Трансформация мифов даосами

Трактат «Хуайнань-цзы» и другие подобные сочинения отражают характерное для даосов стремление целенаправленно переработать разнородные мифологические сюжеты для их приспособления к нарождаевшемуся в эпоху Хань религиозному даосизму.

И наиболее показательным в этом отношении является миф о легендарном императоре Хуан-ди, считающемся одним из родоначальников китайцев. Согласо традиции, он жил и правил 100 лет – с 2698 по 2598 гг. до н.э. В ранних конфуцианских канонах Хуан-ди обычно выступает в виде мудрого древнего правителя по имени Гунсунь Сюаньюань, преемника Шэньнуна. Но в даосских источниках – «Чжуан-цзы», «Хуайнань-цзы», «Хань Фэй-цзы» и многих других сведения о Хуан-ди имеют преимущественно мифологический характер.

В системе религиозно-мифологических представлений даосов он является изобретателем основных орудий труда - топора, ступы, лука и стрел, а также одежды и обуви, литейного дела, колесницы и лодки, музыкальных инструментов. Его сподвижники изобрели письменность и календарь 60-летних циклов. Он был продолжателем фармакологических изысканий легендарного Шэньнуна – «божественного земледельца», научившего людей земледелию. В космологической системе Хуан-ди является одним из пяти божеств сторон света и представляет центр, т.е. главенство, что в системе у син соответствует элементу Земля. Хуан-ди не только божество Земли, но также и бог-покровитель портных, архитектуры и, наряду с Шэньнуном и Фуси, медицины.

Стараниями ранних даосов этот легендарный герой-правитель был также превращен в первого в истории Китая «бессмертного» и стал верховным гением-покровителем их учения и одним из родоначальников даосизма. Как и когда произошла эта трансформация – точно неизвестно. Однако достоверно известно, что уже на рубеже II-I вв. до н.э. даосизм считал своими патриархами именно Хуан-ди и Лао-цзы. В трактате «Шицзи», Сыма Цянь, который сам относился к даосизму весьма благосклонно и был в равной степени и даосом и конфуцианцем, писал, что даосские философы школы Цзися в Ци «изучали учение Хуан-Лао о Дао и Дэ».

Превращение Хуан-ди в «бессмертного» и родоначальника-патриарха даосизма показывает, каким образом первые проповедники даосизма создавали авторитет своего учения. Это происходило не только на базе филисофской доктрины Лао-цзы, Чжуан-цзы и других мыслителей, но в равной степени и на основе многочисленных народных мифов, легенд и преданий.

И когда даосские проповедники осуществляли этот синтез, они умело отбирали и обрабатывали фольклорные материалы и связывали их с основными тезисами даосской теории.

Наиболее наглядно это иллюстрируется примерами, связанными с кардинальными пунктами учения о сотворении мира. Совершенно очевидно, что отвлеченные рассуждения философов о Дао и Дэ, силах ян и инь и пяти первоэлементах у син оставались достоянием лишь немногих образованных адептов даосизма. Широким массам эти абстракции были чужды и непонятны. Зато созданные народом простые и художественно-образные мифы о сотворении мира, такие, как миф о Нюйва, были наглядны, эмоциональны и убедительны.

Именно такого рода мифы, да еще рассказанные в форме, способствующей усвоению идей даосизма, могли содействовать успеху этого учения в борьбе за духовное влияние. Вероятно, эти обстоятельства сыграли свою роль и в появлении некоторых мифов, имевших явно вторичный и целенаправленный характер. Например, мифа о вселенском великане Паньгу.

В доханьских и раннеханьских источниках, ни этот миф, ни даже само имя «Паньгу» не встречаются. Наиболее ранняя версия этого мифа относится к III-IV вв. н.э. – хотя это по существу единственный китайский миф о сотворении мира. Установить причины этого не так уж и сложно: древнекитайские мыслители уделяли основное внимание социальной философии и очень мало натурфилософии и космогонии. Но как же все-таки в Китае появился такой миф?

Специалисты отмечают, что сходные варианты мифологических преданий встречаются у некоторых некитайских племен Южного Китая, которые исчисляли свое происхождение от легендарной собаки Паньху, женившейся на дочери столь же легендарного древнекитайского императора Дику. Со временем этот миф слился с какими-то смутными чжоускими реминисценциями на эту тему, и в результате появился красочный новый миф о Паньгу.

Весьма характерно, что этот миф о сотворении мира с самого своего возникновения имел явно утилитарный характер. Он складывался с помощью даосов, которые приложили руку к его оформлению и звучанию и активно популяризировали его в своих сочинениях. Это легко проследить, если вспомнить ключевую фразу «Даодэцзина» о сотворении мира и сопоставить ее с материалами мифа о Паньгу.

Вначале был первозданный хаос. В этом хаосе (вспомним Дао у Лао-цзы) самозародился великан Паньгу (Дао рождает одно). Прошло 18 тыс. лет и начала создаваться вселенная. Все легке и чистое в этом хаосе (ян-ци) поднялось наверх и образовало Небо, все мутное и тяжелое (инь-ци) опустилось вниз и превратилось в Землю (одно рождает два). Сам Паньгу остался посредине (учение о середине) и «менял свой облик по 9 раз в день». Находясь между небом и землей, он на небе был божеством, а на земле – святым мудрецом. Небо со временем все выше поднималось над землей, и все более вырастал стоявший между небом и землей Паньгу (два рождает трех).

Когда же великан Паньгу достиг размеров в 90 тыс. ли – расстояние между землей и небом, - он, прожив многие тысячи лет, наконец. Умер. Один глаз Паньгу стал солнцем, другой – луной, тело превратилось в почву, дыхание стало ветром, кости – камнями и горами, а волосы – травами. Из бороды взметнулись в небо звезды, а из обитавших на его теле насекомых произошли люди – «трое порождают все вещи».

Практическое переложение идей даосизма на поэтический язык в данном случае не может оставлять сомнений. Разработка и популяризация мифа о Паньгу способствовала ознакомлению широких масс с основами одной из центральных идей философского даосизма – с идеей о Дао, мироздании и космогонии. В конечном счете это вело к популяризации даосизма среди масс и к слиянию даосской теории с народными верованиями.

И старания даосов в этом направлении вполне себя оправдали. Миф о Паньгу стал со временем широко известным и очень популярным в Китае, а сам Паньгу стал одним из главных персонажей даосского, а затем и всекитайского пантеона.

Другая аналогичная задача – популяризация даосского учения о святых долгожителях – была решена с помощью другого мифологического сюжета древности – сказания о богине Запада Сиванму.

В аутентичных доханьских источниках впервые об этой богине было сказано в связи с перечислением тех древних героев и божеств, которые овладели Дао. Это перечисление дано в «Чжуан-цзы», причем о Сиванму в нем упомянуто весьма невнятно и лаконично. После упоминания имени Сиванму следует фарза «никто не знает ни начала, ни конца ее». Но фраза написана в таком контексте и таким образом, что местоимение ти (его, ее, этого) может быть воспринято и как имеющее отношение к Дао.

Зато в ханьских источниках – речь идет о времени составления этих источников, а не об истоках записанного в них мифа, - миф о Сиванму предстает уже в разработанном, образном виде с многочисленными подробностями и красочными деталями.

Из собранных в «Шаньхай-цзине» данных о Сиванму явствует, что у богини было тело человека, зубы тигра и хвост барса, что жила она далеко на западе, на вершине «Нефритовой горы» (Юйшань), и что ей прислуживали три свирепые птицы, наподобие гарпий. В другом ханьском источнике, «Му тянь-цзы чжуань», который подробно описывает путешествие на запад одного из первых чжоуских правителей Му-вана (947-928 гг. до н.э.), рассказывается о том. Как Му-ван достиг горы Сиванму, встретился с ней и беседовал.

Как явствует из источников, в том числе и из комментария к «Шаньхай-цзину», Сиванму в раннеханьский период была в представлении народных масс божеством, ведавшим стихийными бедствиями и несчастьями и посылавшим эти бедствия в наказание за неповиновение воли Неба. Со временем культ этой богини становился все более популярным.

В книге «Ханьшу» сообщается, как в 3 г. до н.э., когда страну постигла жестокая засуха и толпы голодных людей устремились в города, культ богини Сиванму, принфвший оргаистические формы, распространился по всему Китаю. Жертвоприношения в честь Сиванму, песни, танцы, оргии, молебны и ношение эмблем богини – все было пущено в ход, чтобы снискать благоволение Сиванму. Популярность культа Сиванму способствовала тому, что даосы, превратили ее в свою богиню, но придали ей несколько иную специализацию – Сиванму стала богиней бессмертия.

И действительно, с трансформацией мифа о Сиванму дело обстояло именно так. Уже в «Хуайнань-цзы» именно богиня Сиванму владеет чудодейственным эликсиром бессмертия и великий стрелок древности И добирается до богини и выпрашивает у нее этот эликсир. Но затем жадная жена И, по имени Чан Э, крадет у муже эликсир, выпивает его и возносится на луну.

В еще более поздних источниках из всего комплекса сведений о Сиванму было выбрано и разработано самое главное: связь богини с идеей бессмертия. На первое место вышли новые легенды о Сиванму, в частности, о ее знаменитом саде, где растут чудесные деревья бесмертия. Такое дерево плодоносит раз в три тысячи лет, но зато из его плодов как раз и изготовляется чудесный эликсир бессмертия.

Позже в средневековом Китае эти плоды уже обычно отождествляли с персиками, а чудодейственные деревья – с персиковым садом Сиванму. Этим садом и своими чудесными персиками, ставшими в китайской мифологии и искусстве символом бессмертия, всегда владела именно Сиванму, превратившаяся в важный персонаж даосского пантеона.

Легенда о сиванму тоже во многом способствовала популяризации идей даосизма и его распространению среди широких масс.