2013-12-28
705
В философии Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы, а также в трудах менее известных даосских мыслителей из школы Цзися, содержалось немало интересных мыслей и важных положений. Однако большинству из них была суждена весьма недолгая жизнь. Из всего того, что было написано в даосских трактатах во второй половине I тысячеления до н.э., сохранили свою силу и получили дальнейшее развитие только несколько основных моментов, которые и составили теоретический фундамент религиозного даосизма.
Прежде всего, это учение о Дао и все связанные с ним проблемы натурфилософии и космогонии. Это учение было взято в его наиболее мистической трактовке и с течением времени обросло многочисленными деталями – это особенно характерно для «Ле-цзы», наиболее позднего из всех трех главных трактатов.
Вторым важным моментом было учение об относительности бытия, жизни и смерти и в связи с этим о возможности длительной жизни и достижения бессмертия. Этот тезис со временем выдвинулся на первое место, оттеснив все остальные, так что одно время – на рубеже нашей эры, в эпоху Хань – поиски бессмертия превратились в фактически главное и почти единственное занятие «ученых» даосов, последователей и теоретиков возникавшего в то время религиозного даосизма.
И, наконец, третьим и последним был принцип увэй.
Именно эти основные моменты философского даосизма и стали основой учения возникшей в эпоху Хань религии даосов.
Другая часть этой религии – практика, обрядовая строна, важнейшие институты и культы религиозного даосизма – была обязана своим появлением и развитием той сумме верований нижнего пласта, которые не были и не могли быть включены в конфуцианство.
Как же произошел этот синтез? Ведь сначала «высокая» философская теория даосизма и народные верования, магия и мантика, обряды и мифы не имели между собой почти ничего общего. Святые отшельники или даосы-философы едва ли могут быть поставлены рядом с неграмотными шаманами и деревенскими колдунами. Во всяком случае, внешне мы не видим никаких точек соприкосновения.
И тем не менее такая связь все-таки была, хотя ее генезис и механизм возникновения установить достаточно сложно.
Решающую роль в процессе сближения «высокой теории» даосских философов с верованиями низшего пласта сыграло возвышение конфуцианства и превращение его в начале Хань в официальную государственную идеологию. Если до эпохи Хань конфуцианство было лишь одним из нескольких влиятельных (и подчас даже гонимых) учений, то впоследствии оно стало в сущности основным. Все остальные учения должны были потесниться или вообще уйти со сцены. Очевидно, такая же участь ожидала и даосизм, если бы последователи этого учения не сумели чем-то заинтересовать ханьских правителей и убедить их (и стоявших за ними министров) в своей нужности и полезности.
А что могли им предложить последователи Лао-цзы и Чжуан-цзы? В области социальной этики и политики они были не сильны и явно уступали совим удачливым соперникам. Проблемы натурфилософии и космогонии были слишком «отвлеченной материей» для того, чтобы заинтересовать представителей правящей элиты. Так что в борьбе за существование адепты философского даосизма должны были выдвинуть на передний план те стороны своего учения, которые могли бы заинтересовать «верхи» и в то же время получить необходимую поддержку «низов».
И эти стороны нашлись. Во-первых, это были поиски бессмертия, к которым не могли остаться равнодушными правители империи. И во-вторых, это были как раз те народные верования и обряды, которые до того существовали и развивались чисто эмпирически и нуждались в поддержке и «теоретическом» оправдании и подкреплении.
Для даосов оказать такую поддержку и тем самым привлечь на свою сторону массы было тем более легко, что сама теория философского даосизма допускала мистические толкования и нередко очень легко смыкалась с отдельными народными верованиями, объясняя глубинный смысл их обрядов и мифов.
