Хронология основных событий 2 страница

Однако Ленин, возвратившийся в Россию 3 апреля, в одночасье изменил курс. Объявив подобные настроения среди большевиков оппортунизмом, он провозгласил курс на обеспечение немедленного перерастания свер­шившейся буржуазно-демократической революции в социалистическую. Впоследствии этот курс характеризовался большевистской историографией как установка на мирное развитие революции. Но конкретная политика и деятельность большевистского ЦК со всей непреложностью свидетель­ствуют об активной подготовке им вооруженного захвата власти. Призы­вы к передаче всей власти советам означали ликвидацию Временного правительства насильственными средствами. Ленин и сформированный им ЦК на Всероссийской конференции большевиков в апреле 1917 г. стали центром объединения всех самых радикальных, самых левых и левацки* экстремистских сил. Без лишних проволочек были вовлечены в больше­вистскую партию возвратившиеся из эмиграции Л,Д. Троцкий и его сто­ронники. Многолетнюю вражду с ними Ленин предал забвению, ибо борьба _во имя захвата власти «стоила мессы».

Сталин мгновенно сориентировался в обстановке. Он не стал упор­ствовать, как Каменев, и всецело перешел на позиции вождя. Мартовское отступление от ленинских позиций предстало как каменевские проделки. Говоря по-русски с сильным грузинским акцентом, Сталин сознавал, что поприще оратора-трибуна не стяжает ему лавров, поэтому он сосредото­чился на закулисной деятельности. Подмял под себя редакцию «Прав­ды», плел интриги в Исполкоме Петроградского совета, разыгрывал слож­ную партию в большевистских верхах. Нигде ничем не рискуя, уверенно набирал очки. После провала попытки вооруженного захвата власти в столице в первых числах июля, когда Ленин и его ближайшие соратники, объявленные вне закона, перешли на положение нелегалов или оказались в тюрьме, Коба-Сталин оказался на самой верхушке большевистского руководства. В конце июля — начале августа 1917 г. он вошел в число главных руководителей и докладчиков на VI съезде РСДРП (б), провозг­ласившем необходимость подготовки вооруженного восстания. В сентяб­ре решительно поддерживал требование Ленина о подготовке к его непосредственному свершению. В октябре был избран в состав партий­ного ядра Военно-революционного комитета Петроградского совета во главе с Троцким для организации военного переворота.

Сталин — в первом большевистском эшелоне. Однако он предпочитает находиться в задних его рядах, в тени, обеспечивая себе таким образом «алиби» на случай нового провала антигосударственного заговора. Но в решающие моменты он всегда ловко делает своевременные шаги и ока­зывается на видном месте. Под гром канонады штурмующих Зимний дво­рец Ленин создает первое советское правительство и включает Сталина в его состав наркомом по национальным делам в знак оценки былых заслуг и, что еще важнее, беспредельной личной ему преданности, боль­ших организаторских способностей, сочетающихся с жесткостью и жес­токостью. Более того, при отлучке из столицы Ленин оставляет во главе правительства не Троцкого, внесшего самый большой вклад в организа­цию военного переворота и обладавшего громадной эрудицией, или кого- то другого, подобного ему, а именно Сталина.

Тесно общаясь с признанными лидерами большевиков, Сталин пришел к заключению, что они отнюдь не боги, какими в своем заграничном да- леке они казались ему в мрачных сибирских ссылках с курными избами, нто он вполне может возвыситься и над ними. Надо только стать рядом с Лениным, создать групповщину и свару в его окружении, пустить в ход искусство интриги, с пользой для себя использовать слабости каждого, последовательно и целенаправленно, год за годом дискредитировать потенциальных противников, одного за другим убирая их, преимуществен­но чужими руками, со своей дороги и расчищая для себя путь на самую вершину. Верное средство — беспардонная и утонченная лесть. И Ста­лин, порой грубо и бесцеремонно, льстил Ленину и в то же время отчаян­но атаковал Троцкого как своего главного будущего противника, посколь­ку он ощущал, что Ленин при всей демонстрации своей лояльности к Троцкому лукавит, ибо видит в нем, ближайшем и самом одаренном со­ратнике, своего соперника, к тому же демонстративно подчеркивающего свою самостоятельность и независимость.

Сталин всегда чувствовал поддержку Ленина и благодаря этому обретал внутреннюю уверенность, решался на новые нападки. Это был беспроиг­рышный ход, ибо со стороны, особенно в годы Гражданской войны, Ста­лин казался бескомпромиссным и смелым борцом с всесильным предсе­дателем Революционного военного совета Республики и военмором, которого многие недолюбливали, а про Сталина, как о Моське из извес­тной басни И. Крылова, говорили: знать она и впрямь сильна, коль лает на слона.

Тем более, что Троцкий не раз принимал в отношении Сталина самые жесткие меры. Осенью 1918 г. по его требованию Сталин был отозван из Царицына, где вместе с К.Е. Ворошиловым, поощряя партизанщину, выступая против военспецов и чиня расправу над ними, развалил фронт и поставил его на грань катастрофы. На VIII съезде РКП(б) в марте 1919 г, Сталин и Ворошилов возглавили военную оппозицию, выступившую про­тив политики партии по военному вопросу, представляя ее, правда, как протроцкистскую. Ленин отмел эти обвинения как абсурдные. И тем не менее Сталин был введен не только в ЦК, но и в созданное тогда По­литбюро — его высший орган. В 1920 г. Сталин сорвал переброску Первой Конной армии на решающее направление наступавшей на Варша­ву Красной Армии, что фактически послужило главной причиной круше­ния плана ее прорыва в центр Европы с целью подтолкнуть «задремав­шую» мировую пролетарскую революцию. И снова Сталину все сошло с рук. Более того, раздувая противоречия и искусно балансируя между борющимися, он стал секретарем ЦК и руководителем его Оргбюро, а вскоре, после XI съезда РКП(б) (1922 г.), пробился на вновь учрежденный пост генерального секретаря и очень быстро превратил его из организа­ционно-технического, по статусу, в главный политический пост партии.

По мере усиления болезни Ленина обозначилось возвышение Троцкого, который рассматривался многими естественным преемником вождя. Это вызвало беспокойство других соратников Ленина, считавших себя более достойными. Возникла благодатная почва для склок, групповщины. Осо­бенную активность проявили Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев. Сталин раз­вернул бурную закулисную деятельность. Будучи генсеком, он приступил _к срочной перетасовке кадров в высших органах партийной и государ­ственной власти. В известном теперь «Письме к съезду» (тогда секрет­ам) Ленин, характеризуя всех «выдающихся вождей партии» нелицепри­ятным образом, рекомендовал переместить Сталина на другой, менее ответственный пост.

Но 10 марта 1923 г. Ленина разбил паралич, а его соратники не стре­мились оглашать «завещание вождя» с суровыми замечаниями в свой ад­рес. В это время Каменев и Зиновьев объединились со Сталиным и об­разовали «триумвират», фактически поставив под его контроль все Политбюро ЦК и развернув свою деятельность против Троцкого. Сталин успел многих своих сторонников провести делегатами на XII съезд РКП(б), на котором он значительно укрепил свои личные позиции. Троцкий, ко­торый тогда много болел, легкомысленно и беспечно оценивал происхо­дившее. Он полагал, что его громадный авторитет с магнетической си­лой автоматически расставит всех по своим местам, тем более такую «серость», как Сталин, которого он, как, впрочем, Каменев и Зиновьев, не принимал всерьез в качестве своего противника.

Однако после смерти Ленина и XIII съезда РКП(б) события начали раз­виваться с лихорадочной скоростью. Уже в августе 1924 г. Сталин, Ка­менев, Зиновьев, Бухарин, Рудзутак, Рыков, Томский, Калинин, Ворошилов, Микоян, Каганович, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев, Угланов и не­которые другие практически совершили в ЦК переворот — объявили себя «руководящим коллективом» ЦК и сформировали из членов Политбю­ро «семерку» как свой исполнительный орган в составе Сталина, Зино­вьева, Каменева, Бухарина, Рыкова, Томского и Куйбышева со своеоб­разным уставом, который предусматривал жесткую дисциплину и подчинение «семерки» «руководящему коллективу». «Семерка» предва­рительно рассматривала вопросы, выносимые на Политбюро с участием Троцкого.

Только тогда Троцкий осознал серьезность положения и перешел в ата­ку. Главным ее объектом стали Каменев и Зиновьев. В седьмую годовщи­ну революции он опубликовал обширную статью «Уроки Октября», в ко­торой изобличил их как оппортунистов и штрейкбрехеров. В статье была показана и несостоятельность статей Сталина, но без указания его фами­лии, поскольку вступать в прямую полемику с ним он считал ниже своего достоинства. Кроме того, Троцкий полагал, что такой прием внесет раскол в группировку Каменев — Зиновьев — Сталин. Однако Троцкий просчи­тался. Во вспыхнувшей дискуссии Сталин получил возможность выступать в качестве независимого арбитра.

Ответом на статью Троцкого стала грубая фальсификация. Особую ве­сомость обрели публичные выступления Сталина. В роли «объективного» ^сУДЬи он громил Троцкого и покровительственно защищал Зиновьева и

Каменева. Именно он запустил в оборот термин «троцкизм», который при i Ленине не фигурировал и который получил теперь зловещее звучание.

Решающий вклад в разгром Троцкого — подлинного демона рево­люции — внесли Каменев и Зиновьев, но плоды победы достались Ста­лину, ибо, сражаясь вместе против Троцкого, он одновременно готовил почву и для борьбы с ними. Как ни парадоксально, но в этом ему больше всех помог именно Троцкий — он развенчал союзников Сталина, Более того, дальнейшее сотрудничество с ними теперь бросало тень. Поэтому по мере укрепления позиций в борьбе с Троцким Сталин начал дистан­цироваться от Каменева и Зиновьева. В результате пост главы правитель­ства достался не Каменеву как заместителю Ленина, а А.И. Рыкову, скло­нившемуся к Сталину. Между членами «тройки» не было взаимопонимания и по другим вопросам. Публичная размолвка между ними произошла на январском пленуме ЦК РКП(б) 1925 г. При рассмотрении вопроса о Троц­ком Зиновьев и Каменев потребовали не только снять его с высших во­енных постов, но и вывести его из состава Политбюро. Однако Сталин, ловко интригуя, не стал опережать события, и Троцкий, вопреки больше­вистским нравам, лишившись высших государственных постов, остался в партийном ареопаге. Этот ход позволил генсеку щегольнуть не свойствен­ной ему, но ценимой общественностью объективностью, нейтрализовать рас­пространившиеся слухи о расколе верхов на «сталинцев» и «зиновьевцев», что вызывало болезненную реакцию у части партийных функционеров. Ему удалось также сплотить вокруг себя верных «оруженосцев». На переднюю линию огня он выдвинул тогда Бухарина, Рыкова, Томского, Орджоникид­зе, Молотова, Микояна, Кирова, Кагановича, Рудзутака, Куйбышева, Ворошило­ва, Калинина и некоторых других.

Зиновьев и Каменев создали «новую оппозицию» с центром в Ле­нинграде. Но уже к осени 1925 г. они «удостоились» ярлыка антипар­тийцев. Неистовый Ф.Э. Дзержинский в начале октября обвинил их в заговоре. XIV съезд ВКП(б) 18-31 декабря 1925 г. стал подлинным ри­сталищем. С.М. Киров в дни его работы сообщал: «На съезде у нас идет отчаянная драка, такая, какой никогда не было». Каменев мужествен­но и яростно атаковал Сталина, требуя его отставки. Но все было тщет­но — сила была уже в руках генсека. ЦК отстранил Зиновьева от ру­ководства Ленинградской партийной организацией и направил на его место Кирова. Вскоре последний сообщал оттуда С. Орджоникидзе: «Здесь все приходится брать с боя. И какие бои! Вчера были на Тре­угольнике, коллектив 2200 человек. Драка была невероятная. Характер собрания такой, какого я с октябрьских дней не только не видел, но даже не представлял, что может быть такое собрание членов партии. Временами в отдельных частях собрания дело доходило до настояще­го мордобоя!»

«Новая оппозиция» потерпела поражение. Зиновьев и Каменев, на ходу _меняя ориентиры, взяли курс на сближение с Троцким. И в 1926 г. скла­дывается объединенная оппозиция Троцкого, Зиновьева, Каменева против Сталина, главная цель которой — отстранение его от власти. На этот раз борьба развернулась вокруг вопроса о перспективах строительства и по­беды социализма в СССР. Сталин и Н.И. Бухарин развили по этому воп­росу целую теорию. Троцкий немедленно охарактеризовал их «теорию социализма в отдельной стране» как реакционную, как «теоретическое оп­равдание национальной ограниченности». Сталин со своими подручными в ответ обвинил его в стремлении покончить с социализмом и разрушить партию. Рыков предложил обсудить предательскую деятельность Зиновь­ева и Каменева в 1917 г.

Апрельский и июльский пленумы ЦК ВКП(б) 1926 г. превратились в по­боища. Итоги «дискуссии» подвел октябрьский объединенный пленум ЦК и ЦКК (Центральной контрольной комиссии) ВКП(б). Зиновьева сняли с поста председателя Исполкома Коминтерна, а Троцкого и Каменева вы­вели из состава Политбюро на открывшейся вслед за тем XV конферен­ции ВКП(б) (26 октября — 3 ноября 1926 г.) Сталин, передергивая факты и извращая смысл концепций оппозиции, подчеркнул, что Троцкий пре­вращает победивший пролетариат в полупассивную силу, неспособную обой­тись без помощи извне. «Ну, — вопрошал он, — а если не подойдет не­медленная победа революции в других странах, — как тогда?» И отвечал: «Тогда сворачивай работу. (Голос с места: «И в кусты»). Да, и в кусты. Это совершенно правильно». (Смех).

В мае 1927 г., на заседании Президиума ЦКК ВКП(б) Троцкий, развенчивая подобные кривотолки, еще раз разъяснил смысл своего взгляда: «Кто ду­мает, что мы можем построить социализм даже в том случае, если капита­лизму удастся разбить пролетариат на несколько десятков лет, тот ниче­го не понимает. Это не оптимизм, а национально-реформистская глупость. Мы можем победить только как составная часть мировой революции. Нам необходимо дотянуть до международной революции, даже если бы она Отодвинулась на ряд лет. Направление нашей политики имеет в этом от­ношении решающее значение. Правильным революционным курсом мы укрепим себя на ряд лет, укрепим Коминтерн, продвинемся по социалис­тическому пути вперед и достигнем того, что нас возьмет на большой исторический буксир международная революция».

Однако сталинисты воспринимали трезвые предостережения как враж­дебные происки. 21—23 октября 1927 г. участники объединенного плену­ма ЦК и ЦКК ВКП(б) устроили Троцкому и Зиновьеву хулиганскую об­струкцию. Им не только не давали говорить. В выступавшего с трибуны Троцкого бросили стакан, его стаскивали за руку с трибуны, Шверник за­пустил в него книгу, бесчинствовали Ярославский, Кубяк и многие другие.

Троцкий назвал эти выходки директивой партийным организациям, как еле- дует обращаться с оппозицией. Разнузданный тон задавал Сталин: «Зи новьев и Троцкий разорялись здесь...» Послушный ему пленум беспре кословно выполнил его требование — исключил их из ЦК. Троцкий пророчески предупредил участников: «Вчера по приказу вы «крыли» меня сегодня Зиновьева, завтра будете «крыть» Бухарина и Рыкова и никогда не станете стойкими солдатами в трудный час революции».

Маховик машины репрессий продолжал набирать обороты. 12 ноября были исключены из ЦК и ЦКК ВКП(б) все оппозиционеры. XV съезд ВКП(б) (2—19 декабря 1927 г.) стал кульминационным в становлении диктатуры Сталина, покончил с инакомыслием в партии. На этом съезде были исклю­чены из партии 75 «активных деятелей троцкистской оппозиции» и 23 из группы Сапронова «как явных антиреволюционеров», съезд обязал партий­ные организации очистить свои ряды от неисправимых троцкистов.

Тюрьмы и концлагеря пополнились тысячами узников. Троцкий, Каменев, Зиновьев, Раковский, Радек и другие оказались в ссылке.

Далее события развивались словно по зловещему предсказанию Троц­кого. Разгромив оппозицию, Сталин взял курс на резкое свертывание нэпа, что не замедлило вызвать ухудшение экономического положения в стране. Бухарин, Рыков и Томский выступили с критикой. Сталин в ответ обвинил их в «правом уклоне» и развернул кампанию по их дискредитации. Тогда же, в начале 1929 г., Троцкий был выслан из СССР. Одновременно раз­вернулась пропаганда по возвеличиванию Сталина. Ворошилов опубли­ковал статью, из которой читатели узнали, что главным полководцем граж­данской войны был Сталин, заслуги и деяния Троцкого приписывались новому вождю. В стране развернулась подготовка его 50-летнего юбилея, приуроченного к 21 декабря 1929 г. Объединенный апрельский (1929 г.) пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) освободил Бухарина и Томского с постов в «Прав­де», Коминтерне и ВЦСПС. В ноябре Бухарина вывели из Политбюро.

Сталин торжествовал победу. Со скоростью амеб множились ряды под­халимов. Новоявленный диктатор, упиваясь славой, вдыхал фимиам всей грудью с великим наслаждением. Примерно тогда же на вопрос матери: «Кто же ты теперь будешь?» — он с гордостью пояснил: «Царя помнишь? Ну, я вроде царь».

Строитель «социализма». Достигнув зенита мирской славы и обеспечив стратегический простор для социально-политического экспериментирования, Сталин развернул кипучую деятельность по «строительству социализма в отдельно взятой стране». Развенчивал Троцкого, он, однако, заимство­вал из его комплексной концепции мысль о необходимости мер по ук­реплению СССР как базы мировой революции и, абсолютизируя, превра­тил ее в главную идею своего подхода к решению гигантски сложной задачи.

Но с самого начала Сталин осознавал, что форсированное возведение социализма со всей неизбежностью вызовет всестороннюю ломку веко­вых устоев, и, следовательно, сопротивление. И в полном соответствии с марксистско-ленинской теорией Сталин предвидел неизбежность насилия как основополагающего метода этого строительства. Исходя из этого, он выдвинул и непрерывно, тщательно, последовательно обосновывал изна­чально жестокие постулаты об усилении и обострении классовой борьбы по мере развертывания социалистического строительства.

Одновременно с этим Бухарин по заказу Сталина сконструировал яко­бы ленинский план строительства социализма, которого в действительности никогда в природе не существовало. Он теоретически обосновал сталин­скую предельно простую концепцию. Она сводилась к трехчленной по­сылке: индустриализация, коллективизация и культурная революция. Так будто видел строительство социализма в СССР сам Ленин. В обоснова­ние подделки приводились обрывочные, из контекста вырванные цитаты из последних статей и заметок Ленина, названные «завещанием вождя». Центром этого плана объявлялась индустриализация, по Сталину, основа основ, двигающая вперед хозяйство в целом.

Опираясь на мощь партии, превращенной в железный орден меченосцев, Сталин мобилизовал все ресурсы страны и всю силу народа на вопло­щение в жизнь намеченной триады. Бескрайние просторы шестой части земной суши планеты покрылись бесчисленными гигантскими стройками. Вокруг возводимых заводов, фабрик, электростанций, шахт, доменных пе­чей, вдоль железных дорог, в дремучих лесах и бесконечных степях, хо­лодном Заполярье и знойных пустынях Средней Азии разрастались гро­мадные новостройки-города.' По всей стране вековечную тишину разрывали, словно пулеметные очереди, дробь отбойных молотков, гул прессов и куз­нечных наковален, орудийными залпами бухали многотонные прессы, гре­мели взрывы в карьерах и котлованах.

Извечно аграрная страна на глазах обретала индустриальный облик, не­виданными темпами урбанизировалось население. Энтузиазм охватил мил­лионы людей, уверовавших в скорое пришествие коммунизма, который обес­печит благоденствие им самим, их детям и внукам. Иллюзии, подогреваемые хорошо поставленной пропагандой, превратились в общенациональную идею. Ради нее готовы были потерпеть. И с готовностью восприняли введение карточной системы на продовольствие; с энтузиазмом переселялись в дома «коммунистического быта» с громадными общими коридорами, туалетами и кухнями — чтобы побыстрее обрести таким способом мораль и психо­логию, черты и качества граждан надвигающегося коммунизма. Валясь с ног после работы, вечерами тем не менее садились за школьную парту, вы­водили корявыми буквами: «Рабы — не мы, мы — не рабы». Люди хоте- ^ли счастья, и большевики обещали им его.

Сталин, главный стратег социализма, громоздил одну за другой пятилетки I разжигал энтузиазм людей бесчисленным множеством впечатляющих цифр ] которые фантастику рисовали явью. И людям казалось: еще немного, еще \ чуть-чуть... Однако коммунизм, как мираж, отодвигался вдаль, но продол» жал призывно манить к себе кажущейся близостью.

Столкнувшись с угрожающе нараставшей нехваткой продовольствия и про­мышленного сырья, Сталин приступил к форсированной коллективизации деревни. В кратчайшие сроки были разрушены как кулацкие, т. е. враж­дебные, крепкие крестьянские хозяйства, которые производили основную массу сельскохозяйственной продукции. Миллионы остальных крестьян, опи­раясь на люмпенов и деревенскую бедноту, зачастую пропойц и лодырей силой загнали в колхозы и совхозы. В качестве своих апостолов и надсмот­рщиков из города в деревню (подобно Давыдову из романа М.А. Шолохо­ва «Поднятая целина») были направлены тысячи никогда не занимавших­ся земледелием рабочих, чтобы учить крестьян пахать и сеять. Основным методом коллективизации стало принуждение, опирающееся на наган и массовые репрессии, на бюрократическое администрирование. Стимулы, вдохновляющие свободный и производительный труд, были убиты. Тру­диться с полной отдачей не на себя, а на дармоедов никто не хотел. Зато теперь продукцию беспрепятственно забирали из общественных закромов. Тем временем сельскохозяйственное производство катастрофически па­дало, и 1932 г. стало критическим. Но, несмотря на это, Сталин приказал выбрать весь хлеб на продажу за границу, чтобы на вырученные средства закупить промышленное оборудование. И хотя общая цифра была не такой уж и большой, для деревни она оказалась роковой. Повсеместно разра­зился жесточайший голод, но самый жестокий как раз в традиционных житницах страны (Украина, Дон, Кубань, Ставрополье, Поволжье, Сибирь), где продовольствие отбиралось почти полностью. Во многих местах на­блюдалось людоедство. Сколько тогда погибло людей, никто не знает, но общее число, согласно прикидкам исследовательского коллектива во главе с академиком Ю.А. Поляковым, исчислялось миллионами. Но пока существовал режим, никогда и нигде, ни устно, ни печатно никто не об­молвился об этой трагедии строителей социализма. Не потому, что не хотели или не знали, а из-за всеобщего страха быть уничтоженным по обвинению в клевете на советскую действительность и партию, лично то­варища Сталина.

Генсек торопил страну. Мы, подчеркивал он, отстали в развитии от пе­редовых стран на 50—100 лет, а преодолеть этот разрыв должны за 10" 15 лет, чтобы нас не раздавили. Он нещадно подхлестывал ее. И она совершала невиданные скачки, но, надрываясь как загнанный конь, никак не допрыгивала до расставляемых им флажков. Но вместо объективного анализа и выявления подлинных причин Сталин объявлял следовавшие

один за другим срывы результатом происков внутренних и внешних вра­гов, вредителей и шпионов. И по стране непрерывно катился каток реп­рессий, давящий всех, кто вызывал подозрение и потенциально мог стать противником, кто выделялся на фоне безмолвствующего общества. Осо­бенно большое недоверие вызывала интеллигенция.

Свой разбег сталинская гильотина взяла на Дону. По представлению Сталина, казачья контрреволюция на Верхнем Дону продолжала суще­ствовать и после Гражданской войны и ее теперь надлежало доистре- бить огнем и каленым железом. В 1927 г. был расстрелян популярный на Дону Харлампий Ермаков — прототип Григория Мелехова, главного героя романа М.А. Шолохова «Тихий Дон». На следующий год было сфаб­риковано так называемое «Шахтинское дело» против известных ин­женеров — старых специалистов, получившее широкий резонанс по все­му Союзу ССР. Потом, как в калейдоскопе, замелькали политические процессы против никогда не существовавших, искусственно сконстру­ированных заплечных дел мастерами из ОГПУ по спецзаказу самого Ста­лина «Промпартии», «Трудовой крестьянской партии» и других псев­доантисоветских организаций. К тому же это служило доказательством его исключительной прозорливости (чем ближе социализм, тем больше врагов). Пытавшиеся воспротивиться ненасытному Молоху немедленно предавались анафеме как «враги народа». Одним из первых, в частности, стал М.Н. Рютин. Недавний противник троцкистско-зиновьевского блока, автор капитального труда «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», со­ставитель платформы и организатор Союза марксистов-ленинцев, прозрев, пришел к заключению: «По своему объективному содержанию роль Ста­лина — это роль Азефа ВКП(б), пролетарской диктатуры и социалисти­ческого строительства». Рютин и его сторонники сгинули в застенках ОГПУ.

Роковым стал XVII съезд ВКП(б), названный «съездом победителей» (26 января — 10 февраля 1934 г.). Все его делегаты с трибуны, как ни­когда до этого, славили Сталина. Вчерашние оппозиционеры публично рас­каивались. Но за кулисами съезда шла подготовка к его замене. Об этом Сталину рассказал С.М. Киров, называвшийся в качестве его преемника. При тайных выборах в ЦК против Сталина были поданы сотни голосов. Тем самым участники съезда подписали себе приговор. Разъяренный Сталин, готовя расправу, предусмотрительно расширял карательные права ОГПУ, укрепляя ранее взятый курс на установление «внесудебной расправы, вплоть до расстрела» и высылки в лагеря принудительных работ деяте­лей небольшевистских партий (16 октября 1922 г.); «административных высылок и заключения в концентрационный лагерь» (28 марта 1924 г.); «троек» ОГПУ (29 октября 1929 и 8 апреля 1931 г.); внесудебного рассмот­рения дел с включением в «тройки» руководителей краевых и областных партийных органов (3 марта 1930 г.). Теперь были разрешены пытки во вре­мя следствия. 10 июля 1934 г. ОГПУ было организационно включено ] НКВД СССР, в составе которого действовало Особое совещание под пр_е i седательством наркома.

Выстрел в Ленинграде 1 декабря 1934 г., сразивший Кирова, послужи толчком к активизации репрессий. По указанию Сталина в тот же д_ен Президиум ЦИК СССР принял два постановления, знаменовавших фа«т_и чески ликвидацию в стране остатков правовой основы. Первое гласило'

«1. Следственным властям — вести дела обвиняемых в подготовке или свершении террористических актов ускоренным порядком.

2. Судебным органам — не задерживать исполнение приговоров о выс­шей мере наказания из-за ходатайства преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.

3. Органам Наркомвнудела — приводить в исполнение приговор о выс­шей мере наказания в отношении преступников вышеназванных катего­рий немедленно по вынесении судебных решений».

Второе, опубликованное после первого на следующий день, 5 декабря носило директивный характер для всех республик, требовало внести из­менения в действовавшие уголовно-процессуальные кодексы в части тер­роризма. В нем говорилось:

«1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более 10 дней.

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде.

3. Дела слушать без участия сторон.

4. Кассационные обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать.

5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение по вы­несении приговора».

Сталин приказал Н.И. Ежову и А.В. Косареву: убийц Кирова «ищите... среди зиновьевцев». И 8 декабря в Ленинграде начались повальные аресты «зиновьевцев», а 16 декабря очередь дошла до самих Зиновьева и Каме­нева. Всего в конце 1934 — начале 1935 г. было репрессировано око­ло 1000 человек только в Ленинграде. Очень немногие выносили допросы «с пристрастием». Остальные признавали свою «вину», оговаривали дру­гих. Одновременно были «раскрыты» еще две «контрреволюционные» организации — группа «Рабочей оппозиции» из 18 человек во главе с А.Г. Шляпниковым и С.П. Медведевым и «Кремлевское дело», по которо­му было арестовано сразу 110 человек с целью доказательства якобы готовившегося Каменевым покушения на Сталина. Зиновьев «признался»: «Каменеву... принадлежит крылатая формулировка о том, что «марксизм есть теперь то, что угодно Сталину»; мы готовили замену его на посту генсека».

В мае 1935 г. Ежов фабрикует донос.«От фракционности к открытой контрреволюции», обосновав в нем причастность к убийству Кирова еще _и троцкистов, подготовку теракта против «товарища Сталина». В круп­нейших центрах страны развернулась ликвидация «троцкистского под­полья». Ягода предложил Сталину, расстрелять всех арестованных. По­литбюро немедленно одобрило это предложение. Сталин потребовал от НКВД вскрыть «объединенный троцкистско-зиновьевский центр». Из аре­стованных «троцкистов» выбили показания о его возникновении на «тер­рористической основе». На посту наркома внутренних дел Ежов заменил Ягоду. Чекисты получили указание: вести следствие не в «лайковых пер­чатках», «не церемониться с троцкистами». Февральско-мартовский пленум 1937 г. восславил прозорливость товарища Сталина в борьбе с врагами, тем более что козни их становились все более страшными. Товарищ Ста­лин, редактируя незадолго до этого закрытое письмо ЦК ВКП(б) местным организациям, в котором сообщалось, что троцкисты собираются убить его, собственноручно добавил: «а также: Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орд­жоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева», чтоб и их припугнуть.

Всем известны преступления конца 30-х гг. 19—24 августа 1936 г. суд приговорил к расстрелу Зиновьева, Каменева и с ними еще 14 человек; 10 января 1937 г. — Рютина и двух его подельников; 23-30 января 1937 г. — членов «троцкистского центра» Г.Л. Пятакова, Г.Я. Сокольникова, К.Б. Радека, Л.П. Серебрякова. 11 июня 1937 г. обезглавлена Красная Армия: осуждены и расстреляны М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, И.Э. Якир, В.М. Примаков, А.И. Егоров, Я.К. Берзин и другие высшие ее руководите­ли. На заявлении Якира о помиловании сохранились резолюции: «Под­лец и проститутка. И. Ст.», «Совершенно точное определение. К. Воро­шилов и Молотов», «Мерзавцу, сволочи и б... одна кара — смертная казнь. Л. Каганович». 2—13 марта 1938 г. наступила очередь «антисоветского правотроцкистского блока». Сталин «отблагодарил» расчищавших ему до­рогу на Олимп: были расстреляны Бухарин, Рыков и еще 19 человек. Вместе с ними оказался Ягода. Потом наступила очередь Ежова. На арену вы­шел новый палач — Л.П. Берия.