2017-12-14
213
На этой почве развилась система Уложения 1845 г.; но при этом дробная система Свода осложнилась еще тем, что деление соучастников на виды было поставлено в соотношение с различием форм соучастия. В результате система Уложения оказалась и крайне сложной, и несостоятельной*(1378).
При соучастии без предварительного соглашения Уложение различало два основных типа - главные виновные и участники, причем к главным виновным были отнесены три категории: 1) распоряжавшиеся действиями других, 2) приступившие к действию прежде других при самом его начале и 3) непосредственно совершившие преступное деяние, т.е. одно из действий, входящих в законный состав преступления; все же прочие лица отнесены к группе участников. Еще более разнообразными представлялись типы соучастников при сговоре (ст.13); при этом, хотя закон и не указывал на различие главных и второстепенных виновников, но, по обрисовке деятельности и по условиям ответственности, к главным относились: 1) зачинщики, и притом а) физические (пущие) по терминологии Свода законов в двух видах: управлявшие другими или первые приступившие, т.е. подавшие пример, по выражению Свода законов, и б) интеллектуальные, замыслившие преступное деяние и склонившие к оному других, и притом так как по закону (ст.118) зачинщики интеллектуальные могли вовсе не принимать физического участия в выполнении деяния, то они сливались с понятием подстрекателей, так что нашей практике пришлось устанавливать между ними грань совершенно искусственную, относя к зачинщикам - первоначально замысливших, авторов замысла, а к подстрекателям - распространителей чужих замыслов (реш. Уголовного кассационного департамента, 76/97, Овсянникова); 2) сообщники, согласившиеся с другими выполнить совокупными силами или действиями предумышленное преступление, хотя бы они, дав согласие, в выполнении и не участвовали (ст.119); и 3) подстрекатели, или подговорщики, не участвовавшие в выполнении деяния, но склонявшие разными средствами к нему других. К второстепенным соучастникам были отнесены пособники, не принимавшие участия в выполнении, но или: 1) помогавшие или обещавшие помогать умыслившим преступление: а) советами, указаниями, доставлением сведений, б) доставлением средств и в) устранением препятствий; 2) заведомо перед совершением преступления дававшие убежище учинившим оное; 3) обещавшие заранее способствовать сокрытию преступления или преступника после сокрытия оного, относя сюда и обещание принять вещи, добытые преступлением.
В составе шайки Уложение 1845 г. различало: 1) главных виновных, а именно: составителей или основателей шаек, лиц, подговоривших кого-либо к вступлению в шайку, или сформировавших самостоятельное отделение шайки, начальников как всей шайки, так и отдельных ее частей; 2) сообщников, к которым относились все лица, добровольно вступившие в шайку, с знанием о свойстве и предназначении оной, если притом они не играли никакой выдающейся роли в деятельности шайки; 3) пособников, а именно лиц, изобличенных в заведомом доставлении злонамеренным шайкам или сообществам оружия или же иных орудий, или других каких-либо средств для содеяния предположенных ими преступлений.
Устав о наказаниях содержал самостоятельные и притом значительно упрощенные правила о соучастии, исключающие применение постановлений Уложения*(1379), причем, по ст.15 Устава, различались три типа участников: а) совершившие деяние, б) подстрекавшие к нему и в) бывшие их соучастниками.
По Законам военно-уголовным, к соучастникам должны быть применяемы постановления Уложения, но с двоякого рода изъятиями. Во-первых (по ст.72), в деяниях, соединенных с нарушением воинской дисциплины и обязанностей службы, начальник, а при отсутствии его-старший в звании или чине, а при равенстве - старший в сем звании или чине, всегда подвергается наказанию как главный виновник, а если он был главным виновником, то ему (по ст.75) наказание возвышается на одну степень; во-вторых, когда преступное деяние, как воинское, так и общее, учинено целой командой или частью оной, или когда число подсудимых значительно, наказанию, назначенному в законе, подвергаются при скопе - главные виновные, а при сговоре-зачинщики, сообщники и подстрекатели, а равно в обоих случаях лица, указанные в ст.72; все же прочие наказываются по усмотрению суда.
Равным образом самостоятельные постановления об ответственности соучастников сохранились в Уставах акцизных. Так, ст.1140 и след. указывают, что ответственными лицами за нарушения правил Устава о питейном сборе признаются на заводах - заводчик, арендатор, управляющий, ответственные винокур и пивовар, а также заводские служащие и рабочие, а в заведениях для торговли крепкими напитками - содержатели заведений и их приказчики или сидельцы. Причем они привлекаются к ответственности лишь в последовательном порядке, т.е. если какое-либо нарушение совершено с согласия и ведома заводчика или арендатора, то таковые исключают ответственность за эти нарушения всех других служащих и посторонних лиц; ответственность управляющего заводом, учинившего или допустившего нарушение, исключает ответственность винокура или других служащих и т.д. Но и при этих нарушениях для ответственности необходимо или личное участие, или учинение с ведома и согласия; исключение по ст.1142 допущено только для заводчика, когда нарушение учинено хотя и без его ведома, но арендатором, об отдаче которому завода в аренду не было заявлено установленным порядком акцизному управлению или прежде такового заявления, а равно и для содержателя заведения, когда нарушение учинено приказчиком, не имеющим установленных торговых документов, хотя, впрочем, и в этих случаях заводчики и содержатели подвергаются лишь денежным взысканиям, а личные наказания во всяком случае падают на непосредственно учинивших таковые.
Причем эти постановления относятся только к нарушениям, указанным в Акцизных уставах, в случае же учинения нарушений хотя бы и в питейных заведениях, но полицейского характера применяются общие правила о соучастии.
Подобные же правила повторены в ст.1217 и след. относительно нарушений Устава табачного, а по ст.1255 и 1270 тот же порядок распространен и на нарушения Правил об акцизе с осветительных нефтяных масел и зажигательных спичек; но по отношению к нарушениям Постановлений об акцизе с сахара последовательной ответственности лиц, служащих на заводах, не установлено.
По действующему Уголовному уложению, в соучастии, выразившемся только в соглашении, не различается никаких отдельных типов и все в него входящие одинаково именуются "согласившимися на преступное деяние"; в соучастии же, выразившемся в общей деятельности, из "соучастников" различаются: 1) непосредственно учинившие преступное деяние или участвовавшие в его выполнении; 2) подстрекавшие другого к соучастию в преступном деянии; 3) пособники, доставлявшие средства, или устранявшие препятствия, или оказавшие помощь учинению преступного деяния советом, указанием или обещанием не препятствовать его учинению или скрыть оное. При этом для применения ответственности за соучастие необходимо, чтобы лицо не только согласилось совместно действовать, но чтобы оно именно проявило какой-либо из указанных в законе видов деятельности; без этого последнего условия к виновным могут быть применены только правила об ответственности за соглашение*(1380).
Система, усвоенная Уложением, всего ближе подходит и к теоретической обрисовке типов участия, которые естественно сводятся к следующим трем: кто-либо совершал само преступное деяние - исполнитель; кто-либо оказывал ему содействие - пособник; кто-либо вовлек его в преступную деятельность - подстрекатель.
Но при этом необходимо иметь в виду: 1) каждый из этих типов допускает различные оттенки, в особенности много таковых представляет пособничество; 2) могут быть случаи, когда в лице одного и того же соучастника соединяются несколько типов: подстрекатель может явиться в то же время и пособником, исполнитель может явиться подстрекателем пособника, а там, где исполнителей было несколько, - и пособником другого исполнителя; 3) при отдельных случаях соучастия, конечно, могут быть и не все типы соучастников и, наоборот, вполне возможно, что в одном соучастии будет несколько лиц одного и того же типа.
180. Исполнителями преступного деяния могут быть названы те лица, которые сами непосредственно участвовали в его исполнении, каков бы ни был при этом объем их деятельности. Так, исполнителями убийства будут лица, наносившие удар жертве, державшие или связывавшие ее и т.д. Общность преступного намерения, соглашение, делает каждого ответственным за все деяние, подобно тому как подложивший в бурную погоду пучок зажженной соломы под крышу здания отвечает за истребление целого селения, если пожар получил такие размеры. При этом если преступление состоит из нескольких актов или является продолжающимся, как, например, подделка монеты, лишение свободы, то исполнителями будут все лица, выполнившие какое-либо из действий, входящих в состав этих деяний, хотя бы действующий не был ни первым, ни последним.
Действие, учиненное исполнителем, или сумма его действий определяют, по общему правилу, юридический характер всего совершенного соучастниками; исполнители представляют центральный пункт соучастия.
Таким образом, степень осуществления преступного намерения исполнителями определяет, в этом отношении, вменение учиненного прочим соучастникам. Если исполнитель остановился на приготовлении или на покушении, то можно говорить только о подстрекательстве к покушению, о пособничестве к приготовлению и т.д.*(1381) Точно так же подсудность соучастников, по общему правилу, определяется местом действия главных виновных, давностные сроки вычисляются с момента деятельности исполнителей и т.д.*(1382)
Далее, если совершенное исполнителями не почитается преступным или почему-либо утрачивает преступность, то и деятельность прочих соучастников в этих случаях, если она особо не воспрещена законом, утрачивает преступность*(1383). На этом основании не может быть преступного соучастия, если исполнитель действует в силу закона, вследствие необходимой обороны и т.д. При этом соучастники остаются безответственными и в том случае, когда они думали, что помогают преступному деянию; ошибка и заблуждение в преступности учиненного должны оказывать и на ответственность соучастников такое же влияние, как и на ответственность единоличных преступников. Точно так же не наказуемы соучастники, если исполнитель действует с согласия пострадавшего или совершает посягательство на собственные права; поэтому, например, как указал Уголовный кассационный департамент в решении 1880 г. N 10, по делу Синядьева, лицо, участвовавшее в поджоге имущества его собственником, отвечает только при тех условиях и в том объеме, в каком отвечает сам хозяин имущества*(1384).
Эта безответственность соучастников обусловливается только непреступностью учиненного исполнителем, а не его безнаказанностью*(1385). Если исполнитель оказался во время суда умалишенным*(1386), то это еще не делает ненаказуемыми лиц, ему помогавших; если исполнитель деяния, преследуемого по частной жалобе, не привлечен к ответственности пострадавшим, то это обстоятельство не гарантирует от преследования соучастников.
Далее, для ответственности соучастников необходимо констатирование учинения преступного деяния исполнителями, хотя бы личность исполнителей осталась почему-либо суду не известна*(1387). Прекращение производства по отношению к непосредственно совершившим преступное деяние не влечет само по себе прекращения следствия и суда над их соучастниками, так как оно может зависеть от чисто личных условий, как, например, от смерти исполнителя или помилования его по Высочайшей воле, если акт помилования относится к лицу, а не заключает в себе предания забвению самого деяния*(1388). Точно так же оправдание судом исполнителя не может еще само по себе быть основанием безответственности соучастников, ибо такое оправдание может иметь чисто личное основание, если только судом не отвергнуто существование самого преступного события*(1389).
181. Вторую группу соучастников составляют пособники. Как, по-видимому, ни просто противоположение исполнения и пособничества, но в действительности проведение границ между ними представляется весьма затруднительным, что блистательно доказала немецкая доктрина, потратившая массу труда на решение этого вопроса.
Я не буду вдаваться в разбор всех попыток этого рода*(1390), но ввиду того влияния, которое оказала немецкая доктрина на нашу литературу, укажу важнейшие из них, сводя их к трем группам по следующей схеме: всякий участник вкладывается в преступное деяние своей деятельностью и своей волей, поэтому различия между главными виновными - исполнителями и второстепенными - пособниками можно искать или в объективных свойствах деятельности, или в особенных свойствах их виновности, или, наконец, в том и другом вместе; отсюда три группы попыток: объективная, субъективная и смешанная*(1391).
Наиболее старая попытка разграничения, придававшая этому различию принципиальный характер, была объективная. По этой доктрине главным виновником считался тот, кто был непосредственной причиной преступления, т.е. чьими руками или действиями воспроизведено преступное деяние в полном его объеме, а все остальные участники относились к пособникам. Но после того как трудами Штюбеля поколебалось учение об исключительной причинности, утратила значение и эта доктрина, замененная другим, также объективным учением, на основании коего главным виновником должен почитаться тот, кто был "достаточной", "необходимой", "преимущественной" или главной причиной явления, а пособником тот, кто являлся лишь условием возникновения результата. Важнейшим представителем этого взгляда может быть назван Фейербах, который признавал главным виновником то лицо, в чьей воле и действиях заключается достаточная причина, вызвавшая как последствие преступление. Наконец, в недавнее время, когда на смену всех этих воззрений об относительном значении условий причинения явилось новое, ныне господствующее в немецкой доктрине, по которому причиной, в тесном смысле этого слова, может быть названа только сумма предыдущих, а о различии причин главных и второстепенных, близких и отдаленных не может быть и речи, то и германская литература отказалась различать по этому основанию главных виновных от второстепенных.
На место этих попыток явились иные, также объективного характера, видящие различие не в свойствах причинения, а в юридическом значении деятельности, относя к исполнителям тех, которые выполнили главный или существенный акт преступного деяния, как, например, взятие вещи при захватах, нанесение смертельного удара при убийстве и т.п.*(1392), или же распространяя понятие исполнителей на всех соучастников, которые выполняли действие, входящее в законный состав преступления*(1393).
Прежние попытки объективного различения виновников и пособников представлялись неверными по своему существу, противореча учению о причинной связи, так как, с объективной точки зрения, всякое лицо, содействовавшее физической или психической деятельностью произведению результата, может быть названо его причиной и должно нести ответственность за совершенное в полном его объеме, а таковы все соучастники; новые же не имеют принципиального значения. Признак деления, ими принятый, представляется в существе своем случайным, изменчивым, завися как от способа действия, выбранного виновным, так и от законного определения преступного деяния. С другой стороны, на основании такого признака можно делить соучастников не только на две, но на три, четыре и более категорий, так как это признак крайне дробимый. Непринципиальный характер этого деления представится еще нагляднее, если мы посмотрим на его значение по отношению к наказуемости соучастников. Можем ли мы утверждать, что участник, выполнивший какое-либо действие, входящее в состав преступного деяния, всегда более преступен и заслуживает высшего наказания, чем лицо, стоявшее на стороже или приготовившее отраву? Чем отличаются с точки зрения преступности действия лица, державшего жертву за ноги, стоявшего на карауле, или, положим, игравшего на тромбоне, для того чтобы заглушить крики жертвы, и т.п.? Можем ли мы отрицать, что иногда лицо, игравшее, по-видимому, второстепенную роль, при внимательном рассмотрении обстоятельств данного дела окажется истинной душой предприятия, лицом, несравненно более преступным, чем главный деятель?
Более распространенной в новой немецкой доктрине (Кестлин, Янка, Глазер, Борхерт, Шварце, Гельшнер, а в особенности Бури), а равно и в практике Reichsgericht'а*(1394) является теория субъективная, усматривающая основу различия в направлении воли действующего.
Первоначально теория субъективная явилась только как противовес фейербахо-грольмановской объективной теории. Ее первые представители, как Вехтер, Генке, указывали, что путем различения объективной деятельности участвующих можно прийти только к признанию равной их виновности, а для установления различия необходимо обратиться к внутренней стороне, к характеру намерения, к определению того, в чьих интересах действует виновный.
Но в дальнейшем своем развитии эта теория получила более определенную постановку. "Главный виновный, - говорит Кестлин, - тот, кто действует для достижения собственной цели, видит в нем собственное дело; пособник - тот, кто содействует осуществлению чужого намерения; он рассматривает себя и свою деятельность только как средство для действий другого". При этом одни выдвигали на первый план характер намерения (Dolustheorie): виновник - кто осуществляет собственное намерение (cum animo auctoris), пособник - кто действует ради осуществления чужого намерения (cum animo adjutoris); другие придавали главное значение мотивам и цели действия (Zwecktheorie): виновник - кто действовал для достижения собственного личного интереса, пособник - кто работал ради интереса другого лица.
Шире поставлено понятие виновничества у позднейших сторонников этого воззрения, как, например, у Бернера (до последних изданий) и Гейба, при помощи так называемого презумптивного виновничества, в силу коего тот, кто выполнил преступное деяние, всегда предполагается главным виновным, так как совершенное им убеждает, что он смотрел на данное деяние как на собственное.
Наконец, после издания Германского уложения субъективная теория получила еще новое расширение, так как к главным виновным стали относить всех тех, чья воля направляется на совершение действий, входящих в состав преступных деяний*(1395).
Но и в той и в другой форме субъективная попытка представляется менее солидной, чем теория объективная. Наиболее несостоятельной представляется теория интереса. Каким образом мотив деятельности, играющий второстепенную роль в учении о юридическом деянии, станет принципом различия типов виновничества, и притом не соответственно с общим этическим и юридическим значением таковых? Деяние, по его мотивам, становится тем преступнее, чем более проявляется в нем нравственной испорченности, чем опаснее эти побуждения для общественного спокойствия. С этой точки зрения понятно, что лицо, подговорившее кого-либо убить своего врага, надругавшегося над его женой, дочерью, менее преступно, чем сам убийца, нанявшийся за несколько рублей осуществить чужое желание, а между тем по субъективной теории первый должен считаться главным виновником, а второй - пособником. Наконец, само понятие о своих интересах представляется крайне условным, так как оно зависит от различия понятий о ближайшей или отдаленной цели. Без мотива, без самостоятельного побуждения мы не можем себе и представить сознательного участия в преступлении, и в этом отношении нет различия между лицом, действующим под влиянием личной мести, ревности, и наемником, совершившим преступление из корысти: человек, за деньги доставший яд для убийства, несомненно осуществляет личный интерес*(1396). Наше Уложение о наказаниях 1845 г. даже ставило общим условием пособничества, чтобы пособники действовали из корыстных или иных личных видов.
Также и вторая группа субъективных попыток, на мой взгляд, менее удачна, чем соответствующая ей попытка объективистов, так как она представляет практические невыгоды. Признавая главными виновными тех, чья воля направлена на само исполнение, а пособниками тех, кто намеревается оказать помощь исполнителям, мы не только не разрешаем вопроса, почему первые должны быть наказаны всегда сильнее вторых, но и вводим признак различия крайне шаткий. Каким образом будем мы определять направление воли участвовавших? Если по тому, что ими было выполнено, то это будет различием объективным, а если по тому, что предполагал выполнить участник, то нам придется признать главным виновным того, кто предполагал, что нанесет смертельный удар, а в действительности только принес топор или стоял на страже. Мало того, в самой основе этого субъективного деления лежит недоразумение. Нельзя быть наказуемым участником преступного деяния, не сознавая того, в чем участвуешь, и не направляя своей воли на совершение преступного деяния. Ближайшая цель деятельности данного лица - покупка ножа, принесение лестницы и т.п.; но он совершает эти действия, зная, что они должны служить для кражи, убийства, по отношению к которым он и дал свое согласие на оказание содействия, помощи, следовательно, его воля точно так же направляется на совершение самого преступного деяния, как и воля лица, наносящего удар, берущего вещь и т.п.
Остается упомянуть о третьей группе теорий, пытающихся соединить обе предшествующие, с приближением то к той, то к другой из них. "Главным виновником, - говорит Росси (Traite, глава XXXV), - будет, во-первых, тот, кто был творцом преступного умысла, кто осуществляет в преступлении свои личные интересы, и, во-вторых, тот, кто выполнил главное деяние или такое, которое было существенно необходимо для выполнения главного, а пособниками будут те, которые содействовали составлению плана или выполнению"; но к этому Росси добавляет, что окончательное различие между виновниками и пособниками есть вопрос факта, а потому теория может дать только общие положения, предоставляя установление подробностей суду*(1397). Из наших криминалистов проф. Жиряев*(1398) заявляет, что оба крайние взгляда, ложные в своей исключительности, заключают в себе каждый справедливую сторону, а потому необходимо соединить их между собой. Для понятия главного виновничества нужно брать в расчет и то, что делается, и то, почему делается, так что лицо, явившееся на место преступления только для оказания помощи, но выполнившее главный акт, должно быть признано главным виновным.
И по поводу этой попытки следует сказать то же, что и относительно предыдущих: она дает возможность подметить некоторые черты отличия между лицами, входящими в число соучастников, но она не устанавливает между ними принципиального различия, и не устанавливает, по моему мнению, потому, что такого различия и быть не может. В том и заключается самостоятельный характер института соучастия, что все соучастники отвечают за все совершенное, какова бы ни была их деятельность; что единение или общность вины изменяют общее учение о причинной связи в том, что допускается связь деятельности и результата внутренняя, психическая; что положение о том, что умышленная деятельность человека прерывает причинную связь, утрачивает при этой комбинации свою силу и т.п. Если иногда степень виновности участвующих окажется различной, то это будет зависеть от индивидуальной обстановки их деятельности, а не от принадлежности к тому или другому типу.
Если же устранить вопрос о принципиальном различии, видоизменяющем ответственность соучастников, и рассматривать отдельные типы только с точки зрения характеристики их деятельности, то понятие пособничества обрисовывается сравнительно легко: все те соучастники, которые не являются ни исполнителями, в вышеуказанном их значении, ни подстрекателями, должны быть признаны пособниками*(1399).
При этом воззрении деятельность пособников получает характер дополнительный, акцессорный. Центр всего соучастия, как было указано выше, составляет деятельность исполнителей, так как она определяет юридическую характеристику учиненного.
Но это положение о дополнительной природе пособничества, по моему мнению, применяется только в тех случаях, когда началось осуществление соучастниками предположенного деяния; вопрос ставится иначе, если само деяние не было учинено. В этом случае представляются две возможности: а) или сообщники ограничились одним соглашением, и тогда все участники или все согласившиеся одинаково являются центром предположенного, или б) кто-либо из соучастников совершил приготовление, и тогда все соучастники отвечают за приготовление, хотя бы учинившим его был пособник. Следовательно, могут быть случаи, когда центром соучастия являются действия предполагаемых пособников и сообразно с их деятельностью определяется ответственность прочих соучастников*(1400).
Деятельность пособников представляется крайне разнообразной, хотя это различие отдельных оттенков пособничества не имеет особенно важного практического значения. Таким образом, между пособниками различают: 1) пособников интеллектуальных, которые разными способами и средствами содействуют созданию преступного умысла, давая, например, советы и указания, когда и где удобнее выполнить преступление, укрепляют решимость главных виновных или же своими замечаниями, указаниями облегчают выполнение преступления, дают обещание скрытия следов, как скоро такое обещание укрепляло преступную решимость; при этом, как указано в объяснительной записке к Уголовному уложению, этими средствами должна быть действительно оказана помощь, так что суд в каждом отдельном случае должен не только установить, что виновный дал совет или указание, но что через это действительно были оказаны помощь или содействие учинившим преступное деяние; 2) пособников физических, которые вкладываются своей физической деятельностью, доставлением средств или устранением препятствий или которые сделали возможным успешное их учинение и т.д. Эти лица отвечают как в том случае, когда доставленные ими средства были действительно употреблены в дело, так и в том, когда они оказались излишними, когда, например, убийство было совершено другим орудием, вор вошел не через ту дверь, которая была отперта пособником, и т.д. Иногда участие может выразиться в простом нахождении на месте учинения деяния, когда лицо, пришедшее вместе с другими, оставалось праздным, потому-то его помощь оказалась излишней, или же когда деятельность этого лица, по самому состоявшемуся между соучастниками соглашению, должна была именно заключаться в невмешательстве.
Деятельность пособников может или предшествовать исполнению (соncursus antecedens), или же совпадать с ним (с. concommittens); но пособничество после исполнения (с. subsequens) представляется и теоретически и практически невозможным, так как в тех случаях, когда результат входит в законный состав преступного деяния, содействие его наступлению будет содействовать совпадающим, а не последующим.
182. Третью группу соучастников составляют подстрекатели*(1401), или, как называют их иногда в юридической литературе, интеллектуальные виновники*(1402). Тип этот представляет совершенно самостоятельные черты, устраняющие возможность причислить его к пособникам, как это делает Кодекс французский*(1403), или к исполнителям (Кодексы бельгийский*(1404), голландский, итальянский), а заставляющие придать ему самостоятельное место, как это делает наше Уголовное уложение.
Но кто же может быть назван подстрекателем, т.е. лицом, подговорившим или подстрекнувшим другого к соучастию в преступном деянии?
Наше Уложение о наказаниях 1845 г. указывало на два признака: отрицательный - неучаствование в совершении преступления и положительный - вовлечение другого в участие в таком совершении. Но первый признак представляется теоретически и ненужным, и неверным: деятельность одного и того же соучастника может заключать в себе черты, свойственные нескольким типам, но через это в нем не изглаживаются черты, свойственные каждому из них в отдельности; с другой стороны, это положение и практически неточно: если закон считает подстрекательство более тяжкой формой совиновничества, то если подстрекнувший, сверх сего, оказал какое-либо содействие, например доставил орудие, он должен быть наказан все-таки как подстрекатель, а не как пособник.
Обращаясь же к анализу положительной стороны, я рассмотрю отдельно условия, относящиеся к подстрекателю, к подстрекаемому и к самому подстрекательству.
Подстрекатель, как и всякий соучастник, должен быть виновником и совиновником. Поэтому подстрекателем может быть только лицо дееспособное и действующее умышленно.
На этом основании тот, кто разгласит при других придуманный им план какого-либо артистического мошенничества, не имея в виду возбудить кого-либо этим рассказом к преступлению, не может считаться подстрекателем, хотя бы кто-либо из присутствующих воспользовался этим рассказом и осуществил этот план.
На этом же основании не может быть признано подстрекательством развитие в другом преступных наклонностей, приучение к порочной жизни, даже подготовка к преступным занятиям, если в этом не содержится вовлечения в определенное преступное деяние; таким образом, например, опекун, потворствующий разврату своего питомца, не может только поэтому считаться подстрекателем к совершенному подопечным изнасилованию; лицо, устроившее целую школу для малолетних воришек, обучающее их проворству, ловкости, может быть наказано как пристанодержатель, как виновный в развращении малолетних, но оно не будет подстрекателем. Точно так же, по общему правилу, не подойдет под понятие подстрекательства и жестокое обращение, хотя бы и доведшее другого до учинения какого-либо преступного деяния.
