионерских школах индейские дети учатся

так же хорошо и быстро, как и дети белых. Кто может закрывать гла

за на столь очевидные факты?

Однако другие факты, не менее поразительные, показывают, что

в огромном количестве случаев первобытное мышление отличается от

нашего. Оно совершенно иначе ориентировано. Его процессы проте

кают абсолютно иным путем. Там, где мы ищем вторичные причины,

пытаемся найти устойчивые предшествующие моменты (антецеден

ты), первобытное мышление обращает внимание исключительно на

мистические причины, действие которых оно чувствует повсюду. Оно

без всяких затруднений допускает, что одно и то же существо может

одновременно пребывать в двух или нескольких местах. Оно подчи

нено закону партиципации (сопричастности), снов этих случаях об

наруживает полное безразличие к противоречиям, которых не терпит

наш разум. Вот почему позволительно называть это мышление, при

сравнении с нашем, пра-логическим.

«Все эти факты, - могут сказать, - наблюдаются также и в на

шем общество». Я и не думаю это оспаривать. Тем не менее бесспор

но то обстоятельство, что наши мыслительные навыки отличаются от

мышления австралийцев или даже негров банту в большом количест

ве случаев, а изучение «первобытного мышления» законно в принци

пе и полезно на деле. Это доказывается хотя бы следующим

наблюдением. До тех пор пока мы изучали только привычные про

цессы человеческого ума, характерные для западных народов, не уда

валось выявить ту мыслительную структуру, которую я попытался

описать, а также пролить свет на результаты закона партиципации.

Лишь анализ первобытного мышления выявил существенные черты

этой организации.

Отсюда вовсе не следует, однако, что подобная структура встреча

ется только у первобытных людей. Можно с полным правом утверж

дать обратное, и что касается меня, то я всегда имел это в виду. Не

существует двух форм мышления у человечества, одной - пралоги-

ческой, другой - логической, отделенных одна от другой глухой сте

ной, а есть различные мыслительные структуры, которые существуют

в одном и том же обществе и часто, быть может, всегда, в одном и

том же сознании.

Париж Люсьен Леви-Брюль

Введение

Представления, называемые коллективными, если определять

только в общих чертах, не углубляя вопроса об их сущности, могут

распознаваться по следующим признакам, присущим всем членам

данной социальной группы: они передаются в ней из поколения в по

коление, они навязываются в ней отдельным личностям, пробуждая

в них, сообразно обстоятельствам, чувства уважения, страха, покло

нения и т. д. в отношении своих объектов, они не зависят в своем бы

тии от отдельной личности. Это происходит не потому, что

представления предполагают некий коллективный субъект, отличный

от индивидов, составляющих социальную группу, а потому, что они

проявляют черты, которые невозможно осмыслить и понять путем од

ного только рассмотрения индивида как такового. Так, например,

язык, хоть он и существует, собственно говоря, лишь в сознании лич

ностей, которые на нем говорят, - тем не менее несомненная соци

альная реальность, базирующаяся на совокупности коллективных

представлений. Язык навязывает себя каждой из этих личностей, он

предсуществует ей и переживает ее.

Отсюда непосредственно вытекает весьма важное последствие, ко

торое вполне основательно подчеркивалось социологами, но ускольза

ло от антропологов. Для того чтобы понять механизм социальных

институтов, особенно в низших обществах, следует предварительно

отделаться от предрассудка, заключающегося в вере, будто коллек

тивные представления вообще и представления в низших обществах

в частности повинуются законам психологии, базирующейся на ана

лизе индивидуального субъекта. Коллективные представления имеют

свои собственные законы, которые не могут быть обнаружены, осо

бенно если речь идет о первобытных людях, изучением белого взрос

лого и цивилизованного индивида. Напротив, лишь изучение

коллективных представлений, их связей и сочетаний в низших обще

ствах сможет, несомненно, пролить некоторый свет на генезис наших

категорий и наших логических принципов. Уже Дюркгейм и его со

трудники дали несколько примеров того, чего можно достигнуть на

этом пути. Последний, несомненно, приведет к новой и позитивной

теории познания, основанной на сравнительном методе.

Столь огромная задача может быть выполнена лишь путем целого

ряда последовательных усилий. Возможно, что решение этой задачи

будет облегчено, если мы установим наиболее общие законы, кото

рым повинуются коллективные представления в низших обществах.

Точно исследовать, каковы руководящие принципы первобытного

мышления, как данные принципы проявляются в институтах и обы

чаях, в этом и заключается та предварительная проблема, которая

служит объектом настоящего труда. Без работ моих предшественни

ков - антропологов и этнографов разных стран, в особенности без

указаний, полученных из работ только что упомянутой французской

социологической школы, я бы никак не мог надеяться на разрешение

данного вопроса или хотя бы даже на правильную его постановку.

Лишь анализ, предложенный этой школой в отношении многочислен

ных коллективных представлений и притом наиболее существенных,

как, например, представление о священном, о маца, о тотеме, о ма

гическом и религиозном и т. д., сделал возможным попытку общего и

систематического изучения коллективных представлений у первобыт

ных людей. Основываясь на этих трудах, я смог показать, что меха

низм умственной деятельности так называемых первобытных людей

не совпадает с тем механизмом, который нам знаком по человеку

нашего общества: я счел себя даже в силах определить, в чем заклю

чается это различие, и установить наиболее общие законы, свойст

венные первобытному мышлению.

Очень помогли мне психологи, которые вслед за Рибо стараются

показать и выявить значение эмоциональных и моторных элементов

в психической жизни вообще, вплоть до интеллектуальной деятель

ности в точном смысле слова. «Логика чувствований» Рибо, «Психо

логия эмоционального мышления» Майора (ограничимся указанием

этих двух трудов) разрушили те слишком узкие рамки, в которые под

влиянием формальной логики традиционная психология пыталась за

ключить жизнь мысли. Умственный механизм бесконечно более ги

бок, более сложен, более тонок, он затрагивает гораздо больше

элементов психической жизни, чем это представлялось слишком од

ностороннему «интеллектуализму». Я извлек много пользы из психо

логических замечаний Рибо. Тем не менее предпринятое мною

изыскание глубоко отличается от исследований Рибо. Его анализ от

носится главным образом к явлениям, интересным с точек зрения

эмоциональной, аффективной или даже патологической. Кроме того,

он почти не затрагивает коллективных явлений. Я, напротив, пыта

юсь дать определение наиболее общих законов, которым повинуются

коллективные представления (включая их аффективные и моторные

элементы) в наименее культурных, какие только нам известны, об

ществах.

Мысль, что высшие умственные функции должны изучаться при

помощи сравнительного метода, т. е. социологически, не нова. Споет

Копт ясно выразил эту идею в своем «Курсе положительной фило

софии», разделяя задачу изучения между биологией и социологией.

Его знаменитая формула, согласно которой «не человечество следует

определять, исходя из человека, а, напротив, человека - исходя из

человечества», означает, что высшие умственные функции остаются

непонятными, если ограничиваться изучением отдельной личности.

Для того чтобы их понять, следует рассматривать эволюцию вида.

В умственной жизни человека все, что не сводится к простой реак

ции организма на получаемые раздражения, неизбежно имеет соци

альную природу.

Идея была плодотворной. Однако плоды ее не обнаружились сра

зу, по крайней мере ни у самого Копта, ни у его более или менее

прямых преемников. У Копта путь ей был прегражден социологиче

ской теорией, которую он считал возможным построить целиком и

которая в действительности была не социологией, а философией ис

тории. Копт считал доказанным, что его закон трех состояний точно

выражает интеллектуальную эволюцию человечества, взятую в це

лом, а равно и умственное развитие отдельного общества, каким бы

оно ни было. Кант поэтому считал лишним для организации изуче

ния высших умственных процессов начинать со сравнительного ис

следования этих процессов у разных типов человеческого общества.

Как для своей «мозговой таблицы» Кант не руководствовался анато

мией, будучи априори убежденным в том, что работы анатомов под

твердят его классификацию и локализацию способностей, точно так

же для построения теории высших умственных функций он удэвлет-

ворился законом трех состояний на том основании, что более частные

законы обязательно уложатся в рамки основного. Точно так же он

построил учение по схем? развития средиземноморской цивилизации,

причем он априори не сомневался, что открытые таким образом за

коны будут действительны для всех человеческих обществ. Однако

Кант являлся в известном смысле зачинателем положительной науки

об умственных функциях и за ним следует признать в большой мере

заслугу осознания и доказательства того, что эта наука должна быть

социологической. Он, правда, не предпринял того исследования фак

тов, которого требует эта наука. Он даже не приступил к этому и в

тот момент, когда он писал свою «Положительную политику», он, не

сомненно, считал такое исследование совершенно ненужным.

Это детальное и тщательное изучение умственных явлений у раз

личных типов человеческого общества, необходимости которого Копт

не видел, было начато другими. Исследование настойчиво осуществ

лялось рядом людей, которые работали не как философы, а как уче

ные, стремившиеся только к тому, чтобы собрать факты и их

классифицировать. Я разумею антропологов и этнографов, в особен

ности английскую антропологическую школу. Капитальный труд

главы этой школы Э. Б. Тэйлора «Первобытная культура», появив

шийся в 1871 г. и составивший эпоху в истории антропологической

науки, указал путь целой группе многочисленных, весьма ревност

ных и дисциплинированных сотрудников, работы которых вполне

достойны своего образца. Стараниями ученых было собрано значи

тельное количество документов и фактов относительно институтов,

нравов, языков, встречающихся в так называемых диких и первобыт

ных обществах и вместе с тем касающихся тех коллективных пред

ставлений, которые господствуют в этих обществах. Работы подобного

рода продолжались и в Германии, и во Франции. В Соединенных

Штатах Этнологическое бюро Смитсоновского института опублико

вало превосходные монографии об индейских племенах Северной

Америки.

Чем больше, однако, обогащалось собрание документов и фактов,

тем резче стала бросаться в глаза известная их однородность. По мере

того как исследователи обнаруживали или, вернее, изучали народно

сти низшего типа в самых отдаленных, а иногда совершенно проти

воположных точках земного шара, вскрывались поразительные

аналогии между некоторыми из народностей, доходившие порой до

полного сходства в мельчайших деталях: у разных народностей обна

руживались одни и те же институты, одни и те же магические или

религиозные церемонии, одни и те же верования и обряды в отноше

нии рождения и смерти, одни и те же мифы и т. д. Сравнительный

метод, так сказать, напрашивался сам собой. Тэйлор в «Первобытной

культуре» постоянно и весьма удачно применяет его. То же следует

сказать о Фрэзере и его «Золотой ветви» и о других представителях

школы (Гартленд и Лэнг).

Они стали необходимыми предтечами и подготовителями положи

тельной науки о высших умственных процессах. Однако.и они, по

добно Копту, не заложили основ новой науки, хотя и по совершенно

другим причинам. Как же случилось, что применение сравнительно

го метода не привело их к положительной науке?

Может быть, это произошло оттого что они не задавались общими

проблемами, что после сравнения первобытных обществ между собою

они не сравнивали их с нашим обществом? Отнюдь нет. Напротив,

*Перевод сокращенного издания этой классической работы вышел в 1928 г. в издании 2Атеиста» в четырех выпусках.

английская антропологическая школа, по примеру своего главы, всег

да и всюду старается показать связь между мышлением «дикарей» и

мышлением «цивилизованных» она даже стремится объяснить эту

связь. Но как раз объяснение и помешало ей идти дальше. Объясне

ние было заранее готово. Она не искала объяснения в самих фактах,

а навязывала его фактам. Обнаруживая в низших обществах инсти

туты и верования, столь отличные от наших, она не задала себе воп

роса, не следует ли для того, чтобы понять это различие, изучить

несколько гипотез. Для них само собой разумелось, что факты могут

быть объяснены только единственно возможным путем. Но являются

ли коллективные представления, присущие рассмотренным ими обще

ствам, продуктом высших умственных процессов, тождественных с

нашими, или они должны связываться с мышлением, отличным от

нашего в известной, подлежащей определению мере? Эта альтернати

ва никохча не возникала в их сознании.

Не входя в критическое обсуждение метода, употребляемого этими

учеными', и полученных ими результатов (обсуждение, которое я бы

не мог осуществить с надлежащей полнотой), я хотел бы показать, в

нескольких словах, те последствия, которые повлекла для учения их

вера в тождество «человеческого духа», совершенно одинакового с ло

гической точки зрения всегда и повсюду. Эта тождественность при

нимается школой как постулат или, вернее говоря, как аксиома.

Данное тождество считают лишним доказывать или даже просто фор

мулировать: это само собой разумеющийся принцип, слишком оче

видный, для того чтобы останавливаться на его рассмотрении. В

результате коллективные представления первобытных людей, кажу

щиеся нам подчас столь странными, а также не менее странные со

четания этих представлений никогда не вызывают у представителей

школы вопросов, разрешение которых могло бы обогатить или изме

нить нашу концепцию «человеческого ума». Мы наперед знаем, что

их ум аналогичен нашему. Свою главную задачу школа видела в том,

чтобы обнаружить, каким образом умственные функции, тождествен

ные нашим, могли произвести такие представления и их сочетания.

Здесь на сцену появлялась общая гипотеза, дорогая английской ант

ропологической школе, - анимизм.

«Золотая ветвь» Фрэзера, например, отлично показывает, как ани

мизм объясняет множество верований и обычаев, распространенных

*Об этом смотри в «Revue Philosophique» за январь и февраль 1909 г. Статью Дюркгейма «Критическая проверка классических систем о происхож­дении религиозной Мысли».

почти всюду среди низших обществ, верований и обычаев, многочис

ленные следы которых сохранились и в нашем обществе. Легко заме

тить, что в гипотезе анимизма можно различить два момента.

Во-первых, первобытный человек, пораженный и взволнованный ви

дениями, являющимися ему во сне, где он видит покойников и отсут

ствующих людей, разговаривает с ними, сражается с ними, слышит и

трогает их, - верит в объективную реальность этих представлений.

Следовательно, его собственное существование двойственно, подобно

существованию мертвых или отсутствующих, являющихся ему во сне.

Он, таким образом, допускает одновременно и свое действительное

существование в качестве живой и сознательной личности и сущест

вование в качестве отдельной души, могущей выйти из тела и про

явиться в виде «призрака». Анимизм видит здесь универсальное

верование, присущее всем первобытным людям, ибо они подвластны

той неизбежной психологической иллюзии, которая лежит в основе

этого верования. Во-вторых, желая объяснить явления природы, по

ражающие их, т. е. установить причины видений, они тотчас обобща

ют то объяснение, которое дают своим снам и галлюцинациям. Во

всех существах, за всеми явлениями природы они видят души, духов,

воли, которые подобны обнаруживаемым ими в себе самих, у своих

товарищей, у животных. Это наивная логическая операция, но такая

же непроизвольная, такая же неизбежная для первобытного ума, как

и психологическая иллюзия, которая предшествует операции и на ко

торой последняя основана.

Таким образом, у первобытного человека без всякого усилия мыс

ли, путем простого действия умственного механизма, тождественного

у всех людей, возникает якобы «детская философия», несомненно

грубая, но совершенно последовательная. Она не видит таких вопро

сов, которых она не могла бы сейчас же разрешить полностью. Если

бы случилось невозможное и весь опыт, который накопили поколения

людей в течение веков, внезапно исчез, если бы мы оказались перед

лицом природы в положении настоящих первобытных людей, то мы

неизбежно построили бы себе столь же первобытную «естественную

философию». Эта философия являлась бы универсальным анимизмом,

безупречным с логической точки зрения, так как он был бы основан

на той ничтожной сумме положительных данных, которая находилась

бы в нашем распоряжении.

Анимистическая гипотеза в этом смысле - непосредственное по

следствие аксиомы, которой подчинены труды английской антрополо

гической школы. Эта гипотеза, на наш взгляд, помешала появлению

положительной науки о высших умственных процессах, науки, к ко

торой, казалось бы, сравнительный метод должен был бы обязательно

привести исследователей. Объясняя анимистической гипотезой сход-

ство институтов, верований и обычаев в самых различных низших об

ществах, английская школа вовсе не думает о том, чтобы доказать

лежащую в ее основе аксиому: высшие умственные функции в низ

ших обществах тождественны нашим. Аксиома заменяет собой дока

зательство. Сам факт, что в человеческих обществах возникают

мифы, коллективные представления, подобные тем, которые лежат в

основе тотемизма, или веры в духов, во внетелесную душу, в симпа

тическую магию и т.д., считается неизбежным следствием строения

«человеческого ума». Законы ассоциации идей, естественное и неиз

бежное применение принципа причинности должны были якобы по

родить вместе с анимизмом эти коллективные представления и их

сочетания. Здесь нет ничего, кроме самопроизвольного действия не

изменного логического и психологического механизма. Нет ничего

понятнее, чем этот факт, подразумевающийся английской антрополо

гической школой (если только его допустить), тождества умственного

механизма у нас и у первобытных людей.

Но следует ли допускать такой факт? Этот вопрос я и хочу под

вергнуть рассмотрению. Однако с самого начала ясно, что как только

под сомнение ставится эта аксиома, то начинает колебаться и собст

венно анимистическая гипотезз, которая никак не может служить до

казательством указанной аксиомы. Не впадая в порочный круг,

нельзя объяснять самопроизвольное зарождение анимизма у перво

бытных людей определенной умственной структурой и параллельно

доказывать наличие у первобытных людей данного строения ума,

опираясь на самопроизвольный продукт этого умственного строения,

на анимизм. Аксиома и ее следствия не могут служить друг другу

опорой самоочевидности.

Остается, впрочем, надежда, что анимистическая гипотеза будет

подтверждена фактами, что в ней найдут удовлетворительное объяс

нение институты и верования низших обществ. Этому делу Тэйлор,

Фрэзер, Лэнг и столько других представителей школы посвятили свои

знания и талант. Тому, кто их не читал, трудно представить себе то

необычайное обилие фактов, которое они приводят для доказательст

ва своего тезиса. Однако в их детальном доказательстве следует раз

личать два момента. Первый момент, который можно считать

установленным, заключается в следующем: доказанным является на

личие одинаковых институтов, верований и обычаев в огромном ко

личестве-обществ, аналогичных по типу, но удаленных одно от

другого. Отсюда выводится законное заключение о наличии одинако

вого умственного механизма, порождающего одни и те же представ

ленния: слишком ясно, что сходства подобного рода, столь обильные и

точные, не могут быть случайными. Однако совокупность фактов, иг

рающих решающую роль для первого момента, не имеет уже того

значения, если речь идет о втором, когда требуется доказать, что эти

представления имеют свой общий корень в анимистических верова

ниях, в самопроизвольной «естественной философии», которая явля

ется как бы первой реакцией человеческого сознания на воздействие

опыта.

Конечно, такое объяснение каждого верования или каждого обы

чая вполне допустимо, всегда можно представить себе игру умствен

ного механизма, которая могла бы породить данные обряд или

верование у первобытного человека. Однако такое объяснение только

выглядит допустимым и правдоподобным. Между тем первое правило

осторожного метода: никогда не считать доказанным то, что только

представляется правдоподобным. Столько случаев должно было уже

предостеречь ученых и показать им, что правдоподобие редко явля

ется истиной. Это предосторожность, одинаково обязательная и для

лингвистов, и для физиков, в науках, называемых гуманитарными, и

в науках естественных. Разве у социолога меньше оснований для не

доверия? Сам язык антропологов, сама форма их доказательств от

четливо показывают, что они не идут дальше правдоподобия, а

количество сообщаемых фактов ровно ничего не прибавляет к убеди

тельности их рассуждения.

Почти повсеместен в низших обществах обычай уничтожения и

разрушения оружия мертвеца, его одежды, предметов, которыми он

пользовался, его жилища. Иногда даже убивают жен и рабов покой

ника. Как объяснить такой обычай? «Этот обычай, - говорит Фрей

зер, - мог быть порожден идеей, будто мертвые гневаются на

живых, завладевающих их имуществом. Представление о том, что ду

ши разрушенных таким образом предметов воссоединяются с покой

ником в стране духов, является менее простым и, вероятно, более

поздним».

Конечно, этот обычай мог возникнуть таким путем, но мог и дру

гим. Гипотеза Фразера не исключает всякой другой гипотезы, и он

это признает. Что касается общего принципа, на который опирается

Фразер и который отчетливо сформулирован им несколько дальше

(«В развитии мысли, как и в эволюции материи, более простое пред

шествует во времени»), то в основе его несомненно лежит система

Герберта Спенсера, что, однако, не делает сам принцип более досто

верным. Я сомневаюсь, чтобы можно было доказать данный принцип

применительно к материи. Что касается «мысли», то известные нам

факты свидетельствуют, скорее, против него. Фрэзер, по-видимому,

смешивает здесь «простое» с «недифференцированным». Мы увидим,

однако, что языки, на которых говорят наименее развитые из извест

ных нам народностей (австралийцы, абипоны, туземцы Андаманских

островов, фиджийцы и т.д.), отличаются крайней сложностью. Они

значительно менее просты, хоть и значительно более первобытны,

чем английский язык.

А вот другой пример, извлеченный из той же статьи Фразера. Су

ществует обычай, весьма распространенный в самых разных странах

и в разные времена, заключающийся в том, что в рот покойника кла

дут либо зерно, либо монету, либо кусочек золота. Фразер приводит

множество данных, подтверждающих этот обычай. Затем он его объ

ясняет: «Первоначальный обычай мог заключаться в том, что в рот

покойника клали пищу; впоследствии пищу заменили драгоценным

предметом (монетой или чем-нибудь другим), чтобы дать покойнику

возможность самому купить себе пищу». Объяснение выглядит прав

доподобным. Однако для одного случая, где мы можем его проверить,

оно оказывается неправильным. Этот обычай действительно сущест

вует с незапамятных времен в Китае, и де Греет приводит нам по

длинное его объяснение на основании древних китайских текстов.

Золото и нефрит - вещества чрезвычайной прочности. Они - сим

волы небесной сферы, которая непоколебима, неистребима и никогда

не разрушается. Поэтому золото и нефрит (а также жемчуг) обеспе

чивают жизнеспособность лиц, которые их глотают. Другими слова