Двадцать пять

В картотеке на ее столе мое внимание привлекла надпись "Ричард". Я,решив, что это предназначено мне, принялся читать. Лучащаяся синь спокойного рассвета Росла с приходом дня, подобно счастью, Все ярче, ярче голубые краски, От самых нежных... до небесно-синих. Полеты радости, порывы восхищенья Быть выше высоты стремились. Пока заката ласковые крылья Не обняли нас розовой палитрой, И мы соединились в ярко-красном Прощании двоих влюбленных. Душа Земли, Душа Небес, Пронизанные красотой волшебной. Настала ночь, Малышка из ее владений, Луна, Смеялась в стороне от темноты. В ответ я подарила ей свой смех И вот о чем подумала тогда я: Что путешествуя над миром, Наполненное вот таким же Искристо-золотистым смехом небо Заботится о том, чтоб Вы, Сияющие Голубые Глазки, Могли бы видеть и могли бы слышать, Что как-то незаметно мы втроем Соединились в радости волшебной, Образовался мир из нас троих, Хотя мы порознь, но едины мы, Ведь расстоянья не имеют смысла. И я уснула В мире, Улыбки полном. Я прочитал все это один раз, и снова, затем еще раз, медленно. - Маленькая вуки, - окликнул я ее. - Кто написал стихотворение промалышку-Луну, смеющуюся к стороне от темноты? В картотеке на твоем столике?Это ты написала? Лесли отозвалась из гостиной, где вокруг нее раскинулись горы различныхинвестиционных бланков, прерии записей о расходах и доходах, реки погашенныхчеков. Первопроходец в чужой стране, окруженный вагонами бумаги. Лесли словно предчувствовала, что Департамент Налогообложения предъявитпретензии. И теперь она работала с невероятной скоростью над подготовкойфактического материала, поскольку до четверга, на который были назначеныпереговоры, оставалось две недели. - Прости, я не расслышала, - откликнулась она. -Да, это я написала. НЕЧИТАЙ ЭТОГО. ПОЖАЛУЙСТА! - Слишком поздно, - ответил я достаточно тихо для того, чтобы она неуслышала. Порой нам интересно, сможем ли мы когда-либо узнать своих самых близкихдрузей, то, о чем они думают, что в их сердце. А потом нам вдруг попадается на глаза секретный листок бумаги, где онипередали чистоту своего сердца, подобную весне в горах. Я снова перечиталстихотворение Лесли. Оно было датировано днем, когда я уехал в Испанию, итеперь, на следующий день после моего возвращения, я, общаясь всего лишь слистом бумаги, узнал, что чувствовала она тогда. Оказывается, она поэт! Ипри том глубокий, благородный, смелый. Написанное могло задеть меня только вслучае его глубины. То же касается полетов, фильмов, бесед, - незначительныхна первый взгляд, но трогающих душу. Кроме нее, я ни с кем бы не отважился вести себя естественно, бытьтаким же ребячливым, таким же глупым, таким же знающим, таким жесексуальным, таким же внимательным и нежным, каким я был на самом деле. Еслибы слово "любовь" не было искажено лицемерием и собственничеством, если быэто слово означало то, что подразумевал под ним я, то я готов был признать,что люблю ее. Я опять прочел стихи. - Это прекрасное стихотворение, Лесли.- Прозвучало как-то слабо инеубедительно. Поняла ли она, что я имел в виду? Ее серебряный голос прозвенел мне в ответ тяжелой цепью. - Черт побери, Ричард, я же просила тебя не читать! Это сугубо личное!Когда я захочу, я сама позволю тебе все узнать! А теперь выйди из кабинета,пожалуйста, выйди оттуда и помоги мне! Стихотворение тотчас же разлетелось в моей голове на мелкие черепки,словно глиняная тарелка, расстрелянная в упор. С неистовством молнии. Леди,кто ты такая, чтобы кричать на меня! ТОТ, кто когда-либо повышал на меняголос, виделся со мной в последний раз, в последний. Я не нужен тебе. Что ж,ты меня и не получишь. Прощай... Прощай... ПРОЩАЙ... ПРОЩАЙ! После двухсекундной вспышки гнева я разозлился на самого себя. Я, такдороживший личной неприкосновенностью, осмелился прочесть стихотворение,которое, как дала понять мне Лесли, было очень личным. Как бы я почувствовалсебя, если бы она поступила со мной точно так же? Непросто даже представитьтакое. Она имеет полное право вышвырнуть меня из своего дома. А я вовсе нехочу положить конец нашим отношениям, потому что никто и никогда не был мнетак дорог, как она... Стиснув зубы и не проронив ни слова, я направился вгостиную. - Я очень сожалею о случившемся, - сказал я виновато, - и приношу своиизвинения. Это, действительно, беспардонный поступок, и я обещаю тебе, чтоон никогда не повторится. Неистовство охладевало. Расплавленный свинец опустили в лед.Стихотворение по-прежнему напоминало рассеявшуюся пыль. - Разве тебя это совсем не беспокоит? - Она была раздражена и доведенадо отчаяния.- Ты не сможешь прибегнуть к помощи юристов, пока у них не будетнеобходимых материалов. И эта... каша!... Это и есть твои записи! В ее руках мелькали бумаги, укладываясь на две стопки, одна - здесь,другая - там. - Есть у тебя копии твоих налоговых квитанций? Ты знаешь, где этиквитанции? Я понятия не имел. Если я и питал отвращение к чему-либо, кроме Войны,Организованной Религии и Бракосочетания, то, по-видимому, это былиФинансовые Документы. Увидеть налоговую квитанцию было для меня все равно,что столкнуться лицом к лицу с Медузой: я мгновенно каменел. - Они должны быть где-то здесь, - произнес я неуверенно. - Сейчас япосмотрю. Она сверилась со списком в блокноте, который лежал у нее на коленях,подняла вверх карандаш. - Каков был твой доход за прошлый год? - Не знаю. - Приблизительно. Плюс-минус десять тысяч долларов. - Не знаю. - Ну, Ричард! Плюс-минус пятьдесят тысяч, сто тысяч долларов?! - Честно, Лесли. Я и правда, в самом деле, - не знаю! Она опустила карандаш и посмотрела на меня так, будто я былбиологический экземпляр, извлеченный из арктических льдов. - В пределах миллиона долларов, - произнесла она очень медленно ичетко. - Если ты в прошлом голу получил меньше, чем миллион долларов, скажи:"Меньше миллиона долларов". Если ты получил больше миллиона долларов, скажи:"Больше миллиона долларов". Она говорила терпеливо, как с несмышленым ребенком. - Может быть, больше миллиона, - пытался вспомнить я. - Но, возможно, именьше. А может быть, два миллиона. Ее терпение лопнуло. - Ричард! Пожалуйста! Ведь это не игра! Неужели ты не видишь, что ястараюсь помочь? - РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, ЧТО Я НЕ ЗНАЮ! Я НЕ ИМЕЮ НИ МАЛЕЙШЕГО ПОНЯТИЯ,СКОЛЬКО ДЕНЕГ Я ПОЛУЧИЛ. МНЕ БЕЗРАЗЛИЧНО ТО, СКОЛЬКО Я ПОЛУЧИЛ ДЕНЕГ! У МЕНЯЕСТЬ... У МЕНЯ БЫЛИ ЛЮДИ, КОТОРЫХ Я СПЕЦИАЛЬНО НАНЯЛ, ПОТОМУ ЧТО ОНИРАЗБИРАЛИСЬ В ЭТОМ БАРАХЛЕ, Я ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ ВСЕ ЭТИ ЗАПИСИ. Я НЕ ЗНАЮ,СКОЛЬКО! Со стороны это смотрелось, как сцена из спектакля "Я не знаю". Она коснулась резинкой уголка своего рта, посмотрела на меня и последлительного молчания спросила: - Ты и в самом деле не знаешь? - Нет. - Я ощутил себя подавленным, непонятым, одиноким. - Я верю тебе, - мягко сказала она. - Но как тебе удается неориентироваться в пределах миллиона долларов? Увидев выражение моего лица, она замахала рукой, как бы забирая своислова обратно. - О'кей, о'кей! Ты не знаешь. Некоторое время я с отвращением рылся в папках. Бумаги, сплошныебумаги. И чего только в них нет. Считается, что цифры, написанные незнакомымпочерком, отпечатанные на различных машинках, все еще имеют ко мне какое-тоотношение. Инвестиции, товары, брокеры, налоги, банковские счета... - Вот они, налоги! - воскликнул я с облегчением. - Целая папка налогов! - Хороший мальчик! - похвалила она меня словно я был кокер-спаниелем,отыскавшим утерянный браслет. - Гав, - вырвалось у меня. Бегло просматривая заголовки квитанций, проверяя отдельные записи, онане ответила мне. Пока она читала, было тихо, и я зевал, не открывая рта. Я изобрел этоттрюк на уроках английского в средней школе. Нужно ли было мне вникать в этиненавистные бумажные дела, еще более убийственные, чем грамматика? Зачем? Яне забрасывал бумажные дела, я нанял людей, которые бы ими занимались!Почему, несмотря на то, что они работают на меня и получают мои деньги,именно я должен расхлебывать всю эту кашу, суетясь в поисках налоговыхбланков; почему Лесли вынуждена подхватывать груз, упущенный шестьювысокооплачиваемыми служащими? Это несправедливо! Если кто-то написал бестселлер, спел великолепную песню, поставилзамечательный фильм, то вместе с чеками, письмами поклонников и мешкамиденег ему нужно вручить еще тяжелую серую книгу ВВОДНЫЕ ПРАВИЛА И ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ Поздравляю с тем, что Вы сделали, чтобы заработать все эти деньги. ХотяВам кажется, что они Ваши, и Вы думаете, что они - Ваша собственность,потому что Вы сделали для общества то, что Вы сделали, - лишь около десятойчасти из них будут принадлежать Вам непосредственно, ЕСЛИ ВЫ В СОВЕРШЕНСТВЕВЛАДЕЕТЕ ВЕДЕНИЕМ БУМАГ. Остальное уйдет на агентов, налоги, юристов, бухгалтеров, государству,всяческим союзникам, служащим, которых придется нанять, чтобы вести все этизаписи, и на уплату налогов по найму этих служащих. Неважно, что вы не знаете, где искать таких людей, кому из нихдоверять, не представляете всех тех, кому придется платить, - платить вампридется все равно. Начните, пожалуйста, со Страницы Один и читайте вплоть до страницы 923,стараясь заучить наизусть каждую строчку. Затем можете сходить пообедать,прихватив с собой какого-нибудь бизнесмена, поговорить с ним о делах,составить себе отчет и записать всех, кто с Вами обедал. Если Вы этого несделаете, можете быть уверены, что потратили вдвое больше, чем та сумма,которую, как Вам казалось, Вы заплатили. С этого момента Вы должны жить строго по правилам, изложенным в этойкниге, и мы, Ваше государство, может быть, позволим Вам еще немногопросуществовать. Иначе - оставь надежду всяк сюда входящий. Даже не памфлет. Каждый, кто написал хотя бы песню, приводящую нас ввосторг, должен быть компетентным бухгалтером, счетоводом, настоятелемдебетов и кредитов, выплачиваемых невидимым агентствам города, страны. Еслиодин или два таких человека не годятся для такой работы, если они необладают дисциплинированным умом, способным освоить аккуратное ведениезаписей, - их звезда будет выловлена сетью с небесного свода и заперта втюремную камеру. Там им придется весь свой талант пустить на изучениетюремных порядков, на возню со всем этим однообразным барахлом, несмотря нато, что по вкусу эта работа напоминает опилки; им придется провести годы вдушном мраке, прежде чем их звезда снова сможет засиять, если к тому времениот нее останется хотя бы искра. Столько энергии уходит впустую! Сколько новых фильмов, книг, песеностались ненаписанными, неснятыми, неспетыми, в то время как часы, месяцы,годы уходят на плюшевые крысиные норы адвокатов, бухгалтеров, советников,которым мы платим, уже отчаявшись получить помощь! Спокойно, Ричард. Ты мельком взглянул на свое будущее. Если ты решишьостаться в этой стране, пристальное внимание к деньгам и ведению записейсдавит твое горло тяжелой цепью. Только попробуй дернуться, попытайся ееразорвать, и она тебя задушит. Прими ее легко и беззаботно, прохаживайсянеспешно на привязи, соглашайся с каждым агентом, каждым бюро, какиепопадутся на твоем пути, мило улыбайся. Поступай так, - и тебе позволятдышать, а не вздернут на твоей цепи. -Но моя свобода! - дернулся я. А-а-а-к! Хрип. Ужасный воротничок! Теперь моя свобода состояла в выборе между побегом в другую страну ивнимательным, аккуратным разбирательством со всей этой кучей осколков, чтоостались от моей империи. Ричард-тогда принял несколько решений вслепую, сделал несколько глупыхошибок, за которые расплачиваться приходятся Ричарду-теперь. Я смотрел, как Лесли изучает налоговые квитанции, покрывая страницу застраницей заметками для юристов. Ричард-сегодня не занимается всей этой чертовщиной. Это делает Лесли-теперь, которая ни на йоту не виновата в том, что случилось. Лесли не леталана скоростных самолетах; у нее даже не было возможности предотвратить крахимперии. Зато Лесли теперь пытается собрать ее осколки, если это у нееполучится. Какая награда за то, что у нее есть друг Ричард Бах! А он после всего этого сердится на нее, потому что она повысила на негоголос, когда он прочел ее сугубо личное стихотворение! -Ричард, - мысленно сказал я себе, - тебе никогда не приходило вголову, что ты и в самом деле бесполезный, никому не нужный сукин сын?Первый раз в жизни я серьезно над этим задумался.