2015-08-12
309
Вторник, 21 августа, 7 часов 12 минут
Отель «Ридженси»
Балтимор, Мэриленд
Первые лучи солнца только начали пробиваться между тяжелыми гостиничными шторами, а Генри уже сидел за письменным столом из орехового дерева и разглядывал ряд найденных вместе с мумией артефактов: серебряное кольцо, обрывок выцветшего пергамента с неразборчивыми надписями, две испанские монеты, ритуальный серебряный кинжал и тяжелое доминиканское распятие. Генри чувствовал, что ключ к судьбе священника таится в этих нескольких предметах. Вот только бы соединить их вместе...
Качая головой, Генри потянулся и потер глаза под стеклами очков. Наверное, у него ужасный вид. Профессор по-прежнему сидел в помятом сером костюме, хотя и сбросил пиджак прямо на незаправленную постель. Весь вечер он изучал находки, лишь в полночь оторвавшись от них, чтобы немного вздремнуть. Однако артефакты настойчиво тянули к письменному столу, а также к стопке книг и журналов, позаимствованных в библиотеке Университета Джонса Хопкинса. Генри никак не мог выбросить из головы загадку, особенно после своего первого открытия.
|
|
|
В сотый раз он взял в руки серебряное кольцо монаха. Он уже успел осторожно очистить поверхность от грязи и обнаружить едва заметные буквы вокруг геральдического знака в центре. Подняв лупу, профессор прочел на кольце фамилию доминиканца: «Де Альмагро». С помощью этого крошечного фрагмента мозаики мумия превратилась в мыслях Генри в реального человека. Имя снова вернуло ему плоть и кровь. У него была своя история, прошлое, даже семья. В одном лишь имени, оказывается, заключается так много.
Опустив лупу на стол, Генри взялся за ручку и принялся добавлять к своему наброску эмблемы с кольца заключительные детали. Часть ее, очевидно, представляла собой фамильный герб де Альмагро, но рядом виднелось распятие со скрещенными над ним шпагами. Герб почему-то показался Генри знакомым, однако он никак не мог его вспомнить.
— Кто же ты, монах де Альмагро? — пробормотал профессор, не отрываясь от работы. — Что ты делал в затерянном городе? И почему инки тебя мумифицировали? — Покусывая от усердия нижнюю губу, Генри завершил на рисунке последний росчерк, затем взял бумагу и поднес ее к глазам. — Вот так.
Он взглянул на часы. Было почти восемь. Очень не хотелось звонить в такую рань, но ждать он тоже больше не мог. Профессор развернул кресло, дотянулся до телефона и, убедившись в том, что портативный факс в порядке, набрал номер.
Ответили официально и кратко:
— Офис архиепископа Керни. Чем могу быть полезен?
— Это профессор Генри Конклин. Я звонил вчера по поводу доступа к архивам вашего ордена.
|
|
|
— Да, профессор Конклин, архиепископ Керни ждет вашего звонка. Одну минуту, пожалуйста.
Генри слегка озадачил подобный прием. Конклин ожидал, что его соединят не с самим архиепископом, а с каким-нибудь мелким служителем архива.
С того конца провода послышался твердый, хотя и радушный голос:
— Профессор Конклин, ваша новость о мумифицированном священнике наделала у нас много шума. Очень интересно. Что вы узнали и чем мы можем помочь?
— Спасибо, но мне вовсе не хотелось беспокоить ваше преосвященство.
— На самом деле я заинтригован. Перед поступлением в семинарию я защитил диссертацию по европейской истории. Возможность участвовать в подобном исследовании — скорее честь, чем беспокойство. Поэтому прошу вас, говорите прямо, в чем вы нуждаетесь.
Генри внутренне улыбнулся тому, что по счастливой случайности нашел в среде духовенства любителя истории.
— Благодаря помощи вашего преосвященства и доступу к церковным архивам я надеялся сложить воедино прошлое этого человека, возможно, пролить свет на то, что с ним произошло.
— Весьма вероятно. Я полностью в вашем распоряжении, поскольку если мумия — действительно монах доминиканского ордена, то ее следует предать земле. Если потомки этого человека еще живы, полагаю, следует вернуть его останки для подобающего захоронения.
— Полностью согласен. Я пытался добыть как можно больше сведений самостоятельно, но мне понадобится доступ в ваши архивы. Пока удалось установить только фамилию — де Альмагро. Скорее всего, он был монахом испанского ордена доминиканцев, восходящего к тысяча пятисотым годам. Кроме того, у меня есть копия семейного герба этого человека, которую я хотел бы послать вам факсом.
— Хмм... тысяча пятисотые годы... такие старые записи нам, наверное, придется поискать в архивах аббатств. Потребуется время...
— Я так и предполагал, но надеялся приступить к работе до возвращения в Перу.
— Да, и это навело меня на мысль, откуда начинать поиски. Разумеется, я направлю ваши сведения в Ватикан, но в Куско, в Перу, есть очень старая доминиканская территория, которой управляет, по-моему, аббат Руис. Если священника направляли миссионером в Перу, в местном аббатстве могли остаться какие-нибудь документы.
Генри выпрямился в кресле, от волнения забыв про усталость. Ну конечно! Жаль, что не додумался сам.
— Отлично. Благодарю вас, архиепископ Керни. Смею надеяться, что ваша помощь в разгадке тайны окажется решающей.
— Я тоже на это надеюсь. Мой секретарь даст вам номер факса. Жду послания.
— Сейчас же его отправлю.
Генри почти не заметил, как его снова соединили с секретарем, который продиктовал номер факса. В голове профессора закрутились различные возможности. Если отец де Альмагро долгое время прожил в Перу, наверняка сохранились его письма и доклады в аббатство Куско. Вероятно, в этих письмах найдется и ключ к затерянному городу...
Онемевшими пальцами Генри положил трубку, просунул в аппарат рисунок и, набрав номер, услышал привычное жужжание.
Затем он заставил себя подумать о другой окружающей мумию тайне. Всю ночь он прослеживал прошлое этого человека, а сейчас позволил себе остановиться на последней загадке мумии. На том, чего не сказал архиепископу. Генри отчетливо вспомнил, как череп мумии взорвался и из него выплеснулось золото.
Что же все-таки случилось? И что вырвалось наружу? Генри знал, что архиепископ не в силах ответить на этот вопрос. Помочь может только один человек — тот, для звонка которому он уже придумывал предлог. Спустя тридцать лет после первой встречи Генри никак не мог выбросить эту женщину из головы.
Мелодичным звоном факс объявил о завершении отправки. Генри поднял трубку и набрал еще один номер. После пяти длинных гудков послышался запыхавшийся голос:
|
|
|
— Алло?
— Джоан?
В ее голосе почувствовалось недоумение.
— Да?
Генри представил тонкое лицо Джоан, обрамленное водопадом смоляно-черных волос. Время почти не коснулось ее, прибавив к портрету лишь чуть-чуть седины, очки и несколько новых морщинок. Но все самое восхитительное осталось: загадочная улыбка, насмешливые глаза. Годы не притупили ни сообразительности, ни острого любопытства Джоан.
Генри вдруг стало трудно говорить.
— Это... это Генри. Я... извини, что беспокою в такую рань.
Голос заметно потеплел.
— Рань? Я только что вернулась из больницы.
— Ты ночью работала?
— Да, просматривала результаты компьютерной томографии твоей мумии и... в общем... — она смущенно помолчала, — потеряла счет времени.
Взглянув на свою измятую одежду, Генри улыбнулся.
— Я тебя понимаю.
— Ну как, узнал что-нибудь новое?
— Так, кое-что. — Он быстро рассказал о том, как обнаружил имя монаха, и о своем звонке архиепископу. — А ты?
— Надо спокойно сесть и как следует подумать. Состав в черепе получается совершенно необычным.
Прежде чем Генри успел осадить себя или взвесить свое решение, он выпалил:
— Позавтракаем сегодня?
Задав вопрос, он весь подобрался. Профессору не хотелось показаться таким нетерпеливым. Его щеки вспыхнули от неловкости.
Повисло долгое молчание.
— Боюсь, с завтраком ничего не получится.
Генри мысленно пнул себя за неуклюжесть. Конечно, Джоан видела его насквозь. После смерти Элизабет он разучился ухаживать за женщинами. Впрочем, до сих пор его это и не интересовало.
Джоан продолжила:
— Но что, если мы поужинаем? Я знаю один итальянский ресторанчик на берегу реки.
Генри сглотнул, силясь что-то выговорить. Смел ли он надеяться, что Джоан предполагает нечто большее, чем просто встречу коллег? Возможно, возобновление старых отношений?.. Все было так давно. После студенческих лет, казалось, прошла целая жизнь. Конечно, та искорка, что когда-то вспыхнула между молодыми людьми, давно погасла. Или он ошибается?
|
|
|
— Генри?
— Да... да, было бы здорово.
— Ты остановился в «Шератоне»? Я могу заехать за тобой часов в восемь. Если ты, конечно, не против такого позднего ужина.
— Конечно нет. Я часто ем поздно, так что все в порядке. И... между прочим... э-э...
К счастью, еще один звонок прервал его лепет. Генри смущенно кашлянул.
— Извини, Джоан. Мне тут звонят. Я сейчас.
Он опустил трубку, сделал глубокий вздох и переключился на другую линию.
— Да?
— Профессор Конклин?
Узнав голос, Генри наморщил лоб.
— Архиепископ Керни?
— Да, я только хотел сообщить, что получил ваш факс и просмотрел его. То, что я увидел, явилось настоящим сюрпризом.
— Что вы имеете в виду?
— Знак скрещенных шпаг над распятием. Как бывшему историку этот символ мне хорошо известен.
Генри поднес к свету серебряное кольцо монаха.
— Мне он тоже показался знакомым, но я не смог вспомнить.
— Неудивительно. Рисунок довольно древний.
— Что это?
— Символ испанской инквизиции.
Дыхание застряло у Генри в горле.
— Что?
Перед мысленным взором профессора возникли камеры пыток и разрываемая раскаленным железом плоть. За столетия казней и мучений, совершаемых от имени религии, жуткое церковное судилище давно распустили и заклеймили позором.
— Судя по кольцу, наш мумифицированный монах был инквизитором.
— Господи! — вырвалось у Генри, на минуту забывшего, с кем он говорит.
Архиепископ усмехнулся.
— Я подумал, что вы должны это знать. Я передам вашу информацию в Ватикан и аббату Руису в Перу.
Разговор с архиепископом закончился. Генри сидел как громом пораженный, пока его не напугал звонок, раздавшийся в трубке, которую он так и держал в руке.
— О боже, Джоан...
Профессор переключился на линию Джоан, которая все еще ждала на проводе.
— Прости, что так долго, — извинился он. — Позвонил архиепископ Керни.
— Что он хотел?
Генри передал то, о чем услышал, все еще потрясенный новостью.
Джоан ненадолго замолчала.
— Значит, инквизитор?
— Похоже на то, — подтвердил Генри, приходя в себя. — Еще один элемент в нашей мозаике.
— Поразительно. Похоже, сегодня за ужином нам будет о чем поразмышлять.
У Генри на минуту вылетело из головы, что они собирались встретиться.
— Да, конечно. Увидимся вечером, — проговорил он с искренней радостью.
— Договорились.
Джоан поспешно попрощалась и повесила трубку.
Генри медленно сделал то же самое. Он не знал, чему удивился больше: тому, что мумифицированный монах оказался испанским инквизитором, или тому, что договорился о свидании.
* * *
Гил взбирался по лестнице единственной гостиницы в окруженном лесом городке Виллакуача. Деревянные ступеньки скрипели под тяжестью посетителя. Поздним утром от жары было трудно спрятаться даже в гостинице. Утирая с шеи пот разорванным рукавом, Гил вполголоса ругался. После ночной пробежки по джунглям ему досталась куча царапин и отвратительное настроение. Договорившись о встрече, он успел лишь немного подремать.
— Хоть бы он не опоздал, — проворчал Гил, поднимаясь к третьей лестничной площадке.
Убежав из палаточного лагеря американцев, охранник с восходом солнца вышел на дорогу, где, по счастью, наткнулся на местного индейца с мулом и кособокой тележкой, который за несколько монет согласился доставить его в деревню. Попав туда, Гил связался по телефону с человеком, который помог ему внедриться в группу американцев. В полдень они условились встретиться в гостинице.
Гил похлопал по спрятанному в кармане золотому кубку и подумал, что торговец антиквариатом выложит за такую диковинку кругленькую сумму. И хорошо: если нанимать бригаду для раскопок, ему понадобятся наличные.
Он провел рукой вдоль длинного ножа за поясом. Если надо будет, он убедит торговца согласиться с предложенной ценой. Гил не позволит чему бы то ни было становиться между ним и его сокровищами, тем более после того, какую цену ему пришлось заплатить.
Поднявшись по лестнице, Гил поправил повязку на обожженной щеке, решительно стиснул зубы, прошел по темному коридору, отыскал нужную дверь и постучался.
Ответил твердый мужской голос:
— Войдите.
Гил толкнул дверь — она оказалась незапертой. Едва он вошел в комнату, как его поразили две вещи. Во-первых, освежающая прохлада. Под потолком медленно вращался вентилятор, создавая легкий ветерок. Двойные застекленные двери были широко распахнуты и вели на маленький балкончик, выходивший в зеленый гостиничный двор. Откуда-то издалека сквозь душное тепло джунглей в комнату залетал прохладный бриз: белые кружевные шторы трепетали, а тонкая москитная сетка вокруг односпальной кровати колыхалась, словно паруса.
Однако больше, чем ветерок, Гила поразил хозяин комнаты, с которым ему впервые довелось встретиться лично. Спиной к балконной двери, небрежно закинув ногу на ногу, перед Гилом сидел в ротанговом кресле высокий мужчина. Одетый во все черное — от ботинок до застегнутой на все пуговицы рубашки, он держал в руке бокал с позвякивающим льдом, Судя по смуглому цвету лица, в жилах этого человека текла испанская кровь. Из-под черной шляпы на Гила оценивающе смотрели темные глаза, над верхней губой тянулись тонкие усики. Не улыбнувшись, хозяин номера лишь показал глазами на второе кресло, приглашая садиться.
Одетый в изодранную, пропотевшую одежду, Гил чувствовал себя, словно крестьянин перед особой королевской крови. Он ощущал в этом человеке жесткость, до которой самому ему было слишком далеко.
— Я... я принес то, о чем мы говорили.
Антиквар еле заметно кивнул:
— Тогда осталось только обсудить цену.
Медленно опустившись в кресло, Гил обнаружил, что примостился на самом краешке и не может откинуться на спинку. Неожиданно ему больше всего захотелось поскорее закончить сделку, какой бы ни оказалась цена, покинуть прохладную комнату и очутиться в привычной духоте шумного городка. Не в силах даже встретиться с собеседником взглядом, Гил уставился в окно — на шпиль городской церкви, тонкий белый крест, четко вырисовывавшийся на фоне синего неба.
— Покажи мне находку, — сказал антиквар и осторожно покачал бокалом.
Лед зазвенел, привлекая внимание Гила.
— Да, конечно.
Он проглотил сухой комок в горле, извлек из-за пазухи зубчатую чашу и положил на стол. На фоне золотой оправы ярко сверкнули изумруды и рубины. Глядя на драгоценного дракона, обвившегося вокруг чаши, Гил набрался смелости.
— И... и это еще не все, — добавил он. — С людьми и нужными инструментами к концу недели я мог бы достать в сто раз больше.
Не обращая внимания на его слова, «испанец» поставил бокал на стол, потянулся к кубку инков и принялся внимательно его разглядывать.
Гил стиснул руки от нетерпения. Пока антиквар изучал работу мастера, Гил не отрывал взгляда от вмятины на краю сосуда. Он боялся, что из-за этого дефекта цена резко упадет. Этот человек требовал, чтобы артефакты доставлялись только в хорошем состоянии.
Когда антиквар наконец опустил чашу обратно на стол, Гил решился взглянуть ему в глаза, но увидел в них только злобу.
— Эта вмятина... она... она уже была там, — пролепетал Гил.
«Испанец» молча встал и подошел к небольшому бару за спиной Гила. Было слышно, как он добавляет в бокал еще льда.
Гил не смел обернуться. Он пристально смотрел на свое сокровище.
— Если она вам не нужна, я... я не настаиваю.
Не оглядываясь, он догадался, что к нему наклонились. Волоски на его затылке зашевелились, тронутые инстинктом пещерных предков. Гил ощутил на своем ухе дыхание антиквара.
— Всего лишь обычное золото. Безделушка.
Слишком поздно почувствовав опасность, он потянулся к ножу на поясе. Но пальцы нащупали только пустые ножны.
Прежде чем он успел что-либо сделать, его голову резко рванули назад за волосы. Гил увидел в руке антиквара собственный нож и даже не успел удивиться, как это получилось. Одно движение — и кинжал распорол горло от уха до уха. Затем Гила отшвырнули вперед, и он упал на пол, заливая его кровью.
Перекатываясь на спину и захлебываясь собственной кровью, Гил увидел, что его убийца возвращается к бару за оставленным бокалом.
— П-прошу... — с бульканьем выдавил Гил, умоляюще поднимая руку, когда перед ним стал меркнуть свет.
Хозяин номера не обратил на него внимания.
С глазами, полными слез, Гил снова повернулся к открытому окну и яркому кресту в синем небе. «Пожалуйста, не так...» — беззвучно взмолился он, однако и здесь не нашел спасения.
* * *
Осушив бокал, мужчина взглянул на неподвижное тело. На фоне белого пола лужа крови казалась почти черной. Он не почувствовал удовлетворения от убийства. Просто чилиец выполнил то, что от него требовалось, и стал скорее угрозой, чем помощником.
Убийца со вздохом пересек комнату, стараясь не запачкать кровью начищенные до блеска ботинки, и взял со стола сокровище инков. Подбросил его в руке, прикидывая, сколько ему дадут, после того как из чаши вытащат драгоценные камни и переплавят ее в брусок. Черноволосый и его люди надеялись найти кое-что другое, но годилось и это. Судя по рассказу Гила о подземном склепе, оставалась надежда на более крупную добычу. Отступив к кровати, «испанец» поднял кожаный мешочек и, спрятав в него чашу, осмотрел комнату. К ночи ее нужно было освободить.
С мешочком в руке мужчина вышел из номера в духоту узкого коридорчика и лестниц. Лоб быстро покрылся капельками пота, но он даже не потрудился их вытереть, так как вырос в этих влажных высокогорьях и привык к жаре.
Человек в черном был полукровкой — наполовину испанцем, наполовину местным индейцем. Несмотря на эту печать бесчестия, ему удалось пробить себе дорогу наверх и завоевать уважение других.
Миновав вестибюль отеля, мужчина вышел прямо под лучи полуденного солнца. Блестящие ступеньки ослепляли. Заслонив глаза рукой, он чуть не налетел у подножия лестницы на индианку с ребенком.
Одетая в груботканое платье и шаль женщина испугалась, и мужчина принялся извиняться. Но она упала перед ним на колени, ухватила за ногу и подняла к нему ребенка, завернутого в яркое одеяло из шерсти альпаки. Женщина о чем-то умоляла на местном языке кечуа.
Милостиво улыбнувшись и кивнув в ответ, человек положил мешочек на нижнюю ступеньку, потянулся к шее и достал из-под одежды серебряное нагрудное распятие. Оно четко выделялось на фоне черного одеяния. Мужчина поднял руку над головой ребенка, быстро благословил его, поцеловал в лобик и, забрав мешочек, по деревенской улице продолжил путь к церкви, держа курс на шпиль.
Маленькая индианка крикнула вслед:
— Gracias! Спасибо, отец Отера!
* * *
В темноте разрушенного храма время тянулось бесконечно. Мэгги казалось, что прошло несколько дней, но, если верить ее часам, еще не кончилось утро. Студенты находились в плену меньше чем полдня.
Мэгги наблюдала за своими друзьями, стоя чуть поодаль от них, в главном коридоре, со скрещенными на груди руками. Сэм с винтовкой на плече остановился возле груды камней, прижав к губам рацию. С самого рассвета техасец периодически выходил на связь с Филиппом, пытаясь помочь аспиранту в оценке разрушений.
— Нет! — рявкнул Сэм в переговорное устройство. — Если ты попробуешь откопать старую шахту, то обрушишь все прямо на нас. — Наступило молчание, во время которого Сэм слушал ответ Филиппа. — Черт, да постой же! Я тут, внизу. И я вижу, что опорные стены лежат на завале из камней. Ты нас прикончишь. Найди, где эти мародеры рыли к раскопкам туннель. Так будет лучше всего.
Сэм покачал головой и пояснил Мэгги:
— Он там обделался со страху.
Мэгги ответила ему вымученной улыбкой.
Ральф и Норман жались к единственному источнику света — фонарику Денала. Ральф держал фонарь так, чтобы Сэм мог осмотреть разрушения и состояние крыши. После короткого сна Норман отснял несколько кадров и теперь стоял со свисающей с пояса камерой, готовясь представить миру впечатляющие доказательства своих приключений. Впрочем, судя по бледному лицу фотографа, Мэгги не сомневалась, что тот охотно отдаст свою Пулитцеровскую премию за возможность выбраться из передряги живым.
— Берегись!
Оклик сзади напугал Мэгги. Она замерла, но чья-то рука резко толкнула ее вперед. Девушка, спотыкаясь, сделала несколько шагов, и тут за ее спиной рухнула на пол огромная гранитная глыба. Весь храм содрогнулся.
Отгоняя рукой пыль, девушка оглянулась и увидела засыпанного землей Денала, который медленно поднимался на ноги. Их разделял кусок обвалившейся скалы. Мэгги онемела от ужаса, сообразив, что ее чуть не раздавило.
Тем временем подоспел Сэм.
— Поглядывай за потолком, — посоветовал он.
— Да пошел ты со своими шуточками. — Уцепившись за глыбу, Мэгги повернулась к мальчику. — Спасибо, Денал.
Тот пробормотал что-то на родном языке, пряча взгляд. Если бы было светлее, Мэгги наверняка заметила бы, что Денал покраснел. Она взяла его за подбородок и поцеловала в щеку. Когда Мэгги отстранилась, то увидела огромные, словно блюдца, глаза подростка.
Чтобы больше не смущать его, она отвернулась.
— Сэм, пожалуй, нам стоит спуститься на следующий уровень. — Девушка махнула рукой на свалившийся камень. — Ты прав, тут и правда все еле держится. Чуть в стороне будет безопаснее.
Сэм задумчиво снял шляпу и, разглядывая потолок, запустил в волосы пятерню.
— Да, наверное.
Осветив фонариком потолок, вперед выступил Ральф.
— Смотрите, потолочные плиты сместились.
Мэгги изучила потолок. У Ральфа оказался острый глаз: из-за взрыва часть квадратных каменных глыб на несколько сантиметров отодвинулась от других. Пока студенты смотрели, один из блоков съехал еще на сантиметр.
Наверное, Сэм тоже это заметил. Его голос дрогнул.
— Ладно, ребята, спускаемся.
Ральф с фонариком возглавил группу. Следом за ним пошел Норман.
— Сейчас я бы не отказался от стакана лимонада, да чтобы льда побольше.
Сэм кивнул:
— Если ты принимаешь заказы, Норм, мне, пожалуйста, чего-нибудь пенистого. Например, бутылочку пива «Корона» в запотевшей кружке с капелькой сока лайма.
Догоняя Нормана, Мэгги вытерла со лба пыль и пот.
— В Ирландии мы пьем теплое пиво... хотя сейчас я бы даже уступила вашей американской привычке пить его холодным.
Ральф, подошедший к лестнице, засмеялся.
— Вряд ли инки оставили там холодильник, но я готов поискать.
Он помахал Мэгги фонариком, приглашая ее на лестницу.
Улыбка девушки померкла, едва она очутилась в полумраке следующего уровня. Бравада перед лицом опасности не смогла рассеять страх. Темнота напомнила студентам о шаткости их положения.
Поджидая остальных, Мэгги задумалась над словами Ральфа. Интересно, что же все-таки приготовили внизу инки? Что находилось в той комнате за запечатанной дверью и что случилось с двумя напарниками Гила?
К тому времени, когда все подтянулись к подножию лестницы на второй уровень, любопытство Мэгги достигло предела. К тому же, размышляя над загадками, она могла ненадолго отвлечься от ужаса оказаться погребенной в храме на глубине пятидесяти футов. А если тревога разрастется...
Мэгги покачала головой, твердо намереваясь не терять самообладания. С легким чувством вины девушка наблюдала, как по ступенькам карабкается Сэм. После ночного приступа она не раскрыла ему всей правды и не стала объяснять, что припадки начались после того, как девочка стала свидетельницей смерти Патрика Дугана в придорожной канаве в Белфасте. Впоследствии врачи не обнаружили ни одной физиологической причины для болезни, хотя единодушно пришли к выводу, что приступы, вероятнее всего, являются следствием сильной тревоги. Мэгги подавила растущее недовольство собой. Сэма эти подробности вовсе не касались.
Между тем Сэм опробован связь: радио еще работало, но на большей глубине помехи усилились. Он сообщил Филиппу о том, что группа перешла в другое место.
Когда сеанс связи закончился, Мэгги подошла к Сэму и, облизав сухие губы, сказала:
— Я бы хотела взять твою ультрафиолетовую лампу.
— Зачем?
— Схожу посмотрю, что там натворили с раскопками Гил него приятели.
— Я не могу позволить тебе разгуливать одной. Нам надо держаться всем вместе.
Он отвернулся было, но Мэгги схватила его за плечи.
— Всего пару минут.
В нескольких шагах от них стоял Денал.
— Я... я пойду с вами, мисс Мэгги.
Оглядев их, Сэм понял, что Мэгги настроена решительно.
— Отлично. Но не задерживайтесь больше чем на четверть часа. Мы должны беречь батарейки, и мне совсем не хочется потом гоняться за вами.
Мэгги кивнула.
— Спасибо.
— Я тоже иду с вами, — заявил Норман, вешая на шею камеру.
В глазах Ральфа загорелся огонек, однако Сэм сразу погасил его.
— Идите втроем. Мы с Ральфом пройдем этот уровень с фонариком и оценим, насколько сохранилась конструкция. — Он вытащил из кармана свою лампу и передал ее Мэгги со словами: — Пятнадцать минут. Будьте осторожны.
В его суровом голосе чувствовалась забота, и Мэгги расхотелось огрызаться.
— Хорошо, Сэм, — тихо проговорила она, принимая из его рук лампу. — Не волнуйся.
Он усмехнулся и снова поднес к губам рацию, чтобы продолжить споры с Филипппом.
Включив ультрафиолетовый свет, девушка дала знак своей команде следовать за нею к лестнице. Вскоре их окутал полумрак храма. Впереди в освещенных синеватыми лучами глыбах гранита мерцал кварц, отчего все выглядело немного нереальным. Спутники Мэгги старались держаться к ней поближе.
По мере того как они спускались по лестницам на самый глубокий уровень раскопок, сердце Мэгги стучало все громче и громче. Внезапно ей стало казаться, что стук доносится откуда-то снаружи.
— Что это за шум? — спросил Норман, сходя со ступенек последней лестницы.
Денал прошептал:
— Я уже слышал его раньше. Когда сеньор Сала прокрался за ту дверь.
Мэгги поняла, что шум долетает снаружи или откуда-то из глубины храма. Звук отдавался даже от камня под ногами.
— Такое впечатление, будто тикают огромные часы, — заметил Норман.
Мэгги подняла фонарь.
— Пойдемте дальше.
По сравнению с шумом снизу ее голос прозвучал словно мышиный писк.
Пройдя последние туннели, Мэгги остановилась перед взломанной дверью. Оторванные скрепы указывали места, откуда были сняты затворы. В грязи по бокам дверного проема валялись три гравированные гематитовые полосы, погнутые и попорченные ломом, который потом прислонили к стене.
Денал наклонился, поднял лом и взглянул на Мэгги. Та кивнула: оружие им не помешает.
Дверной проем был загорожен свалившимся камнем, который раньше запечатывал вход в дальнюю часть храма. Норман опустился на колени в нескольких шагах от входа, поправил очки и попытался заглянуть внутрь.
— Ничего не видно.
Мэгги придвинулась к нему. Никому не хотелось приближаться к двери. Девушка вспомнила ужас в глазах Гила и кровавый пузырь на его щеке. Что ожидает их впереди?
Норман и Мэгги переглянулись. Пожав плечами, она шагнула вперед, выставив вперед фонарик, словно пистолет. В дверном проеме девушка остановилась и вытянула руку. Слабый свет проник совсем недалеко. Там тикало гораздо громче. Мэгги спокойно проговорила:
— Похоже, впереди большое помещение. Свет туда не доходит.
Она оглянулась через плечо на Нормана.
— Давайте подождем остальных, — шепотом предложил фотограф.
Мэгги собиралась сказать то же самое, но Норман опередил ее, и она заупрямилась. Девушка представила, как будет ухмыляться Сэм, если она даже не заглянет внутрь. Не зря же троица так долго тратила батарейки фонарика!
— Я полезла, — объявила Мэгги, двигаясь вперед, пока ее не успел остановить страх.
Она твердо решила, что не позволит парализующему ужасу из детства снова овладеть ею.
— Тогда пойдемте все вместе, — предложил Норман, приближаясь к Мэгги сзади, когда она начала переползать через поваленную каменную дверь.
Преодолев препятствие и оказавшись в коридоре, девушка выпрямилась. К ней присоединились Норман и Денал.
— Взгляните, — предложила она, указывая фонариком. — Что-то вдали отражает наш свет.
Подгоняемая любопытством, Мэгги медленно тронулась вперед.
— Подожди, — остановил ее Норман. — Давай сначала посмотрим, что там.
Оглянувшись, она увидела, как фотограф поднимает камеру.
— Не смотри прямо на вспышку, — предупредил он.
Едва Мэгги успела отвернуться, как фотоаппарат на секунду вспыхнул. Она онемела от изумления. От долгого пребывания в темноте такая яркость ослепила. Однако девушку поразила не резь в глазах. Выхваченная на какую-то долю секунды из мрака комната запечатлелась на сетчатке.
— Т-ты видел? — спросила она.
Охваченный суеверным страхом, Денал произнес что-то на родном языке. Норман откашлялся, прочищая горло.
— Повсюду золото и серебро.
Мэгги подняла фонарик, фиолетовое сияние которого казалось теперь слабым.
— И статуя... ты ее видел? Должно быть, метра два высотой.
Мэгги снова двинулась вперед, следом за ней — Норман. Денал с ломом держался поблизости. Норман прошептал:
— Два метра. Не может же она быть золотой...
Мэгги пожала плечами.
— Когда сюда впервые прибыли испанцы, они оставили описание найденного в Куско храма Солнца. Там говорилось, будто комнаты были выстланы толстыми золотыми плитами, а в самой глубине храма размещалась модель кукурузного поля в натуральную величину. Стебли, листья, початки, даже сама земля — все из золота.
К этому времени группа достигла входа в комнату. Опустившись на колени, Мэгги осторожно провела рукой по золотой пластине под ногами.
— Поразительно... Наверное, мы нашли еще один храм Солнца.
Норман застыл на месте.
— Что там? Вон, на полу.
Мэгги выпрямилась.
— Где?
Он показал на темную тень, дальше которой свет фонарика уже не проникал. Девушка подняла фонарь повыше. Электрические лучи отражались от золота и серебра, словно лунный свет от глади пруда. Там, словно рябь на воде, темнел какой-то островок. Мэгги шагнула с фонариком ближе, наступив одной ногой на краешек металлического пола.
Денал остановил Мэгги:
— Нет, мисс Мэгги. Здесь плохо пахнет.
— Он прав, — согласился Норман. — Что это за вонь?
Теперь Мэгги тоже обратила внимание на неприятный запах, перебивающий терпкий аромат влажной земли и плесени. Девушка кивнула в сторону камеры.
— Попробуй еще раз, Норман.
Кивнув, фотограф поднял камеру, и Мэгги отвела взгляд. Комнату осветила резкая вспышка.
— Боже правый! — воскликнула Мэгги и отпрянула, прикрывая рот рукой.
Девушка не сводила глаз с темного островка на полу. Перед ее мысленным взором все еще стояло искаженное мукой лицо. Истерзанное тело, широко раскрытые от смертного ужаса глаза и кровь... много крови. Позади, ближе к дальней стене, лежало еще одно тело.
— Хуан и Мигель, — пробормотал Денал.
Все надолго замолчали.
— Это ведь не Гил убил их из-за золота? — спросил Норман.
Мэгги медленно покачала головой. Изуродованный труп Хуана снова принял неясные очертания. По сокровищнице по-прежнему разносилось громовое сердцебиение какого-то гигантского зверя. Теперь Мэгги догадалась: за стенами и под полом комнаты гудит огромный механизм.
Неожиданно в ее памяти всплыло выгравированное на гематитовых полосах предупреждение: «Мы оставляем эту могилу небесам. Да не потревожат ее никогда».
— Мэгги?
Она обернулась к Норману.
— Нет. Их убил не Гил. Это храм...
Прежде чем Норман успел что-нибудь сказать, зал содрогнулся так, что все упали на пол. Мэгги больно ударилась о край металлической плиты. Глотая ртом воздух, девушка отползла назад, чувствуя опасность.
— Что это? — крикнул Норман.
Мэгги метнула луч фонарика в обратную сторону. Через вход в захоронение прямо на людей катилось густое облако пыли. Девушка с трудом выговорила:
— О боже! Вставайте!
— Что происходит? — в ужасе спросил Норман.
Мэгги толкнула его к выходу.
— Давай же, Норман! Этот чертов храм рушится!
* * *
Сэм проверил, как дела у Ральфа. Чернокожий здоровяк попытался привстать, опираясь на руки. Когда часть крыши осела, его ударило по голове. К счастью, скрежет сверху предупредил студентов о том, что на них рушится потолок.
— Ты в порядке? — спросил Сэм, смахивая пыль со шляпы.
Ральф перекатился на колени.
— Вроде бы. — Он осторожно коснулся окровавленной шишки на лбу. — Гранитной плитой меня еще не били.
— Не двигайся, — предупредил его Сэм и поднял упавший фонарик. — Пойду проверю, что случилось.
Ральф недовольно поднялся на ноги.
— Вот еще. Держимся вместе.
Сэм кивнул. На самом деле ему тоже не хотелось отправляться на разведку одному. Верхний уровень раскопок превратился теперь почти в сплошное облако дрейфующей земли и пыли. Сэм закашлялся, прикрывая рот и нос согнутым локтем.
— Сюда, — буркнул он и повел Ральфа обратно в шахту — к первому уровню храма.
Увидев впереди обломки лестницы, Ральф простонал:
— Это не к добру.
И он не ошибся. Дорогу перегораживала груда булыжников, напоминающих рассыпанные детские кубики.
— Наверное, первый уровень полностью рухнул, — предположил Сэм.
На его поясе затрещала рация. Взяв ее, Сэм услышал обезумевший голос Филиппа:
—...хорошо? Да отвечайте же! Прием!
Сэм нажал на кнопку передачи.
— Филипп, это Сэм. Мы в порядке. — Над его головой зловеще заскрежетала крыша, посыпалась земля. — Но не знаю, надолго ли. Как у вас с рытьем нового входа?
Послышался треск, а затем слова:
—...только что нашли шахту мародеров. Ее едва начали... не меньше двух дней... послал за помощью, но не представляю, когда...
Помехи заглушали слабый голос Филиппа, однако Сэм все равно догадался, что тот паникует.
— Черт, два дня... — проворчал Ральф. — Храм столько не выстоит.
Сэм попытался получить от Филиппа еще хоть какие-то сведения, но в ответ доносились лишь обрывки слов.
— Попробую перейти в другое место, — прокричал в рацию Сэм. — Будь наготове!
Он убрал рацию.
— Давай найдем остальных. Убедимся, что они не пострадали.
Ральф кивнул:
— Все равно лучше, наверное, отсидеться на самом нижнем уровне.
Сверху донесся еще один стонущий звук.
— Похоже, теперь пришла очередь и этого уровня.
Сэм первым двинулся по коридорам.
— Будем надеяться, что нас спасут раньше, чем закончатся уровни.
Возразить Ральфу было нечего, поэтому он молча последовал за товарищем.
Едва они добрались до лестницы, которая вела на третий уровень, как Сэм увидел Нормана — тот с расширенными от страха глазами выскакивал из шахты.
— Слава богу, вы живы! — выпалил он. — Мы уж не знали, чего и ожидать.
Следующим появился Денал. Сэм заметил в руках подростка лом.
Наконец наверх вылезла Мэгги.
— Что случилось? — сразу спросила она, выключая лампу Вуда.
— Верхний уровень обрушился, — ответил Сэм. — Раз верхние уровни такие ненадежные, мы решили укрыться на нижнем. На всякий случай.
— В общем, стараемся не нарываться, — заключила Мэгги.
Норман осмотрел лестницу.
— Выходит, снова вниз.
Сэм заметил, как Мэгги и Норман обменялись тревожными взглядами.
— В чем дело?
— Мы нашли Хуана и Мигеля, — признался Норман.
По тому, как он это сообщил, Сэм догадался, что охранники мертвы.
— Что с ними?
— Сам увидишь, — сказала Мэгги и отвернулась.
В полном молчании группа спустилась по лестнице к самому нижнему уровню раскопок. Вскоре Сэм уже разглядывал сорванные с двери затворы, наклонившись возле дверного проема.
— Вот сволочи... — еле слышно проворчал он.
— Они уже заплатили за свои злодеяния, Сэм, — мрачно сказала Мэгги. — Пойдем.
Девушка махнула рукой в сторону золотой комнаты и прошла следом за Сэмом, стараясь не отставать.
Направляя луч фонарика, Сэм быстро оглядел зал, не задерживая свет на изувеченных трупах. Юноша вдруг вспомнил, как несли на носилках окровавленные тела его родителей. Пристегнутый к заднему сиденью семейного «форда», Сэм отделался тогда лишь сломанной рукой. Он невольно потер ее.
— Как это произошло?
— В захоронении устроена ловушка, — пояснила Мэгги. — Послушай, как под полом крутятся лебедки.
— Не думал, что у инков была такая техника.
— Не было, но некоторые прибрежные индейцы преуспели в сооружении блоков для своих ирригационных систем. С их-то помощью... — Она пожала плечами.
Сэм послал луч фонарика на золотого вождя инков, который возвышался возле стены из черного гранита.
— Значит, ловушка... Один лишь взгляд на приз, и кому не захочется броситься вперед! — Сэм пробежался лучиком по узору из золотых и серебряных пластин и сразу все понял. — Нет уж, я в такие игры не играю.
Камни под их ногами загрохотали — с верхних уровней донесся низкий гул.
— Возможно, придется, — проговорила Мэгги. — Благодаря технике эта комната может оказаться самой безопасной, когда рухнет весь храм.
С порога их окликнул Ральф:
— Сэм, попробуй еще раз связаться с Сайксом! Поднажми на него! Тут все разваливается к чертовой матери!
Сэм включил рацию. Раздался сильный треск, но, когда Сэм перешел на передачу, шум сразу прекратился.
— Филипп, если ты меня слышишь, ответь. Прием.
В ответ опять послышался треск, затем — несколько слов:
—...пытаемся расширить шахту, чтобы смогло копать больше рабочих... будем работать круглосуточно...
— Старайтесь пошустрее, Филипп! — настаивал Сэм. — Тут все шаткое, как карточный домик.
—...делаю все возможное... чертовы рабочие не понимают...
Последовала долгая полоса помех.
— Без толку, — покачал головой Сэм. — Держи нас хотя бы в курсе! — Он выключил радио и повернулся к Мэгги. — Ждать придется долго.
Склонив голову набок, она прислушивалась к стонам храма.
— Надеюсь, у нас будет время, — с явным беспокойством ответила девушка.
Сэм попытался обнять ее за плечи, но она стряхнула его руку.
— Со мной все хорошо.
Сэм проследил за тем, как Мэгги вышла из золотой комнаты, и, осветив напоследок зал, повернулся, чтобы уйти, однако узор из золота и серебра не давал ему покоя. Рисунок представлял собой не просто шахматную доску, а сложное сочетание зигзагообразных дорожек с двумя прямоугольными золотыми островками — один в дальнем левом углу комнаты и еще один в ближнем правом.
Сэм остановился, размышляя над узором. Тот казался раздражающе знакомым. Юноша снова повернулся к полу, освещая его фонариком.
— Ты что там? — окликнула его Мэгги.
— Одну секунду. — Он шагнул к краю плиты и молча встал, стараясь успокоиться. Два трупа отвлекли его, завладели его вниманием прежде, чем он успел что-нибудь заметить. — Боже мой...
Мэгги осторожно подошла к нему.
— Что?
Сэм махнул фонариком на тридцать рядов пластин, каждая шириною в ярд.
— Ты права: здесь замешаны другие перуанские индейцы. Это не инки.
— О чем ты? — спросила Мэгги. — Статуя действительно похожа на инкскую.
— Я не о статуе. Наверное, инки поставили ее позже. Я имею в виду дверь, саму комнату. Ловушку.
— Не понимаю.
— Посмотри на узор. Он такой крупный, что я чуть не упустил его из виду. — Сэм показал лучом фонарика. — Ни у кого из племен древнего Перу — паракас, хуари, наска, мочика, даже у инков — не было письменности. Но их идеограммы и пиктограммы, обнаруженные на рисунках и вытканные на холстах, были тщательно продуманы, причем для каждого племени — свои. Посмотри на рисунок. Два золотых прямоугольника в противоположных углах зала соединены извилистыми линиями. Где-нибудь видела такое раньше?
Мэгги шагнула поближе.
— Господи, да ведь ты прав. Огромная пиктограмма... — Она обратила к Сэму блестящие от волнения глаза. — Это не инки, а мочика.
— То же самое подумал дядя Хэнк, — пробормотал Сэм с благоговейным страхом. — Мы находимся в пирамиде мочика.
— Что? Когда это профессор Конклин упоминал о племени мочика?
Сэм понял, что проболтался и выдал секрет дяди. Юноша вздохнул. Учитывая обстоятельства, любые секреты казались нелепыми.
— Послушай, Мэгги, мой дядя кое-что скрывает. — Сэм быстро рассказал о том, как профессор обнаружил, что Солнечная площадь совпадает с верхушкой пирамиды мочика, найденной на побережье. — Он сделал это открытие перед самым отъездом с мумией.
Мэгги нахмурилась.
— Значит, не у меня одной есть секреты...
Вспомнив, как он накинулся на девушку за то, что та скрыла кое-какие факты, Сэм покраснел.
— Извини.
Оба надолго замолчали. Наконец Мэгги нарушила молчание:
— Теперь кое-что ясно. Мочика были лучшими металлургами, чем инки, — этим объясняется сложное устройство комнаты. Кроме того, они строили для своих полей ирригационные системы и замысловатые каналы с примитивными насосами и другими механизмами. Если кто и мог соорудить такую ловушку, так только мочика. — Мэгги кивнула в сторону узора. — В эпиграфике ты ас. Что это означает?
Сэм объяснил, пользуясь фонариком как указкой.
— Смотри, как рисунок соединяется с двумя золотыми прямоугольниками. Он обозначает восхождение души из мира земного к царству духов и богов. По сути, это вход на небеса.
— Господи...
— И еще. — Сэм осветил потолок, зеркально повторявший узор на полу. — Каждой золотой половице соответствует серебряная на потолке, и наоборот. Мочика — и, выходит, инки тоже — верили в дуализм. На языке кечуа это ханантин и ханапак. Зеркальные образы, светлое и темное, верх и низ.
— Инь и ян, — подхватила Мэгги.
— Все верно. Дуализм присущ многим культурам.
— Значит, получается...
Взгляд девушки невольно скользнул к двум изувеченным трупам.
Сэм договорил за нее:
— Здесь же лежит и дорога в ад.
* * *
Филипп смотрел с раскопок на обрушившуюся вершину горы. Вся крыша подземного храма осела, оставив засыпанный землей и камнями склон десятифутовой глубины. Над провалившейся горной вершиной, словно над курящимся вулканом, все еще висело грязное пятно дыма.
Филипп держался возле палатки связи, хотя в ближайшие полчаса не собирался связываться с Сэмом. Стараясь сохранить спокойствие, он обхватил себя руками. От местных рабочих почти не было толку. Разговаривать с этими дикарями он мог только языком жестов или с помощью рисунков, тем не менее индейцы часто понимали его неправильно.
Впрочем, Филипп начал подозревать, что некоторые «недоразумения» происходят не случайно, особенно после того, как, отмахнувшись от предупреждений Сэма, он настоял на том, чтобы индейцы попытались откопать старую шахту. Оценка техасца быстро оправдалась: когда рабочие попробовали освободить огромную гранитную глыбу, храм обвалился еще больше. При этом один из индейцев сломал ногу. С тех пор кечуа помрачнели и не спешили выполнять распоряжения Филиппа.
Во время последнего сеанса связи с Сэмом Филипп умело обошел вопрос о собственной ответственности за недавнюю трагедию. К счастью, плохая связь избавила аспиранта от необходимости объяснять все подробно.
Филипп бросил взгляд на кромку джунглей. Рабочие, по крайней мере, должны были отыскать частично прорытый туннель грабителей у подножия окруженной джунглями горы. Филипп подсчитал, что до храма предстояло проделать еще сорокафутовый туннель. При нынешней скорости на это уйдет дня четыре, а не два, как сообщалось Сэму.
«Если прежде не подоспеет подмога», — подумал Филипп. Если нет — студенты обречены. Дело даже не в храме; все большую опасность представляла нехватка воды. Помощь непременно должна прийти. Филиппу совсем не хотелось, чтобы его совесть — или анкету — омрачала чья-то гибель. Если его имя окажется замешано в таком скандале, можно лишиться будущего места в Гарварде.
Он заслонил глаза от послеполуденного солнца. На рассвете двое молодых рабочих побежали за помощью. Судя по их жилистым длинным ногам, они были способны сохранять темп бега в течение всего дня. Если так, они вот-вот доберутся до крошечного городка Виллакуача и позвонят по телефону. При надлежащем отклике в последующие два дня должна развернуться спасательная операция.
Филипп связывал все свои планы с одной надеждой — на спасение. Когда придет подмога, он освободится от прямой ответственности. Если даже студенты погибнут, виноват окажется не он один. Общая вина уменьшит пятно на его репутации.
Но он молился о появлении спасателей и по другой причине. Солнце близилось к закату, и еще одна долгая ночь в полном криков лесу страшила. Где-то там бродит Гильермо Сала, наверняка ожидающий подходящего времени для нападения.
Вглядываясь в сторону городка Виллакуача, Филипп прошептал вслед двум индейцам: «Быстрей, засранцы».
* * *
Отец Отера взглянул на заходящее солнце и накинул на голову капюшон. К полудню следующего дня они должны были добраться до раскопок.
— Вперед, — приказал он.
Следом за ним двинулись, стараясь не отставать, пять монахов в коричневых рясах. Безмолвие сумеречного леса тревожил лишь шорох одежды. Когда солнце начинало садиться, джунгли почему-то всегда затихали, словно лесные обитатели затаивали дыхание перед опасностями приближавшейся ночи. Вскоре выйдут на охоту ночные хищники.
Напряженная тишина позволила черноволосому монаху услышать треск ветки и чье-то неровное дыхание. Отера наклонил голову набок. Приближались два человека. Он поднял руку, и без единого слова все остановились. Церковь хорошо вымуштровала своих адептов.
Вскоре на тропинке появились двое полуголых индейцев. Их торсы блестели от пота. Было ясно, что эти исцарапанные и усталые люди бегут издалека.
В тени капюшона губы монаха растянулись в удовлетворенной улыбке. Хотя он ненавидел свое бедное детство, проведенное среди индейцев, теперь этот факт биографии мог оказать Отере неоценимую услугу. Мальчиком его дразнили и высмеивали за то, что он полукровка. Лесные тропинки становились его единственным убежищем от насмешек, и он прекрасно изучил джунгли. Отера знал, что за помощью пойдут именно по этой дороге. Он приветственно поднял ладонь.
Первый индеец, казалось, остерегался группы незнакомцев. Вполне разумно, ведь джунгли скрывали массу партизан и мародеров. Но вскоре индеец разглядел рясы и серебряные кресты. Он упал на колени, бормоча молитвы на гортанном языке.
Отец Отера склонил голову и скрестил руки в складках длинных рукавов. Одна рука коснулась рукоятки кинжала в спрятанных на запястье ножнах.
— Не бойся, сын мой. Расскажи мне о том, что случилось.
— Падре, мы бежим издалека. Ищем помощи. Мы работаем на американцев высоко в горах. Там случилось несчастье. Ужасное несчастье.
— Несчастье?
— Рухнул подземный могильник, и некоторые американцы застряли. Если мы не поспешим, они умрут.
Отец Отера печально покачал головой.
— Действительно ужасно, — произнес он на родном языке кечуа, хотя в глубине души это уязвляло его самолюбие.
Древний язык, бравший начало от языка инков, называемого руна сими, был слишком простым и примитивным, языком бедноты. Поэтому Отера не любил, когда его беглая речь на этом языке напоминала ему о собственных корнях. В сердце монаха вспыхнула ярость, однако он не выдал ее, укрыв лицо в тени широкого капюшона. Отец Отера молча выслушал сбивчивый рассказ индейца о взрыве и повреждении спутниковой связи. Монах лишь понимающе кивал.
— Так что мы должны торопиться, падре, пока еще не поздно.
Отец Отера облизал губы. Значит, на раскопках остался только один американец. Как удачно!
— Да, мы должны торопиться, — согласился монах. — Ты хорошо сделал, что принес нам эту новость, сын мой.
Индеец опустил голову в знак благодарности и облегчения.
Скользнув мимо коленопреклоненного рабочего, отец Отера приблизился к другому индейцу.
— Ты тоже хорошо сделал, сын мой.
Тот все время молчал и не опускался на колени. В его черных глазах застыла настороженность. Каким-то чудом почувствовав опасность, индеец отступил на шаг назад, но опоздал.
Отец Отера взмахнул спрятанным на запястье длинным лезвием. Руки индейца взметнулись к распоротому горлу, пытаясь сдержать хлынувшую кровь. Когда несчастный рухнул на колени, струя крови запачкала монаху рясу. «Поздно молиться, дикарь». Отец Отера скривился и пинком ноги опрокинул захлебывающегося кровью индейца на землю.
Перешагнув через тело, отец Отера продолжил путь. Когда другие монахи разделывались с первым бегуном, он не услышал ни звука и удовлетворенно кивнул.
Церковь действительно отлично их вымуштровала.
* * *
Джоан пригубила вино — приличное марочное «мерло», не слишком сухое, со сладким ароматом. Она кивнула, и официант наполнил ей бокал.
— Отлично подчеркнет вкус ростбифа, — с робкой улыбкой заметила Джоан.
Генри улыбнулся ей в ответ с другого конца освещенного свечами стола.
— Судебный медэксперт и в придачу знаток вин. Ты не перестаешь меня удивлять. Насколько я помню, ты предпочитала пиво и текилу.
Джоан подавила смешок.
— Времени свойственно оттачивать вкусы. Так же как и желудку, который не переносит больше таких излишеств.
Она посмотрела на Генри. На нем, как и в молодости, безукоризненно сидел черный двубортный пиджак, надетый поверх накрахмаленной белой рубашки, что выгодно подчеркивало серебряную проседь в темных волосах профессора. С трудом верилось в то, что этот гладко выбритый и безупречно одетый человек неделю назад лазал по перуанским джунглям.
— Ты тоже меня удивляешь. Годы раскопок совсем на тебе не отразились.
С вилкой в руке Генри оторвал взгляд от остатков салата «Цезарь». Профессор озорно ухмыльнулся, и эта улыбка мысленно вернула Джоан в студенческие годы.
— Ну, доктор Энгель, — поддразнил он ее, — если бы не знал, то сказал бы, что ты пытаешься меня закадрить.
— Это был просто комплимент, профессор Конклин. И больше ничего. Всего лишь профессиональная этика. Я говорю его всем приезжим ученым.
— А-а, вот почему ты так популярна в университете.
Пряча улыбку, Генри подцепил вилкой гренок. Джоан хлестнула его салфеткой по руке, изображая обиду.
— Ой! — Генри потер пальцы, словно ему было больно. — Ну ладно, ладно... Тогда, наверное, нам лучше перейти прямо к делу.
— Может быть, и лучше, — проговорила Джоан с усталой улыбкой.
Они уже успели поделиться друг с другом прошлым. Джоан кивнула, когда Генри упомянул, что его жена скончалась от рака. Джоан слышала об этом от общих друзей. Примерно в то же время ее брак закончился разводом. Впоследствии оба целиком погрузились в работу, добившись признания каждый в своей области. Ни Генри, ни Джоан не искали ни с кем близких отношений. По-видимому, независимо от обстоятельств боль оставалась болью.
— Ты узнала что-нибудь новое о золотом составе из черепа мумии? — посерьезнев, спросил Генри.
Джоан выпрямилась, принимая более деловой вид.
— Не много. Лишь то, что это точно не золото. Плотная тягучая жидкость, при комнатной температуре податливая, словно мягкая глина. — Она пожала плечами. — Похоже, какой-то тяжелый сплав.
Сдвинув брови, Генри слегка покачал головой.
— Странно. Считается, что инки не достигли особых успехов в металлургии. Они даже не выплавляли железа. И вдруг смогли создать новый сплав...
— Что ж, значит, кое-чему все-таки научились. Наполнили же они череп мумии каким-то непонятным металлом.
— Да, пожалуй...
— Но зачем, по-твоему, им понадобилось наполнять череп металлом? — спросила Джоан.
— Могу только предположить. Инки относились к вместилищу мозга как к источнику силы. Они даже делали кубки из черепов убитых врагов. Наверное, боялись христианского Бога нашего монаха и совершили этот странный ритуал, чтобы избежать гнева чужого божества.
Джоан наморщила нос.
— Значит, они просверлили череп, извлекли мозг и в знак подношения чужому богу заполнили пустоту сплавом?
Генри неуверенно кивнул.
— Это только теория. Похоже, инки обожали трепанацию. Если собрать черепа со всего мира, по количеству изуродованных подобным образом у инков их окажется больше, чем у всех прочих. Готов побиться об заклад, что в этом действе есть какой-то религиозный смысл. Но пока это лишь теория.
— И по-моему, неплохая, — с улыбкой заметила Джоан. — Вероятно, завтра у меня будет для тебя больше ответов по поводу сплава. Я связалась с доктором Киркпатриком из Университета Джорджа Вашингтона, специалистом по металлам. Он мой должник и согласился подъехать к завтрашнему утру, чтобы посмотреть на вещество.
У Генри заблестели глаза.
— Мне бы хотелось быть рядом, когда он станет исследовать материал.
— Конечно... — Джоан почувствовала волнение. Она уже думала о том, как бы еще раз повидаться с Генри перед его отъездом, и вот он сам идет ей навстречу. — Это б-было бы замечательно... я всегда тебе рада.
Мысленно она хлопнула себя ладонью по лбу. Ну почему она ведет себя словно нескладный подросток? Ведь ей уже ни много ни мало сорок восемь. И когда только она научится нормально общаться с мужчинами?
Джоан обнаружила, что Генри улыбается ей.
— Мне тоже будет приятно снова поработать рядом с тобой.
Она покраснела и вытерла руки салфеткой. По счастью, подоспел официант с ростбифами. Генри и Джоан молча ждали, пока им заменят приборы. Когда официант отошел, Джоан нарушила молчание:
— А как дела у тебя? Есть что-нибудь новенькое об отце де Альмагро?
— Нет, — уныло ответил Генри. — Я все еще жду ответа от архиепископа.
Она кивнула.
— Когда я работала с тем металлом, то думала о найденном тобой доминиканском распятии. Я пыталась понять, золото ли это или, может, тоже сплав вроде того, в черепе.
Генри вскинул голову.
— Ей-богу, я об этом даже не задумывался!
Джоан понравилось его удивление и то, как он с восхищением посмотрел на нее. Она продолжила:
— А может, металл — работа не инков, а их испанских завоевателей?
Генри кивнул.
— Вот в это мне верится больше. Вероятно, когда твой Металлург изучит материал, мы хотя бы прибавим эту часть загадки к остальным.
Джоан порадовалась его энтузиазму. Для нее не было ничего привлекательнее человека, способного разделить страсть к тайнам науки, — особенно такого красивого, как Генри.
— Как только вернусь в «Шератон», — сказал Генри, — рассмотрю распятие повнимательнее.
Джоан попробовала ростбиф. Тот оказался именно таким, как ей нравилось. Здешние повара никогда не подводили.
— Мне хотелось бы как можно скорее узнать твое мнение.
— Тогда... если пожелаешь, раз ты все равно подвозишь меня к «Шератону», почему бы тебе не подняться в номер и не посмотреть самой? В любом случае, проработав весь день со сплавом, ты разберешься в этом лучше меня.
Джоан оторвала взгляд от ростбифа, чтобы проверить, что стоит за этим приглашением. Она была не из тех, кто отдается любому пробудившему в ней интерес мужчине, хотя бы даже и старому другу.
Генри с завидным усердием принялся за мясо, вопросительно глядя на нее поверх бокалов.
Джоан приняла решение.
— Что ж, с удовольствием взглянула бы на распятие еще разок.
Генри наклонил голову.
— Ну и отлично.
Джоан заметила, что улыбка профессора стала еще шире, да и ей стало радостнее на душе. Оба действительно походили на двух подростков во время первого свидания.
Остаток ужина прошел за обычным разговором двух обедающих людей. Они поболтали о еде, о разных связанных со своими профессиями случаях и даже обсудили надвигающийся с Великих озер на побережье шторм. Ко времени десерта — восхитительному ванильному крем-брюле — Генри и Джоан вместо взаимной неловкости испытывали только теплоту.
— Что случилось с нами в Райсе? — наконец спросила Джоан, чувствуя себя достаточно уверенно даже для такой щекотливой темы. — Почему у нас с тобой тогда ничего не вышло?
Генри обхватил пальцами чашку с кофе.
— Наверное, впереди было слишком много жизни. Тебе хотелось заниматься медициной, я хотел защититься в Техасском университете. Для чего-то еще, особенно для доверительных отношений, просто не хватало места.
— Горе увлеченным карьерой, — пробормотала Джоан.
Ее мысли унеслись к мужу. Тот вечно сетовал на то, что ее никогда нет дома, рядом с супругом.
Генри отпил глоток кофе.
— Возможно. Вполне возможно. Ну а потом я встретил Элизабет, а ты — Роберта.
— Хмм...
Вздохнув, Генри опустил чашку на стол.
— Кажется, нам пора. Скоро сеанс связи с моей командой в Перу.
Джоан взглянула на часы — почти десять.
— Мне самой завтра рано вставать. Если мы еще собираемся взглянуть на распятие, то нужно идти.
Отметая слабые возражения со стороны Джоан, Генри настоял на том, что он сам оплатит счет.
— После всего того, что ты сделала? — Он вытащил бумажник и лукаво улыбнулся. — Кроме того, эти расходы все равно будут покрыты из моего гранта.
Джоан подняла ладони в знак покорности.
— Ну, если платит правительство, тогда я пас.
В тесном пространстве гостиничного лифта между ними снова возникло некоторое отчуждение. Генри теребил пуговицы пиджака. На седьмом этаже двери открылись, и пара зашагала по коридору.
Извини за беспорядок, — проговорил Генри, отпирая дверь номера. — Я никого не ждал.
Джоан ошеломленно уставилась на учиненный в гостиничном номере погром. Постель была перевернута вверх дном, матрац изорван в клочья. Все ящики валялись на полу, а их содержимое — свалено в кучу. Даже телевизор лежал на ковре с открученной задней стенкой.
Генри был совершенно потрясен.
Боже мой!
— Ты предупредил о беспорядке, но такого я не ожидала, — попыталась пошутить Джоан.
Генри кинулся в комнату. Просмотрев какие-то бумаги возле опрокинутого письменного стола, он открыл свой дорожный компьютер и проверил его. Сигнал при включении показал, что компьютер работает. Профессор облегченно вздохнул.
— Вся моя работа... слава богу!
Джоан осторожно вошла в комнату.
— Лучше ни к чему больше не прикасаться. Я вызову гостиничную охрану. Тот, кто взломал номер, возможно, еще где-то рядом.
Генри поднял стол и поставил на него компьютер.
— Почему они его не забрали?
Набирая номер портье, Джоан ответила:
— Мне кажется, они охотились за более крупной дичью. Готова поклясться, что утренняя заметка в «Балтимор геральд» попалась на глаза ворью.
Генри встревожился:
— Распятие!..
— Надеюсь, ты оставил его в гостиничном сейфе, — встревожилась Джоан.
Профессор покачал головой и подошел к одному из настенных светильников.
— Избороздив столько стран, я выработал собственную систему безопасности.
Пока Джоан рассказывала портье об ограблении, Генри с помощью швейцарского армейского ножа открутил от стены бра и заглянул в углубление за ним. Затем извлек оттуда бархатный мешочек с чем-то тяжелым и вытряхнул на ладонь крупный доминиканский крест и серебряное кольцо.
Джоан повесила трубку.
— Охрана уже идет. На этот раз тебе повезло. Однако впредь обязательно пользуйся гостиничным сейфом.
Генри оглядел комнату.
— Ты права. Похоже, эти воры не промах. С возвращением в Америку...
Пока Генри осматривал разоренную комнату, Джоан молчала. Ей на глаза попалась брошенная в углу коробка от костюма из «Барни» с прикрепленной к ней квитанцией о получении. Джоан оглядела красивый костюм Генри. Похоже, профессору пришлось кое-что прикупить по случаю «свидания». Она подавила улыбку и мысленно обругала воров, испортивших им вечер.
Вскоре в открытых дверях появились двое крепышей в синих костюмах. Быстро показав удостоверения, мужчины прошли в номер.
— Мы вызвали полицию. Они сейчас прибудут, чтобы принять заявление. Для вас уже приготовлен другой номер.
Генри повернулся к Джоан.
— Почему бы тебе не отправиться домой? Я и один тут управлюсь.
— Да, наверное. Но завтра обязательно привези распятие в лабораторию. Доктор Киркпатрик осмотрит его и точно скажет, золото это или нет.
Генри окинул комнату унылым взглядом.
— Спасибо, я так и сделаю.
Когда Джоан двинулась к выходу, Генри остановил ее, дотронувшись до руки. Джоан обернулась и увидела, что он улыбается.
— Как ни странно, учитывая весь кавардак в номере, но я провел славный вечер.
Она сжала его руку и задержала ее чуть дольше, чем того требовали отношения между коллегами.
— Я тоже. Увидимся завтра.
Генри кивнул и, когда она вышла из номера, тихо добавил:
— Буду ждать встречи.
Джоан не обернулась, притворившись, будто ничего не слышала, хотя на самом деле боялась, что покрасневшее лицо с легкостью выдаст ее чувства. Только оказавшись за закрытыми дверями в лифте, она позволила себе долгий, облегченный вздох.
— Держи себя в руках. Это старый друг, и больше ничего.
Тем не менее, пока спускался лифт, по ее телу пробежала приятная дрожь.
* * *
Когда сверху вновь раздался грохот камней, стоявший на коленях Сэм поднял голову. Его глаза метнулись к остальным членам команды, окружившим три гематитовые полосы. Слегка подергивая плечами, Норман устремил взгляд к кровле. Ральф только что-то проворчал, продолжая водить по своей полосе кисточкой с желтым красителем. Чуть в сторонке сидел Денал, медленно поглаживая рукой лежащий на коленях лом.
Взгляд Сэма поймала лишь Мэгги.
— Теперь, наверное, рухнул второй уровень, — прошептала она.
С глубоким вздохом Сэм кивнул в ответ. Никому из них не хотелось задумываться над тем, что это означает. Сэм посмотрел на часы. Чуть больше десяти вечера. При такой скорости разрушения вряд ли стоило надеяться, что пирамида протянет еще пару дней. Чтобы отвлечься от медленно надвигавшейся на студентов каменной массы, они попытались себя чем-то занять. Все нехотя согласились с предложением Сэма опробовать его образцы красителей на гематитовых затворах.
— И что теперь? — спросил Ральф, выпрямляя затекшую спину.
Сэм придвинулся ближе.
— Теперь надо осторожно убрать излишки красителя растворителем.
Он передал Ральфу сухую губку и баночку с прозрачной жидкостью.
— У меня тоже готово, — сказала Мэгги, протягивая руку за второй губкой.
Под руководством Сэма двое студентов быстро подготовили полосы для расшифровки. Сэм поднял лампу Вуда и включил ее.
— Так, погасите-ка фонарик.
Внезапно на ребят обрушилась темнота. Студенты сжались в тесную кучку.
— Обалдеть! — воскликнула Мэгги.
Под ультрафиолетовой лампой зелеными мерцающими буквами выступили древние письмена — такие же четкие, как в тот день, когда их выгравировали на металле.
Ральф хлопнул Сэма по плечу.
— Молодец!
Сдерживая гордость,
