Базовые предпосылки и основы теории психотерапии личной истории

Сущность (и общность) всех подходов к психотерапии личной истории можно представить с помощью широко известного фрейма нейролингвистического программирования — модели SCORE. Данная английская аббревиатура расшифровывается следующим образом:

Согласно модели SCORE в настоящее время психотерапевт имеет дело с симптомом {.symptom), который рассматривается не сам по себе, а как следствие какой-то имевшейся в прошлом причины {cause). Целью психотерапии выступает получение в будущем некоего желаемого (клиентом, а не психотерапевтом) состояния или результата {outcome), каковое, буде оно станет достоянием клиента, немедленно приведет к весьма позитивным эффектам {effect), — исходно или по условиям экологичным изменением в его последующей жизнедеятельности. Добивается этого психотерапевт за счет ресурсов {resource), в каковые, с точки зрения НЛП, можно включать все, что может быть задействовано для достижения результата, но в основном физиологию, состояния, мысли, чувства, переживания наряду с конкретными психотехнологиями их предоставления.

В качестве причины любого симптома в модели SCORE, как правило, рассматривается некое событие, которое в силу своей психотравматичности или значимости было как бы импринтировано в психику (бессознательное) человека и в результате породило либо нарушение всего комплекса реакций в данной конкретной области поведения (уровень глубокой психотравмы), либо (уже по отдельности и согласно модели «Мерседес SK») как бы «застрявшие» и неадекватно «проигрываемые» неэкологичные состояния; неэффективный способ поведения; ограничивающие и ослабляющие решения и/или убеждения или «дефектные» образы «Я».

Здесь следует пояснить, что согласно современным воззрениям формирование человека в период от 0 до 7 лет в весьма значительной степени происходит в виде уже упоминавшегося импринтирования — мгновенного восприятия или как бы «впечатывания» в мозг соответствующих реакций в так называемые моменты импринтиой уязвимости. Сам по себе этот феномен в сути своей носит весьма позитивный (хотя иногда и довольно болезненный) характер, так как позволяет жестко и быстро запечатлевать в психике ребенка экологичные и адаптивно-адекватные способы осуществления жизнедеятельности (так, ему достаточно только один раз сунуть палец или руку в огонь, чтобы навсегда преисполниться глубокого уважения к огненной стихии). К сожалению, импринтирование всегда и везде осуществлялось, осуществляется и будет осуществляться методом проб и ошибок, в связи с чем наряду с экологичными импринтами, действительно позволяющими избежать явных, а не надуманных опасностей, и дети (больше), и взрослые (меньше) в моменты импринтной уязвимости сплошь и рядом приобретают импринты неэкологичные (так, человеку оказывается достаточно одного только случая «утонутия», для того чтобы буквально до конца своих дней приобрести устойчивую водобоязнь, мешающую ему наслаждаться и даже просто пользоваться плаванием и нырянием). В подобных случаях мы, как правило, имеем дело с импринтирующими и/или психотравмирующими событиями и происшествиями, которые закрепляют в нас некоторые неэкологичные способы жизнедеятельности (и просто автоматические реакции), отнюдь не помогающие жить эффективно и счастливо. Они формируют в нашей психике карты и программы, которые в сходных (с исходной ситуацией «фиксации») условиях и обстоятельствах рести- мулируются и начинают мешать нам жить, заставляя реагировать глупо и неэкологично. При этом, если импринтирующее происшествие оказалось действительно психотравмирующим, оно, как правило, амнезируется и уходит глубоко в бессознательное, откуда жестко и непреклонно, зачастую совершенно вопреки сознанию человека, начинает управлять его жизнедеятельностью — как вы уже поняли, далеко не самым лучшим образом. Например, когда-то очень давно вы пережили сильно травмировавшую вас ситуацию общения с некой авторитетной и авторитарной фигурой (каким-нибудь дворовым «авторитетом»). По прошествии лет все это, казалось бы, стерлось из памяти. И вы даже помыслить себе не можете, что ваши нынешние неудачи в деловом общении с авторитарными людьми корнями уходят в это происшествие.

В связи с этим при работе с прошлым в психотерапии личной истории речь идет в основном об избавлении от таких вот импринтирующих событий и психотравм, всех тех неприятностей, которые произошли в жизни клиента и «застряли» в его психике — как непрожеванные, непроглоченные и/или непереваренные куски пищи застревают в вашем теле.

Такая «пищевая» аналогия (автор — Ф. Перлз) является здесь совершенно уместной. Дело в том, что все, что происходит или случается в нашей жизни, мы (наши сознание и тело) должны «разжевать», «проглотить» и «переварить». Но целый ряд жизненных событий и обстоятельств (причем не только детства, но и взрослой жизни — типа аварий, разводов, потерь и тому подобного; просто в детстве психотравмирующих ситуаций бывает куда как больше...) оказываются столь значимыми и/или интенсивными, что ни сознание, ни тело попросту не справляются с их переработкой. И тогда это «непережеванное», «непроглоченное» и «непереваренное» событие/происшествие (воспоминание о нем) — то, что и называется «психотравмой», — вытесняется в бессознательное (одновременно как бы застревая в физиологии), которое, в свою очередь, принимает свои меры безопасности, как бы блокируя эту психотравму, пряча ее от нас. У человека возникает частичная или полная амнезия на происшествие. И внешне все кажется весьма благополучным за исключением некоего избыточно острого, а зачастую просто глупого реагирования на определенные, связанные с психотравмой (или похожие на нее), события и обстоятельства или ну никак не поддающихся излечению болезней.

Но происшествие продолжает жить в душе человека.. И если он не избавится от «записи» этой психотравмы (не «перепишет» ее), это окажется весьма чревато очень неприятными последствиями. Происшествие/психотравма, как своеобразная «мина» (пусть даже и частично «законсервированная»), сохранится в его бессознательном. И в любой миг может «взорваться», породив нечто совершенно неэкологичное. Чем мощнее эта мина, тем «чреватее» последствия ее существования. Причем не одного только возможного «взрыва». Ведь для того, чтобы «мина» эта оставалась в «законсервированном» состоянии, бессознательное вынуждено тратить энергию и силы. Его собственные энергию и силы. И если одна серьезная «подсознательная мина» отбирает у человека, скажем, пять процентов энергии и сил, а «мин» этих у вас десять, то 5 % х 10 = 50 %. А это значит, что живет данный человек не более чем в половину своих возможностей...

Обратимся теперь к основам теории психотравматических импринтов. По мнению В. Козлова [17], любое травматическое происшествие (правда, у данного автора — подавленная целостность, то есть часть, но сути дела это не меняет) состоит из семи компонентов.

1. Актуальное психофизическое состояние как интенсивность нейрогуморальных процессов и изменений в функционировании внутренних органов.

Так, та, использованная нами в качестве примера давнишняя «разборка» маленького мальчика с дворовым «авторитетом», до сих проявляющаяся в неспособности взрослого человека ладить с авторитетными фигурами, может репрезентироваться у него сердцебиением, слабостью, потливостью и прочей весьма неприятной психофизиологией.

2. Рисунок мышечного напряжения как некий мускульный компонент вашего давешнего состояния.

Так, и досель при встрече с авторитарными и авторитетными людьми гипотетический клиент может испытывать ту же скованность в мышцах и с трудом сдерживаемую дрожь, что присутствовала там и тогда..

3. Паттерн дыхания как вполне определенный его сбой в моменты, аналогичные прошлой «разборке», — внезапную задержку движения вашей грудной клетки, легкое удушье и т. п.

Эти три компонента носят, так сказать, телесный характер, то есть являются записью инцидента в вашем теле. Остальные же четыре аспекта прошлого происшествия целиком и полностью относятся к сознанию (в широком смысле этого слова, то есть включая бессознательное).

4. Структура мотивационно-потребностных процессов как пресловутая фрустрация: блокада, прерывание и подавление того, что человек хотел сделать в той ситуации (например, ударить «авторитета»). Блокада эта может стать постоянной, и соответствующая потребность либо будет все так же подавляться, либо будет удовлетворяться каким-то иным, зачастую уродливым, способом (например, вместо того, чтобы вступать в прямую конфронтацию со своими врагами, субъект будет писать на них анонимки, то есть как бы жаловаться на них компетентным органам — точно так же, как в детстве жаловался на обидчика своим родителям, стараясь при этом остаться в стороне и ни при чем).

5. Содержание эмоционального состояния как то самое неприятное чувство или ощущение, которое раз за разом, как будто ни с того, ни с сего будет возникать в аналогичных «там и тогда» здесь и теперь: гнев, страх, вина, ощущение бессилия и прочее, прочее, прочее. Напоминаем, что в ситуации рестимуляции подавленного инцидента повод для возникновения застарелого эмоционального состояния может быть совершенно незначительным (для окружающих, но не для самого человека — хотя и для него тоже, но после рестимуляции, когда он, искренне недоумевая, пытается понять, чего это он так разволновался...)

6. Образное пространство как определенные условия и обстоятельства (место, время и т. п.), в которых происходило подавленное происшествие. И если субъекта, например, били, зажав в углу между стеной дома и сараем, любая ситуация, в которой он почувствует себя «зажатым в угол» (и физически, и психически), может рести- мулировать весь «букет» связанных с инцидентом неприятностей.

7. Ментальный компонент как возникновение и упрочение в бессознательном некой очень неэкологичной мыслительной конструкции — убеждения или решения (типа «Я слабак, который все равно ничего не сможет сделать» — для случая с дворовым «авторитетом»). По сути, это своеобразное предписание, которое, раз возникнув, начинает управлять поведением человека — бессознательно, но очень мощно. А если, как в вышеописанных случаях, оно содержит местоимение «Я», можно уже говорить и об основывающихся на инциденте нарушениях самоидептичности по общей формуле «Я какой-то не такой...».

Мы описали семикомпонентную модель В. Козлова по двум причинам. Во-первых, чтобы вы пользовались ею при проработке подавленных происшествий ваших клиентов, обращая особое внимание на те компоненты, которые вызывают у них наибольшую боль, — если вы проработаете именно их, все остальные могут сами собой исчезнуть (принцип центрального «атома» в «молекуле»). А во-вторых, чтобы вы (если вы врач) поняли, что одними только таблетками никогда полностью и толком не успокоите мятущуюся душу человека, так как они действуют только на один компонент инцидента: актуальное психофизическое состояние.

Продолжая свой краткий очерк теории подавленных происшествий, на всякий случай напомним вам, что речь идет именно об инцидентах, которые человеческий мозг оказался не в состоянии «пережевать», «проглотить» и «переварить» — то есть обо всех тех происшествиях, которые были настолько перегружены информацией (телесной, эмоциональной или умственной), что сознание человека не справилось с ее (информации) обработкой. И тогда произошло нечто интересное, хотя и печальное: по-видимому, как бы для того, чтобы обработать эти инциденты позже, мозг человека как бы сделал полную копию этого происшествия. И она — эта самая копия в бессознательном — начинает жить своей самостоятельной жизнью, продолжая настаивать на проработке происшествия (а зачастую даже превращаясь в Самостоятельную Единицу Сознания). Для чего и «выдает» его в сознание — но маленькими «порциями», с которыми человек может справиться. При этом, дабы он все-таки совершил необходимую переработку, его мозг воспроизводит детали (компоненты) инцидента так, как если бы оно происходило здесь и сейчас. И человек считает их своими нынешними реакциями и даже пытается как-то рационально объяснить («не люблю Иванова не потому, что он — точная копия избившего меня дяди, а оттого, что он плохой работник и дрянной человек»). То есть недоработанное происшествие становится автоматической программой, которая выполняется в отрыве от контекста истинных и реальных событий, условий и обстоятельств.

Еще одно — но очень важное. Обнаружилось, что сходные непроработанные происшествия образуют в нашей психике некие последовательности — то есть сходные инциденты группируются или, точнее, как бы нанизываются друг на друга, образуя то, что К. Юнг назвал комплексом, а С. Гроф — системой конденсированного опыта (СКО). Схематично это можно представить так (рис. 19):

Согласно этим (и многим неупомянутым) концепциям, определенные типы происшествий как бы связываются друг с другом, а сопутствующие им проблемы и переживания возникают снова и снова — по-видимому, как бессознательные усилия человека проработать изначальный травматический инцидент.

Например, предположим, что к нам явился клиент, от которого недавно ушла четвертая жена. Ясно, что это не случайно, и, постепенно раскручивая его СКО, мы ищем базовое происшествие, которое обусловило такое своеобразное реагирование данного человека, — то, что на рисунке как бы зачернено (вы, надеюсь, понимаете, что если четыре различные женщины бросили одного и того же мужчину, виноваты в этом не они, а он — точнее, что-то в его эмоциональном и поведенческом реагировании, что психоаналитик назвал бы «комплексом бросаемого мужа»). Оказывается, что в основе всего лежит то, что мать пациента оставила его бабушке сразу после рождения, а сама упорхнула делать карьеру, отчего клиент (а тогда — маленький испуганный ребенок) бессознательно сформировал четкую программную установку (ограничивающее решение): «Я тот, кого бросают женщины». Самое интересное заключается в том, что цепочка СКО начала буквально разваливаться сразу после того, как мы проработали центральное, базовое происшествие — уход матери. Так что во всех случаях работы с непроработанными инцидентами именно на этот изначальный случай и следует обращать основное внимание. Но иллюстрации ради приведем вам пример СКО данного клиента. Уход четвертой жены (48 лет) Уход третьей жены (41 год) Уход второй жены (34 года) Уход первой жены (29 лет) Уход любимой девушки (23 года)

Уход любимой девочки (13 лет) Второй «уход» мамы* (3 года) Первый и основной уход мамы (3 месяца) Обычно мы рисуем СКО своих клиентов именно таким образом: будущее вверху, а прошлое внизу. С. Гроф делает это наоборот. Но нижеприведенный его пример мы приводим вовсе не для того, чтобы проиллюстрировать его способ работы, а дабы вы узнали, что период до рождения, а также обстоятельства этого рождения весьма значительно определяют жизнь человека.

Рождение: Пуповина обвилась вокруг шеи.

Младенчество: Удушье, недостаток кислорода при коклюше.

Детство: Случай утопания, удушья в воде.

Зрелость: Случай нападения с попыткой удушения.

Трансперсоналъный: Переживание опыта наказания уровень через повешение в измененном состоянии сознания

Существует также имеющая все права на существование точка зрения, что непроработанные происшествия можно подразделить как бы на три типа, или уровня, вытекающие или выводящиеся из центрального класса. Так, автор преобразующего процессинга Ф. Фанч утверждает следующее [10].

«В типичной цепи самое раннее происшествие, которое мы назвали "центральным", содержит боль и бессознательность. Можно еще называть его "происшествием силового отпечатка", так как именно в нем определенный набор реакций силой впечатался (запечатлелся, запро- граммировался) в уме.

Следующее по силе — "Происшествие эмоциональной травмы". Оно обычно связано с потерей или угрозой

* Мать клиента отдала его бабушке, т. е. «ушла». потери и черпает свою силу из более раннего "происшествия силового отпечатка". В нем содержится сильная неприятная эмоция, например, печаль, страх, горе, ужас.

Следующее — "происшествие включения реакции". Это ситуация, в которой нажалась умственная кнопка и воспроизвелась запись части травматического содержания из "происшествия силового отпечатка" или "происшествия эмоциональной травмы". Неприятное ощущение в таком происшествии вызвано неразумной автоматической реакцией, а не реальными внешними обстоятельствами».

Мы не во всем согласны с этим, так как практика не всегда демонстрирует наличие столь жесткой качественной последовательности. Впрочем, и сам Ф. Фанч, констатируя, что обычно цепь происшествий распутывается в обратном порядке, отмечает некоторую относительность подобных воззрений. Но если они окажутся удобными для вас, просто пользуйтесь этой схемой, не вдаваясь в теоретические вопросы о правомерности или неправомерности подобного подхода.

Для эффективной работы с психотерапией личной истории специалисту следует знать еще один аспект ее теории, связанный с удивительно интересной и практичной концепцией контуров человеческого бессознательного Т. Лири (блистательно изложенной Р. Уилсоном [34]). Концепцией, которая позволит сразу и почти до конца понять то, что происходит с любым ребенком в период его «счастливого» детства. Концепцией, которая дает возможность определить, какими именно мы стали в результате сомнительных педагогических экспериментов наших родителей и других многочисленных воспитателей.

Согласно этой концепции любой человек имеет, как минимум, четыре контура бессознательного, характер заполнения которых определяет нашу жизнь и судьбу.

Первый из этих контуров — оральный контур биовыживания. Эта система импринтируется матерью или первым схожим с матерью объектом и кондиционируется (обусловливается) последующим питанием и заботой. В сути своей она представляет собой запечатленный опыт раннего младенчества, из которого субъект — еще совсем маленький ребенок — делает, однако, воистину судьбоносный вывод о жизни и мире: о доверии этому самому миру. При благоприятном исходе импринтирова- ния и кондиционирования первого контура субъект будет этому миру доверять, считать его интересным, безопасным и, в общем-то, приятным местом. И, скорее всего, станет человеком «К», то есть тем, кто как бы идет навстречу реалиям и решениям своей жизни и придерживается «наступательной» тактики. Если же это самое им- принтирование и кондиционирование окажется неудачным, базовое доверие к миру у субъекта не возникнет, и он навсегда (почти навсегда — ибо Восточная версия нейропрограммирования и некоторые специальные психотехнологии позволяют как бы перепрограммировать содержание этого контура, — но об этом далее) посчитает этот мир враждебным, небезопасным и малоприятным. И, скорее всего, превратится в человека «От» — то есть того, кто старается оградиться или просто уйти от реалий и решений жизнедеятельности и придерживается «отступательной» доктрины.

Второй из базовых контуров бессознательного — анальный эмоционально-территориальный. Данный контур импринтируется и кондиционируется на этапе раннего детства — когда ребенок начинает ходить и определять свое место в семье и ближнем окружении. Здесь крайне важным и опять-таки судьбоносным является его статус — положение в системе отношений, образующих среду маленького человечка. Если этот самый статус оказывается достаточно высок и признаваем другими (то есть если человека не унижали и не принижали, а признавали как субъекта, имеющего определенные права), импринти- рование и кондиционирование осуществятся по благоприятному варианту, и он будет демонстрировать сильное «Я», уверенность в себе и стремление доминировать. Если же все происходило с точностью до наоборот (то есть ребенком человека ни в грош не ставили родные и близкие), он будет жить под игом слабого «Я», сомнений и неуверенности в себе, а также склонности к подчинению. И судьба его — бессознательно, а значит, неумолимо, но незаметно, — будет складываться соответствующим образом. При неудачном импринтировании эмоционально- территориального контура данный субъект вряд ли когда- нибудь «выйдет в начальники» и будет отдавать приказы. Скорее наоборот, до конца дней приказы будут отдавать ему. Кто? Да все, кто его окружает, — включая супруга(у) и даже детей.

Характер импринтирования и кондиционирования первых двух контуров задает то, что вполне можно назвать жизненной позицией. Простейшая ее (жизненной позиции) диаграмма выглядит следующим образом

(рис. 20).

Рис. 20

В данной схеме мы просто «скрестили» возможные характеристики биовыживательного контура человека (они расположены по горизонтали) и потенциальные особенности его эмоционально-территориального контура (по вертикали). В результате получилось, что почти всех живущих на этой земле людей можно отнести к одному из четырех получившихся секторов: дружелюбной силы, дружелюбной слабости, враждебной слабости и враждебной силы.

По Р. Уилсону [34], люди «дружелюбной силы» — это естественные и уважаемые общественные лидеры: полезные, внимательные, действительно дружелюбные и уверенные в себе. Правда, они часто портят людей своей добротой, слишком многое прощают, иногда просто соглашаются с каждым и любят управлять преимущественно теми, кто не может управлять собой.

Люди «враждебной силы» — это типичные «начальники», к которым, увы, относятся и большинство политических деятелей (особенно в нашей стране — поясним далее, почему). Они тоже хорошие лидеры — но авторитарные, холодные, бесчувственные, а часто еще и самовлюбленные и хвастливые.

Люди «дружелюбной слабости» лидерами становятся редко, ибо они самокритичны, застенчивы, робки, легко поддаются чужому влиянию и в общем-то частенько ищут кого-нибудь, кто бы отдавал приказы и взял руководство на себя.

Ну а люди «враждебной слабости» быть лидерами, пожалуй, просто и не могут, поскольку они никому не верят, восстают против всех, бывают весьма резкими и злопамятными, обожают желчный сарказм, но притом частенько на всех и вся жалуются.

Данная диаграмма позволяет достаточно точно предсказать судьбу — как отдельного человека, так и боль

ших групп и даже целых народностей. Ибо, например, сейчас в нашей стране тон задают только два типа людей. «Враждебной силы» — наверху. И «враждебной слабости» — внизу. Дело в том, что в ситуацию борьбы за эту самую власть вступают только люди «дружелюбной» и «враждебной» силы — первые для того, чтобы помочь другим, а вторые потому, что не могут представить себе «у руля» никого другого, кроме себя. Но далее представитель «дружелюбной силы» уступит человеку «враждебной силы» — не потому, что зло сильнее, а оттого, что хочет, чтобы у всех все было хорошо, а этого не будет, если его оппонент не окажется «наверху»! Это — о людях власти. Ну а то, как отреагируют «низы», тоже вполне предсказуемо. Людей «дружелюбной слабости» просто не интересует, кто будет у власти, ибо главное для них — чтобы кто-то другой принимал решения. Ну а людям «враждебной слабости» вообще на это наплевать, ибо независимо от того, кто будет «у руля», они все равно будут только саркастичничать и желчно жаловаться, избегая в то же время любых действий, связанных с их собственной личной ответственностью...

Следующая — третья — система нашего мозга — это так называемый взаимосвязывающий семантический контур, и, к счастью, о нем можно говорить, не вдаваясь в особые подробности. Ибо это то, что часто называют интеллектом, а иногда даже и интеллигентностью: в об- щем-то всего-навсего способность владеть языком и оперировать понятиями. Имиринтируется и кондиционируется он в дошкольные и первые школьные годы. А определяет — способности человека к логическому постижению мира, систематизации, выводам и умозаключениям. Те, у кого этот контур импринтирован и кондиционирован успешно, обычно считаются «умными» (увы, в нашем обществе способность бесконечно рассуждать на «высокие» темы почему-то считается главным критерием ума). Те же, у кого это произошло неудачно (а с учетом потрясающих «успехов» отечественной системы образования и тем более — грядущей ее нивелировки, таких становится все больше и больше), — наоборот, тупыми или просто глупыми.

Последний — четвертый из все-таки «низших» систем человеческого мозга — контур именуется «моральный социосексуальный». В принципе, импринтируется он первыми опытами возникновения и удовлетворения полового влечения (не обязательно оргазма, как утверждает Р. Уилсон, но всегда таких «эротических вариантов», которые буквально «взяли за живое»). А далее, в процессе кондиционирования на этот своеобразный фундамент накладываются всяческие нормы и «табу» — общества и/или ближайшего окружения. В результате образуется система, которая отвечает за «локальное» — местное и уместное — определение «морального» и «аморального». Здесь учтите, что вообще-то мораль всегда локальна. Абсолютной же морали просто не существует. Так, у некоторых северных народностей до сих пор вполне моральным считается предлагать жену понравившемуся гостю. То же самое когда-то было и у сванов, которые, однако, считали вполне моральным еще и убить гостившего у них субъекта — но только после того, как, получив положенное гостеприимство, он покинет пределы селения. Локальность и относительность морали проявляется и в том, что она меняется со временем. Так, лет сто назад дамы обязаны были щеголять в строгих цельных купальниках, в коих наличествовали рукава и панталоны, а нынче же никто не падает в обморок при виде бикини или даже топлесс, хотя подобная «униформа» поборников морали того времени довела бы до сердечного приступа или даже инфаркта...

Помимо «моральности», социосексуальный контур контролирует еще и сексуальное наслаждение, продолжение рода и «родительство». «Удачное» импринтирование и кондиционирование этого контура порождает гибких и терпимых в ценностях и нравственных ориентациях людей, неуклонно придерживающихся, однако, «высших» моральных принципов (типа десяти заповедей или индийской Ямы), которые для них давно стали не внешним догматом, а внутренней собственной системой оценки Добра и Зла. Неуспешность же в социосексуальном имприн- тировании и кондиционировании приводит к тому, что подобный человек становится либо трудновыносимым для окружающих моралистом и догматиком, либо, наоборот, совершенно аморальным существом. Здесь эти две крайности сходятся, и не случайно журналисты в нашем отечестве то и дело «застукивают» очередного высокопоставленного моралиста за весьма аморальными действиями типа «групповухи» в бане или посещения девочек в частном борделе...

Закончить свой краткий обзор четырех контуров — систем человеческого мозга — мы хотели бы упоминанием о том, что у каждого из людей существует свой любимый контур — сильнее всего импринтированный и оттого наиболее часто используемый. И если вы оглянетесь вокруг, то сможете (теперь) увидеть их (контуров) представителей. И нарциссистов первого контура — тех, кто, если перед ними возникнет проблема, будет либо искать того, на кого переложить ее решение, либо злобствовать и гневаться потому, что проблема эта существует и ее приходится решать. И эмоционалистов второго контура, которые в аналогичной ситуации будут буквально отгонять от себя проблему, как саркастически пишет Р. Уилсон, «угрожающе раздуваясь и рыча, как это делают млекопитающие». И рационалистов третьего контура, каковые будут подходить к проблеме планомерно и аналитически — и не решат ее, если проблема будет иррациональной, а таковой может быть даже «эмоционально-территориальное» поведение его соседа-эмоционалиста («либерал — это тот, кто выходит из комнаты, как только в ней начинается драка»). И конечно же, моралистов четвертого контура, которые будут искать моральное решение — «как здесь поступить честно и нравственно». А если вам этого покажется мало или вы не захотите вглядываться в себя и в других, просто вспомните, что при любом кризисе люди первого контура сметают с прилавков магазинов буквально все (в том числе и ненужное), обеспечивая столь близкое их сердцу биовыживание. Люди второго контура поднимают угрожающе-жалобный вой, требуя немедленно призвать к ответу виновных. Люди третьего контура тихо сходят с ума, пытаясь рационально объяснить иррациональное поведение правительства и чиновников. А люди четвертого контура более всего возмущаются безнравственностью власти, которая очередной раз нарушила якобы взятые ею на себя моральные обязательства...


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: