Экономика России в 90-е годы ХХ века

Социальные силы, инициировавшие на рубеже 80-90-х гг. преобразования в российской экономике, первоначально предполага­ли завершить трансформационный переход в рамках двух относительно непродолжительных этапов: на пер­вом осуществить быстрое и кардинальное реформирование собственности и хозяйственного механизма, на втором - столь же быстрое «включение» рыночных стимулов, почти немедленно и автоматически приводящее к подъему эко­номики и росту уровня жизни. Высказывались многочисленные прогнозы и вы­давались обещания, что кардинальные перемены можно осуществить за несколь­ко месяцев, за «500 дней», что преодоление спада и улучшение условий жизни произойдет к «ближайшей осени» и так далее.

В действительности, трансформационные перемены в экономике России оказались чрезвычайно сложны, противоречивы и продолжительны, они происходили в условиях политических потрясений и крушения государства. В первой половине 90-х гг. трансформация хозяйства осуществля­лась уже в условиях постсоветских экономических и политических реалий. Главным элементом предпринятых на этом этапе мер стала приватизация (преимущественно в чековой форме), в результате которой доля принад­лежащих государству основных фондов снизилась с 91 % (на начало 1992 г.) до 42 % (в 1995 г.); в акционерном капитале доля государства к середи­не 1995 г. составила 11 %. В ходе изменения системы экономического уп­равления и хозяйственного механизма была реализована идея «отсечения» государства от экономики. Роль господствующей экономической идеоло­гии приобрели заимствованные из-за рубежа концепции монетаризма, ог­раничивающие функции государства регулированием денежной массы в об­ращении (концепции эти были разработаны применительно к условиям вы­сокоразвитой рыночной экономики с хорошо отлаженным денежно-кредит­ным механизмом и долговременными тенденциями экономического роста).

На практике российский вульгаризированный псевдомонетаризм привел к хаосу в экономике, возникшему в результате шоковой «либерализации» цен и последовавшей гиперинфляции (за январь 1992 г. потребительские цены выросли на 245 %, к концу 1992 г. в 26 раз, затем в течение 1993 г. - еще в 4 раза, в 1995 г. - в 2,3 раза). Крушение национальной валюты привело к долларизации экономики. Фактически была осуществлена инфляционная конфискация сбережений населения и инфляционное перераспределение общественного богатства, что в сочетании с почти бесплатной раздачей государственного имущества новым собственникам (денежная оценка фон­дов предприятий оказалась многократно занижена относительно их реаль­ной стоимости, иногда - во многие тысячи раз) и инфляционно-льготным кредитованием коммерческих банков - привело к осуществлению некоего исторического аналога первоначального накопления капитала. В 2004 г., при подведении итогов приватизации, было подсчитано, что госбюджет получил от реализации приватизируемого имущества и объектов сумму порядка 9 млрд долл.; для сравнения можно отметить, что в Боливии, где в 90-е годы также осуществлялась приватизация, было получено более 90 млрд. долл., при том, что масштабы экономики этой страны порядково ниже российских и приватизировалась значительно меньшая доля государственного сектора.

Ограбле­ние населения было продолжено далее посредством криминальной деятель­ности частных «фондов», банков и «финансовых пирамид». В этот период произошла консолидация тех социальных сил, в чьих интересах были осуществлены перемены в экономике. Это номенклатурное чиновничество, количественно выросшее в 2 раза и осуществившее «конвертацию власти в собст­венность», администрация предприятий (в среднем составлявшая 5 % занятых на пред­приятиях) и криминальные круги.

К концу 90-х гг. в экономике России произошли определенные позитивные изменения. Было, в основном, достигнуто насыщение по­требительского рынка, значительно повысилась степень компьютеризации, получи­ла развитие сфера услуг, возникли некоторые элементы рыночной инфраструктуры. Расширились возможности для проявления хозяйственной инициативы и предпри­нимательской деятельности. Однако данные позитивные сдвиги оказались обесце­нены прогрессирующим разрушением производственного, научно-технического и, в целом, - цивилизационного потенциала страны.

За период «реформ» произошло более чем двукратное (по официальным данным) падение объёмов производства, а в конкурентоспособных на мировом рынке высокотехнологичных на­укоемких отраслях оно снизилось в 6 - 8 раз. Наряду с уменьшением объемных показателей, резко снизилась эффективность экономики: в полтора - два раза упа­ла энерго-, фондо- и материалоотдача производства при полуторакратном сниже­нии производительности труда. Продолжалось абсолютное сокращение населения (несмотря на приток значительного количества беженцев), уменьшилась средняя продолжительность жизни. В начале 2000 г. доходы более чем 50% населения не достигали уровня прожиточного минимума; этот уровень более чем в 10 раз превышал размер минимальной заработной платы.

Криминальная приватизация не привела к возникно­вению того «эффективного собственника», задача создания которого была провоз­глашена в качестве приоритетной на начальном этапе реформ. Напротив, новые соб­ственники безоговорочно взяли курс на паразитическое обогащение через расхище­ние результатов труда предшествующих поколений и ограбление поколений буду­щих посредством демпинговой распродажи невозобновляемых природных ресур­сов. В то время, как объем инвестиций в народное хозяйство только за 1992-1996 г. сократился в 4 раза и продолжал снижаться до 1999 г., нелегальный вывоз капитала за рубеж превысил 300 млрд. долл. (по некоторым оценкам – до 1 трлн. долл.). Незаконным путем из России вывозилось 20 % нефти и 33 % минеральных ресурсов; внутри страны расхищалось около трети добычи драгоценных металлов. Ежегодно страна теряла десятки миллиардов долларов в связи с «обслуживанием» внешнего долга.

За период 1991-2000 г.г. численность персонала в сфере научных исследований и разработок снизилась на 45 %; более чем в два раза уменьшилось число патент­ных заявок. По оценкам экспертов ООН, только прямые ежегодные потери России вследствие «утечки умов» можно оценить в 3 млрд. долл., а с учетом упущенной выгоды - в 50-60 млрд. долл. В то же время, США за счет «импорта» ученых и специалистов получали ежегодно до 100 млрд. долл. дополнительного прироста ва­лового продукта; половина прироста численности американских специалистов в об­ласти программного обеспечения осуществлялась за счет эмигрантов из бывшего СССР. За минувшее десятилетие совокупные расходы на научно-технические разработки уменьшились в 20 раз. Сокращение финансирования сфер образования и здравоохранения поро­дило тенденции деградации этих сфер; их коммерциализация привела к росту соци­альной напряженности. Потребности сферы образования в ресурсах обеспечи­вались менее чем на 50 %; расходы госбюджета на нужды здравоохранения со­ставляли в России в расчете на одного человека 50 долл. в год, в то время, как в США - 3 тыс.; в Западной Европе - 1,5 тыс. дол. в год.

Было разрушено сельское хозяйство и утеряна продовольственная безопасность стра­ны; доля импорта в продовольственных товарах превысила 60 %. Только за первую половину 90-х годов поставки грузовых автомобилей сельхозпредприятиям умень­шились в 36 раз; зерновых комбайнов - в 1000 раз. В течение десятилетия были почти повсеместно ликвидированы крупные сельскохозяйственные предприятия и разори­лось более 44 тыс. фермеров; оставшиеся фермеры, владея 5,2 % земельных уго­дий, производили лишь 1,9 % товарной продукции сельского хозяйства. С 1991 по 2000 г. производство зерна сократилось в 1,8 раза, молока – в 1,7, сахарной свеклы - в 2,3 раза; подушевое потребление молока уменьшилось с 382 до 226 литров в год, мяса – с 75 до 48 кг, рыбы – с 20 до 9 кг. Российский продовольственный рынок стал местом сбыта недоброкачественной зарубежной продукции; действующим в России стандартам качества не соответствовало 36% импортной цельномолочной продукции, 54% мясопродуктов, 72% консервов.

Острой социальной проблемой стала социально-экономическая дифференциа­ция населения. Децильный коэффициент, т.е. отношение доходов 10 % наиболее обеспеченного населения к доходам 10 % наименее обеспеченной его части, коле­бался в 90-е годы, по официальным оценкам, в интервале от 14:1 до 16:1. Даже эти, явно заниженные по мнению многих экспертов, цифры свидетельствуют о том, что степень социально-экономической диффе­ренциации в России значительно превысила зарубежные показатели (в США децильный разрыв составлял, по разным оценкам, 8-10:1; в Западной Европе - 5-6: 1; в Швеции и Китае - 3-4:1; социально опасным считается превышение этим коэффициентом уровня 10: 1). Различия в оплате труда рабо­чих и администрации достигЛИ не менее 20-30 раз, отраслевые различия - 10 раз, региональные - 11 раз; в значительной мере оказалась утрачена зависимость доходов от реального трудового вклада. Возросла численность армии чиновников, достигшая к началу 2000 года 1340 тыс. человек, что более чем вдвое превышает соответствующий показатель по всему Советскому Союзу (в середине 80-х годов – примерно 640 тыс. чел.). Расходы на содержание государственного аппарата только с 1995 по 2001 г. увеличились почти в десять раз (с 4,4 до 40,7 млрд. руб.).

По интегральному индексу развития человеческого потенциала Россия к концу 90-х гг. оказалась в шестом десятке стран мира. Демографический кризис стал приобретать черты демографической катастрофы. Население России ежегодно сокращалось на 800 тыс. человек; значительно уменьшилась средняя продолжительность жизни, что, в первую очередь, обусловлено социально-экономическими факторами. Стала очевидна не­обходимость кардинальной корректировки курса экономических реформ.