Крестьянские войны в России 11 страница

Преобразования петровского времени имели огромное про­грессивное значение. Развитие промышленности и торговли, рост рынка создавали условия для возникновения капиталис­тических отношений, а сам Петр выступал «обновителем Рос­сии». Подобный стандарт формирует состояние исследуемого общества в соответствии с марксовой схемой смены обще­ственно-исторических формаций, тогда как данное состояние должно быть объяснено действием факторов своего времени, включая особые отношения между классами. Петр ввел прин­цип, согласно которому каждый начинал государственную службу с самого низшего ранга, одинакового для всех, как для князя, так и для крестьянина. Почему этот «герой прогресса» ввел государственный налог на боярские бороды, посвятил столько времени, энергии и средств борьбе с традициями бояр в одежде, заботам о состоянии их зубов (ведь он любил соб­ственноручно драть зубы у бояр), стремился научить их курить и т. п.? На службе государству-собственнику исчезали классо­вые различия в экономическом смысле слова. Значит, соци­альный смысл принудительного бритья бороды и равенства шансов на государственной службе был один и тот же: если крестьянин и так понимал свое подданство перед государством, то князя надо было принудить к этому пониманию. Петр выполнял социальную роль самодержца, показывая са­мым сильным из своих граждан собственную власть над ними и принуждая их признать свою компетенцию даже в чисто при­ватной сфере.

Сами приватные сферы толковались в зависимости от соци­ального положения. Хотя «европеизация» охватывала лишь вер­хний слой общества, за несоблюдение норм «европейскости» Петр карал только бояр, а в отношении купцов ограничивался налогом на бороду.

Создатель промышленности и стимулятор торговли, «про­рубивший окно в Европу» и сделавший Россию морской дер­жавой, ввел абсолютную форму правления, в которой импера­тор является самовластным монархом, не обязанным отчиты­ваться ни перед кем. И эта политическая надстройка была обусловлена формирующимся прогрессивным базисом.

Есть ряд загадок, связанных с деятельностью Петра. Как и все остальные политики, он хорошо понимал роль религии в стабилизации государства, а такую роль православная церковь выполняла с самого начала существования Московского госу­дарства. Однако Петр выказывал явное презрение к духовному сословию и собственное безразличие к религии, затевая всякие шутовские церковные службы и процессии при дворе. Если для европейской власти истинно положение: властитель, демонст­рирующий презрение к тому, что для граждан является свя­щенным, подрывает свою власть, то к русской власти такое положение, вероятно, неприменимо. Нормальное состояние русской власти — это настолько глубокое и широкое насилие, что оно исключает даже возможность массового сопротивления. Именно поэтому для западных путешественников и наблюдате­лей самодержавие русских царей казалось разновидностью сул­танского или китайского деспотизма, а не модификацией аб­солютизма любого европейского монарха.

Насилие власти по отношению к тому, что свободный гражданин считает священным, только укрепляет его сопро­тивление. То же самое насилие в отношении верноподданного только укрепляет его верноподданность власти. И действитель­но, введенные царским государством реформы патриарха Ни­кона первоначально привели к сопротивлению масс верующих православных. Восстание монахов в Соловецком монастыре продолжалось семь лет (1668—1675 гг.). Полвека спустя Петр полностью подчинил себе Церковь, ликвидировал институт патриаршества и стал «верховным пастырем» Церкви. Был об­разован Святейший Правительствующий Синод, состоящий из назначенных им епископов, к тому же подчиняющихся светс­кому прокурору Синода, назначаемому царем. Монахов он счи­тал паразитами на теле общества, закрыл многие монастыри и ограничил набор в остальные. Все эти действия не встретили сколько-нибудь значимого социального протеста. Атеизм в Рос­сии тоже был инициирован верховной властью, а не являлся следствием длительного развития рационализма в лоне религи­озной традиции. Смеясь над религиозными убеждениями под­данных, Петр I давал им понять, что они полные рабы, абсо­лютно неспособные к сопротивлению. Если в шутовских цер­ковных службах и процессиях проявлялась лишь царская блажь, то и она была для него полезной, так как углубляла подчинение подданных, значит, отражала стремление императора осу­ществить очередную попытку тоталитаризации России.

Во времена Петра было построено много мануфактур либо самим государством, либо при высоком участии государствен­ных инвестиций. Тем не менее промышленные предприятия за­тем передавались частным лицам: в 1723 г. издается общее по­ложение, чтобы «казенные фабрики» передавать «партикуляр­ным лицам» отдельно или компаниям. Главным контингентом этих компаний и отдельных предпринимателей были купцы, посадские, иностранцы, иногда дворяне. Петровскую политику «приватизации» нельзя объяснить ни с либеральной, ни с мар­ксистско-ленинской точки зрения. Ее нельзя также объяснить интересами буржуазии, поскольку такого класса в России еще не было. Зато ее можно объяснить стремлением государства к тому, чтобы буржуазия как можно скорее вышла из своих эмб­риональных форм и стала классом, с помощью которого госу­дарство целиком подчинит себе феодальное дворянство.

Огромная промышленность, созданная ценой громадных финансовых и людских затрат, сразу после смерти «работника на троне» оказалась ненужной. Она уменьшилась до размеров, которые соответствовали действительному спросу бедного рос­сийского общества и богатого русского государства. Особенно показательной здесь является история ключевой отрасли про­мышленности — металлургии. В 1700 г. Россия производила 0,15 кг железа на душу населения, а в год смерти Петра — уже 0,80 кг. Производство продуктов металлургии, таким образом, возросло более чем в пять раз. После смерти императора метал­лургия еще некоторое время развивалась, а затем заглохла. Причина состояла в следующем: «Русская металлургия XVIII в., кроме покрытия военных заказов, работала главным образом на экспорт. Отечественное потребление железа было незначительным. В этом состоит объяснение того, почему про­мышленная революция произошла не в России, а в Англии: российское железо с уральских железоделательных заводов шло на строительство английской промышленности»[133]. Едва Англия развила собственную металлургию, потребность в русском же­лезе упала. Отсталая Россия была не в состоянии создать опти­мальный спрос внутри страны на продукты металлургической промышленности. А на спрос со стороны надзираемого обще­ства рассчитывать было невозможно. Поэтому металлургия пос­ле смерти Петра I пришла в упадок.

Политика Петра I была следствием действия многих причин. Сущность его политики заключалась в бюрократизации обще­ства в отличие от терроризации при Иване Грозном. Поэтому реформы «то мореплавателя, то плотника» ничуть не сделали Россию «современным государством», а реализовали направле­ние тотальной бюрократизации общества.

Существовал и ряд других мотивов. Об одном из них Маркс писал так: «Одна характерная черта славянской расы должна броситься в глаза каждому наблюдателю. Почти повсюду славя­не ограничивались территориями, удаленными от моря, остав­ляя морское побережье неславянским народностям. (...) Петр Великий с самого начала порвал со всеми традициями славян­ской расы. «России нужна вода». Эти слова... стали девизом всей его жизни! Завоевание Азовского моря было целью его первой войны с Турцией, завоевание Балтики — целью его, войны со Швецией, завоевание Черного моря — целью его второй войны против Порты и завоевание Каспийского — це­лью его вероломного вторжения в Персию. Для системы мест­ных захватов достаточно было суши, для системы мировой аг­рессии стала необходима вода... Но здесь упускают из виду одно важное обстоятельство, тот ловкий прием, которым он перенес столицу империи из континентального центра к морс­кой окраине, ту характерную смелость, с которой он воздвиг новую столицу на первой завоеванной им полосе Балтийского побережья почти на расстоянии пушечного выстрела от грани­цы, намеренно дав, таким образом, своим владениям эксцент­рический центр. Перенести царский трон из Москвы в Петер­бург значило поставить его в такие условия, в которых он не мог быть в безопасности даже от внезапных нападений, пока не будет покорено все побережье от Либавы до Торнио, а это было завершено лишь к 1809 г. с завоеванием Финляндии. (...) Это было с самого начала вызовом для европейцев и стимулом к дальнейшим завоеваниям для русских. Укрепления, имеющи­еся в наше время в русской Польше, являются лишь дальней­шим шагом в осуществлении той же самой идеи. Модлин, Вар­шава, Ивангород представляют собой не только цитадели, предназначенные для укрощения непокорной страны. Они являются такой же угрозой Западу, какую Петербург в сфере его непосредственного влияния представлял сто лет тому назад для Севера»[134].

Петр I лишь продолжил во внешней политике линию мос­ковских царей. Со времени Ивана Грозного политика захвата других земель, морей и гор стала постоянной тенденцией внешней политики русского государства. Петр сыграл исклю­чительную роль в этой политике, придав традиционной агрес­сивности государства не местные, а европейские измерения: «Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала виртуозной в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою тради­ционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордым стремлением монгольского властелина, которому Чин­гисхан завещал осуществить свой план завоевания мира»[135].

Из высказывания Маркса остается неясным, почему имен­но Москва с самого начала была агрессивным государством. В 1300—1462 гг. ее территория возросла почти в двадцать раз. От последней даты, связанной со вступлением на трон Ивана I Калиты, и до смерти Ивана Грозного в 1584 г. территория воз­растает еще в двенадцать раз. Этот процесс продолжался вплоть до середины XX в. Невозможно найти такую нацию-государ­ство во всем мире, которая смогла бы сравниться с Россией в захватах чужих территорий. Но это только факт, а не объясне­ние. Его можно дедуцировать из марксовой квалификации Пет­ра I, который «сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина».

Эта точка зрения может стать исходным положением теории политической традиции государственного феодализма, хотя и недостаточна для реконструирования теории политики данной системы. Политическая традиция государства мотивирует индивидуальные решения вершины (лица или органа) государственной иерархии. Но индивидуальные решения могут считаться руководящими до тех пор, пока они реализуют интересы большой группы людей, включающей саму государственную иерархию.

Выдающийся государственный деятель реализует такие интере­сы данной группы людей, какие она не осознала полностью. Политик или государственный деятель, взятый сам по себе, мало что значит, хотя массовое политическое сознание склонно приписывать ему главную роль. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что даже при царе Федоре Иоанновиче, «правившем» Россией с 1584 по 1598 гг., государственная машина продолжала вертеться и сохранять направление развития. Вопреки истори­ческому идеализму роль личности в политических процессах не менее производна и второстепенна, чем в экономических про­цессах. Личность может ускорять, замедлять или отклонять поли­тический курс, но не создавать его. Он всегда определяется мате­риальными интересами определенной социальной категории, включающей класс распорядителей средствами насилия.

Если рассматривать политическую систему изолированно от, других систем, то тенденция властной иерархии к агрессии объясняется тем, что агрессия служит важнейшим средством расширения сферы контроля властной иерархии одного госу­дарства за счет властной иерархи другого государства. Эта тен­денция проявляется тогда, когда внутри одного государства об­щество уже ему подчинено в той степени, в какой это позволя­ет сделать доступными власти средства технического контроля. Властная иерархия, которая полностью не овладела собствен­ной социальной территорией, еще не является агрессивной. Она становится таковой тогда, когда все социальные террито­рии (т. е. различные группы граждан) уже достаточно контро­лируются. В этом случае во имя расширения сферы контроля однавластная иерархия готова предпринять риск вооруженной конфронтации с силами принуждения, стоящими на страже другой властной иерархии. Естественно, такое правило форму­лируется в предположении, что потенциалы вооруженных сил двух (или больше) сравниваемых обществ примерно одинако­вы. При значительных диспропорциях данных сил развития (вытекающих, к примеру, из различных уровней экономического развития двух стран) может быть и так, что властная иерархия одной страны расширяет сферу внешней регуляции за счет захвата территории другой страны, не завинчивая до конца гайки по отношению к гражданам своей страны.

Таков один из источников агрессивности страны, если пре­небречь экономическими интересами собственников этой стра­ны. Однако для классовых обществ пренебрегать подобными интересами нельзя. Согласно Марксовой идее экономическим основанием агрессивности страны является стремление к чрез­вычайной концентрации прибавочного продукта, созданного на территории других стран.

Россия была классовым обществом с особой спецификой. В период господства монголов она находилась под контролем внешней силы. Затем она входит в длительный период связи власти с собственностью, которая то ослабляется, то укрепля­ется. Сопротивление народа приводит к ослаблению этой связи и направляет Россию на нормальный, хотя и специфический, путь развития — государственный феодализм. На протяжении этих периодов существовали различные причины агрессивнос­ти Московского государства, но одна из них присутствовала постоянно — стремление властной иерархии к расширению сферы контроля. На всех стадиях граждане русского общества угнетались своим государством.

Петровские реформы должны были конституировать буржу­азию для противовеса сильному слою частных феодалов. Так как государство-собственник при Петре было слабым для уничтожения частных феодалов, оно стремилось создать им ес­тественную оппозицию, чтобы сыграть роль третьей силы. Надо учитывать и множество других факторов, детерминирующих деятельность Русского государства в рамках рассматриваемого периода: территориальные размеры страны (обусловившие не­обходимость создания системы связи и средств коммуника­ции), большое количество населения (из чего вытекало пре­имущество перед соседними государствами, стимулирующее склонность к агрессивной политике), минеральные богатства страны, политическую традицию и т. д.

Материалистический подход к деятельности Петра I требует видеть в его решениях не благие пожелания, а выражение клас­совых интересов, включая интересы государства-собственника.

Реформы Петра I способствовали первоначальному накоп­лению капиталов и создали предпосылки капиталистической промышленности.

Русское государство было достаточно сильным для того, чтобы внутренние политические интересы, склоняющие лю­бую властную иерархию (как западную, так и российскую) к достижению равновесия путем усиления гражданского отчуж­дения, реализовать на самом деле. Однако следствием переплетения власти с собственностью была низкая производитель­ность труда людей, подвергающихся политическому насилию и экономической эксплуатации одновременно. Поэтому когда русское государство захотело создать промышленность, оно не могло изобрести иного способа нахождения рабочей силы, кроме превращения государственных подданных-крестьян в го­сударственных подданных-рабочих.

Русское государство было настолько сильным, что оно сде­лало из подданных-крестьян.современных рабов (с точки зре­ния производительности труда). Связывая частных собственни­ков со своими интересами, оно обеспечивало крайнюю эксп­луатацию рабочих со стороны частных собственников. Тем самым государство ограничивало эффективный спрос на про­дукцию собственной промышленности.

По этим причинам (низкая производительность труда «при­писных» рабочих и низкий спрос на продукцию промышленнос­ти) петровская программа создания сильной буржуазии не могла быть реализованной. Источник обеих причин был один и тот же — переплетение функций власти и собственности в руках го­сударства. Из-за такого переплетения государство было вынужде­но относиться к экономическому сопротивлению непосредствен­ных производителей как к политическому сопротивлению и лик-; видировать его посредством насилия. Насилие государства ликвидировало волю к гражданскому сопротивлению вообще. Ли­шение граждан воли способствовало их социальному оцепенению и омертвению, как производителей, так и потребителей. А по­скольку интересы экономики и политики не совпадают, постоль­ку государственный феодализм в России был в Европе первой социальной системой, которая с такой силой обнажала конфликт между властью и собственностью, политикой и экономикой.

§ 4. Характеристика аппарата государственной власти

Становление абсолютизма как формы правления государ­ства было исторически закономерным явлением в развитии феодальной политической надстройки. В. И. Ленин отметил два этапа в истории русского самодержавия: самодержавие XVII в. с Боярской думой и боярской аристократией и чиновничье-дворянское, бюрократическое самодержавие XVIII в.[136] Это ленинское определение дает возможность, с одной стороны, выявить черты абсолютизма, присущие как первому, так и второму этапу, а с другой стороны, показать своеобразие, специфику полностью сформировавшегося абсолютизма[137].

4.1. Монархия с Боярской думой и боярской аристократией I (вторая четверть XVII — конец XVII в.).

Развитие государственного строя в первой четверти XVIII в. имело предпосылки в I ходе исторической эволюции Русского государства XVII в. от сословно-представительной монархии к самодержавию с Боярской думой и боярской аристократией[138]. Эти предпосылки выражадись в факторах трех видов: экономическом, социальном и политическом. Следует указать также и на влияние внешнего фактора — международной обстановки.

Характеризуя возникновение абсолютизма в странах Западной Европы, К. Маркс писал: «Абсолютная монархия возникает в переходные периоды, когда старые феодальные сословия приходят в упадок, а из средневекового сословия горожан формируется современный класс буржуазии, и когда ни одна из борющихся сторон не взяла еще верха над другой». Ф. Эн-I гельс по этому поводу отмечал, что «абсолютная монархия I XVII и XVIII вв. держит в равновесии дворянство и буржуазию друг против друга»[139].

В советской научной литературе отмечалось, что, несмотря на общие для ряда стран закономерности процесса становления абсолютизма, в России этот процесс имел некоторые су­щественные особенности[140]. Эти особенности были обусловлены экономическим и социальным развитием страны.

В. И. Ленин говорил о новом периоде русской истории (при­мерно с XVII в.) — об установлении абсолютной монархии, которое сопровождалось широкой экспансией государства во все сферы общественной корпоративной и частной жизни.

Областью зарождения элементов капиталистического уклада стало мануфактурное производство и барщинное помещичье хозяйство, отхожие промыслы и крестьянская торговля. Сфе­рой накопления капитала была купеческая торговля.

В XVII в. производительные силы страны достигли успехов по сравнению с предшествующим столетием. На базе развития ремесла и в связи с ростом производительности труда создаются мануфактуры. В сельском хозяйстве и ремесле происходит специализация районов на производстве определенного про­дукта. Зарождается разделение на районы, в которых быстрее развивается барщина, и районы, в которых быстрее развивает­ся оброк. В связи с этим увеличивается значение товарного про­изводства и обращения.

Расширение товарного производства вызвало в 1673 г. распоряжение правительства взимать с посадских людей деньги вза­мен стрелецкого хлеба, а торговля была обложена пятинным сбором.

Возрастание торговой роли Москвы и расширение межго­родских связей свидетельствовало о формировании в XVII в. всероссийского рынка. Товарно-денежные отношения станови­лись заметным фактором в хозяйственной жизни страны, вов­лекая в обмен хозяйства крестьян и вотчины феодалов.

Важным фактором экономического развития была внешняя торговля, способствовавшая втягиванию России в систему складывавшегося мирового капиталистического рынка.

Однако в России продолжалось поступательное развитие феодализма, его распространение вширь и вглубь. Натуральная система в XVII в. еще оставалась прочной.

Крепостничество задерживало развитие «буржуазных свя­зей». Сельское хозяйство, ремесло, мануфактуры, промыслы не выходили за рамки феодальной организации и эксплуата­ции труда. В условиях всеобщего закрепощения возможности применения наемной рабочей силы были крайне ограничены. Наймит в XVII в. находился в условиях, близких к феодальной зависимости, и нередко попадал в кабальную или холопскую неволю. Применение наемного труда на мануфактурах в первой половине XVIII в. имело тенденцию к сокращению.

Использование наемного труда на промысловых предприя­тиях Нижнего Поволжья, по признанию исследователей, было «спорадическим явлением зачаточного характера в развитии капиталистического производства»[141], так как подавляющая часть отходников не имела личной свободы (дворцовые и част­новладельческие крестьяне). Общая тенденция закрепощения приводила к тому, что со временем «гулящие» люди попадали в тяглое состояние.

Что касается развития торговли, то здесь необходимо иметь в виду указание классиков марксизма-ленинизма о том, что товарно-денежные отношения сами по себе не являются спе­цификой капиталистического способа производства. В. И. Ленин подчеркивал, что в феодальном обществе был большой эле­мент развития торговли, промышленности. К. Маркс считал феодальное хозяйство натуральным прежде всего по системе эксплуатации труда, т.е. по системе производственных отноше­ний: рабочая сила при феодализме не выступала как товар, прибавочный труд на феодала отдавался в натуральной непос­редственной форме.

Феодально-крепостнические отношения в России создавали ограниченные возможности для развития торговли, поскольку феодальное хозяйство было основано на мелком натуральном крестьянском хозяйстве, которое не было высокопродуктив­ным.

Советский историк М. Я. Волков, специально работавший над проблемой формирования буржуазии в XVII—XVIII вв., подчер­кивает, что, хотя процесс зарождения городской буржуазии бе­рет начало в XVIII в., представители торгово-ростовщического и торгово-промышленного капитала продолжали присваивать часть феодальной ренты через откупа, подряды, продажу товаров, по­лученных из казны; они оставались экономически связанными с феодальной системой хозяйства и зависимыми от нее.

Вместе с тем было бы неправильно совершенно игнориро­вать роль торгово-промышленного населения в процессе ста­новления абсолютизма. Современный уровень развития исто­рической науки позволяет отметить следующие обстоятельства. Верхи посадского населения участвовали в отправлении функ­ции государства, особенно в финансовом управлении. Во вто­рой четверти XVII в. усиливается привлечение гостей и гости­ной сотни торговых людей в качестве дьяков и на Казенный двор, ведавший царской вещевой казной. Купечество было за­интересовано в установлении абсолютизма, так как сильная центральная власть могла способствовать развитию торговли и промышленности и создать условия для жесткой эксплуатации рабочей силы в производстве. В свою очередь, острая нужда в деньгах заставляла феодально-крепостническое правительство в ряде вопросов идти навстречу формирующейся буржуазии. Так, Соборное уложение 1649 г. удовлетворило требования по­садских людей о приписке к посадам частновладельческих слобод. В 70—80-е гг. XVII в. сборы косвенных, а затем и пря­мых налогов были переданы посадским органам, также было принято несколько решений о приписке пришлых людей к по­саду.

Особенности абсолютизма в России определили характер реформирования аппарата государственной власти. Дворян­ство стало главной движущей силой этих преобразований. За­рождавшаяся буржуазия была еще слаба экономически. Ее противоречия с господствующим классом проявлялись пре­имущественно в хозяйственной сфере и еще не приобрели ос­трого характера.

Возрастающая централизация государственного управления сочеталась с усилением крепостнического гнета. Крестьянские повинности не были регламентированы законом. Крепостной труд превалировал над свободным. Этому способствовало и то, что в государственной промышленности использовался труд крепостных. Частновладельческие крестьяне составляли более половины населения, а раздача государственных (черносотных) земель помещикам увеличивала их численность.

Советские историки (Б. Ф. Поршнев, Е. И. Индова, А. А. Пре­ображенский, Л. В. Черепнин и др.) показали влияние народ­ных движений на переход к абсолютной монархии.

Противоборство между крестьянством и классом феодалов, по словам А. Н. Сахарова, явилось основным историческим фактором в становлении русского абсолютизма[142]. Антифеодальные движения крестьянства сливались с городскими восстаниями. Правительство стремилось подчинить города и городское население крепостническим порядкам, общим для всего государства. Соборное уложение прикрепило посадских людей к городам без права перехода в другой город и даже в сельские местности. После издания Уложения в 1650 г. вспыхнуло восстание в Пскове и Новгороде. Реакцией на податной гнет со стороны правительства было восстание в Москве в 1662 г. В XVII в. классовая борьба достигает особой остроты, превращаясь в крестьянские войны.

Борьба трудящихся масс наносила чувствительные удары феодально-крепостническому строю. Обилие царских указов о борьбе с бегством крестьян во второй половине XVII в. является одним из доказательств бессилия существовавшей государственной машины и необходимости ее совершенствования. Но сначала должно было произойти сплочение самого класса феодалов.

События начала XVII в. вызвали ряд осложнений в социально-экономической жизни страны, обострение антагонистических противоречий внутри феодального общества. Поэтому государство стремилось представить свою власть как власть, выражающую интересы всего народа. Не случайно Филарет провозглашал намерение «о Московском государстве промышляти, чтоб во всем попрати как лучше, чтоб все люди нашего государства по Божьей милости и нашим царским призреньем жили в покое и тишине»[143]. Так зарождалась идеология государства «общего блага» — идеология абсолютизма. Параллельно этому шел процесс укрепления царской власти, усиления ее юридической неограниченности и независимости. Постепенно утрачивали прежнее политическое значение органы, ранее ограничивавшие власть царя. Конечно, во второй четверти XVII в. это были всего лишь первые шаги, ибо на 40—50-е гг. приходится период весьма интенсивной деятельно­сти Земских соборов. Но предпосылки для развития абсолютиз­ма уже появились. Если в период сословно-представительной монархии Боярская дума и Земские соборы ограничивали власть царя, то со второй четверти XVII в. эти органы начина­ют лишаться своих исключительных полномочий.

Известно, что Михаил Федорович Романов при избрании его на престол обязался «мыслить о всяких делах с бояры и с думными людьми сопча, а без ведомости их тайно и явно ни­каких дел не делати». Между тем Михаил соблюдал эти огра­ничительные условия только до прибытия Филарета из плена. Целовальная запись 1627 г. прямо противоположна ограничи­тельной записи, взятой с Михаила. Она обязывала бояр, окольничих и думных людей «самовольством без государева ве­дома никаких дел не делати»[144].

Боярская дума второй четверти XVII в. теряет прежний по­литический авторитет. Права ее были в значительной степени ограничены. Во второй половине XVII в. завершается превраще­ние Боярской думы из органа, ограничивавшего власть царя, в простой исполнительный орган при нем с чисто совещатель­ным значением. Власть царя Алексея Михайловича не была даже формально связана ограничительными записями: «Наи­высшее пишется самодержцем и государство свое правит по своей воле»[145].

Характерно, что и в XVII в. параллельно изменениям в структуре господствующего класса шел процесс изменения со­става думы. Во второй половине XVII в. особенно возрос удель­ный вес думных дворян и дьяков. Если в XVI в. титулованная знать составляла 65% от числа всех бояр, то в XVII в. — только 56%. Процесс снижения аристократического состава думы пре­рвался при Петре I, который сохранил в Боярской думе пред­ставителей высшей знати и мало пополнил состав думных дво­рян до упразднения Думы вообще. Таким образом, некоторые количественные изменения в соотношении представителей бо­ярства и дворянства в Думе не привели к ее качественному преобразованию. Дума до конца своих дней оставалась органом феодальной аристократии. Но в XVII в. видная роль боярской аристократии уже не противоречила усилению царской власти.

В конце XVII — начале XVIII вв., когда процесс «одворяни-вания» и консолидации господствующего класса зашел уже до­статочно далеко, Боярская дума как аристократический орган не соответствовала более условиям времени и была заменена новыми органами (Консилия министров, Сенат). В середине XVII в. Земские соборы в связи с переходом от сословно-пред-ставительной монархии к абсолютизму утрачивают значение органов сословного представительства и превращаются в сове­щания по сословным делам.

Основные требования дворянства и верхов торгового посад­ского населения к этому времени уже осуществились. Царское правительство утратило интерес к Земским соборам, посколь­ку оно получило средства к осуществлению своей политики и помимо сословных представителей (приказы, укрепление фи­нансовой независимости, реорганизация армии).