Глава восьмая 3 страница

Мастеру стиля Железный Лохань на вид было около сорока лет, и он был им, совершенным бойцом. Как представитель шаолиньской традиции рукопашного боя, он обладал поистине огромными мышцами и вполне иде-алистнческим характером. Желая как можно больше соответствовать образу странствующего героя-рыцаря, этот образец кодекса рыцарской доблести всегда выступал на стороне слабых и обездоленных. Многие знатоки боевых искусств поглядывали на него свысока, интересуясь только совершенство-ванием искусства убивать и не испытывая ни идеалистических помыслов, ни сострадания к слабым. И все-таки Мастер стиля Железный Лохань не отказы­вался от своих принципов, стараясь преподавать своим ученикам не только собственное искусство, но и собственное стремление к геройским поступкам.

Система борьбы Железный Лохань¹, которая состояла из нескольких стилей — стиль Пружинящей Ноги, Длинный Кулак, Кулак из Железной Проволоки и «Восемнадцать архатов», делала основной упор на мускульной силе. Мастер учил, что все тело должно быть плотным и твердым, словно железо, и что самой главной частью во время тренировки были руки, а имен­но предплечья. Если предплечья (или, как их называл мастер, «мосты рук») не были укреплены, то блоки оказывались неэффективными, захват — слабым, а в наносимых ударах не чувствовалась сила. Укрепление «мостов рук» было самым главным упражнением. Раскинув руки в стороны, Сайхун лежал на двух стульях, опираясь на них только затылком и пятками. При этом ему к запястьям подвешивали все более тяжелые мешочки с песком. Потом насту­пало время заняться интенсивными прыжками, растяжкой, сгибать тело во всех направлениях, разучивать молниеносные блоки и мощные удары. Мас­тер стиля Железный Лохань свято верил, что его ученики обретут настоящую силу только с помощью тяжелых ежедневных тренировок.

Мастер стиля Журавля был худощавым мужчиной; ему не исполнилось еще и пятидесяти. Вытянутое лицо и острый, длинный подбородок словно обрамляли пронзительный взгляд пары внимательных глаз. Зрачки у мистера были столь велики, что белков глаз вовсе не было видно. Тонкие, черные волосы были заплетены в косичку. Руки у мастера напоминали тонкие па­лочки, да и своей переваливающейся походкой он напоминал длинноногого журавля.

В аиле Белого Журавля особое ударение делалось на использование ци и правильную позу. Чувство равновесия и циркуляция внутренней энергии были главным условием победы. В отличие от Железного Лоханя, где глав­ным считалась мускульная сила, мастер стиля Белого Журавля требовал, чтобы ученики добивались того же эффекта, наполняя конечности ци, Если умеешь делать это, повторял мастер, то при условии знания правильных поз обязательно победишь.

И мастер лично доказывал собственную правоту во время бесконечных учебных поединков. Будучи уверенным в своем знании стиля Лохань, Сайхун однажды вызвался на такой поединок; но, к большому огорчению, ему даже не удалось коснуться мастера: тот не ставил никаких блоков, а просто уходил от ударов, демонстрируя бесконечную последовательность птичьих поз. Со
стороны его движения выглядели удивительно гармоничными. Иногда мастер действительно напоминал парящего журавля, а в некоторых случаях oн применял стойки на одной ноге, чтобы избежать ударов Сайхуна.

¹ Лохань — китайское произношение санскр. «архат» (буддийский святой, достигший нирваны). — Ярим, ред.

— Журавль — это прежде всего птица, — повторял мастер. — Птицы — существа гордые; они смотрят на мир свысока. Они наносят удары своими позами. Они не стесняются красоваться перед противником — вот в чем главная особенность этого стиля. Твой противник атакует, а ты заботишься лишь о том, чтобы получше выглядеть со стороны. Пускай себе атакует. Не
обращай на него внимания, ибо тебе нужно лишь изящно менять позы. И если его руки попадутся тебе в «крылья», если ты сможешь ударить его «клю­вом», — это результат твоей позы, а не заранее продуманной стратегии.

Через некоторое время мастер стиля Журавля познакомил учеников и с сокрушительными атаками. Излюбленной техникой у него была Лапа Журав­ля: при этом большой палец и кончики остальных пальцев собраны в пучок, словно когти птицы. Этот удар был вершиной мастерства. Его сила распреде­лялась на очень маленькой площади, что делало удар более эффективным. Атаки проходили в самых неожиданных ракурсах в виде серии ошеломля­ющих махов и зигзагообразных движений. Мастер мог внезапно менять на­правление удара, так что ему всегда удавалось пробить оборону Сайхуна, по­ражая противника в глаза, уши, горло или активные точки на теле.

Мастер стиля Обезьяны оказался настоящим клоуном: серьезное выра­жение редко появлялось на его лице, а обычно он всегда смеялся и перед­разнивал других. Он жил в небольшой глинобитной хижине на самом дне солнечной долины и в этом действительно походил на одинокую обезьяну. У него были коротенькие ножки «колесом», невероятно длинные, действитель­но обезьяньи руки и миловидное округлое лицо, которое из-за коротко ос­триженных волос казалось еще большим. Ему нравилось шутить с ученика­ми, показывая им на потеху бесчисленное количество обезьяньих ужимок и прыжков.

В стиле Обезьяны считалось важным владеть акробатикой и искусством цигун, уметь расслаблять свое тело и концентрировать разум, обладая при этом внешней силой. Особенно принципиальным качеством была гибкость: мастер считал, что способность расслабляться совершенно необходима не только для физической и моральной готовности сражаться в этом стиле, но и для общего духовного совершенствования. В своих объяснениях он обычно ссылался на самих обезьян.

— Посмотрите на себя, мальчики-даосы, — ехидничал он. — Когда-нибудь вы станете монахами, за плечами у которых будет долгая жизнь, пол­ная медитаций. Но обезьяны все равно вас переплюнут, потому что они давно в совершенстве знают, как медитировать.

Тихо походите по лесу, и однажды вы набредете на обезьяну, которая просто сидит себе на берегу горной реки. Сидит, смотрит — и все. Она никак не двигается, ничего при этом не делает — просто сидит. Обезьяна находится в состоянии совершенного покоя. Вы только вообразите: ей не нужен ни­какой даос, который учил бы ее медитации!

Другую обезьяну вы увидите где-нибудь на дереве: устроилась тихонько на самой верхушке и погрузилась в себя. Даже если обезьяна будет в ста футах над землей, она все равно не свалится с дерева. А все потому, что она пол­ностью сконцентрировалась на одной точке. А теперь взгляните на себя, дру­зья мои. Да вы и стоять-то прямо на земле правильно не умеете!

Обезьяна полностью расслаблена; она ничего не боится, потому что зна­ет, что ее разум делает ее выше опасности. Обезьяна демонстрирует знание стратегии, инстинктивно подчиняя себя принципу; «Я начинаю двигаться позже противника, но оказываюсь в нужном месте раньше него». Попробуй­те напасть на обезьяну — она тут же перекатом уйдет из-под удара, а потом примет позу наблюдения. В этой позе обезьяна будет находиться неподвижно часы и даже дни — до вашего следующего движения. Таким образом, застать обезьяну врасплох невозможно. Стоит вам шевельнуться, как она в то же мгновение отреагирует еще быстрее, чем вы от нее ожидаете.

Удары в стиле Обезьяны были необычайно разнообразны и по-своему уникальны. Там были и удары двумя костяшками пальцев, и нечто среднее между щипком и укусом, и затрещины, и изогнутые пальцы, которые в долю секунды могли лишить противника глаз, ноздрей или губ. Использовались также самые поразительные прыжки и сальто. Сайхун изучил диковинные обезьяньи позы, особую манеру ходить враскачку, сместив при этом свой центр тяжести, а еще всякие прыжки. По этому поводу мастер говорил: «Обе­зьяна постоянно в движении, потому что стоять прямо ей очень трудно. В своем искусстве боя вы должны использовать необыкновенную подвиж­ность».

Участвовать в поединке с мастером стиля Обезьяны было интересно и одновременно страшно. В начале мастер принимался дурашливо скакать во­круг, специально позволяя Сайхуну наносить удары. Он вообще обладал по­разительной способностью принимать удары в любую часть своего тела — даже в свою яйцеобразную голову. Невольно поддаваясь искушению, Сайхун самоотверженно молотил противника, а мастер в это время ехидно ухмылялся. Но стоило ему решить, что пора переходить к активным действиям, как невыразимый страх окутывал Сайхуна и юный противник спешил убраться прочь. Но это Сайхуну не удавалось: мастер без устали преследовал его, по-обезьяньи прыгая на плечи и вполне убедительно доказывая, что только мас­тер может позволить себе такую вольность — не чувствовать боли от ударов противника.

Четвертым учителем Сайхуна в горах Уданшань был Мастер стиля Змеи. Этот воин производил впечатление холодного и недоброго человека. Его не интересовало ни уважение к себе других, ни их доброе отношение — он хотел лишь, чтобы его боялись. Действительно, другие мастера избегали общаться с ним. Высокого роста, плоский и массивный, словно мобильный камень никогда не покидающий тени, употребляющий только холодную пищу, Мастер стиля Змеи с недобро поблескивающими глазками действительно мог вселить страх в кого угодно.

По-настоящему Сайхун боялся именно его. Во время учебных поединков Мастер стиля Змеи был невероятно жесток, в отличие от остальных мастеров; когда же он прерывал царившее вокруг него загробное молчание, то вместо привычной человеческой речи из его горла вырывались лишь краткие замечания, дополнять которые не хотелось никому. Он старался поправлять своих учеников, но в каждом поединке неизменно нацеливал свои атаки на слабые места противника, не делая никаких скидок.

Первым ударом в атаке Мастера-Змеи было движение открытой руки с растопыренными пальцами. Если Железный Лохань действительно ударял, Журавль — клевал, а Обезьяна — шлепал с размаху, то Змея буквально про­низывал насквозь. Еще в самом начале обучения мастер недвусмысленно от­делил свой мир от мира Сайхуна и остальных учеников, пригласив их в лавку мясника. Там он несколько раз подряд продемонстрировал им свой знаме­нитый удар, каждый раз протыкая насквозь коровью тушу.

— Чтобы овладеть проникающей силой, — учил Мастер стиля Змеи, —
вы должны обладать внутренней энергией столь же гибкой, как стебель тра­вы. Травинка склоняется под порывом ветра; но даже смерч не может выдер­нуть ее из земли. Травинка мягкая и шелковистая на ощупь; но при этом она может глубоко порезать вам руку. Вот к такой гибкой энергии вы должны стремиться. Чем бы ни старался ударить вас противник — поддавайтесь, ус­кользайте, не препятствуйте его атаке. Поглощайте в себя энергию, пока его удар не дойдет до максимума. И только в этот момент, когда он наиболее слаб, безжалостно бейте его.

Потом мастер пригласил на поединок Сайхуна, и глаза его при этом кро­вожадно блеснули. Он уклонялся от ударов с такой гибкостью, будто его тело было полностью лишено костей. Сайхун пытался делать всевозможные за­хваты и удержания, но руки мастера ускользали прочь, словно резиновые жгуты. Вдруг Мастер-Змея с каким-то садистским удовольствием бросился в контратаку: его руки, как щупальца осьминога, охватили голову Сайхуна, и после серии неуловимо быстрых и мощных ударов пальцами тело юноши покрылось глубокими шрамами и царапинами.

— Ты защищаешься слишком открыто, — презрительно бросил мастер после боя. Тут он заметил, что Сайхун, морщась, потирает раны. — Если бы я не ударил тебя, ты ни за что не запомнил бы урока. Теперь же твое тело чувствует боль, значит, ты уже не забудешь, что нужно защищать свои уяз­вимые места.

Основной стратегией стиля Змеи была атака жизненно важных точек на теле противника. Такие удары вызывали боль, могли повредить важные внутренние органы — и даже убить. Изо дня в день сто дней подряд Сайхун тренировался, отжимаясь на кончиках пальцев и до бесконечности набивая руки о мешки с песком. Мастер авторитетно утверждал, что желаемого эф­фекта можно добиться только тогда, когда ты в состоянии погрузить свои Пальцы в тело врага не менее чем на дюйм.

— Змея убивает несколькими способами, — пояснял он. — Она кусает,
душит и поражает жизненно важные точки. Поймав животное, она обвивает
его хвостом и, пока животное пытается освободиться, кончиком хвоста нано-сит удары в опасные для жизни животного точки. Наше искусство зароди-лось на основе наблюдений за змеями.

Удар — действие не только физическое, но и внутреннее. В момент, когда кончики пальцев касаются цели, сконцентрированный разум посылает к ним энергию. Вся сила должна сосредоточиваться на крохотном участке, который можно сравнить с острием булавки. — С этими словами он легко ткнул куда-то Сайхуна, и тот захрипел, отчаянно пытаясь вдохнуть ускольза­ющий из легких воздух. Жестокий учитель дал возможность остальным ученикам несколько минут понаблюдать за мучительными попытками Сай­хуна, а потом вернул ему нормальное дыхание, проделав несколько движений массажа и похлопав юношу по спине.

— Вот в чем заключается моя система — полная власть над против­ником, — самодовольно заключил он.

Потрясающие боевые качества мастера в сочетании с его взрывным тем­пераментом воспитали в Сайхуне воинственность, хотя неусыпно наблюдав­шие за ним учителя-даосы из храма всегда предупреждали ученика о необ­ходимости сохранять почтительность. В конце лета Сайхун и остальные уче­ники из его класса покинули Уданшань и отправились обратно в горы Хуа-шань. По дороге им случилось передохнуть в чайном домике. Пользуясь случаем, сопровождавший их монах решил подвести итог даосскому стилю поведения:

— Изучение боевых искусств необходимо для воспитания уверенности в
себе, но отнюдь не наглости. Ваша уверенность должна превратите вас в са­мых скромных и почтительных людей на свете. Если вы уверены в собствен­ной технике боя, тогда ничто, никакие действия противника не могут иметь для вас значение. Врагу невозможно оскорбить вас, поскольку он не в состо­янии повредить вам. Вы знаете, что можете сражаться, но не используете эту
свою способность. Вы остаетесь свободны от стремления к насилию.

Опасен не знаток рукопашного боя; опасен слабак, который, не будучи
уверен в себе, вынужден постоянно поддерживать в себе вялое чувство уверенности. Именно его слабость и незнание делают такого слабака отврати­тельным наглецом.

—Эй, вы только посмотрите на этих сопливых даосов! — внезапно пос­лышалось из-за одного чайного столика.

—Да уж, недоросли, которые и женщин-то не познали! — засмеялся его
собеседник.

Кровь тут же бросилась Сайхуну в голову. Однако монах лишь глянул на болтунов и ласково улыбнулся.

— Преимущество воина заключается в умении избежать конфликта, — продолжил он свои наставления ученикам. — Вы учились боевым искусствам не для того, чтобы убивать, стяжать себе славу или превозносить свою религию. Цель заключается в самодисциплине и самозащите.

—Так ты хочешь сказать, что все они девственники? — не унимался сидевший за столиком.

—Судя по всему, да, — громко ответил ему дружок. — Не исключено,
что они вовсе не мужчины! Э-эй, даосики! У вас что-нибудь мужское в шта­нах есть?

—Да ну, если и есть, то наверняка не больше лесного ореха!

—Так ты думаешь, что они вовсе бабы не видели? И даже не знают, как она выглядит?!

—Точно! Откуда им знать, если они все равно не знают, что с ней делать!

Сайхун почувствовал, что вот-вот взорвется; мускулы напряглись, гото­вясь к бою. Он обернулся к монаху, надеясь уловить хоть малейший сигнал действовать, но тот лишь неторопливо повернулся к говорунам, не меняя своей благосклонной улыбки.

Под вроде бы спокойным, но настойчивым взглядом монаха болтуны разом присмирели и вскоре забеспокоились. На несколько минут вокруг во­царилась мертвая тишина. Потом монах знаком приказал ученикам соби­раться в путь-дорогу,

— Встреча с людьми, демонстрирующими свое невежество, — еще не приглашение к бою. Осознавая свои умения, вы должны понимать этих не­счастных, поэтому вместо ненависти в вашем сердце должно быть искреннее сострадание к ним.

Глава двенадцатая

Урок Великого Мастера

С

айхун еще не достиг пятнадцатилетнего возраста, но уже успел прослыть прекрасным бойцом. Когда мастера боевых искусств включали его в сос­тав участников турниров, юноша честно выигрывал свою часть поединков. Фигура странствующего даоса-ученика привлекала к себе внимание: высо­кий, крепкий и красивый парень, с хорошо развитой мускулатурой, широким безусым лицом и заплетенными волосами, которые не обрезались с момента прибытия в Хуашань. Теперь это был гордый молодой даос, смелый и ре­шительный во всех своих начинаниях.

Проходя через небольшой городок, Сайхун увидел на центральной пло­щади объявление о прибытии бойцов из Общества Белого Журавля. Боль­шой плакат гласил: «Белый Журавль! Мы первые в Поднебесной, и если мы здесь, то второго места не достанется никому».

Сайхун остроумно приписал чуть ниже: «Если уж я здесь, то вам при­дется довольствоваться вторым местом».

На следующий день представители Белого Журавля сделали еще одну приписку: «Приходи сюда завтра (если, конечно, осмелишься)».

«Буду непременно!» — подтвердил Сайхун.

Итак, на следующий день у плаката Сайхун встретил пятерых зрелых юношей в изящных шелковых одеждах. На нашем герое было лишь простое серое одеяние даоса из грубой ткани.

—Как? Так это ты? Ты же еще сопливый мальчишка! — воскликнул предводитель бойцов из Белого Журавля, крепкий юноша двадцати восьми лет. — Ты поступил глупо, делая столь высокомерные заявления. Кроме того, насколько я вижу, ты даос, а я не могу драться с монахами.

—Я не даос, — возразил Сайхун. — Я странствующий собиратель лекар­ственных растений, а еще боец.

—Щенок! Да я даже во сне могу рассказать поболее, чем ты в бодрству­ющем состоянии!

—Ха! Действительно, мои знания тебе могут разве что присниться!

—Слушай, малыш, лучше попридержи язык! — взревел предводитель.

—И сколько вас будет нападать? — словно между прочим спросил Сай­хун. — Я просто хочу знать, сколько гробов придется заказывать.

—Твоя наглость не знает границ. Драться буду только я. Скажи мне, маленький даос, откуда ты родом, чтобы было куда переправить твои смер­дящие останки!

—Тебе это не потребуется. Сражайся, если ты мужчина!

Тогда главный боец Белых Журавлей прыгнул вперед, на Сайхуна. Тот спокойно стоял, концентрируя свою ци. Когда противник почти коснулся Сайхуна, юный боец мгновенно опустился на землю, нанеся удар прямо в пах нападавшему; второй ногой он сделал «мельницу», подцепив лодыжку про­тивника и заставив его грохнуться оземь.

В следующую секунду Сайхун вскочил и всем своим весом опустился на живот предводителя Белых Журавлей, потом перевернул его и, сложив его ноги по-лягушачьи, рванул на себя мышцы бедра.

— Ну что, говорил я тебе? — насмешливо бросил Сайхун, неторопливо уходя с места поединка. Он чувствовал себя победителем, и его переполняла радость от собственного превосходства.

Н

аконец, пришло время возвращаться в Хуашань. Сайхун думал об этом с неудовольствием: краски и удовольствия этого мира завораживали его. Ему нравилось богатство и почет, в котором купалась его семья; он получал удовольствие от изысканных одежд и богатой утвари. А как можно было отказаться от выездов на природу, где готовилась свежевыловленная рыба, утки и изысканные блюда из медвежьих лап! Кроме того, он не уставал радо­ваться своим победам на турнирах и даже начал завоевывать славу настояще­го бойца. В сравнении со всем этим скудная, почти нищенская жизнь в горах Хуашань с жесткой дисциплиной и всяческими лишениями казалась ему аб­солютно невыносимой. Но делать нечего, он не мог не вернуться. Испустив вздох разочарования, Сайхун начал подниматься в гору. В храме Великий Мастер тут же вызвал Сайхуна к себе.

— Ну что, думаешь, что необычайно талантлив?
Сайхун уверенно кивнул головой.

—Это неправда. Ты просто удачлив. Если ты действительно хочешь стать хорошим бойцом, ты должен овладеть медитацией. Твоя внутренняя система должна быть совершенной — именно внутреннее является источ­ником силы, так что ты должен проникнуть глубоко внутрь себя, используя все свои возможности для развития этой самой силы.

—Я уже не раз побеждал в соревнованиях и личных поединках.

—Если перед боем ты будешь медитировать, то станешь еще лучшим воином. Это позволит тебе высвобождать совершенно необычную энергию.

—Я уже овладел внутренними техниками боевых искусств и знаю, что могу драться.

—Но ты никогда не занимался глубоко медитацией, а духовное в конеч­ном счете всегда выше просто боевого.

—Может быть, но меня это не интересует. Там все гораздо интереснее. За время странствий я побывал в Пекинском оперном театре, некоторое вре­мя был членом цирковой труппы и имел возможность поучиться у многих знаменитых мастеров. Если бы я не был странствующим даосом, то никогда не узнал бы всего этого. Члены священного ордена не имеют возможности
изучать самые жестокие элементы боевых искусств. Я же хочу научиться са­мым совершенным приемам, но здесь, на горе, мне этого не добиться.

— Значит, ты полагаешь, что уже стал великим мастером? — словно между прочим поинтересовался старый учитель. Да, считаю.

—Тогда давай сражаться. Если ты одержишь победу, я в награду позна­комлю тебя со многими известными мастерами. Ты сможешь беспрепятст­венно изучить всю подноготную мира боевых искусств. Если же ты проигра­ешь, то вернешься к обучению. Идет?

Сайхун взглянул на Великого Мастера. Они стояли на горной террасе, откуда открывалась прекрасная панорама окружающих гор. Казалось, что на этой вершине мира они стоят совсем одни. Тогда Сайхун подумал: ради чего он взбирался на эту гору? Неужели лишь за тем, чтобы побеседовать с от­шельником, ведущим суровую и одинокую жизнь? Жизнь внизу представля­лась гораздо более интересной, а Великий Мастер, несмотря на все годы уче­бы, на вид ничем не отличался от любого другого старика. Сайхун вниматель­но окинул взглядом фигуру учителя: да, весом он явно превосходит своего наставника.

—Я согласен, — с самоуверенной улыбкой произнес Сайхун.

—Хорошо, — откликнулся Великий Мастер. — Вперед!

Сайхун тут же бросился в атаку, рассыпая вокруг себя серию мощных и быстрых, словно ураган, ударов. Для многих противников этого было бы достаточно, так как для того, чтобы противостоять напору юности, потребо­валась бы очень быстрая реакция. Однако Великий Мастер лишь спокойно отступал. Он дал Сайхуну возможность испытать все варианты приемов, ко­торые тот знал; юноше казалось, что во многих поединках он уже хорошо отточил свои действия, но сейчас почему-то ему ни разу не удавалось даже прикоснуться к одежде учителя.

Почувствовав прилив ярости, Сайхун собрался с силами и вновь обру­шился на Великого Мастера. И вдруг старый учитель грациозно поднялся в воздух и завертевшись в винтовом прыжке, перелетел через Сайхуна. Развер­нувшись, юноша попытался было нанести удар, но тут же мимо его лица просвистело какое-то мощное движение. В следующий миг оглушительный шлепок по голове заставил его повернуться: как оказалось, это была рука Великого Мастера.

Теперь инициатива перешла к учителю, и Сайхуну пришлось в панике пятиться назад, чтобы избежать сокрушительных взмахов рук Великого Мас­тера. Лихорадочно ставя блоки, он между взмахами длинных рукавов учи­тельского одеяния замечал яростный взгляд старика. Сайхун с удивлением заметил, что уже некоторое время его руки странно онемели — и тут он внезапно утратил всякую способность защищаться. Учитель мгновенно на­нес ему удар ладонью, и тело Сайхуна поднялось в воздух, шлепнувшись на камни террасы.

Некоторое время оглушенный Сайхун лежал, собираясь с силами. К нему подошел Великий Мастер: теперь он снова превратился в доброго и улыбчи­вого старика. Помогая Сайхуну подняться на ноги, учитель ободряюще пох­лопал его по плечу

—Ты проиграл, — мягко произнес Великий Мастер. — Ты проиграл
потому, что тебе не хватает концентрации. Я выиграл потому, что моя кон­центрация совершенна. Достигнуть концентрации без медитации невозмож­но.

Поднявшись, Сайхун перевел дыхание.

—И все-таки я хочу быть странствующим даосом. Посмотрите на себя: да, вы святой. Но что это вам дало? Вы постоянно недоедаете, живете в сырой келье на одинокой горной вершине. Вы никто. Вы считаете, что добились успеха? К вам что, боги прислушиваются? Или вы можете отправиться в рай? Откуда вы вообще знаете о существовании рая?

—Лишь овладев этим миром, ты сможешь увидеть и богов, и сам рай, — терпеливо ответил Великий Мастер. — И только после этого ты сможешь увидеть иной мир.

—Ладно, согласен: если бы мне довелось увидеть рай, я бы поверил в его существование. Но как я могу попасть туда? И разве при этом я не упаду с неба?

—Тело здесь ни при чем, — рассмеялся Великий Мастер. — Это твой дух отправляется в небеса и возвращается оттуда. Только так.

—Дух? Неужели он может покидать тело?

—Безусловно; однако при этом ты должен уметь контролировать свои эмоции. Как только ты поймешь, что этот мир — не более чем иллюзия, ты сможешь контролировать свои эмоции, овладеешь этим миром и отпра­вишься дальше.

—Как? Этот мир — иллюзия?

—Да. В нем нет ничего реального.

—Что вы имеете в виду: «ничего реального»?! Безусловно, этот мир реален.

—Абсолютно неверно. Все это — иллюзия. Как только ты овладеешь своими чувствами и пятью стихиями, ты поймешь это.

—Я не верю вам. Откуда мне знать, что вы имеете в виду под «овла­дением чувствами и миром»?

Великий Мастер с чувством превосходства посмотрел на Сайхуна:

— Вот, Сайхун. Так выглядит овладение миром.

Он драматически показал в другой конец террасы, где на подставке была Укреплена сандаловая курительная палочка. Палочка немедленно воспламе­нилась, и мягкий аромат сандала заструился по террасе.

— И еще вот это.

Великий Мастер показал на тяжелую бронзовую чашу. Она стояла на столике в шести футах от них. Подчиняясь движению руки старика, чаша медленно поднялась в воздух и переместилась на соседний столик. Сайхун был совершенно ошеломлен.

— Овладевай пятью стихиями — только тогда ты сможешь увидеть иной мир. Но если ты хочешь добиться этого, ты должен учиться. Созерцай это и прими решение сейчас. Кое-что необходимо начинать в молодости, чтобы добиться успеха в зрелости. Дерево вырастает из крохотного семени, да знаю, как нелегко тебе поверить во все, что ты видел. Ты еще молод, Сайхун, Ты не видел плодов. Вот почему я показал тебе. И все же не стоит требовать доказательств всякий раз, когда ты начинаешь какое-либо дело. В некоторых случаях необходима слепая вера. Боги — это высшая сущность. Они сами дадут тебе знак.

— Медитация — это не то, чем можно заниматься от случая к случаю, -~ продолжил Великий Мастер. — Ее дополняют другие дисциплины, которыми тоже необходимо владеть в совершенстве. Боевые искусства дают человеку мощь и силу, а еще сырую энергию, которую следует обработать при помощи медитации; но прежде, чем ты будешь готов созерцать, ты должен будешь развивать свой разум с помощью музыки, каллиграфии, живописи и фи­лософии.

Музыка — это непосредственная связь между душой и божественным, Тело — это всего лишь пустая оболочка, а музыка наполняет его песнями богов. Музыка может успокоите тебя, приведет в порядок твои нервы, рас­скажет тебе об ином мире. Даже среди великой кутерьмы музыка может при­нести умиротворение в твое сердце. Никто не может жить без музыки; поэто­му ты должен учиться игре на музыкальных инструментах, чтобы не только воспринимать звуки, но и разбираться в их физическом благотворном воз­действии на тебя. Например, игра на флейте развивает твой разум, приучая его и ци действовать в согласии; вместе с тем флейта стимулирует меридианы, расположенные в кончиках твоих пальцев. Независимо от того слушаешь ли ты музыку или исполняешь ее, она очищает твою душу. Это умиротворение, эмоции, выражение, божественное звучание.

Каллиграфия успокаивает и умиротворяет. Кисточка — это продолже­ние твоей руки, и движение кисточки стимулирует меридианы, укрепляет скелет, успокаивает нервы, расслабляет разум и развивает способность пони­мать поэзию. Переписывая стихотворение, ты получаешь возможность под­мечать нюансы и тонкости, которые недоступны при прочтении. Попытка воспроизвести в точности записи стихотворений великих поэтов и пророков помогает понять первоначальные намерения автора. Рассматривание калли­графии и копирование ее подскажет тебе смысл священных текстов. А сам процесс каллиграфии сделает тебя спокойным, мягким, рациональным и мудрым.

Живопись может служить выражением внутренней душевной работы ее создателя; вместе с тем она может стать методом привнесения внешнего мира прямо в человеческую душу. Как средство выражения, это искусство представляет собой упражнение в отражении красоты. Это идет из сердца, а не из разума; это стимулирует сострадание и радость, питает красотой твою внут­реннюю душу.

Красота подразумевает способность ценить ее. При помощи красоты живописец выражает свою способность оценить прелесть природы; но с по­мощью своих произведений он одновременно и воспринимает эту естественную красоту. То, что видит глаз, попадает прямо в душу. С этой точки зрения духовные диаграммы тоже являются предметами живописи и могут привес­ти к познанию божественного. Вот почему живопись непосредственно влия­ет на личность.