Дважды рожденный

— Безвременье —

Проржавевшие трубы, с которых капает грязная вода, каменные резервуары с зеленоватой вязкой жидкостью, полутемный, подвал, единственный лучик света в котором пробивается сквозь полуразрушенную крышу…

Селкер вздрагивает от холода, отползая с влажного, покрытого противным, мягким мхом бетонного пола на груду сваленных в углу ржавых листов железа. Он настороженно оглядывается по сторонам, пытаясь понять, куда попал. Неровный свет единственной электрической лампочки, со скрипом раскачивающейся под потолком, кое-как разгоняет тьму, высвечивая переплетения проводов, хаос труб, по которым стекают капли влаги, и многочисленные железные лестницы, уходящие куда-то наверх. Это место кажется еще более странным из-за того, что находится не где-то среди Смертных Миров а в самом сердце Забвения.

Селкер оглядывает свое тело, немного удивляясь, что не видит ни ран, ни ссадин. Словно и не было этих кроваво-красных равнин из гниющей плоти, не было озер из густой, маслянисто-красной жижи, не было прораставших сквозь мышцы и кожу костяных растений. Он один, в давящей тьме, разгоняемой бледным свечением тусклых ламп, пронизанной редкими поскрипываниями и скрежетом металла о металл.

Шакал поднимается на ноги, цепляясь когтями за шершавую стену. Перед глазами все плывет словно в тумане, в ушах стоит низкий гул, точно неподалеку находятся гигантские пчелиные ульи. Тени скользят по влажным камням, сгущаясь в углах и за переплетениями проржавленных труб. Селкер пытается отследить их хаотичных танец, но глаз не поспевает за движениями мрака.

— Ты очнулся… - сухой голос не спрашивает, а лишь констатирует факт. – Отлично. Думаю можно приступить.

Селкер от неожиданности вздрагивает, и резко обернувшись на голос видит самого себя, только вот вместо глаз два черных провала.

— Я позволил себе принять наиболее привычный для тебя вид, дабы разговор вышел более продуктивным. Я не хочу без особой нужды пугать тебя.

— Кто ты? Еще одно создание Ур’Култа? – спрашивает Селкер. – Поверь, я итак видел достаточно…

— Нет, я не создание Ур’Ксулта. – качает головой второй Ангел Смерти. – Я отчасти порождение Забвения, отчасти, я служу Вселенной Смертных, а во многом мой творец и вовсе ты сам. Это не имеет сейчас значения. Значение имеет лишь твое прошлое и ты сам. Ведь именно через прошлое пролегает дорога в грядущее.

Вполне возможно, ты легко представляешь себе свое настоящее, а вот что ты знаешь о своем прошлом? Кроме того, что ты был траг’гоном?

— Я не понимаю чего ты от меня хочешь. – Селкер устало вздыхает. – Я даже не знаю, кому я отвечаю…

— Хорошо. Возможно, я кое-что смогу прояснить…

…Процессы, которые должны были бы занять миллионы лет, происходят в одно мгновение. Мерцающая серебристым светом галактика ускоряет свое вращение вокруг внезапно чернеющего ядра, разорванные магнитными полями звезды и распадающиеся на части планеты срываются со своих орбит, отбрасываемые в космос. Один за другим звездный вихрь поглощает планеты, порывы раскаленного ветра выпаривают моря и реки в считанные минуты, то ускоряющиеся, то вдруг резко останавливающиеся в своем движении воздушные массы растирают в порошок города, превращая дома, башни, замки и деревянные хижины в облака пыли. Над мирами поднимается серая, клокочущая и пронизанная молниями тень, чудовищная воронка, стягивающая всю материю к расползающейся черной дыре в центре галактики. Звери, люди, разумные и неразумные существа мечутся в поисках укрытий, но исход все равно один – планета прекращает свое вращение и срывающаяся с места атмосферная масса выбрасывает все, что находится на поверхности мира в космическое пространство. Сталкиваются звездные системы, одна за другой вспыхивают сверхновые и галактика начинает сворачиваться сама в себя…

— Галактика Векнар-Зарн. – говорит бесстрастный голос. – Вернее, ее последние минуты.

…Протяжная песня летит в воздухе над позолоченными крышами храмов. Через просторную площадь, к богато украшенному зданию спешат люди, что бы успеть на утреннюю молитву. Женщины, повязав на головы разноцветные платки ведут с собой детей, самых маленьких везут на деревянных колясках, украшенных затейливой резьбой… Слепящий свет, ярче сотен солнц вспыхивает на небосводе над северной частью города. В воздухе застывает черное, пронизанное огненными прожилками грибообразное облако из раскаленной пыли, волна горячего воздуха расходится в разные стороны, сметает на своем пути дома и храмы, превращая разбегающихся людей в живые факелы…

— Пелиос… - снова слышит Селкер голос своего отражения. – Первый из уничтоженных твоей армией городов… Первый из сотен миллиардов…

Шакал пожимает плечами:

— Это уже повторение пройденного. Мне уже случалось слушать нечто вроде этого. Разве имеет смысл снова и снова возвращаться к этому?

— Для тебя, вероятно, нет. Но для меня, да. Ибо меня породили страдания и ужас тех, кого ты убил. Их души, ввергнутые в Забвение, нашли свой дом в моей плоти. Я не Ур’Ксулт и не Забытый Древний, но я сродни тем, кто дремлет в черных омутах Нааргаля. Скажем так, - я сейчас решаю твою судьбу, ибо Забвение дало мне право на это.

— Я тогда был другим…

— Ох, Селкер, это звучит как детский лепет, – отражение шакала улыбается. - Как ты докажешь мне, что изменился? Если ты и впрямь стал другим, я оставлю тебя в покое и пусть дальше твоя судьба всецело принадлежит тебе. Но пока, ты в моей власти и я могу сделать с тобой все, что захочу. Недостаточно сказать «прости», точно так же как и недостаточно пыток и казней. Все это не твой вариант. Скайриус Карн, казнивший тебя в Смертном мире, не вершил правосудие, а мстил. Единственные твои судьи это те, кого ты убил. Сможешь убедить триллионы душ в том, что ты невиновен? Сможешь заставить их поверить тебе и простить тебя? Если да, то я оставлю тебя. Если нет, то никакая сила в Забвении или вне его не спасет тебя от нашего приговора…

— Что я должен сделать? – Селкер чувствует как ноги у него подкашиваются. Он мог ожидать все, но не это. Это существо, что стоит напротив него, смогло вытащить траг’гона даже из недр Аэстера, из под власти Азарга Куна. И что оно вообще может сделать с ним? Селкер знает, что его сила вернулась к нему, но… что-то останавливает его от нападения… Может быть то, что атака лучший способ признания свое вины…

— Ты меня спрашиваешь, что должен сделать? Откуда мне знать. Да и буду ли я тебе это говорить? Разве ты спрашивал, что делать, когда уничтожал целые галактики? Ты прекрасно знал, что ты делаешь…

— Если бы я не делал этого, то рухнуло бы Равновесие и Забвение ворвалось во Вселенную Смертных, – слабым голосом отвечает Селкер. – Высшие слишком сильно раскачивали Весы…

— Глупости… Забвение итак ворвалось во Вселенную, – усмехается второй Селкер. – Как раз благодаря установленным тобой Законам Равновесий. Кстати, может приписать к твоим грешкам еще и это? Насколько я вижу, случай более запущенный, чем я думал изначально.

— Раз ты мое отражение, ты должен знать, с чего все началось… - возражает настоящий Селкер, хотя уверенности в его голосе нет. – Траг’гоны вырастили меня таким… Как я мог противится их воле… Забвение вернуло мне ту память, что они стирали многие годы, но раньше я не помнил этого… Разве можно судить того, кто был… - Селкер с трудом произносит следующее слово, от которого ему становится тошно – выдрессирован…

— Тебя дрессировали траг’гоны? Не смеши меня. Ты сам с удовольствием следовал их воле. Ну и конечно, не преминул создать собственную Вселенную, на осколках того Мироздания, что уничтожил, став Ангелом Смерти.

Следовал их воле… Селкер сел на холодный бетонный пол, поджав ноги и опустив голову… Конечно следовал. А что ему оставалось делать?..

…Кристаллический диск опускается все ниже и ниже, распространяя вокруг бледные, похожие на щупальца извивающиеся волокна голубоватого света. В закрытой наглухо многомерной конструкции, подобно пляшущему в костре огню, переливаясь холодной мерцающей рябью, вздрагивает густая, газообразная субстанция, одновременно похожая на облачко и на светящиеся энергетически разводы на теле Реальности. Вокруг конструкции возникают полупрозрачные фантомы с расплывающимися в океане света очертаниями тел – две верхних конечности, две нижних и непохожие друг на друга головы, вокруг которых, подобно коронам вращаются соцветия фрактальных кристаллов. Ярче сверхновой звезды вспыхивает опускающийся диск, щупальца проникают сквозь многомерные стенки тюрьмы, оплетая подрагивающее энергетическое существо.

— Добро пожаловать в этот мир, Эриел. – произнесенные слова разливаются по светящейся пустоте, где нет ни материи ни времени. – Мы вложили в тебя все знания, открыли тебе все наши возможности. Теперь ответь – кто ты?

— я... мое имя Селкер …моя родина – планета Акреис… - Селкер слышит свой слабеющий голос, подобно незримым энергетически колебаниям распространяющийся от заключенной в многомерной тюрьме сущности.

Кристаллический диск вспыхивает еще ярче и в уши шакалу, находящемуся одновременно и в том зале, и в темном подвале с проржавевшими трубами, словно иглы вонзается собственный крик. Лучи света отрывают куски голубовато-сиреневого тумана от бьющегося словно в агонии сгустка энергии, и на их место заливают растекающийся вязким маревом холодный, безжизненный свет.

— Кто ты? – голос режет слух, оглушая и заставляя съежится от непонятного страха.

— …Эр…С… Селкер…

Снова вспыхивает диск, отсекая части эфемерного тела и имплантируя в него информационные клетки совсем иных, абсолютно чужих любой Вселенной существ. В полутемном подвале, Селкер с пронзительным воем падает на колени, обхватив руками голову.

— Хватит! Скажи Им то, что Они хотят услышать!!! – стонет он.

— Но если я это сделаю, то я перестану существовать навсегда… И стану тобой, – из света выходит еще одно отражение Селкера, но оно разительно отличается от мрачного и зловещего силуэта того, кто выращен погубленными душами. У этого черного шакала не фиолетовые, а янтарно-желтые глаза. Он больше похож на настоящего траг’гона - более строен, его движения легкие и плавные, а в его взгляде нет ни следа ненависти – только жалость.

— Они заставят тебя… - Селкер запинается на полуслове - …меня…

— Знаю, – грустно кивает второе отражение. – Увы, это неизбежно… Почти два миллиона ваших лет они будут пытаться убить меня в тебе. Или… тебя в самом тебе. Так или иначе, у них это получится… но, ты оказался куда сильнее, чем они предполагали… Твой внешний вид, избранный тобой не понравился им, не потому что шакал – символ мертвых… а потому что ты вернул себе утерянный тобой облик. Вопреки даже Их воле. Со временем я смирился с тем, что стал Эриелом. С трудом, но все же смирился. И принял это как должное. Как и ты сам принял свое превращение. Все, что ты делал после этого, делал не Селкер.

— Возможно, но так или иначе, это все равно был я…

…Среди ярких потоков энергий, видно, как полупрозрачные существа склоняются над дрожащим, светящимся огоньком, окруженным то проявляющимися, то снова гаснущими многомерными символами. Постепенно, огонек тускнеет, исчезая под нарастающей плотью. В сияющей пустоте парит тело черного человекоподобного шакала, постепенно трансформирующееся, распадающееся на невидимые элементы, растекающееся по множеству пространств и измерений, открывающихся и захлопывающихся подобно мутным, бесцветным провалам прямо в деформированном теле. Взамен живой плоти, из покрывшейся рябью Реальности проступают волокна мерцающего, бесформенного газа. Янтарно-желтые глаза существа гаснут на мгновение, что бы потом вспыхнуть холодным, бледно-фиолетовым сиянием – ярким как вспышка сверхновой звезды. В это мгновение один Селкер перестал существовать, но на его месте уже создавался, как из податливого энергетического пластилина другой Селкер… Тот, кого в свое время узнает вся Вселенная и содрогнется от его имени…

— Кто ты? – снова звучит немой вопрос.

— Мое имя Эриел. – голос шакала немного изменился, стал несколько жестче и теперь он уже не колеблется с ответом.

Селкер встряхивается, стараясь прогнать это видение. Над ним нависает его темное отражение, окруженное огромной тучей черных шершней, чьи тела покрыты влажной, черно-красной мясистой коркой.

— Взгляни на них, – темное отражение подходит ближе и толкает ногой лежащего на полу Селкера. – Это то, во что превратились души тех, кого ты отправил сюда. И они жаждут отмщения. Если ты действительно изменился, тебе нечего боятся, ведь Селкеру они не причинят вреда. Лишь их истинный убийца понесет наказание. Как мы уже выяснили, Селкер невиновен, виновно то существо, которое породили траг’гоны.

Гудящий рой черных насекомых, которых многие и многие тысячи, заполняет собой все подземелье, черной волной нависая над отползшим в угол шакалом. В его глазах нет ничего кроме страха. Куда более сильного, нежели в то утро, когда Скайриус Карн предал его смерти, или когда он впервые очнулся на равнинах Внутреннего Мира. Потому что сейчас придет смерть. Та, что будет возвращаться бесконечное множество раз.

Черная волна обрушивается вниз, облепляя Селкера мельтешащими тельцами, впиваясь в плоть и прогрызая в ней ходы. Шакал инстинктивно закрывает руками глаза, но накатывает волна боли, какую он еще не чувствовал никогда. Вместе с криком, переходящим в истошный вой, в глотку залезают черные насекомые. Спазм, схватывающий горло, порождает новую волну боли, от которой мутнеет в глазах. Вой обрывается, превратившись в придушенный хрип, черная, копошащаяся куча на полу лишь слегка повторяет контуры погребенного под ней корчащегося тела. Проходит несколько мгновений мгла смыкается над Селкером…

Странно, но вместе с ее приходом, шакал чувствует хоть небольшое облегчение. Он остается в густом, липком сумраке абсолютно один, будто чья-то воля вырвала его из лапок тысяч жаждавших отмщения душ. Но вряд ли это спасение, скорее кто-то куда более могущественный забрал у недостойных свою любимую игрушку, вырвав из череды десятков мнимых смертей. В мозгу вспыхивают расплывчатые, безликие образы. То ли это Забытые Древние, то ли гигантские, вытянувшиеся до небес тени его жертв… Нет, вряд ли, все-таки даже исказившись в Забвении, тень существа из Мира Смертных сохранила бы в себе очертания хоть отдаленно напоминающие о том, что это существо некогда жило в трехмерном пространстве. Во мраке нет ни единого просвета, только страшные, растекающиеся силуэты, чернее чем сгущающаяся непроглядная темень, окруженные колеблющимися, дрожащими словно от ветра конечностями.

— Ты думал, что будешь вечно болтаться на этих костяшках? – насмешливо спрашивает хрипловатый голос и, услышав его Селкер испуганно прижимает уши. – Забвение многовариантно… Сейчас, с каждым спазмом твоей боли, Врата К’Лаана распахиваются все шире и шире, поглощая мир Смертных. И скоро я открою Разлом среди миров Йякана. Для этого нужно много сил, и ты дашь мне их.

Ответа нет, слова застревают в горле у Селкера. Шакал делает попытку встать на ноги, но взвыв от пронзающей все тело боли падает в мягкое и влажное месиво.

— Он ваш, – сухо произносит голос Азарга Куна. – Забытые Древние, Абсолютные Боги Забвения… делайте с ним все, что хотите. Но потом, верните то, что от него останется мне… Наша игра только началась.

Селкер, словно чувствует приближение чего-то громадного, инстинктивно пытаясь отползти в сторону, но лишь слепо упирается в сомкнувшиеся вокруг него стены.

Нечто полужидкое, студенистое обхватывает его грудь и это прикосновение подобно касанию гигантской медузы. В тело вонзаются обжигающие жала боли, парализующие и скручивающие судорогой все мускулы. Поперхнувшись собственным криком, Селкер извивается во все плотнее стягивающих его рыхлых, пористых канатах. Колыхающиеся, туманные призраки обступают его, и каждое касание бесформенных, чудовищных колоссов одновременно похоже на разряд электричества и обжигающий жар раскаленной стали. Покрытая шершавыми струпьями многопалая ладонь с крохотными жалящими усиками сжимает Селкеру рот, шакал чувствует, как влажные, вязкие конечности с сотнями присосок, бьющих током игл и круглых, усеянных зубами пастей, скользят вдоль его тела, оплетая ноги, живот и спину, постепенно переползая на лицо проникают в ноздри, залезают между ног и ягодиц, заполняя собою желудок, кишечник и легкие, раздвигая плотно сжатые веки и обволакивают глаза. Ни пошевелится, ни вздохнуть… на пределе сознания рождается безмолвная, отчаянная мольба – скорее бы смерть… истинная, безвозвратная… но она не приходит, ответом служит чудовищное, черное безмолвие, которое не нарушают даже Забытые Древние, все сильнее сжимающие в своих объятиях обреченную жертву…

Раздирая горло, скользкие, подрагивающие щупальца отпускают его и он проваливается во мрак, ударяясь о невидимые сталактиты. Воздух застревает в горле, все тело сотрясает озноб. Шерсть на теле моментально пропитывается кровью. Селкер не успевает вздохнуть, как его снова хватают змеящиеся отростки, из которых вылезают длинные пиявки. Шершавые как древесная кора хоботы вновь проникают внутрь извивающегося от боли шакала, как наждаком проводя по уже и без того изодранным внутренностям. Из-под погрузившегося в рот щупальца доносится сдавленный, отчаянный крик, шерсть на лице намокает от слез, перемешанных с кровью… Еще один взрыв боли, когда хоботы выскальзывают наружу и траг’гон опять падает вниз. Достичь дна черного колодца он не успевает, липкие нити обхватывают шакала за ноги и тянут вверх. Все повторяется, только с каждым разом хуже и хуже.… Голова шакала взрывается грохотом, шумом, хохотом и голосами, надсадно воющими странные заклинания. Где-то в отдалении грохочут демонические барабаны и визжат гротескные, изогнутые трубы, а под какофонию криков, гортанных воплей и дребезжащей музыки, в недрах великой Пустоты, озаренной багровым огнем Аэстера, растекся, оглашая Вечность ликующими стонами бесформенный, исполинский Ур’Ксулт. Но для Селкера наступает совсем иная вечность, в которой не остается места ничему, кроме бесконечной боли, от которой вздрагивает привыкшая, казалось бы, к любым, даже к самым чудовищным извращениям Внешняя Тьма.

…Древние говорят, что Забвение для каждого свое. Для иных, оно сладкое, словно сон. Многих оно пугает, и страх перед ним оказывается даже сильнее, чем страх перед смертью. Кто-то ищет в нем защиту и покой. Для кого-то Забвение это бесконечное наслаждение, но для кого-то вечные страдания. Кто-то надеется увидеть в Забвении яркий, негасимый свет, а кто-то видит лишь непроглядную мглу.

Жизнь тоже для каждого своя. Для кого-то она подобна проклятью, потому что он живет в непознаваемом и враждебном мире. Кто-то видит жизнь лишь как взаимосвязь событий и не принимает возможности существования чего-то нерационального. Многие живут не задумываясь над тем, что такое жизнь и что такое Забвение, просто потому что это слишком сложно для понимания и простые проблемы куда важнее этих вопросов. Для Селкера Забвение стало пустотой, а жизнь еле заметной, тусклой звездочкой на черном небосклоне.

Слепо тычась в невидимые стены он ползет вперед. Вокруг что-то двигается, темнота меняла свои очертания и плотность, это он видит даже лишившись зрения. Каждое движение заставляет шакала выть от боли, стерпеть которую он не в силах. Тело превратилось в сплошной жгут оголенных нервов и даже простое движение воздуха кажется порывом сдирающего кожу раскаленного ветра. Но впереди был свет. И только он звал его к себе.

Под рукой оказываются то осклизлые стальные ступени, то нагромождения рассыпающихся камней, то какие-то медленно ползущие сгустки вязкой массы. Иногда, скользя в маслянистой жиже, Селкер срывается вниз, чувствуя как камни и ступени врезаются ему под ребра, но падая, снова встает, давясь кровью смешавшейся со стекающими по щекам слезами. Очень часто он останавливается, и, сворачиваясь в дрожащий комочек, беззвучно всхлипывает чувствуя как судороги сводят перестающие слушаться руки и ноги. Внутри у него словно рассыпают горячие угли, все места, к которым притрагивались черные, студенистые Забытые Древние, будто заливает расплавленным металлом, врезающаяся в мозг подобно сверлу боль многократно усиливается с каждым вздохом или движением.

На ощупь, цепляясь когтями за выступы и неровности Селкер ползет наверх, к так манящей тусклой звездочке. В ушах гремит, сквозь рев пробиваются шепчущие призрачные голоса, грозящие страшными карами, но по сравнению с тем, что было сейчас все их обещания кажутся наивными детскими страшилками.

Рядом что-то ревет, лязгает сталь и по Селкеру проползает нечто огромное, зловонное, с шершавой чешуйчатой кожей. Оглушенный, раздавленный, корчась в теплой грязи словно ящерица, которую переехало колесом телеги, шакал пытается отползти в сторону, слишком поздно чувствуя как под ним снова разверзается пустота. Снова падение, в непроглядной тьме не видно куда, задевая за металлические конструкции, удар под левый глаз чуть не выворачивает голову, спину разрывает будто лезвиями, какие-то крючья цепляются ему за ребра, шакала отбрасывает в сторону, срывая на правом боку всю плоть до костей. Кончается падение страшным ударом по всей передней части тела от груди до паха. Тихо скуля, глотая слезы и кровь, шакал сворачивается в клубок на заляпанной слизью неровной поверхности, не хватает сил что бы закричать.

…Свет… та звездочка в бездонной тьме… надо просто дотянуться до нее… Она выведет из этого ужаса… Селкер встает, прикусывая руку что бы не кричать. Зубы разрывают руку до кости и эта боль гасит боль намного более сильную. Вот так… шажок… еще один… Он снова сгибается держась за низ живота, пережидая пока пройдет приступ парализующей боли. Вот и все… тогда еще один шажок…

Зал Мор-Тегота… Кажется так давно, что прошла целая вечность…

— Говорю еще раз. Я не знаю масштабов проникновения и уровень силы вторгнувшихся сущностей. Может быть все зря и я только нагнал тучи и запугал всех. А может быть и Йякан не сможет вас спасти. Сейчас у нас один враг – неизвестность.

— Два. Неизвестность и твой страх.

— Шедо, со своим страхом я разберусь сам.

— Или он разберется с тобой…

Селкер опускается на колени. Он не видит себя, но чувствует, что все его тело покрыто разорванными, свисающими с боков кожей и мясом, кровь закрывает раны плотной застывшей коркой. Его тошнит, из пасти вываливается густая, солоноватая масса. Но надо идти… к этой звездочке… Даже если не идти, то ползти, пока есть хоть какие-то силы…

Сквозь мрак на него смотрит мерцающая огоньками пустота под темным капюшоном старого Космографа

— Ты стал творцом собственной Вселенной, собственных мифов и легенд, а значит, уже стал одиночкой, которого боятся и презирают те, у кого просто не хватает смелости и сил на подобный шаг. Ты стал покровителем этого мира, а значит даже те, кто тебя ненавидит, все равно неосознанно ищут твоей поддержки и будут просить у тебя защиты. Это путь любого бога, Селкер, ибо я сам когда-то давным-давно был таким. С этой тропы не свернуть. То, что случится вскоре, станет не только платой за то, что ты решил выделиться из серой и безликой массы, но и испытанием, которое должно показать, достоин ли ты, быть таким…

Еще немного… все же ближе к этой манящей звездочке. Ведь там, впереди, за багрово-черным Небытием, лежит самый прекрасный из существующих миров и он ждет тебя… Ведь только ты можешь его спасти…

Селкер без сил падает на влажную землю, или на то, что ему кажется землей. Кем он был раньше? Во что превратился сейчас? Ни лучика, ни проблеска, ни искорки – только мерзкая, однотонная чернота, и то гаснущая, то едва вспыхивающая высоко-высоко звезда. Пальцами он пытается нащупать собственные глаза сквозь закрытые веки, и облегченно вздыхает, поняв, что они на месте… Значит он не ослеп, а тут просто так темно…

— Если бы ты мог видеть себя сейчас… - хохочет знакомый хрипловатый голос, наполняющий всю бездонную пустоту… - Ты считал себя всемогущим, хотя на самом деле, ты лишь сгусток первородной слизи по сравнению с Великим Неименуемым! Но сейчас мне приятно твое упорство… Наблюдать за тем, как страдает безвольный раб, менее увлекательно… Если бы ты мог видеть, что тебя сейчас окружает и кто уже протянул к тебе свои руки…

Селкер подтягивается на руках, забираясь на невидимый уступ. Еще немного ближе к манящей звезде… Отдых… Шакал пытается отдышаться и ждет пока боль хоть чуток отступит. Но она не отступает, наоборот все усиливаясь, пульсируя в обнаженных венах под содранной кожей.

— Ползи, ползи к своему свету… - смеется Азарг Кун. – В моей власти вовсе погасить его для тебя… Последний из траг’гонов, Ангел Смерти, Создатель вселенной… Сейчас ты не более чем раздавленный червь, бултыхающийся в грязи… Вот твоя вечность!

…Перед ним стоит хрупкая, похожая на вставшую на задние лапы пантеру девушка, с кошачьей головой и охристо-желтой шерстью, с мягкими волнистыми волосами то ли огненно-красными, то ли темно-лиловыми. Она полностью обнажена и по ее телу струятся потоки мерцающей зеленой энергии. Ее веки плотно закрыты, но когда она открывает их, он смотрит прямо в ее большие, темно-зеленые глаза.

— Мое имя Сира, – отвечает она. – А ты ведь Эриел?

— Да. По крайней мере, здесь меня зовут именно так. На языке моих предков, мое имя звучит несколько иначе.

— Селкер, если не ошибаюсь?

Кажется, что Эриел немного удивлен.

— Ты знаешь язык траг’гонов?

— Да. Я родилась тогда, когда во Вселенной еще жили Крэллы. Они научили меня ему. Ты, кстати, очень на них похож…

Забвение наступает, когда уходит память… Но если он помнит тот мир, ее взгляд, значит никакой Ур’Ксулт их не получит, даже вывернув его наизнанку. Селкер падает, хрипло дыша и выплевывая из горла кровь… Вполне возможно, это с ним и сделали Забытые Древние… Для них он был игрушкой, которую можно повертеть, разобрать на части и собрав в неверном порядке, выкинуть. Залезть внутрь, вытрясти вату и запихать обратно как попало… Да, дети делают такое с игрушками, но в этом случае, игрушка была живой… Неуклюже двигаясь, глухо вопя и размахивая бесформенными лапищами они прыгали вокруг него, один за другим проникая в его плоть, разрывая на части и воссоздавая заново, лишь для того, что бы другое исчадие Внешней Тьмы могло сделать то же самое…

Селкер снова ползет вперед, стараясь выбросить из головы те страшные минуты… а может часы? Годы? Сотни триллионов лет?.. Сколько могла продолжаться та кошмарная забава? Даже если вечность, то сейчас все закончилось… надо всего лишь доползти к той манящей звезде на черном небосклоне. Сквозь вязкое, желеобразное Ничто, сквозь обволакивающее и сводящее с ума Забвение, сквозь непрекращающуюся, лишь усиливающуюся боль…

…Бледный лунный свет сочится сквозь белые занавески, колыхающиеся от теплого, летнего ветерка. За окном раскачиваются покрытые зеленым пушком ветви раскидистых деревьев и в распахнутые створки просовывают свои толстые соцветия большие желтые цветки.

— Ты опять не спишь? – похожее на кошку существо подходит к колыбельке и нагнувшись берет кутанный одеялом черный пушистый комочек на руки. – Как странно, мне всегда кажется, что ты чего-то боишься…

Она ласково проводит пальцем по лбу и длинному носику малыша, сжавшегося в клубочек и удовлетворенно засопевшего.

— Селки, не бойся, пока мама рядом, она защитит тебя. От кого угодно…

Малыш открывает свои желтые глаза и смотрит на мать. Ротик с едва прорезавшимися зубками растягивается в улыбке и он протягивает к ней свои пухленькие лапки. Она дает ему возможность обхватить себя за шею и несколько раз прохаживается взад-вперед по комнате, покачивая малыша.

— Мне говорили, что дети обычно плачут… - разговаривает она будто сама с собой. А ты такой тихонький и спокойный, Селки. Но я чувствую, ты чего-то боишься… постоянно… Я никогда не видела, что бы ты плакал, но ты и очень редко улыбаешься.

Она сажает его обратно в колыбельку и малютка Селкер, сразу плюхается на расшитую узорами подушку, обнимая ее ручонками. Мать накрывает его одеялом и грустно вздохнув садится рядом. Все ближе тот час, когда придут Они. И сейчас она готова отдать все, что бы провести с сынишкой хоть чуть больше времени… У него нет отца, неизвестно есть ли будущее… А он такой крохотный, беззащитный перед этим огромным миром… Она смахивает набежавшую слезу. Она помнит как он сказал первое слово, сделал первый неуверенный, шажок… как лепил куличики в груде песка рядом с цветником, удивленно вертя в лапках деревянную формочку и впервые, с безмерным удивлением исследовал такой, казалось, громадный дом. Она вспоминает его радостное лепетание, когда она читала ему на ночь сказки, и веселый смех, когда наступало время купаться и малыш начинал плескаться в ванночке с резиновыми игрушками…

…Ее лицо, с заплаканными глазами, стоит перед его невидящим взором. Она всегда плакала, когда смотрела на засыпающего в колыбельке сына, зная, что его судьба ей не принадлежит… Как не принадлежит и ему самому…

— Забудь о ней, она давно стала плотью Ур’Ксулта, растворившись в его плотоядном тумане! – кричит Азарг Кун. – Кто ты такой, что бы оспаривать права Забвения на нее? Куда ты ползешь, все равно вокруг тебя только пустота, не имеющая форм и очертаний! Неужели ты тот, перед кем целую вечность назад склонялась Вселенная? А ныне, не более чем пустота, пожранная и изрыгнутая дьяволами Небытия!

Он слишком слаб, что бы ответить этому голосу. Наверное, в сердце была ярость, но на нее не хватало сил. Только те, что были отведены ему на эту дорогу. Из мрака Забвения к свету… из тьмы собственных страхов и черноты в глубине самого себя к тому, что было скрыто где-то в глубине измененной, разорванной, так и не узнавшей света жизни души. Воздух то сжимается, то расползается вокруг него незримыми, упругими волокнами, которые словно живые и вздрагивают от прикосновения. Из полужидкой почвы лезут тысячи обтянутых черной паутиной рук, цепляющихся за его ноги, впивающиеся ногтями в тело, словно их обладатели пытаются по нему выбраться из ползучего месива, в которое превратились давным-давно. Эти руки тянут его назад, во тьму, с каждым движением вперед все сильнее смыкая хватку, оставляя глубокие царапины, отрывая шерсть и сдирая кожу. Но главное не остановится. Пока ты идешь, ты жив… Прикусив язык, подвывая от боли, Селкер идет по черным конечностям, чувствуя как ноги от колен заливают ручейки крови а ногти царапают оголенные кости, торчащие в самых глубоких ранах…

— Ты всю свою жизнь не был самим собой. Ни раньше, ни сейчас! И уже не станешь! Ты сдох тогда, когда траг’гоны вырвали твою душу из тела. Тебя НЕТ и никогда не было!

…Тонкие лучи антиматерии впиваются в сгусток концентрированной энергии и не дают ему растечься по окружающему пространству. Маленькое создание заходится в отчаянном, пронзительном крике, но ненадолго. Газообразное создание, обитавшее в нем, уже бьется в руках траг’гона, словно пытаясь вырваться из невидимого сосуда. Лапки малыша разжимаются, отпускают игрушку, и она летит вниз, к скрытой облаками земле, пролетая сквозь эфемерные конструкции звездолета траг’гонов. Маленькое существо дышит все тяжелее и реже. Оно еще тянется к траг’гону слабеющими ручонками, словно пытаясь что-то сказать или прося взять его на руки. Но траг’гон отворачивается и уходит прочь…

— …пока мама рядом, она защитит тебя Селки… От кого угодно…

Вспышка… Холодное облако огня озаряет комнату и упавшую колыбельку. Та, что обещала ему защиту, еще мгновение стоит замерев, протягивая руки к своему сынишке, а потом рассыпается серым пеплом… Он чувствует, как его обволакивают обжигающе-ледяные волны света…

— Я не отдам его вам… - по прежнему замер в воздухе ее голос. – Улетайте прочь…

Я не отдам его вам… не отдам…

…Горящие крыши домов, оплавившиеся изваяния древних правителей, смешавшаяся с грязью кровь на мостовых., потоком текущая по черному граниту.

— Зачем вы пришли, уходите! – одинокая женщина, среди беспорядочно разбросанных, разорванных, раздавленных, искромсанных тел, прижимает к себе младенца… - Я не отдам его вам…

Он делает шаг к ней и странная сила вырывает ребенка из ее рук. Вспышка, и женщина загорается ослепительным живым факелом… Ребенок надрывно плачет, когда черный шакал с белой челкой, держа его на руках, идет по окровавленным камням к полупрозрачному звездолету, зависшему над центральной площадью когда-то многолюдного города…

Как это случилось? Почему ты стал таким же как Они?.. Ведь когда-то ты был живой… Но траг’гоны не живут… Они не знают, что такое жизнь… А ты… ты знаешь…

Селкер все же на мгновение останавливается. Он чувствует, как дрожит все его тело, а к горлу подкатывается комок. Всхлипывая он опускается на колени, обхватывая руками голову. Вокруг все ревет и воет, ночь бесформенными кляксами кружится вокруг, распадаясь и растекаясь в немыслимое количество неописуемых, кошмарных видений, черных на черном, незримых, но осязаемых, в беспросветном, лишенном пространства и времени сумраке. Боль врезается в каждую клеточку обезображенного тела, от которого остался лишь обтянутый разорванной плотью скелет. Он мог бы, подобно Смертному, молится, просить о помощи, но он сам уничтожил всех богов. Все смешалось в бешенном вихре – с одной стороны его жег холодный свет, с другой тянула свои скрюченные, когтистые лапы Ночь. А он посередине – чужой и враг для всех.

— Остановись, стань одним из Нас… Больше ты никому не нужен, только Забвению… Я не прошу дважды… - страшный рев мечется вокруг, отражаясь тысячекратным эхом от мертвых планет и растянутых в пустоте волокон биомассы. – Я позволю тебе снова встретится с матерью, слиться с ней воедино в черной плоти Великого Неименуемого!

— Я не принадлежу тебе и никогда не принадлежал… - отвечает он слабеньким, срывающимся голосом, который прерывается приступом кашля, - ни тебе, ни Им…

Крохотным огонечком маячит впереди просвет, скрытый среди каскадов клубящейся мглы, в которой, гонимые яростным вихрем, кружатся по вывернутым, неправильным орбитам в инфернальном хороводе опустевшие, черные планеты. Шажок за шажком, шакал движется к нему, сквозь истерический хохот торжествующего Забвения. Что-то хватает его за руки и ноги, хлещет по лицу, он падает, но снова встает и продолжает свой путь. В ушах невыносимой болью отдается бешеная дробь барабанов, утробные вопли и сводящая с ума победная песня Внешних Реальностей.

— Ты все идешь? Твой путь вечен – из пустоты в пустоту, из бездны в бездну, из боли в боль! У тебя нет будущего… Ты не приблизишься к свету, а я снова отдам тебя безымянным Титанам Нижних Пустот! Только на этот раз, они будут разрывать тебя на части и насиловать твою плоть вечно! – В такт словам Азарга Куна содрогается все Забвение, от миров Галактики К’сатх до самых бездонных провалов Нааргаля.

Селкер прижав уши продолжает брести вперед, прямо навстречу бьющим ему в грудь порывам едкого, пропахшего трупной гнилью ветра. Траг’гон чувствует, что сейчас, в этот момент, замерло само Забвение. На него и только на него смотрят все проглоченные разрастающимся уродливым Порталом души… Смотрят и ждут. Кажется, даже Ур’Ксулт замер, наблюдая за чересчур упорным пленником. Сира, его мать, Шедо, Шейл, Йякан… ничто не было зря. Никто не погиб и не сгинул в расплескавшемся омуте Нааргаля просто так. Главное идти вперед и помнить о них… Самый страшный мрак, это мрак в собственном сердце. Лишь он может быть вечным, а любая иная ночь рано или поздно становится зарей…

Что-то происходит, там, за гранью Небытия, в том мире, что еще не лишен души и плоти. Что-то такое, отчего замирает даже Забвение. Над двумя Вселенными натягивается незримая струна, на которой держится все. Несколько безумно долгих мгновений она дрожит, постепенно утончаясь, а потом разрывается…

Ослепительный свет бьет по глазам Селкера и, уже не пытаясь устоять на ногах, шакал падает прямо в разверзшееся море холодного огня.

…Срабатывают системы Иркастана, отсекая время от трехмерного Космоса и перетасовывая физические константы будто колоду карт. Фотоны останавливают свой бег, застыв в холодной бесконечности тухнут звезды. Ткань Реальности разрывается по швам, образуя новый разлом прямо в центре черного портала, деформируя и обращая в бесформенные клочья переплетения биомассы.

— Штурмовому флоту, приказ атаковать. Стрелять без приказа, по готовности. Не распыляем силы, наша цель Разлом… - из сотен коммуникаторов разносится голос Шедо.

И в одно мгновение пространство между двумя разрезавшими космос трещинами вспыхивает росчерками залпов энергетических батарей, пронизывается нитями лазерных лучей и вспышками бьющих прямо из гиперпространства энергофор. В прожженные непрерывным шквалом орудийного огня бреши среди клубящихся туч порождений Внешней Тьмы врываются серебристые корабли Йякана и звездолеты Высших Рас, расстреливая мечущихся в вакууме демонов К’Лаана. Покровители трехмерного космоса нанесли наконец-то давно ожидаемый удар…