Споры о романтизме

Литературный объединения начала XIX века («Беседа любителей русского слова», «Арзамас»); споры о языке.

Различия между иосифлянами и заволжскими старцами

По каким вопросам они разошлись?	Иосифляне	Заволжские старцы
Вопрос о землевладении	Стяжятели. Иофис Волоцкий скупал земли у бояр, а если скупаются земли, то и крестьяне принадлежали омнастырю. Он отдавал деньги в рост и очень часто отдавал деньги в рост своим же крестьянам — под проценты. Поэтому в его монастыре было очень много людей.	Нестяжатели. Нил Сорский считал, что монастырям ничего не надо, никакого накопления, нельзя иметь рабов, нужно жить от трудов рук своих. Нестяжание — это одна из самых легких добродетелей, одно из самых легких обещаний, которое дает монах при постриге. Отрицание богатств было очень искренним.
Устройство монастыря	Недемократическое. К Иосифу Волоцкому приходило много людей и это приводило к упадку дисциплины — люди шли в монастырь не для служения богу, а для сытой жизни, так что эти люди уронили монастырскую дисциплину. Иосиф Волоцкий был очень строгим, не кормил монахов досыта, горячую пищу давал только по праздникам. Устройство было недемократическим, потому что одни рубили лес, а другие читают книжки. Но при этом устройство монастыря было очень пышным.	Демократическое. «Лес рубить должен и игумен, и служка, физический труд обязателен для всех, кто не работает, тот не есть, брать от крестьян ничего нельзя, только в крайних случаях» Каменных храмов они не строили, убранство в церкви они тоже не заводили. Для Нестяжателей была не важна внешняя красота, важно было внутреннее самосовершенствование, духовная жизнь монаха. Некий уголок справедливости. «Царство божие — внутри нас», так звучала их основная идея.
Отношение к великокняжеской власти	Союз с властью. Сначала Иосиф Волоцкий относился к оппозицию, а потом в книжке выдвинул идею прославления и обожествления царской власти. Этой идее в 16 веке было суждено большое будущее, потому что на нее, например, ссылается Иван Грозный.	Оппозиция. Нил Сорский происходил из богатого боярского рода — это боярская оппозиция, которой не повезло в политической жизни страны. Они считали себя выше политических интриг, не хотели этим заниматься, чувствовали иную власть — духовную. То, что это была оппозиция — подтверждает не только судьба Нила Сорского, но и его ученика — Басиана Патрикеева, который был насильно пострижен и отправлен в монастырь.
Отношение к еретикам.	Смертная казнь. Иосиф Волоцкий расправлялся над еретиками жестоко — вырывал языки, сжигал и так далее. Хотя внешне он был очень красивым (в чем связь?)	Отрицание казни. Выступали против смертной казни. Некоторых из них за это даже заточили в монастырь.

1503 год — прошел Собор, на котором закончилась борьба. Князь хотел выбрать теорию Нила Сорского о том, что монастырям ничего не нужно, потому что в таком случае землю можно было забрать себе. Иосиф Волоцкий высказался последним и привел 3 аргумента в пользу своего мнения: ни в одной религии нет нищих жильцов, деньги монастырям нужны для нормального функционирования — например, на еду, ремонт, и наконец сказал: «кто из порядочных людей пойдет в ваш монастырь, где ни есть ни пить нечего?», что там монастыри ждет упадок. Князь испугался и выбрал теорию иосифлян. Вот.

В годы литературных успехов Н. М. Карамзина и возглавленного им сентиментализма сторонники прежнего направления литерату­ры — классицизма — выступали мало. Ряды их поредели. Знамена­тельно, что такие представители литературы XVIII в., как М. М. Хера­сков и Г. Р. Державин, далеко ушли от «правоверного» классицизма. Однако в начале XIX в. «классики» снова заявили о себе. Они начали борьбу против нового направления литературы.

В 1803 г. вышла книга А. С. Шишкова «Рассужде­ние о старом и новом слоге российского языка», автор которой выступил с решительными возражениями против «нового слога» Карамзина и его последователей. К Шишкову примкнули литераторы старой школы (С. А. Ширинский-Шихматов, Д. И. Хвостов, А. А. Ша­ховской). Выступление Шишкова вызвало отповедь сторонников карамзинской реформы литературного языка. Начинается длитель­ная полемика по вопросам языка художественной литературы.

Для того времени эти вопросы приобрели важнейшее значение. К началу XIX в. процесс выработки норм русского литературного языка еще не завершился, и эта задача требовала своего решения. Особенно остро стоял вопрос о языке художественной литературы. Интенсивно шел процесс формирования стилей художественной лите­ратуры, и здесь боролись различные традиции и тенденции. Уже по одному этому полемика о слоге должна была приобрести большую остроту.

Но в спорах о «старом» и «новом» слоге проявились не только литературные разногласия. Представители обоих лагерей в полемике о слоге вольно или невольно обнаружили идейно-политическую осно­ву разногласий. Это еще более обостряло литературную борьбу.

Шишков возглавил «партию» политических и литературных реакционеров и долгие годы боролся против либерализма и новаторства. Шишков принадлежал к людям старшего поколения, взгляды которых сложи­лись в прошлом веке и которые враждебно отнеслись к начинания:, ознаменовавшим начало XIX в. Приверженец старого, Шишков усматривал во всем новом результат «чудовищной французской революции». В период Отечественной войны 1812 г. его приблизил к себе Александр I, поручивший ему составление манифестов и рескриптов. Назначенный незадолго до восстания декабристов мини­стром народного просвещения, Шишков был одним из проводников реакционной политики. Кроме «Рассуждения о старом и новом сло­ге..-» Шишков, полемизируя со своими противниками и развивая свои взгляды, написал ряд других работ, например «Разговоры о словесно­сти» (1811).

Шишков выступил против тех изменений в языке литературы, которые произошли к концу XVIII в. и были приведены в систему Карамзиным. «Новый слог», разработанный Карамзиным и его после­дователями, был направлен на сближение литературного языка, в том числе и языка художественной литературы, с живой разговорной речью образованного общества. Это вело к резкому ограничению книжных, церковнославянских элементов в литературном языке. Стремясь к обогащению родного языка, Карамзин для выражения новых понятий создавал новые слова или заимствовал их в других европейских языках. Все это и вызвало нападки на новаторов со стороны архаистов.

Шишков обвинил Карамзина и его последователей в пренебреже­нии церковнославянскими элементами русского языка. Он ратовал за сохранение в литературе высокого славянизированного слога, пола­гая, что «богатство, разум, силу, красоту» русскому языку сообщает язык церковнославянский. Шишков пытался обосновать это требова­ние лингвистическими, эстетическими и политическими соображения­ми. Церковнославянский язык, по ошибочному мнению филолога-архаиста, есть «корень и основание российского языка». Сохраняя верность ломоносовской теории трех стилей, Шишков не допускал их смешения.

Однако главным основанием борьбы против «нового слога» для Шишкова были не стилистические, а морально-политические мотивы. «Старый слог» для Шишкова ценен как хранитель старой идеологии. Это коренным образом отличало реакционного архаиста Шишкова от А. Н. Радищева и поэтов-просветителей, кото­рые использовали славянскую лексику и фразеологию для выражения высокого гражданского содержания.

Шишков нападал на Карамзина и карамзинистов за пристрастие к словам и оборотам, заимствован­ным из французского (например, моральный, эстетический, энтузи­азм, гармония, катастрофа, меланхолия и т. п.). Вместе с тем он обвинял новых писателей в стремлении создавать новые слова по образцу иностранных (трогательный, занимательный, сосредоточен­ный, представитель, начитанность, обдуманность и т. п.). При этом у Шишкова речь шла не о крайностях в заимствовании иностранных слов, что было уже подвергнуто критике передовыми русскими писа­телями, например Н. И. Новиковым в сатирических журналах и.Д. И. Фонвизиным в комедиях. По мнению Шишкова, «всякое иностранное слово есть помешательство процветать своему собственному» и поэтому использование слов другого языка приносит «'национальному языку только вред». В свое время немало насмешек вызвали попытки Шишкова заменить вошедшие в русский язык ино­земные слова новообразованиями от русских корней (например, вместо актер — лицедей, вместо оратор — краснослов). Шишков же придавал этому политическое значение, рассматривая галлицизмы как путь проникновения в Россию идей французской буржуазно-демократической революции 1789—1794 гг. В «Рассуждении о любви к отечеству» Шишков ополчился против французского воспитания дворянской молодежи, насаждающего, по его мнению, не только любовь к чужеземному языку, литературе, нравам, но — что еще хуже — и «наклонность к безверию, своевольству, к повсеместному гражданству, к новой и пагубной философии». Такова была обще­ственная подоплека языковой политики воинствующего архаиста.

Впрочем, Шишков нащупал одно слабое место у эпигонов Ка­рамзина: пристрастие к перифразам, к словесным украшениям. Такая манерность стиля явилась резуль­татом ограниченности языковой реформы Карамзина, ориентиро­вавшегося на речевые нормы дворянского общества. Шишков спра­ведливо осудил эту стилистическую манеру писателей-сентиментали­стов, назвав их «жеманными говорунами».

Шишков скорбит об упадке не только языка, но и словесности, причиной чего является чрезмерное «прилепление» к иностранным писателям. В передовых литературных кругах уже был поставлен вопрос самостоятельности русской литературы. Но Шишков и этот вопрос решал с реакционных позиций. Образцами для русских писа­рей, по его мнению, должны служить «священные книги», «летопи­си» и «все подобные им предания». Шишков одобряет молодых стихотворцев, которые, подражая народным песням, «стараются во­зобновить старинный наш слог и древнее стихосложение». При этом поэт должен «напитаться» не только словами и выражениями, но и мыслями «наших предков». И это не в порядке стилизации, а для сохранения идейных традиций.

Естественно, что такая языковая политика вызвала протест со стороны представителей новых взглядов на язык и слог литературы — со стороны последователей Карамзина. Сам он в это время отходил от литературы и участия в полемике не принял.

С возражениями Шишкову вскоре после выхода его «Рассужде­ния о старом и новом слоге...» выступил от лица карамзинистов П. И. Макаров, издатель журнала «Московский Меркурий». В защи­ту «нового слога» он выдвигает тезис о непрерывном развитии, изменении языка под влиянием просвещения и появления новых предметов и понятий. «Удержать язык в одном состоянии невозмож­но: такого чуда не бывало от начала света»,— возражает критик-карамзинист защитнику «старого слога». Второй тезис Макарова —'необходимость сближения книжного и разговорного языков: надо /Писать, как говорят, и говорить, как пишут. Макаров почувствовал и политическую реакционность стилистических принципов Шишкова. Обычаи и понятия народа изменились, и он хочет «сочинять фразы и произво­дить слова» по нынешним понятиям.

Отвечая Макарову, Шишков пытался защищать свои взгляды. Но он встретил нового полемиста в лице Д. В. Дашкова, младшего това­рища В. А. Жуковского по Благородному пансиону при Московском университете, человека, близкого К- Н. Батюшкову, будущего члена «Арзамаса». Дашков опровергает мысль Шишкова о единстве русско­го и славянского языков. Богатство языка, по мнению Дашкова, Достигается не сохранением в неизменном виде его сокровищ, а их расширением в соответствии с новыми понятиями. Дашков защищает карамзинистов и от идеологических обвинений: «Зачем к обыкно­венным суждениям о словесности примешивать посторонние уко­ризны о неисполнении обрядов, предписанных церковью?» На новые Контратаки адмирала Шишкова Дашков ответил книгой «О легчай­шем способе возражать на критики» (1811), в которой разоблачил недопустимые приемы полемики реакционных защитников «старого слога».

На этом полемика по вопросу о «старом» и «новом» слоге между ее основными участниками прекратилась. Но не прекратилась борьба литературных направлений, с которыми были связаны расхождения в понимании и практическом осуществлении принципов литературно­го стиля. В полемике по вопросам слога столкнулись старые и новые литературные взгляды и принципы. На этом основании термин «ка­рамзинисты» нередко применяется и более широко — для обозначе­ния всех сторонников нового литературного направления, куда включаются не только прямые последователи Карамзина — сенти­менталисты, но и романтики — В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский и даже А. С. Пушкин. С таким расширительным употреблением термина «карамзинисты» согласиться нельзя, так как в этом случае игнорируются различия литературных направлений (сентиментализм и романтизм) и оттенки литературных течений (ро­мантизм Жуковского и Вяземского). Карамзинисты — это литерато­ры, временно объединившиеся под знаменем Карамзина в борьбе за «новый слог». Дальнейшее размежевание их на основе идейных и ли­тературно-эстетических разногласий было неизбежно.

«Беседа любителей русского слова»

Задачи идейно-литературной борьбы скоро потребовали от архаи­стов организационного объединения. Зимой 1806—1807 гг. сторонни­ки А. С. Шишкова стали систематически собираться для литера­турных чтений и бесед. В этих собраниях принимал участие и Г. Р. Державин, крупнейший литературный авторитет для архаистов. На этих беседах обсуждались не только литературные темы, но и со­временные политические события. В 1811 г. было решено придать частным собраниям официальный характер. Так в Петербурге воз­никла «Беседа любителей русского слова», просуществовавшая пять лет. Организаторы этого литературного общества постарались обес­печить ему правительственную поддержку и привилегированное положение. «Беседа» была разделена на четыре разряда, председате­лями которых были избраны А. С. Шишков, Г. Р. Державин, А. С. Хвостов и И. С. Захаров, а после его ухода — И. М. Муравьев-Апостол. В составе «Беседы» были действительные члены, члены-сотрудники и почетные члены. Каждый разряд имел своего попечите­ля, избиравшегося из числа сановников, не всегда имевших прямое отношение к литературе (рядом с поэтом и министром юстиции И. И. Дмитриевым здесь можно было встретить министра просвеще­ния А. К. Разумовского и видного государственного деятеля Н. С. Мордвинова).

Посто­янный участник «Беседы», Державин занимал в литературе начала века особую позицию, о чем будет сказано позднее, и его нельзя при­числять к эпигонам классицизма. На собраниях «Беседы» часто бывал И. А. Крылов, читавший здесь свои басни. Но он был еще более далек от идейно-художественных традиций классицизма. С группой Шишкова его сближало критическое отношение к сентиментальному направлению в литературе.

Сочинения членов «Беседы», которые можно было услышать на собраниях и прочитать в издававшемся обществом «Чтении в Беседе любителей русского слова», не внесли ничего сколько-нибудь значи­тельного в русскую литературу. За исключением басен Крылова и стихотворений Державина, можно отметить, пожалуй, только ирои-комическую поэму А. А. Шаховского «Расхищенные шубы» (1811 — 1815). Остальное либо мелочи, либо переводы, либо рассуждения.

В 1816 г. «Беседа» прекратила свое существование. Литературные «староверы» оказались бессильными против нового литературного направления, которое к этому времени начало проявлять себя осод бенно активно.

Не умея создать что-нибудь живое, значительное в области литературного творчества, классицизм пытался удержать свои пози­ции в сфере эстетической теории и критики. В качестве примера можно указать на своеобразную «литературную энциклопедию» того времени — вышедший в 1821 г. «Словарь древней и новой поэзии» Н. Ф. Остолопова — или на учебное пособие «Краткое начертание теории изящной словесности», выпущенное в 1822 г. преподавателем Московского университета А. Ф. Мерзляковым. И там и здесь сохра­няется традиционная теория классицизма, хотя и несколько под­новленная. В литературной критике старые эстетические принципы защищает «Вестник Европы». Но и в литературной теории «классиче­ская» доктрина дает трещины. Так, Мерзляков отчасти в названном пособии, но еще больше в своих университетских и публичных лекци­ях нередко отступает от тех или иных положений классицизма и высказывает идеи, связанные с новой, романтической системой художественных взглядов.

Развитие жизни требовало от литературы нового идейного со­держания и новых художественных форм. Революционным романти­кам предстояло победоносно завершить борьбу с классицизмом.

Критические замечания по адресу Шишкова и литературных «староверов» мы находим уже в одном из первых стихотворений Батюшкова — «Послании к стихам моим» (1805). Но началом систе­матического наступления новаторов на архаистов послужила сатира Батюшкова «Видение на берегах Леты», написанная осенью 1809 г. и получившая широкое распространение в списках. Не называя имен и пользуясь остроумными намеками, автор высмеивает современных поэтов-эпигонов, принадлежащих к обоим враждующим лагерям: и «классиков», и сентименталистов. Среди последних особенно доста­ется П. И. Шаликову, «пастушку» и «вздыхателю», «князю вралей». Затем на берегу Леты появляется «бледна тень», именующая себя так: «Аз есмь зело славенофил». Каждому читателю было ясно, что здесь выведен Шишков.

Все эти стихотворцы со своими книжками канули в Лету; пощаду получил один Шишков во внимание к «громаде» его трудов. Бесспор­ным кандидатом на бессмертие оказался только И. А. Крылов, произведения которого не потонули в Лете, и он «пошел обедать прямо в рай». Литературная позиция Батюшкова нашла в этом сти­хотворении отчетливое выражение. Признавая заслуги выдающихся поэтов прошлого — М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова, Я. Б. Княжнина, И. Ф. Богдановича и других,— Батюшков не принимает ни классицизма, ни сентиментализма.

На следующий год полемическое выступление против реакци­онных «классиков» появилось в печати. Это было послание В. Пушки­на «К В. А. Жуковскому» (1810). Эпиграф, взятый из Горация, содержит мысль о неизбежности обветшания в языке одних слов и появления других. В. Пушкин обвиняет «славян» в языковом неве­жестве и литературной отсталости. Он пародирует Шишкова употреб­лением славянизмов (вопиет, велегласно, братие, аз, аще, людие).

В. Пушкин публикует послание «К Д. В. Дашкову» (1811), в котором утверждает, что просвещение не вредит «благочестию», а знакомство с западной культурой не мешает «русским быть».

Со стороны членов «Беседы любителей русского слова» в литера­турной полемике наиболее активно выступил А. А. Шаховской, которого А. С. Пушкин в «Евгении Онегине» наделил эпитетом кол­кий. Еще в 1805 г. была поставлена на сцене комедия Шаховского «Новый Стерн», где в лице «сентиментального путешественника» графа Пронского автор зло высмеял сентименталистов, последовате­лей Карамзина.

На чтении «Расхищенных шуб» присутствовал Батюшков, излив­ший в письме Вяземскому от 27 февраля 1813 г. свое возмущение «славянами», кто, «оградясь щитом любви к отечеству», за которое они проливают не кровь, а чернила, «оградясь невежеством, бесстыд­ством, упрямством, гонят Озерова, Карамзина, гонят здравый смысл». Возмущение Батюшкова продиктовало ему новую сатиру на архаистов — «Певец в Беседе любителей русского слова» (1813, распространялась в рукописных копиях). Батюшков использовал форму незадолго до того появившегося и ставшего популярным сти­хотворения Жуковского «Певец во стане русских воинов», что, конечно, было не пародией на это произведение, а только средством усилить сатирическое звучание критики архаистов.

Соратником Батюшкова в полемике против «классиков» стал Вяземский, автор многочисленных эпиграмм, сатирических песен, басен, пародий. Таков, например, «Поэтический венок Шутовского, поднесенный ему раз навсегда за многие подвиги», в котором Вязем­ский объединил свои эпиграммы на Шаховского. Вопросам совре­менной литературы Вяземский посвятил ряд посланий: «К Батюш­кову» (1816), «К перу моему» (1816), «К В. А. Жуковскому» (1819).

Несколько сатирических стихотворений, направленных против литературных «староверов», написал Жуковский: «Плач о Пиндаре» (1814, опубл. 1864), «Ареопагу» (1815, опубл. 1864) и др.

В литературной полемике принял участие и А. С. Пушкин. Его стихотворение «К другу стихотворцу» (1814) содержит ряд колких замечаний по адресу «бессмысленных певцов», авторов «творений громких». В 1815 г. Пушкин написал сатирическую поэму «Тень Фон­визина», высмеивающую эпигонов классицизма. Шишкова, С. Ши-ринского-Шихматова и Шаховского Пушкин заклеймил в эпиграмме «Угрюмых тройка есть певцов...» (1815). В послании «К Жуковско­му» (1816) молодой поэт призывал «друзей истины»: «Разите дерзо­стных друзей непросвещенья».

Из других полемических выступлений известность приобрела сатира Воейкова «Дом сумасшедших» (1814). Автор клеймит не только Шишкова, который, находясь в желтом доме, «мажет золотом сусальным пресловутую фиту», или И. Л. Голенищева-Кутузова, который зубами «бюст грызет Карамзина», но и Шаликова, кото­рый страстно прижимает к груди веник, принимая его за букет цветов.

Ответным нападением на романтиков со стороны «классиков» явилась стихотворная комедия Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкие воды», поставленная на сцене в 1815 г. Живо написанная пьеса из светской жизни имела у зрителей успех. По сюжету она не была связана с литературной борьбой. Но среди персонажей был выведен поэт Фиалкин, вздыхатель-балладник, в котором нетрудно было узнать Жуковского. Шаховской бесцеремонно изобразил поэта, который явился ночью с гитарой под окна записной кокетки, но испу­гался шороха в кустах, вспомнив о мертвецах, которыми он, автор баллад, питает «свой нежный вкус»:

И полночь, и петух, и звон костей в гробах,

И чу!., все страшно в них; но милым все приятно,

Все восхитительно! хотя невероятно.

Легко представить себе возмущение Жуковского и его друзей, присутствовавших на премьере...

«Арзамас»

Комедия А. А. Шаховского «Урок кокеткам» показала, что литературные и политические реакционеры не собирались складывать оружия. Попытка дискредитировать талантливого представителя но­вой, романтической поэзии была агрессивным актом. Это побудило сторонников нового направления в литературе сплотиться более тесно. Осенью 1815 г. они организуют Арзамасское общество безве­стных людей, или «Арзамас». На первом собрании присутствовали В. А. Жуковский, А. И. Тургенев, Д. В. Дашков, Д. Н. Блудов, С. П. Жихарев, С. С. Уваров. В дальнейшем к кружку присоединились П. А. Вяземский, В. Л. Пушкин, К- Н. Батюшков, А. Ф. Воейков и др. «Это было новое скрепление литературных и дружеских связей, уже существовавших прежде между приятелями»,— писал позднее Вяземский.

Название общества имеет довольно случайное происхождение. Среди тех ответов, которые последовали со стороны друзей Жуков­ского на выпад Шаховского («Письмо к новейшему Аристофану», сатирическая кантата Д. В. Дашкова, «Письмо с Липецких вод», эпиграммы Вяземского), одним из самых острых был памфлет Блудо-ва «Видение в какой-то ограде, изданное обществом ученых людей». Шаховской изображен здесь завистником и гонителем талантливого и кроткого юноши-поэта. В таком непривлекательном виде этот «туч­ный проезжий» из столицы (Шаховской был очень толст) предстал перед группой собравшихся в арзамасском трактире провинциальных любителей литературы. Заимствуя из этого памфлета название своего общества, «арзамасцы» тем самым противопоставляли себя аристократической, чиновной «Беседе любителей русского слова», для борь­бы с которой они и объединились.

Эта непосредственная цель определила структуру, ритуал и общий характер «Арзамаса». Количество его членов было ограничено не­большим числом людей, связанных между собой дружескими отноше­ниями. Президент, т. е. председатель общества, избирался тайным голосованием на каждое отдельное собрание. В качестве места собра­ний общества допускались не только «чертог», но и «хижина», не только «колесница», но и «салазки». Заседания «Арзамаса» носили шуточный характер. Каждый вновь вступающий в общество обязан был произнести пародийно-заупокойную речь на «отпевании» одного из членов «Беседы». Пародийно-сатирический характер носили и дру­гие выступления на собраниях «Арзамаса». В шутливой форме (иногда в стихах) велись протоколы заседаний (большинство прото­колов написано Жуковским). В целях «обновления» «арзамасцы» торжественно отрекались от своих старых имен и принимали новые, заимствованные из баллад Жуковского (Жуковский — Светлана, Вяземский—Асмодей, А. Тургенев — Эолова арфа и т. д.).

Было бы несправедливо не видеть за этими шуточными формами серьезного содержания. Так, красный колпак, который по ритуалу общества украшал голову очередного председателя, был связан с воспоминаниями о Великой французской революции. Свой либера­лизм «арзамасцы» подчеркивали обращением «граждане». «Арза­мас» в целом противостоял реакционной «Беседе» как общество оппозиционно, либерально настроенных людей. Важным свидетель­ством является запись в дневнике Н. И. Тургенева, сделанная после одного из заседаний «Арзамаса», на котором его участники «отклони­лись от литературы и начали говорить о политике внутренней». Смысл разговоров Тургенев резюмирует так: «Все согласны в необходимости уничтожить рабство». Правда, это было одно из поздних заседаний «Арзамаса» (в сентябре 1817 г.), когда его состав пополнился некото­рыми членами будущего тайного общества декабристов. Но свиде­тельство Тургенева подтверждает близость «арзамасцев» между собой в их антикрепостнических взглядах. Однако полного единства по вопросам политики в обществе, где состояли Жуковский и Вяземский, где участвовали будущие реакционеры Уваров и Блудов, не могло быть. С течением времени это обнаружилось в полной мере.

Не представлял «Арзамас» и единого литературного направления. Все его члены были объединены борьбой против эпигонского класси­цизма. Большинство из них поддерживали романтическое направле­ние. Но такие «арзамасцы», как В. Пушкин или Воейков, не стали романтиками в прямом смысле слова. К различным течениям ро­мантизма примыкали и виднейшие поэты «Арзамаса». Так, граждан­ская поэзия Вяземского глубоко отличалась от камерной поэзии Жуковского и Батюшкова. Самый же молодой «арзамасец», А. С. Пушкин, идейно и творчески развивался в направлении револю­ционного романтизма. Обычная форма заседаний литературных обществ того времени — чтение и обсуждение своих и чужих сочинений — в «арзамасских» собраниях занимала меньше места, чем вышучивание «Беседы». Поэтому все оттягивалось издание заду­манного журнала. Да и самые литературные принципы нового общества были сформулированы в проекте устава «Арзамаса» в слишком общих выражениях: «образование общего мнения», т. е. «распространение познаний изящной словесности и вообще мнений ясных и правильных».

«Арзамас» возник в самом конце литературного периода, ознаме­нованного борьбой первых русских романтиков с реакционными архаистами. Но в следующем году «Беседа» прекратила свое суще­ствование и, таким образом, исчез непосредственный объект нападе­ний «арзамасцев». Вместе с тем становились все более очевидными бесплодность и эпигонский характер позднего классицизма. Жизнь выдвигала перед литературой новые задачи. Зарождалось движение дворянских революционеров. Среди «арзамасцев» возникают настро­ения неудовлетворенности характером деятельности общества. Все настойчивее говорится о необходимости издавать журнал. Но у «арзамасцев» не было для этого прочной идейно-политической основы.

В конце 1816 г. в «Арзамас» был принят Н. Тургенев, который скоро почувствовал однообразие, устарелость содержания и формы «арзамасской» критики. После разговора на политические темы с Д. Н. Блудовым и Н. М. Карамзиным Тургенев записывает в своем дневнике: «Они... желают цели, но не желают средств. Все отлагают на время... Есть ли теперь удобный случай для произведения чего-нибудь в действо? — Есть». Политические убеждения Тургенева были значительно радикальнее взглядов «старых арзамасцев». В начале 1817 г. в общество вступил другой будущий участник движения де­кабристов, М. Ф. Орлов, который в своей речи убеждал «арзамасцев» определить обществу цель, «достойнейшую их дарований» и «теплой любви к стране Русской». Тогда «начнется для Арзамаса тот славный век, где истинное свободомыслие могущественной рукой закинет туманный кризис предрассудков за пределы Европы». Орлов, таким образом, призывал «арзамасцев» более тесно связать свою деятель­ность с политической борьбой дворянских революционеров. Третьим их представителем в «Арзамасе» скоро стал Н. М. Муравьев. В это же время в «Арзамасе» появился и Пушкин, которому предстояло воз­главить революционно-романтическое течение. Но для «старых арза­масцев» такое направление деятельности было неприемлемо. Полити­ческое размежевание членов «Арзамаса» привело к распаду этой организации в начале 1818 г.

Вместе с тем ликвидация «Арзамаса» знаменовала невозмож­ность дальнейшего объединения всех романтиков под одним знаме­нем. К этому времени рядом с романтическим течением Жуковского и Батюшкова властно заявило о себе другое течение романтизма — активное, гражданское, революционное. Намечался новый фронт борьбы. Она действительно и разгорелась в литературе 1816—1825 гг.

Необходимость возникновения единого русского литературного языка была очевидна. Решение этой проблемы в России приняло полемическо-пародийный характер двух литературных объединений – «БЛРС» (1811-16) и «Арзамасским обществом безвестных людей» (1815-18).

В начале 1800х Карамзин написал несколько статей («Отчего в России мало авторских талантов»), в которых утверждал, что русские не умеют излагать психологические и философские моменты на родном языке, зато свободно делают это на французском. В русском просто не находилось аналогов словам-переживаниям, традиционно выражавшимися на французском. Двуязычие – стандартно для дворян.

Неразвитость русского задевала Карамзина. Что же он предложил? Снова, взять за основу европейский опыт. «Французский язык весь в книгах, а русские о многих предметах должны ещё и говорить, как напишет человек с талантом». Нужно сблизить язык книжный и разговорный, стереть различия, создать новый на основе «Среднего» стиля. Перемены должны наступить естественным путём, без ломки.

Статьи Карамзина сразу же встретили решительное неодобрение адмирала Шишкова, который откликнулся на них трактатом «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка». В нём он защищает русскую культуру, самобытность, отрицает, что нация, которая развязала якобинский террор, уничтожила монархию и отвергла религию – является примером для подражания. Шишков заявляет, что России надлежит не усваивать ложное евр. Просвещение, а беречь и охранять свои нац. Основы.

Таким образом, если Карамзин шёл вперёд, то Шишков всем взглядом обращался назад. С этой целью он обращается к славянскому языку церковных книг, на котором уже не говорили в обиходе. Он ратовал за книжный язык и протестовал против сближения с разговорным. «Французы не могли из духовных книг своих столько заимствовать, сколько Мы из своих можем», - писал Шишков.

Итак, Карамзин и Шишков сошлись в необходимости единого лит. Языка, но разошлись в его создании. Карамзин выбирал «Средний» слог, Шишков – «высокий» и просторечный стили.

С целью воспитания будущих молодых писателей Шишков организует лит. Общество «БЛРС», её ядро составили Державин, Крылов, Голенищев, Ширинский и др. Кроме них, в заседаниях участвовали Кюхельбейкер, Катенин, Грибоедов, Гнедич. Ещё до открытия, 21 февр. 1811года, к Шишкову присоединились некоторые литераторы. Не разделявшие принципов сентиментализма. Наиболее примечательной фигурой здесь был князь Шаховской. В 1805 году в «Новом Стерне» он обрушивается на карамзинистов, на «коцебятину» мелодраматических пьес, заполонивших сцены.

Тогда чаша терпения сторонников Карамзина переполнилась, и они решили отвечать. Сам Карамзин участия в полемике не принимал.

С критикой Шишкова выступил на страницах журнала «цветник» Дашков, не соглашавшийся в тождестве церковнославянского и русского языков. Он доказывал, что церковносл. – лишь часть, вспомогательные стил. средства. Её поддержал Пушкин, особенно сказалось это в «Опасном соседе», когда он описывал проституток, восхищавшихся «Новым Стерном» Шаховского. Оскорблённый Шаховской написал «Расхищенные шубы», в которых высмеял невыдающийся талант Пушкина, а следом и «Липецкие воды», в главной роли – князь Фиалкин, стихи которго пародировали баллады Жуковского «Ахилл» и «Светлана».

Так и завязалась весёлая и принципиальная полемика между карамзинистами и шишковцами.

В 1815 году Блудов пишет сатиру в прозе «Видение в какой-то ограде». «Общество друзей литературы, забытых Фортуною» и живущих в Арзамасе (намёк на умерших как писатели членов Беседы), которые ведут вечера в трактире за дружескими спорами. Однажды появляется незнакомец, по описанию напоминающий Шаховского, который в витиеватых выражениях описывает своё видение о том, как старец (Шишков) поручил написать ему пасквиль на соперников, чтобы восстановить свою репутацию. Сатира эта во многом наметила жанр дальнейшей полемики.

«Арзамас» возник как общество, ориентированное на полемику с «Беседой». В него вошли Жуковский, Вяземский, Дашков, Орлов, Уваров, Батюшков, Блудов, Уваров и др. В противовес официозной «Беседе» арзамасцы подчёркивали провинциализм «Общества безвестных людей», в качестве эмблемы выбрали себе гуся и шутливо принялись отражать нападки «Беседы». Язык арзамасских речей, изобиловал цитатами и реминисценциями, был рассчитан на европейски образованного собеседника, способного улавливать тонкую иронию. Язык посвящённых. Тяжёловесной величавой темноте сочинений и речей сторонников Шишкова арзамасцы противопоставили лёгкий, щегольский стиль Карамзина а так же «Арзамасскую галиматью». В качестве «Бога» арзамасцы избрали себе Вкус, который трактовался иначе как личная способность, данная от рождения. Церковная идея переноситься в бытовой план, а эстетическая сакрализуется. «Беседа» объявляется ватагой дьявола.

В 1816 году «Беседа» прекратила существование, «Арзамас» продержался до 18 года. Для формирования языка требовались все три штиля.