Понятие текста в культуре

Вопросы:

1. Текст как единица семиотики: определение термина, основные направления исследования.

2. Философия текста.

Понятие «текст» употребляется неоднозначно. Можно было бы составить набор порой весьма различающихся значений, которые вкладываются различными авторами в это слово. Характерно другое: в настоящее время это один из самых употребляемых терминов в науках гуманитарного цикла. В задачу дисциплины не входит обосновать какое-либо из существующих или предложить новое понимание термина «текст». Важно определить отношение этого термина к некоторым другим базовым понятиям, в частности, к понятию культура.

Одним из основных его признаков текста, в контексте культурологического подхода, является признание наличия специфической имманентной структуры, что влечет за собой высокую значимость категории границы («начала», «конца», «рампы», «рамы», «пьедестала», «кулис»). Если в первом случае существенным признаком текста является его протяженность в естественном времени, то во втором текст или тяготеет к панхронности (например, иконические тексты живописи и скульптуры), или же образует свое особое внутреннее время, отношение которого к естественному способно порождать разнообразные смысловые эффекты. Меняется соотношение текста и кода (культуры). Осознавая некоторый объект культуры как текст, мы тем самым предполагаем, что он каким-то образом закодирован, презумпция кодированности входит в понятие текста. Однако сам этот код нам неизвестен – его еще предстоит реконструировать, основываясь на данном нам тексте. В отношении к имманентно организованному и замкнутому тексту будет активизироваться признак его незавершенности и открытости. Это будет особенно очевидно в тех случаях, когда кодирующая система организована иерархически и реконструкция одного из ее уровней не гарантирует понимания на других. В тех случаях, как, например, в искусстве, когда текст допускает в принципе открытое множество интерпретаций.

В общей системе культуры тексты выполняют, по крайней мере, две основные функции: адекватную передачу значений и порождение новых смыслов. Функция текста – порождение новых смыслов. Основным структурным признаком текста в этой второй функции является его внутренняя неоднородность. Текст, представляет собой устройство, образованное как система разнородных семиотических пространств, в континууме которых циркулирует некоторое исходное сообщение. Текст этого типа всегда богаче любого отдельного языка и не может быть из него автоматически вычислен. Текст – семиотическое пространство, в котором взаимодействуют, интерферируют и иерархически самоорганизуются языки культуры.

Проблема текста органически связана с прагматическим аспектом. Прагматика текста часто бессознательно отождествляется исследователями с категорией субъективного в классической философии. Это обусловливает отношение к прагматике как к чему-то внешнему и наносному, что может увлечь в сторону от объективной структуры текста. В действительности же прагматический аспект – это аспект работы текста, поскольку механизм работы текста подразумевает какое-то введение в неге чего-либо извне. Будет ли это «извне» – другой текст, или читатель (который тоже «другой текст»), или культурный контекст, он необходим для того, чтобы потенциальная возможность генерирования новых смыслов, заключенная в имманентной структуре текста, превратилась в реальность. Поэтому процесс трансформации текста в читательском (или исследовательском) сознании, равно как и трансформации читательского сознания, введенного в текст (по сути, мы имеем два текста в отношении «инкорпорированные – обрамляющие», не искажение объективной структуры, от которого следует устраниться, а раскрытие сущности механизма в процессе его работы. Прагматические отношения – отношения между текстом и человеком. В этой оппозиции всегда наличествует возможность активизации того или иного аспекта структуры текста и превращения в процессе прагматического функционирования ядерных структур в периферийные, а периферийных – в ядерные.

Прагматические связи могут актуализировать периферийные или автоматические структуры, но не способны вносить в текст принципиально отсутствующие в нем коды. Однако разрушение текстов и превращение их в материал создания новых текстов вторичного типа – от постройки средневековых зданий из разрушенных античных до создания современных пьес «по мотивам» Шекспира – тоже часть процесса культуры.

Роль прагматического начала не может быть, однако, сведена к разного рода переосмыслениям текста – оно составляет активную сторону функционирования текста как такового. Наблюдая динамические состояния семиотических систем, мы можем заметить одну любопытную особенность: в ходе медленного и постепенного развития система вовлекает в себя близкие и легко переводимые на ее язык тексты. Культура – не беспорядочное накопление текстов, а сложная, иерархически организованная, работающая система. Однако сложность ее относительно оси «однородность/неоднородность» такова, что всякий текст неизбежно предстает как минимум в двух перспективах, как включенный в два типа контекстов. С одной точки зрения, он выступит как однородный с другими текстами, с другой – как выпадающий из ряда, «странный» и «непонятный».

Смыслообразующие процессы протекают как за счет взаимодействия между семиотически разнородными и находящимися в отношении взаимной непереводимости пластами текста, так и в результате сложных смысловых конфликтов между текстом и инородным для него контекстом.

Культура в целом может рассматриваться как текст. Однако исключительно важно подчеркнуть, что это сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию «текстов в текстах» и образующий сложные переплетения текстов. Поскольку само слово «текст» включает в себя этимологию переплетения, мы можем сказать, что таким толкованием мы возвращаем понятию «текст» его исходное значение.

Текст одно из ключевых понятий гуманитарной культуры ХХ в., применяющееся в семиотике, структурной лингвистике, филологии, философии текста, структурной и генеративной поэтике. Текст – это последовательность осмысленных высказываний, передающих информацию, объединенных общей темой, обладающая свойствами связности и цельности.

Слово текст имеет сложную и разветвленную этимологию (латекст textum – ткань, одежда, связь, соединение, строение, слог, стиль; textus – сплетение, структура, связное изложение; tехо – ткать, сплетать, сочинять, переплетать, сочетать). В этимологию слова текст, таким образом, входит три семантических компонента, или маркера:

1. То, что сотворено, сделано человеком, неприродное.

2. Связность элементов внутри этого сделанного.

3. Искусность этого сделанного.

В соответствии с этими тремя значениями текст изучается тремя дисциплинами: текстологией, герменевтикой и поэтикой.

Текстология выявляет из нескольких вариантов канонический текст, комментирует его содержание и производит атрибуцию, то есть определяет принадлежность его определенной эпохе и определенному автору. Так, до сих пор, например, непонятно, ни когда написано «Слово и полку Игореве», ни кто его автор и, главное, является ли оно подлинным произведением древнерусской литературы или гениальной подделкой конца ХVII в.

Герменевтика занимается толкованием текста. Например, без герменевтического комментария очень трудно понять такие тексты, как «Улисс» Джойса или «Логико-философский трактат» Витгенштейна. Герменевтика священных текстов называется экзегетикой. Так, например, Апокалипсис (Откровение Богослова Иоанна) располагается в конце всей Библии и считается последней книгой Священного писания христианской церкви. Но по своему стилю этот текст является настолько архаическим и в то же время в нем столько цитат из предшествующих текст Библии, что в 1980-е гг. русские математики М. Постников и А. Фоменко, занимающиеся темой фальсификации исторических текстов, высказали дерзкое и остроумное предположение, что Апокалипсис – не последнея, а первая, самая древняя книга Библии и тогда истолковать его будет значительно легче: ясно, что не Апокалипсис цитирует другие тексты, а другие, с точки зрения этой концепции более поздние, текст Библии цитируют Апокалипсис. Таким образом, герменевтическая концепция текста может зависеть от его текстологической концепции (в данном случае атрибуции). Священное писание наполнено загадочными, «темными» местами. Иногда только релятивистски ориентированное и раскованное сознание может добраться до приемлемого толкования. Приведем два примера из Евангелий. В Нагорной проповеди есть фраза – «Блаженны нищие духом». Как это понимать – слабоумные? Но почему? С. С. Аверинцев предложил читать это высказывание как «Блаженны нищие по велению духа», и тогда все становится на свои места. В другом месте Иисус говорит, что легче верблюду пройти через игольные уши, нежели богатому попасть в царствие небесное. При чем здесь верблюд? Вероятно, потому, что это ошибочный перевод древнегреческого слова, одним из значений которого было «верблюд», а другим – «канат». «Легче канату пройти через игольные уши...» – фраза становится гораздо более осмысленной.

Таким образом, текст тесно связан с тем языком, на котором он написан, и при переводе возникают ошибки. Ведь каждый язык по-своему структурирует реальность. искусность построения текста изучает поэтика. Она исследует, как устроен текст, его структуру и композицию. Здесь следует ввести разграничение между художественным и нехудожественным текстом. Нехудожественные тексты передают или, во всяком случае, претендуют на то, чтобы передавать информацию. Это может быть на самом деле ложная информация, специально вводящая в заблуждение, дезинформация. Но художественный текст не передает ни истинной, ни ложной информации. Он, как правило, оперирует вымышленными объектами, так как задача искусства – это, в первую очередь, развлекать читателя, зрителя или слушателя. Конечно, бывают исключения, например «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, который одновременно является высокохудожественным текстом и передает огромное количество информации. Но мы сейчас говорим о беллетристике, которая призвана развлекать, что не мешает ей высказывать глубокие философские истины и тонкие психологические наблюдения. Но в роли беллетристики часто выступает газета, которая как будто пишет правду, но на самом деле оказывается, что это не совсем правда или совсем не правда, потому что для журналистов важно, чтобы газету читали, то есть чтобы ее тексты были занимательны. Вообще, правда – палка о двух концах. Есть правда прокурора, который доказывает виновность преступника, и есть правда адвоката, который доказывает на том же процессе его невиновность.

Художественный текст часто нуждается в герменевтическом комментарии, причем каждая эпоха прочитывает тексты по-своему. Например, стихотворение Некрасова «Железная дорога», которое мы проходили в школе, посвящено обличению русских чиновников, построивших железную дорогу на крови и костях простых людей. Так, вероятно, считал и сам поэт Некрасов. Сейчас в русле неомифологического сознания русский ученый В.А. Сапогов истолковал этот текст как воспевание «строительной жертвы». В соответствии с достаточно универсальным мифологическим представлением постройка будет тем крепче, чем больше человеческих жертв будет принесено на ее алтарь (на этом основан один из киношедевров Сергея Параджанова «Легенда о Сурамской крепости»). Некрасов пришел бы в ужас от такой интерпретации, но он сам в стихотворении «Поэт и гражданин» пишет:

Иди и гибни безупречно,

Умрешь недаром – дело прочно,

Когда под ним струится кровь.

Текст может быть понят предельно широко, как его понимает современная семиотика и философия текста. Улица города – текст, или совокупность текстов. Названия улиц и номера домов, реклама и названия магазинов, дорожные знаки и светофор – все это несет информацию и считывается жителями города и приезжими. По одежде людей, идущих по улице, можно прочитать профессию, возраст, социальную принадлежность – военный, полковник, «новый русский», нищий, иностранец, хиппи, панк, чиновник, интеллигент. Но тогда текст оказывается все на свете и не остается места для реальности. В соответствии с пониманием автора словаря, реальность – это текст, написанный Богом, а текст– это реальность, созданная человеком. Если мы не понимаем языка текста, он становится частью реальности, если мы знаем язык звериных следов, то для нас зимний лес – открытая книга.

Сущность философии текста можно изложить в семи главных пунктах:

1. Все элементы текста взаимосвязаны. Это тезис классической структурной поэтики.

2. Связь между элементами текста носит трансуровневый характер и проявляется в виде повторяющихся и варьирующихся единиц – мотивов. Это тезис мотивного анализа. Если мы изучаем культуру как текст (в духе идей Ю. М. Лотмана), то на разных ее уровнях могут проявляться одинаковые мотивы.

3. В тексте нет ничего случайного. Самые свободные ассоциации являются самыми надежными. Это тезис классического психоанализа. Связь между словами может иметь место по совершенно случайным ассоциациям, между тем именно на этих ассоциациях строится семантический образ слова.

4. За каждым поверхностным и единичным проявлением текста лежат глубинные и универсальные закономерности, носящие мифологический характер. Это тезис аналитической психологии К. Г. Юнга. В ХХ в. эта особенность наиболее очевидным образом проявляется в таком феномене, как неомифологизм. Так, в стихотворении Пастернака «Гул затих. Я вышел на подмостки» под Я подразумевается и автор стихотворения, и Иисус Христос, и Гамлет, и всякий, кто читает это стихотворение. Глубинный мифологизм проявляется также в обыденной жизни, если понимать ее как текстекст

5. Текст не описывает реальность, а вступает с ней в сложные взаимоотношения. Это тезис аналитической философии и теории речевых актов.

6. То, что истинно в одном тексте (возможном мире), может быть ложным в другом (это тезис семантики возможных миров).

7. Текст – не застывшая сущность, а диалог между автором, читателем и культурным контекстом. Это тезис поэтики Бахтина (например, карнавализация, полифонический роман, диалогическое слово).

Применение этих семи принципов, традиционных самих по себе, к конкретному художественному тексту или любому другому объекту, рассматриваемому как текст, составляет сущность философии текста.

(Руднев В. П. Энциклопедический словарь

культуры ХХ века:

(ключевые понятия и тексты).

М., 2003. С.305–306; 335–336).