На всю территорию региона

 

Поражение царизма в Крымской войне (1854-1856 гг.) с блоком более сильных противников значительно ограничивало возможности активной внешней политики России. Между тем, новые рыночные отношения в стра­не быстро и уверенно набирали силу, требуя все новых и новых рынков сбыта и источников сырья для интенсивно развивавшейся российской про­мышленности и торговли. Они были на юго-востоке. «Прошло то время, -говорилось в Военном сборнике, - когда Россия во многих отношениях первенствовала на западных рынках, а это обязывает нас искать новых вос­точных рынков и, прежде всего ближних, в Средней Азии»⁴⁴. Значение Южного Казахстана и Центральной Азии во внешней политике России резко возросло. Встал вопрос об окончательном подчинении Казахстана и акти­визации разносторонних отношений со среднеазиатскими государствами.

Но полноценной торговле с этими странами мешали многие причины, прежде всего - политическая нестабильность на Среднем Востоке и отсут­ствие у царского правительства необходимой информации о положении внут­ри среднеазиатских ханств, что сдерживало движение России в Центральную Азию и побудило русское правительство встать на путь военно-экономичес­кой и политической разведки в сопредельных азиатских странах.

С целью выяснения торгово-экономической и военно-политической ситуации в централ ьноазиатском регионе были отправлены в 1858 г. дип­ломатическое посольство Н. П. Игнатьева в Хиву и Бухару, экспедиция во главе с востоковедом Н. В. Ханыковым в Восточный Иран (Хорасан) и Герат, Ч. Ч. Валиханов под видом купца в составе торгового каравана в Кашгар. Материалы, доставленные ими, позволили царскому прави­тельству выяснить действительную расстановку политических сил в Южном Казахстане и ханствах Центральной Азии, ознакомиться с их экономическими и международными связями, а также доказали суще­ствование широких завоевательных планов Англии по отношению к этим регионам.

Особенно большое значение для разработки политического курса России на Среднем Востоке имели результаты дипломатической поезд­ки Н. П. Игнатьева в Хиву и Бухару. Малоутешительные переговоры рус­ского посла с хивинским ханом, отказавшимся подписать договор о дружест­венных взаимоотношениях двух государств, утвердили его в мысли о том, что отправление дипломатических посольств в Центральную Азию - «на­прасная трата денег, которые могут быть употреблены для достижения той же цели... но иным образом»⁴⁵. В специальных донесениях и записках, адре- _/ сованных в Азиатский департамент МИД, Н. П. Игнатьев обосновывал бес­полезность продолжения прежней тактики политических переговоров с «ве­роломными» восточными правителями и настаивал на возобновлении военных действий против среднеазиатских ханств. На рубеже 50-60-х гг. XIX в. этот взгляд не получил должной поддержки в Министерстве иностранных дел, но с каждым днем приобретал себе все больше сторонников в высших административных сферах и, наконец, стал к середине 60-х годов офици­альным мнением Петербурга.

Более удачной по своим практическим результатам оказалась мис­сия Н. П. Игнатьева в Бухару. Она привела к заметному оживлению торгов­ли русских купцов со среднеазиатскими торговцами, которые стали охот­нее приезжать на Оренбургскую линию и Нижегородскую ярмарку. Мос­ковские торговые компании, в свою очередь, получили возможность от­правлять российские товары в Бухару, где они выгодно сбывались.

В то же время, как отмечалось выше, развитие взаимовыгодных торго­вых отношений России со странами Центральной Азии встречало сильное противодействие Кокандского ханства, которое приобрело влиятельного со­юзника в лице Англии - главного противника России в Центральной Азии. В 1860 г. в Коканд через Каратегин и Дарваз был направлен опытный анг­лийский разведчик Абд'ал-Маджид, которому вменялось в обязанность войти в доверие к правителю ханства Маллабеку и предложить ему поддер­живать контакты с британскими властями в Индии. Наглядным подтверж­дением удачного завершения этого визита стали поставки британского ору­жия и посылка военных инструкторов и оружейников в главные опорные пункты Кокандского ханства.

Наряду с этим кокандские власти предпринимали меры по усилению своих аванпостов в Пишпеке, Мерке, Аулие-Ате и Чимкенте, под угрозой расправы отбирали лошадей и скот у окрестных казахов и кыргызов для кавалерии, всячески противодействовали движению торговых караванов. Все эти действия своевременно доводились до сведения оренбургских и запад­носибирских властей, которые, естественно, били тревогу, призывая усилить ответные меры со стороны царского правительства.

Экспансионистские цели России по завоеванию Южного Казахста­на осуществлялись в основном двумя путями: во-первых, организацией ряда военных, военно-разведывательных и карательных экспедиций в

казахские степи; во-вторых, сооружением идущей через степь «линии укреплений, занимавших стратегически выгодное положение»⁴⁶. Все эти мероприятия энергично проводились в регионе войсками местной ко­лониальной администрации, в результате чего «многие из влиятельных киргизских вождей были либо убиты в сражениях, либо взяты в плен».⁴⁷ Так готовилось наступление вглубь региона как со стороны Оренбургс­кой, так и Сибирской линий. К концу первой половины XIX века на территориях Среднего и Старшего жузов, начиная со стороны Сибирс­кой линии, строятся укрепления Актау (1835 г.), Улытау (1835 г.), Ка­пал (1846 г.), Сергиополь (Аягуз, 1831 г.) и другие, ставшие опорными пунктами России в Заилийском крае. В 1848 г. учреждается должность пристава Большой Орды, который подчинялся западносибирскому ге­нерал-губернатору. Он осуществлял управление над завоеванными рай­онами Старшего жуза. В 1854 г. завершилось строительство укрепления Верное в урочище Алматы, а в 1859 г. - укрепления Кастек, откуда на­чались военные действия России через Чуйскую долину по захвату ко-кандских крепостей на юге Казахстана: Аулие-Аты, Чимкента и др. В 1856 г. в составе Семипалатинской области создается Алатауский округ с центром вначале в г. Капале, а с 1862 г. - в г. Верном⁴⁸.

В эти годы казахи Старшего жуза в составе Алатауского округа насчи­тывали 25,5 тыс. кибиток - более 100 тысяч чел., а кыргызы - 15 тыс. киби­ток - около 60 тыс. чел. Между южной частью Или и Чу кочевали казахи из родов дулат (9,5 тыс. кибиток - 38 тыс. чел.), на пограничной с кокандски-ми владениями и нар. Чу - шапрашты (2тыс. кибиток - 8 тыс. чел.), жаныс (800 кибиток - 2400 чел.), жалаир (8500 кибиток - 34 тыс. чел.), на севере Или, между оз. Балхаш и гг. Верный — Капал по обеим берегам р. Или, по отрогам Алтынемел и Алатау, северного побережья Иссык-Куля - албан (7500 кибиток - 30 тыс. чел).⁴⁹

Следующим, не менее эффективным, средством усиления влияния Рос­сии в среде казахов юга, включая и Жетысу, явился переход влиятельных правителей родов на сторону колониальных властей путем вручения наград, присвоения званий, назначения на высокие должности, оказания почестей и т. д. Так, например, если при создании Алатауского округа его начальни­ку устанавливалось жалование 1500 руб. в год, то Суюйку Аблайханову, Гали Адилову, Рустему Абулфеисову и Хакиму Кулову, которым поруча­лось управление над родами Старшего жуза - по 343 руб. (как и в Среднем жузе).⁵⁰

Успешному продвижению российских войск как с юга, так и с севера региона, способствовало также восстания местных казахов против коканд-цев в 1857—1858 гг. в районах Чимкента и Аулие-Аты. Жестокое подавле­ние этих восстаний также способствовало переходу значительной части ка­захов на сторону России.

В целом же судьба региона решалась не его коренным населением, а в военных сражениях между Кокандом и Россией, а на долю же казахов, занятых не только борьбой между сторонниками и противниками этих двух экспансионистских государств, но и внутренними конфликтами (межродовые усобицы, барымта и т. д.) и обострением отношений с со­седними кыргызами, оставалась участь попасть под власть более силь­ного из колонизаторов.

В 1860 г. начались активные военные действия русских войск против кокандцев: 26 августа пал Токмак 4 сентября - Пишпек, а24октября вблизи Узун-Агача произошло сражение, в котором отряд начальника Алатау­ского округа, подполковника Колпаковского из 3 рот, 4 сотен, 6 орудий и 2 ракетных станков нанес крупное поражение значительным силам ко­кандцев (около 30 тыс. чел.)⁵¹.

Во время этих событий проявилась и поддержка кокандцев, несмотря на их произвол и притеснения, значительной частью казахов и кыргызов Же­тысу. Так, например, бии Андас и Сураншы из рода дулат, знатные люди Диканбай и Альжан из рода ботбай на свои средства организовали и воору­жили ополчения из добровольцев, которые сражались против русских войск на стороне кокандцев. Они намеревались также захватить и разрушить кре­пость Капал. К ним присоединилась и часть кыргызов во главе с родона­чальниками Умбетали и Байсеитом. Если одни открыто поддерживали ко­кандцев, то другие были благосклонно расположены к последним⁵². В связи с этим генерал-лейтенант М. А. Терентьев не случайно указывает на то, что когда 15 октября 1860 г. Колпаковский разослал (капитану Тезеку Нуралиеву, подпоручику Жангазы Суюкову и капитану Аблесу Аблаеву и другим) влиятельным казахам письма с приглашением присоединиться к нему «со своими батырами, обещая за то всю добычу от сартов», «киргизы однако же выжидали, чья возьмет, и не торопились с услугами... Они уклонялись даже от сообщения известий о движении неприятеля, - поэтому наши двигались на авось...».⁵³

Такое отношение казахов и кыргызов к русским военным действиям против кокандцев было обусловлено, во-первых, широкой пропагандой последними газавата — священной войны мусульман региона против невер­ных завоевателей, и, во-вторых, жестокостью начальника Алатауского ок­руга Колпаковского по отношению к коренному населению, рядовые пред­ставители которого жестоко наказывались за малейшее ослушание вплоть до случаев применения смертной казни. Западносибирский генерал-губер­натор Гасфорт, не желая осложнять борьбу против кокандских войск, вы­нужден был требовать от Колпаковского быть в своих действиях более ос­мотрительным и осторожным.⁵⁴ Благодаря этим обстоятельствам коканд-цам в начале октября 1860 г. удалось «присоединить к себе волей и неволей огромное скопище из киргизов и в пространстве между Аулиеатой и Пиш-пеком». Они овладели развалинами Пишпека, после чего кокандские войс­ка численностью более 20тыс. чел. с 10 орудиями перешли Кордай, вышли окольными дорогами к западу от Кастека, отрезав его от Узун-Агача. «К ним тотчас присоединились наши киргизы, кочевавшие поблизости», - ука­зывает генерал-лейтенант М. А. Терентьев.

Кокандцы, как и русские, широко использовали подкуп представителей казахской родовой знати. Еще в 1851 г. кокандцы, преподнося богатые по­ларки, перетянули на свою сторону группу влиятельных казахских султа­нов из Старшего жуза, а казахи из родов ботбай, шапрашты, кызыл борик, жаныс, шымыр и др. so главе с бием Керимом перекочевали на левый берег р. Чу, территория которого находилась в подчинении кокандцев.⁵⁵

За малейшее отклонение от поддержки, несвоевременное выполнение задании по обеспечению транспортом, продуктами питания, рабочей силой, фуражом и многим другим, необходимым для военных сил, как кокандцы, так и русские жестоко обходились с казахами. О насилиях и произволе кокандцев над казахским населением сказано предостаточно, поэтому приве­дем всего несколько примеров таких действий со стороны русских войск, которые в этом отношении нисколько не отставали, если не превосходили первых. Так, например, откочевавшие во время узунагачских событий роды Старшего жуза во главе с бием Керимом, а также кыргызы, в 1860 г., как указывает генерал-лейтенант М. А. Терентьев, «прикочевали в наши преде­лы на зимовку, по случаю недостатка кормов в местах их прежних стойбиш. Обстоятельством этим мы тотчас воспользовались для наказания этих кир­гиз».⁵⁶ И казахи и кыргызы за это жестоко поплатились.

Русские войска одновременно совершили три набега, «аулы были со­жжены, а скот захвачен», сам бий Керим с двумя другими богатыми стар­шинами захвачен в заложники. Сотник Жеребятьев «приказал всем аулам сниматься и затем погнал их на нашу сторону». Б результате этих набегов казахи и кыргызы, разместившиеся было на южных склонах Алатауских гор, вынуждены были откочевать обратно. «Глубокие снега и бескормица, на которую возвращались бежавшие, сделали заданный им урок еще чув­ствительнее», — заключает генерал-лейтенант М. А. Терентьев.⁵⁷

2 ноября 1860 г. в Пекине был подписан русско-китайский договор, зак­реплявший за Россией право на спорные территории в юго-восточной час­ти Жетысу и КурчумскиЙ край. Одна из статей договора предусматривала «открытие» Кашгара для российской внешней торговли в виде разрешения назначать туда, как и в Ургу, консула и вести беспошлинный товарообмен с китайскими купцами.

Однако в этом случае, как и в торговых отношениях с Бухарой, попытки России пробиться на рынки Западного Китая наталкивались на сопротив­ление Кокандского ханства, осуществлявшего жесткий военно-админист­ративный контроль над торговыми путями из среднеазиатских ханств в Синь-цзян. Реализация крайне выгодного для России Пекинского трактата ос­ложнялась также попытками Великобритании распространить свое влия­ние из Индии и Кашмира на Западный Китай. К этому времени английские резиденты уже проникли в Яркенд и Кашгар, внимательно изучали горные проходы, ведущие в Западный Китай, вели активную антироссийскую про­паганду среди местных чиновников в Синьцзяне и Центральной Азии. По­этому в центральных ведомствах России и административных органах на местах различные планы приобретения экономических выгод для страны от «открытия» Синьцзяна тесно увязывались с военным наступлением на Коканд.⁵⁸

Однако Министерство иностранных дел во главе с А. М. Горчако­вым сначала выступало противником применения военной силы, пола­гая, что это приведет к дальнейшему обострению отношений с Англи­ей, поэтому рекомендовало воздержаться от аннексии новых террито­рий.⁵⁴ Противоположные взгляды по среднеазиатскому вопросу выра­жало Военное министерство, которое возглавил в 1861 г. Д. А. Милю­тин, тесно связанный с предпринимательскими кругами страны. Кри­тикуя политическую линию А. М. Горчакова за «оглядки на Англию» и «полный консерватизм» в азиатских делах, Милютин выступал за ради­кальное решение этой проблемы путем захвата основных стратегичес­ких центров Кокандского ханства.

Надо сказать, что наступательная позиция Д. А. Милютина импониро­вала не только представителям влиятельных торгово-промышленных и фи­нансовых кругов, но и значительной части царских администраторов на местах. Наиболее активных и последовательных сторонников своих взгля­дов военный министр приобрел среди офицеров оренбургского ведомства, изрядно поднаторевших в военных делах.

Еще с середины 50-х гг. XIX в. оренбургский военный губернатор А. А. Катенин неоднократно предлагал Петербургу приступить к военным действиям в Южном Казахстане и Центральной Азии и настаивал на завое­вании Джулека, создании в нем форта для подготовки к выходу на рубеж Туркестан-Чимкент-Аулие-Ата и соединении пограничных линий.⁶⁰

В 1861 г. сменивший Катенина на посту оренбургского губернатора ге­нерал А. П. Безак продолжал политическую линию своего предшественни­ка, убеждая военного министра Милютина в необходимости применения по отношению к ханствам Центральной Азии военных мер. Мотивируя свои радикальные предложения «неотложной потребностью» обрести «прочную границу» России по р. Сырдарье, А. П. Безак настаивал на том, чтобы дей­ствия военных были направлены на «скорейшее соединение линий Орен­бургской и Сибирской». «Если бы с движением нашим от моря Аральского вверх по Сыру и устройством на нем новых фортов не имелось ввиду такое же встречное движение со стороны Сибирского корпуса, - писал он, - то не стоило бы проникать до берегов Аральского моря и утверждаться на ус-гье Сыра, а также делать экспедицию к Ак-Мечети и возводить Джулек».⁶¹

В отличие от А. А. Катенина, А. П. Безак предлагал не ограничиваться взятием одного только Туркестана, а захватить и Ташкент, где произвести соединение Оренбургской и Сибирской линий. С реализацией этой задачи он связывал сразу несколько больших выгод для России.⁶² Однако эти пла­ны не нашли полной поддержки со стороны западносибирского генерал-губернатора А. О. Дюгамеля, вследствие чего на заседании Особого Коми­тета, состоявшегося в мае 1862 г. в Петербурге, соединение Оренбургской и Сибирской линий было признано нецелесообразным.⁶³

Однако год спустя новое обострение отношений с Англией и другими западными государствами из-за восстания в Польше подтолкнуло Россию ускорить экспансию. 23 февраля 1863 г. в Петербурге на расширенном засе­дании Особого Комитета с участием оренбургского и западносибирского генерал-губернаторов А. П. Безака и А. О. Дюгамеля было принято реше­ние, утвержденное спустя неделю царем, - начать детальное изучение мес­тности между Сырдарьинской и Сибирской линиями. Начальнику Аральс­кой флотилии А. И. Бутакову поручалось исследовать верхнее течение Сырдарьи (от форта Перовского), а начальнику Оренбургского корпуса, под­полковнику М. Г. Черняеву - провести рекогносцировку местности от Джулека до г. Туркестана и выслать «летучий отряд» к северным склонам -хребта Каратау до крепости Сузак. Сибирские власти, в свою очередь, по­ручили задание обследовать южные районы Заилийского края и террито­рии, примыкающие к Аулие-Ате. Для выполнения этой задачи отряд под­полковника Дерхе отправился на разведку к Аулие-Ате, а отряд штабс-ка­питана Н. И. Проценко - по долине р. Нарым в Кашгар.⁶⁴

Все названные четыре экспедиции, проводившиеся прежде всего в разведывательных целях, имели один общий, не запрограммированный результат, который сильно повлиял на весь ход военных действий в Центральной Азии в течение последующих пяти лет. Начальники военных отрядов со­вершенно неожиданно для себя не встретили в обследованных районах сколь-нибудь сильного и организованного сопротивления со стороны ко-кандских войск. Гарнизоны укреплений Джумагал и Куртка практически без единого выстрела сдались отряду Проценко. В Сузаке, после получения известий о продвижении отряда Черняева на юг, вспыхнуло восстание про­тив кокандских властей. Население этого маленького городка принудило кокандский гарнизон сдать оружие и объявило о своем желании принять российское подданство.⁶⁵

Его примеру последовали кочевавшие в окрестностях Сузака и Чулак-Кургана казахи рода бестамгалы и объединения конрат, которые в коли­честве 9 тыс. семей вступили под юрисдикцию Российской империи.⁶⁶ Ос­новным мотивом, побудившим кочевников встать на сторону русских вла­стей, явились многочисленные грабежи и насилия, производимые незадол­го до появления царских отрядов кокандскими комендантами в близлежа­щих аулах. Особенно преуспел в организации подобных набегов туркестан­ский бек Мирза Даулет, который, по словам кокандского чиновника и при­дворного историка Нийаза Мухаммеда Хуканди, «собрал в Туркестане шайку грабителей и разграбил аулы в окрестностях города».⁶⁷

Успешные итоги действий оренбургского и сибирского отрядов в Юж­ном Казахстане весной 1863 г. послужили основой для выработки Мини­стерством иностранных дел компромиссного, но оперативного плана «со­единения линии». Границей была намечена линия по северному склону Каратауских гор через Сузак-Чолак-Курган-Аулие-Ата. Министерство иностранных дел рассчитывало, что в результате занятия этих рубежей «мир­ные отношения со среднеазиатскими ханствами» сохранятся, а правитель­ственное снабжение Сырдарьинской линии улучшится.⁶⁸

Однако офицеры Оренбургского ведомства М. Г. Черняев, Л. Л. Мейер и военный губернатор А. П. Безак предложенный правительством план счи­тали «самой опасной и вредной полумерой», так как он, по их мнению, не решал ни проблемы снабжения войск продовольствием, ни реального кон­троля наддействиями кокандцев.⁶⁹

Настойчивые требования оренбургских администраторов о продвиже­нии русской пограничной линии на юг очень скоро возымели желаемые практические результаты. Дополнительным толчком, ускорившим реали­зацию давно задуманного плана, явилась секретная информация, поступив­шая в Азиатский департамент МИД по поводу новых попыток Великобри­тании закрепиться в Коканде и Бухаре и овладеть водными путями на вос­токе для захвата торговых рынков в Синьцзяне и Центральной Азии.

Стремясь предупредить угрожающий интересам России поворот собы­тий, Д. А. Милютин осенью 1863 г. представил в Особый Комитет доклад о намеченных действиях по отношению к среднеазиатским ханствам. В нем было предусмотрено создание пограничной линии по хребту Каратау и пред­ложено войскам Оренбургского корпуса для достижения этой цели занять Сузак, а отрядам Сибирского корпуса - овладеть Аулие-Атой. В докладе указывалось, что впоследствии граница должна будет перенесена на р. Арысь с включением Чимкента в состав Российской империи. 20 декабря 1863 г. доклад Д. А. Милютина был утвержден царем и получил статус официальной программы действий в Центральной Азии. На 1864 г. Военное мини­стерство назначило выполнение операций по соединению линий.⁷⁰ В военной печати развернулась капания о необходимости присоединения Аулие-Аты, Туркестана и; Чимкента, где базировались сильные кокандские гарнизоны.

В первые месяцы 1864 г. обе противостоящие стороны оперативно гото­вились к военным действиям. Новый глава Кокандского ханства, представитель кочевой кыпчакской группировки, мулла Алимкул предпринял энер­гичные меры по повышению обороноспособности крепостей, а также уде­лил особое внимание упрочению своей власти в зависимых казахских аулах. С этой целью кокандские чиновники увеличили размеры податей с подвла­стного им кочевого населения, а для устрашения казахов и кыргызов нео­днократно подвергали разграблению роды, желавшие принять российское подданство. Для организации набегов и грабежей кочевников кокандские правители привлекали наряду с воинскими формированиями казахские роды курама и из Ташкентского района, в основном шанышкалы, поставленные в привилегированное положение по сравнению с другими родами южных казахов и кыргызами.⁷¹

В начале февраля 1864 г. в Аулие-Ату по заданию Алимкула прибыл таш­кентский парваначи Кашчи, в задачу которого входило привлечение на сто­рону Коканда казахских родов Чуйской долины. Его подчиненные усилен­но распространяли среди кочевого населения различные прокламации, при­зывавшие казахов и кыргызов объединиться с кокандцами в борьбе против России.⁷²

Однако объявление газавата в условиях непрекращающихся граби­тельских вылазок в окрестных селениях и аулах популярности кокандс-ким властям не прибавило, а только еше более усилило недовольство и опасения местного населения. В этой связи командующий Сырдарьин­ской линией полковник Н. А. Веревкин не мог скрыть своего удивле­ния, когда писал военному губернатору в Оренбург, что «оставшиеся у нас конградцы и, особенно кипчаки, до сих пор верны нам и не откоче­вывают в кокандские пределы, несмотря ни на угрозы, ни на обещания кокандских властей».⁷³

В мае 1864 г. подготовка к продвижению русских войск в Южном Казах­стане была в основном завершена и полковник Н. А. Веревкин повел вве­ренные ему войска (44 офицера, 1593 солдата, 150 казахов-волонтеров при 18 орудиях) через разрушенную крепость Сауран, крепость Чарнак к горо­ду Туркестану. Почти одновременно из Верного выступил отряд полковни­ка М. Г. Черняева (68 офицеров, 2571 солдат и 400 человек казахской мили­ции во главе с султаном поручиком Газы Болат-улы Валихановым при 22 орудиях), специально прибывшего из Петербурга. 4 июня Черняев занял без боя укрепление Мерке и двинулся по направлению к крепости Аулие-Ата. Два дня спустя после двухчасовой перестрелки город был взят, а ко­кандский комендант Нийаз-Али-бий «с 400 конными бежал из цитадели... Пешие сарбазы, бросив оружие, смешались с жителями».⁷⁴ Потери коканд­ского гарнизона составили: 307 человек убитыми, 390 ранеными, 341 сарбаз был взят в плен. Со стороны русских войск было пятеро раненых, а убитых и попавших в плен не было.⁷⁵

Примерно в тот же день (9 июня) отряд полковника Н. А. Веревкина приблизился к Туркестану, но на расстоянии восьми верст от города подвергся ожесточенному нападению кокандских войск. Сильное сопротивле­ние неприятеля вынудило полковника начать осаду крепости.

Отряду Н. А. Веревкина противостоял в Туркестане хорошо оснащен­ный кокандский гарнизон численностью около 1500 человек во главе с ме­стным беком Мирзой Даулетом (ум. в 1864 г.). Ему активно помогала часть вооруженных городских жителей, включая проживавших здесь казахов. Кро­ме того, на помощь кокандцам прибыл из Ташкента сын «мятежного» героя Кенесары Садык со 120 «кольчужниками», представлявшими соединенные силы Сузакского и Чулак-курганского гарнизонов. Но узнав о начале оса­ды, он повернул со своими людьми назад. Посланному вдогонку за Сады-ком есаулу Савину, несмотря на затраченные большие усилия, не удалось отрезать казахского султана от ташкентских ворот.

На третий день осады после отражения многочисленных вылазок про­тивника и потери 5 человек убитыми и 33 ранеными, отряд Веревкина зах­ватил Туркестан.

В Петербурге очень внимательно следили за развитием военных действий в Южном Казахстане. Удачно проведенные операции по взятию Туркеста­на и Аулие-Аты вызвали одобрение высших сановников столицы, а основ­ные действущие лица этих событий — М. Г. Черняев и Н. А. Веревкин -были повышены в чинах, получив звание генерал-майоров. Другим участ­никам «туркестанских боевых походов» были дарованы «высочайшее бла­говоление» и различные ордена.

Между тем, легкие и быстрые победы над кокандцами в определенном смысле вскружили головы туркестанским генералам и побуждали их не­медленно начать наступление на Чимкент. К этому времени в распоряже­нии Черняева имелись достоверные сведения о том, что мулла Алимкул не оставляет надежды отбить у России города Туркестан и Аулие-Ату. И для этого стягивает значительные военные силы к Чимкенту, рассчитывая от­туда начать наступление против русских отрядов.

В сложившейся обстановке Черняев посчитал необходимым перехватить инициативу у Алимкула и без предварительной подготовки предпринял в начале июля 1864 года наступление на Чимкент.

Однако попытка Черняева взять Чимкент в течение 22-23 июля 1864 года не увенчалась успехом. Встретив серьезное сопротивление кокандского гар­низона, он был вынужден снять осаду города. В то же время в донесении в Петербург он заявил, что считает «необходимым безотлагательно нынеш­нею же осенью овладеть главным пунктом кокандских сил».⁷⁶

Тем временем в Чимкенте развернулась борьба между сторонниками прококандской ориентации, поддерживавшими военные круги Кокандско­го ханства, и противостоящей ей группировкой, объединявшей торгово-ре-месленные слои города. Последние были непосредственно заинтересованы в расширении экономических и политических связей с Россией, так как имели от них большой доход, а потому делали все для ослабления ханского произвола, раздоров и войн.⁷⁷

Серьезное размежевание политических сил наметилось в тот период и среди кочевого населения Южного Казахстана. В условиях растущей дес­табилизации военно-политической обстановки на юге региона, политики жестоких репрессий против действительных или мнимых противников гос­подствовавшей в Коканде ферганской военизированной клики, раздоров и

бесконечных войн между Кокандом и Бухарой, у казахов, кочевавших около Туркестана, Чимкента и смежных с ними мелких оседлоземле-дельческих селений и городов, заметно возросла в начале 60-х гг. по­требность в сильном покровителе. Поэтому многие из влиятельных в степи людей предпочли выбрать ориентацию на Россию и содействовать успеху русских войск.⁷⁸

Во время осады Чимкента к Черняеву явилась представительная де­легация казахов во главе с бием шымыров Акмолдой Батырбасы-баты-ром, сыном авторитетного среди кочевников бия Байзака Мамбетулы (1780-1864 гг.), являвшегося в 1840-х гг. видным сподвижником Кенесары. Он предложил генералу взять в свой отряд десять тысяч казахских жигитов и обещал предоставить транспортные средства для войск.⁷⁹ О поступке Ак-молды стало известно правителю Алимкулу, который, по словам кокандс­ких чиновников, приказал Нор-Маду-парваначи обманом привести к нему бия Байзака, а после того, как последний был доставлен в Ташкент, кокан­дский правитель повелев, по утверждению очевидца-казаха акжарского рода Халибая Мамбетова, привязать Байзака-дадху к отверстию пушки, «разнес его на куски», адругих казахских биев, также обвиняемых в «предательстве мусульманства* и приверженности «неверным» «приказал сарбазам расстре­лять». Стрелки «выстрелами из ружей и покончили с ними». В числе каза­хов, казненных кокандцами по приказу Алимкула, были военачальники из рода шанышкалы Исламкул-пансад и Тимур-пансад, из рода шымыр — Аб-дуали би и некоторые другие.⁸⁰

Результат такого рода внушения оказался прямо противоположным ожи­даемому кокандцами: казахи бежали к Черняеву и, несмотря на то, что он отказывался брать в отряд плохо вооруженных людей, и безоружные уверя­ли, что «будут сильно ему помогать».⁸¹

Впоследствии Черняев писал, что летом 1864 г. многие казахские аулы, населявшие пространство между Туркестаном и Чимкентом, прикочевали под защиту российских войск и просили разрешения следовать вместе с ними против кокандцев. В основном это были казахи различных подразделений родов кыпчак, бесамгалы, конрат, албан, дулати некоторых других. «Я раз-

решил идти только тем, кто имеет оружие, - далее вспоминал Черняев, -они продолжали настаивать, и, когда я спросил, чем же они могут помочь нам? - Криком, - отвечали они».⁸²

Черняев, однако, принял в отряд только 1000 человек милиции, которую возглавил бий рода сикым Кудайберген Баетов. Казахские милиционеры, по отзывам очевидцев, действительно, смело сражались с кокандцами и сво­ими криками специально создавали такой шум, что «наводили страх на не­привычных людей».⁸³

Под впечатлением всех вышеописанных событий кокандский историк Нийаз Мухаммед Хуканди с горечью был вынужден констатировать, что в результате «дурного нрава» и неоправданно жестоких поступков Алимкула «все казахи сделались его врагами и союзниками войска неверных; они были причиной взятия Чимкента и они же убедили неверных идти на Ташкент».⁸⁴

Наряду с многочисленными фактами поддержки кочевниками русских войск, следует отметить также тот факт, что некоторые казахские роды, глав­ным образом из объединения сиргели, а также выходцы из казахов в соста­ве курамы, поставленные кокандскими правителями в привилегированное положение по отношению к другим родовым группам казахов, придержи­вались прококандской ориентации и в период завоевания Туркестана и Чим­кента принимали «весьма деятельное участие в помощи кокандцам».⁸⁵

В то же время среди кочевого населения Южного Казахстана было не­мало таких родовых подразделений Среднего и Старшего жузов, которые предпочли оставаться в стороне от развернувшихся боевых действий, но, опасаясь грабежей кокандских войск, откочевали далеко за пределы Джу-лека и Каратауский хребет, так что «окрестности Туркестана совершенно опустели».⁸⁶

Военно-политическая обстановка, сложившаяся к осени 1864 г., в Южном Казахстане и раде регионов Центральной Азии, как нельзя луч­ше соответствовала честолюбивым планам М. Г. Черняева. Большин­ство казахов к этому времени в той или иной мере склонялись на сторо­ну русских властей и оказывали им посильную помощь в борьбе с ко­кандцами. В самом Кокандском ханстве усилилось противостояние по­литических сил и росло недовольство произволом хана и его ближай­шего окружения. Кроме того, с новой силой заявили о себе прежние противоречия между Кокандом и Бухарой. Бухарский эмир, претендо­вавший на часть земель Кокандского ханства, предпринял новое наступ­ление в Ферганскую долину и тем самым вынудил Алимкула отправиться с большей частью войск из Чимкента в Ташкент. Алимкул поручил уп­равление Чимкентским вилайетом ташкентскому беклярбеку Мирзе-Ах­маду, а военным комендантом Чимкента назначил парваначи Нурму-хаммеда, в распоряжении которого находился десятитысячный гарни­зон, «составленный из лучших войск» Кокандского ханства.

Воспользовавшись этой благоприятной ситуацией, Черняев, без согла­сования своих действий с Петербургом и даже с Омском, отдал приказ под­полковнику Лерхе двинуть подчиненные ему войска в составе четырех рот пехоты, сотни казаков и тысячи человек казахской милиции из Аулие-Аты в Чимкент. Одновременно из Туркестана в том же направлении выступил другой отряд (шесть с половиной рот пехоты, полторы сотни казаков), во главе которого находился сам М. Г. Черняев.

19 сентября оба отряда соединились на подступах к Чимкенту и пос­ле непродолжительной рекогносцировки местности, в ночь на 20 сен­тября приступили к возведению батарей для намечаемого штурма горо­да. По воспоминаниям бывшего кокандского подданного, казаха Хали-бая Мамбетова, в ответ наподготовительные мероприятия русских воен­ных, войска Чимкентского гарнизона и сарбазы «начали стрелять с шу­мом из пуПгеки орудий, но пыль одолевала. Неверные (русские. - Ред.) начали стрелятелз мортир».⁸⁷

Как и предполагал М. Г. Черняев, у стен Чимкента русский отряд встре­тил сильный огонь кокандских батарей. Кокандской артиллерией командо­вал в это время выходец из Пенджаба Джамадар Кабули, ставленник Бри­танской империи.⁸⁸ Ожесточенная перестрелка с неприятелем, продолжав­шаяся в течение двух суток, окончательно убедила генерала в том, что ко-кандская артиллерия английского образца по дальности полета снарядов не только не уступает, но и заметно превосходит русскую и устранить это пре­имущество его войска смогут только за счет большей «скорости и меткости пальбы на близком расстоянии». Чтобы достигнуть желаемого результата, Черняев приказал заложить новую батарею из 6 орудий и 4 мортир на рас­стоянии 300 сажен от прежней и с близких подступов производить обстрел укреплений города.

Но из-за твердого грунта и частых вылазок неприятеля работы шли мед­ленно и утром 21 сентября совсем приостановились. «Кокандцы же, обо­дренные замедлением наших работ, — сообщал начальству Черняев, — на­чали действовать против нас наступательно траншеями, постепенно пере­нося в них батареи, и даже высылать стрелков впереди своих работ».⁸⁹ Пос­ледним обстоятельством не преминул воспользоваться подполковник Лер­хе, который стремительно бросил большую часть своих войск против опро­метчиво выдвинувшейся вперед кокандской пехоты, атаковал ее и «на пле­чах» неприятеля добежал до крепостных ворот, где «штыками проложил себе дорогу и через трупы кокандцев ворвался в город». Для закрепления дос­тигнутого успеха Черняев выслал Лерхе подкрепление в составе двух рот солдат и конного взвода артиллерии и одновременно сам двинулся из лаге­ря к Чимкенту с двумя ротами пехоты и двумя батарейными орудиями.

Воспользовавшись смятением кокандцев, Черняев проникнул со своим отрядом через ров-овраг в цитадель города, пройдя по деревянному желобу водопровода, расположенному на очень высоких козлах, и быстро овладел ею. Таким образом, примерно через час после начала штурма, город с цита­делью был взят. Русские войска потеряли 6 человек убитыми и 41 человека ранеными.⁹⁰

Необходимо особо подчеркнуть, что военная экспансия России в Юж­ном Казахстане вообще, разгром защитников Ак-Мечети, Туркестана, Аулие-Аты, Чимкента и других кокандских крепостей в особенности, со­провождались с особой жестокостью и неоправданными с военной точки зрения действиями. Эти крепости с глиняными стенами не имели соответ­ствующих фортификационных сооружений, а их защитники, состоявшие в основном из гражданских лиц, были плохо вооружены. По свидетельству американского путешественника Юджина Скайлера, Ак-Мечеть втечение 25 дней подвергалась обстрелу русской артиллерии, последствием которого стали сильные разрушения, готова была сдаться на милость победителю, о чем ее защитники направили соответствующее письмо генералу Перовско­му. Последний, несмотря на это, «решил во что бы то ни стало добиться хоть небольшой славы и бросив письмо в огонь, ответил посланцу: «Мы возьмем крепость штурмом». На следующее утро он сделал это».⁹¹

Во время штурма Туркестана, который также подвергся крупным раз­рушениям и сильному пожару, русские войска подвергли артиллерийско­му обстрелу вторую после Мекки мусульманскую святыню - мавзолей Ходжи Ахмеда Иасауи только для того, чтобы нагнать страх на местных жителей. По мавзолею было выпушено 12 снарядов, 11 из которых сделали в нем пробоины, которые, как указывает М. А. Терентьев, «улучили свято­го в бессилии и жители стали колебаться».⁹²

Еще более жестоким, а, главное, неоправданным с военной точки зре­ния насилиям и грабежу подверглось население Чимкента. Как вспоми­нают полковник Лерхе и другие русские офицеры, участвовавшие в боях за Чимкент, результаты его штурма представляли собой страшную кар­тину: «Полвысоты крепостных ворот было завалено... ранеными. После того, как по этой живой громаде прошла артиллерия, в соседний арык побежал ручей крови, кокандцы в ужасе бежали по городу, сбрасывая свою красную форму, чтобы быть неузнанными. Освирепевшие россий­ские солдаты прошли на штыках весь город».⁹³ По утверждению «тузем­ных источников», «число павших защитников этого города составило до 3170 человек», т.е. значительно превосходило обшую численность, погибших кокандских воинов за всю туркестанскую кампанию 1862— 1864 гг.⁹⁴ Источники также свидетельствуют о разгуле русских войск после взятия Аулие-Аты и Чимкента.⁹⁵

Именно такие действия царских генералов послужили, по утверждению современников, причиной ухода Ч. Ч. Валиханова от Черняева. Один из его биографов писал, что «зверства русских войск над единоверцами Чокана или, может быть, и над его соплеменниками, т.е. над киргизами, огорчили его. Он увидел, что не может более участвовать в походе, разошелся с Чер­няевым и уехал в Верный, оттуда перебрался в аул султана Тезека».

Горькая участь постигла г. Сайрам, жителей которого русские войска из отряда Черняева обвиняли в захвате «одного из нижних чинов с 6 верблю­дами» во время покупки фуража. К Сайраму был послан отряд из 60 каза­ков, 48 человек конных стрелков и I тыс. человек казахов («киргизской милиции»). После артиллерийского обстрела и захвата через 2 часа, город был «разграблен дочиста», потери жителей составили более 50 чел. и втрое более раненых.⁹⁶ Так примерно были наказаны сайрамцы и не только они...

Взятием Туркестана и Чимкента были сомкнуты Оренбургская и Си­бирская линии. Этим событием, по существу, завершился длительный и сложный процесс вхождения Казахстана в состав Российской империи, про­должавшийся более 130 лет.

После взятия Чимкента в русском правительстве вновь усилились разногласия по поводу дальнейших военных и политических мероприя­тий в отношении Центральной Азии. Учитывая сложность международ­ной ситуации на континенте, А. М. Горчаков пришел к убеждению о необходимости разработки единого политического курса России на Среднем Востоке. В ноябре 1864 г. Министерство иностранных дел со­вместно с Военным министерством подготовили специальный доклад царю, где была изложена конкретная программа действий в среднеази­атском регионе.

Оправдывая экспансионистскую политику русского правительства в Центральной Азии, оба царских министра определяли ее характер как «обо­ронительный», направленный на обеспечение безопасности страны от на­бегов кочевников из территории, подвластные России. В то же время в докладе была высказана убежденность в необходимости укрепления позиций России на занятых рубежах, отказа от дальнейших завоеваний, сохранении лояльных отношений со среднеазиатскими правителями и усилении на них «нравственного влияния» со стороны русских. «В настоящее время, - ука­зывал А. М. Горчаков, - дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии не будет согласно ни с видами правительства, ни с интереса­ми государства. Всякое новое завоевание, увеличивая протяженность на­ших границ... не только не усиливает, а ослабляет Россию, доставляя вза­мен явного вреда, лишь гадательную пользу».⁹⁷ 21 ноября 1864 г. план обоих министров был утвержден царем и приобрел значение правительственной программы по среднеазиатскому вопросу. Впоследствии, однако, военные круги и местные административные органы в Оренбурге и Омске «с молча­ливого согласия петербургского кабинета неоднократно отступали от этой программы».⁹⁸

Уже полгода спустя после провозглашения известного меморандума А. М. Горчакова, военный губернатор вновь образованной на юге Казах­стана Туркестанской области генерал-майор М. Г. Черняев, воспользовав­шись обострением конфликта между Кокандом и Бухарой за право облада­ния Ташкентом, в июне 1865 г. предпринял штурм этого города (1950 рус­ских солдат и офицеров, 400 чел. казахской милиции) и за короткое время овладел им.⁹⁹

Летом 1866 г. после непродолжительных дебатов в Петербурге о буду­щем правовом статусе Ташкента, Александр 11 издал указ о включении его в состав России. Через год, в июле 1867 г., был опубликован закон об обра­зовании Туркестанского генерал-губернаторства с центром в г, Ташкенте, куда вошли вновь учрежденные Семиреченская и Сырдарьинская области. С распространением российской государственно-административной си­стемы на Южный Казахстан было оформлено его включение в состав ог­ромной полиэтнической империи, С тех пор надолго Казахстан превратил­ся в колониальную окраину России.