Крестьянские войны в России 20 страница

Убийство солдатом офицера, слугой — господина, женой — мужа, детьми — родителей считалось квалифицированным убийством и влекло квалифицированную казнь в виде колесо­вания, четвертования или закапывания живьем в землю по плечи и оставления в таком виде до смерти. Последнее наказание применялось к женам-мужеубийцам. Даже за оскорбление солдатом офицера полагалось повешение.

Артикул воинский не имел общей части, однако многие положения общего принципиального характера содержались в отдельных артикулах и особенно в толкованиях к ним, имев­ших также силу закона. Некоторые новеллы содержались по по-| воду умысла, неосторожности и случайности. Ответственность наступала только за неосторожные или умышленные преступные действия. Новшеством было введение в Артикул понятия умышленного и предумышленного деяния. Различие между ними состояло в степени проявления злой воли. Так, умыш­ленным преступлением было, к примеру, убийство в драке. А вот отравление рассматривалось как предумышленное, так как здесь проявлялся заранее выношенный умысел — надо было приобрести яд, приготовить его и т. д. Наказание зависело от степени вины.

В Артикуле рассматривались вопросы об обстоятельствах, смягчающих наказания и отягчающих их. Смягчающими обсто­ятельствами считались: совершение преступного деяния в со­стоянии аффекта, душевной болезни (по усмотрению суда это могло привести к освобождению от наказания), малолетство (суд мог отдать ребенка родителям для «вразумления» розга­ми), крайняя необходимость (кража по мотивам голода), необ­ходимая оборона, что могло привести к освобождению от на­казания (однако Артикул вводил требование соответствия не­обходимой обороны средствам нападения). Отягчающими обстоятельствами считались групповые деяния, рецидив, кра­жа часовым из склада, который он охранял, кража у товарища. В этом случае полагалось повешение, независимо от ценности украденного (хотя бы украл пуговицу), отягчающим вину об­стоятельством являлось и совершение преступления в состоя­нии опьянения (в Соборном уложении опьянение, наоборот, рассматривалось как смягчающее вину обстоятельство).

Что касается видов преступления, то в Артикуле они были примерно такими же, как и в Соборном уложении. На первом месте стояли преступления против церкви, православной ре­лигии, затем — преступления государственные, против лично­сти. Преступления государственные понимались теперь более широко, не только как направленные против государя, хотя его особа по-прежнему персонифицировала государство, но и как все, что было направлено против государя, его жены и на­следника престола. В Артикуле подчеркивалось, что «всякий бунт, возмущение и упрямство без всякой милости имеет быть виселицей наказано... дабы чрез то другим страх подать и оных от тех непристойностей удержать». Наказуемыми были измена, шпионаж, переход на сторону неприятеля, сдача неприятелю крепости, корабля.

Новеллой являлось включение в Артикул раздела о преступ­лениях воинских. Среди них неисполнение приказа, дезертир­ство, пропитие мундира и оружия и особенно — бегство с поля боя. За него полагалось «на первом дереве, которое около прилу-чится, повесить». За отступление без приказа и потерю знамени полк подлежал расформированию, офицеры предавались воен­ному суду, а солдаты направлялись в штрафные части. Эта традиция наказания за отступление без приказа и тем более потерю знамени как символа боевой чести восходит еще к римскому праву, где легион за такие деяния подлежал «децимации», т.е. казни по жребию каждого десятого. Характерно, что положения из Артикула воинского Петра I о расстреле за отступление без приказа (а для командиров — за потерю воинской частью зна­мени) и расформировании части были заимствованы именно Сталиным в известном приказе № 227, изданном в июле 1942 г. после потери Ростова и отступления Красной Армии.

В Артикуле содержались положения, характеризующие гу­манные традиции русской армии, — о запрете мародерства, насилия над женщинами, стариками, детьми, грабежа жителей: захваченных городов, поджогов и грабежа церквей, больниц, сиротских домов. За все подобного рода деяния Артикул предусматривал тяжкие наказания, вплоть до смертной казни.

Судебный процесс. Уже по Соборному уложению 1649 г. ро­зыскная («инквизиционная») форма стала преобладающей формой судебного процесса. При этом Уложение сохраняло и такую древнейшую форму, как «суд», т. е. форму состязательно­го процесса с широкими правами сторон, проходившего, как правило, устно и гласно, где истец и ответчик непосредствен­но стояли перед лицом суда. Уложение допускало состязатель­ную форму суда лишь по гражданско-правовым спорам, не за­трагивавшим интересы государства, и менее важным уголов­ным делам. Дела о спорах относительно права собственности на землю и на крепостных крестьян по Уложению рассматрива­лись в розыскном порядке. По мере формирования абсолютист­ского государства розыск все более вытесняет состязательную форму суда. А с изданием Воинского устава Петра I розыск окончательно поглощает «суд». Краткое изображение процессов или судебных тяжб (часть Воинского устава) предусматривало, что практически все дела должны рассматриваться в форме ро­зыска, как уголовные, так и гражданские.

Каковы же характерные черты розыскного («инквизицион­ного») процесса? Во-первых, дело начиналось в большинстве случаев по инициативе государства, т. е. самого суда, независи­мо от того, из какого источника суд получил сведения о совер­шенном деянии, хотя дела о гражданско-правовых спорах по-прежнему начинались, как правило, по челобитной грамоте истца или потерпевшего.

Во-вторых, в розыскном процессе судьи сами вели след­ствие и сами же решали дело, т. е. данные предварительного следствия не перепроверялись в судебном следствии другими людьми, у которых мог сложиться иной взгляд на доказатель­ства и существо дела. Таким образом, розыск не давал гарантии от возможного предвзятого подхода судей к делу, сложившего­ся в ходе следствия.

В-третьих, в розыскном процессе обвиняемый был беспра­вен, он всего лишь объект деятельности суда, который «иссле­дует» дело при помощи пытки (дыбы, кнута, раскаленных щипцов и т. д.), добиваясь его признания. Если подсудимый да­вал противоречивые показания, то его пытали, добиваясь со­гласованных показаний. Нередко пытали и свидетелей, если они давали разноречивые показания. По делам о «слове и деле государевом» пытали и доносчика, стремясь выяснить, правду ли он донес или оговорил обвиняемого. Показания обвиняемо­го и свидетелей фиксировались в протоколах. По важным делам руководитель секретной полиции (Тайной канцелярии) со­ставлял краткую выписку из дела (резюме показаний свидете­лей, обвиняемого, осмотра вещественных доказательств), ко­торая отсылалась «на верх», т. е. судьям и начальникам судебно­го органа, которые по этой выписке и решали дела. Подчас по таким делам вообще не видели подсудимого. Таким образом, в розыскном процессе отсутствовали состязательность, устность, гласность, непосредственность, т. е. подсудимый нередко не находился непосредственно перед судьями. Судьи видели толь­ко письменные документы — краткие выписки из следственно­го дела и доказательств не перепроверяли.

В-четвертых, для розыскного процесса характерна система формальных доказательств. Ее суть заключалась в том, что при­знавались лишь строго определенные доказательства. При по­мощи формального закрепления системы доказательств прави­тельство пыталось ограничить произвол и злоупотребления су­дей. Судьи обязывались основывать свои решения не на личном и произвольном усмотрении судьи, а на объективных доказа­тельствах, определенных законом.

«Лучшим доказательством всего света» закон считал соб­ственное признание обвиняемого. Если обвиняемый призна­вался, то и следствие заканчивалось, можно было выносить приговор. Для того чтобы получить признание, и применялась пытка. В вопросе о применении пытки явно сказывался фео­дальный характер права, ибо от пытки часто освобождались знатные дворяне и сановники высших рангов. Пытка была глав­ным рычагом всей системы формальных доказательств, всего розыскного процесса.

Важными доказательствами являлись показания свидетелей. Ими могли быть только «добрые и беспорочные люди, кото­рым бы мочно поверить». Свидетель должен был говорить только о том, что видел и слышал лично. «Знатным особам» и «шляхетским женам» разрешалось давать показания дома. Не все свидетели были равноценны. Закон отдавал предпочтение свидетелю мужчине перед женщиной, знатному — перед не­знатным, духовному перед светским. Показания одного свиде­теля признавались лишь половинным доказательством. Соглас­ные показания двух свидетелей, тем более «лучших», были «полным» доказательством. Важное значение придавалось письменным документам как доказательствам: расписки, куп­чие крепости, духовные грамоты, выписки из судейских, тор­говых и прочих книг. Однако купеческие книги считались лишь половиной доказательства. Присяга потеряла свое прежнее значение: ей не верили. Новым видом доказательств, впервые официально введенных Петром I, явились заключения судеб­но-медицинской экспертизы. В Артикуле воинском прямо го­ворилось, что при убийстве требуется «лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали и подлинно разыскали, что какая причина к смерти была». Стала применяться и судебно-психиатрическая экспертиза.

И, наконец, еще одна особенность розыскного процесса. Он мог завершиться не только вынесением обвинительного или оправдательного (что было крайне редко) приговора, но и ре­шением суда «об оставлении в подозрении» (при недостатке улик).

Рассмотрение политических и уголовных дел, гражданско-правовых споров в единой форме розыска приводило к злоупотреблениям судей. Поэтому Петр I Указом о форме суда 1723 г. восстановил состязательный судебный процесс. Розыскная форма судебного процесса сохранялась только для рассмот­рения дел о государственной измене, бунте и «злодействе» (дела о богохульстве, совращении в раскол, убийстве, разбое и татьбе с поличным). Однако вскоре дела «доносительные» и«фискальные», т.е. о казнокрадстве, тоже стали рассматривать­ся в форме розыска. Постепенно основная масса уголовных дел Стала решаться в порядке розыска, а по правилам состязатель­ного процесса — лишь мелкие уголовные дела и гражданско-правовые споры. Во второй половине XVIII в. была предприня­та попытка отделить предварительное следствие от судебного разбирательства. Предварительное следствие было передано нижним земским судам и управам благочиния — полицейским органам. В самом конце века, при Павле I, в Санкт-Петербурге и Москве были учреждены «юстицкие криминальных дел де­партаменты» при столичной полиции как специальные след­ственные органы. Впрочем, они просуществовали недолго и при Александре I были упразднены.

Глава 10. ГОСУДАРСТВО И ПРАВО РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в. РАЗЛОЖЕНИЕ И КРИЗИС ФЕОДАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ

§ 1. Общественно-экономическое устройство и политическая жизнь в первой трети XIX в. Отечественная война 1812 г.

В первой половине XIX в. происходило дальнейшее развитие капиталистических отношений в недрах разлагающегося фео­дального строя. Это период перехода от феодализма к капита­лизму, период, со всей остротой показавший историческую необходимость ликвидации крепостнической системы хозяй­ства. Старые, отжившие формы крепостного хозяйства ограни­чивали возможности роста производительных сил, замедляли процесс формирования капиталистического уклада.

Экономическое развитие России в начале XIX в. характеризу­ется заметным хозяйственным подъемом, оживлением внешней и внутренней торговли, развитием общественного разделения труда, специализацией областей, ростом городов и городского населения. Развиваются новые отрасли промышленности, крес­тьянские промыслы.

Ежегодная выплавка чугуна в середине 20-х гг. составляла 9—19 млн. пудов. Были открыты и освоены новые месторожде­ния золотых, серебряных и медных руд на Урале, в Сибири, Казахстане, в центральных губерниях Европейской России. На­лажена добыча платины и алмазов. Возникла нефтяная про­мышленность (Баку, Грозный, Таманский полуостров).

Наряду с этим все очевиднее становилось тормозящее влия­ние крепостничества, ставшего преградой социально-экономи­ческому прогрессу. Несмотря на успехи в экономике, Россия по темпам развития отставала от европейских государств, где был уже ликвидирован феодальный строй.

В начале XIX в. происходил заметный рост внутреннего рын­ка и внешнеторговых сношений России. Значительно расшири­лось производство хлеба и других сельскохозяйственных про­дуктов на продажу. Пору расцвета переживали ярмарки.

Переход от феодализма к капитализму сопровождался рас­ширением границ Российской империи.

В первой трети XIX в. к России были присоединены терри­тории Бессарабии и Закавказья. Расширяя сферу своего господ­ства, царизм стремился предотвратить гибель феодального строя. В то же время для Закавказья и Бессарабии присоедине­ние к России означало избавление от иноземных нашествий и феодальных усобиц. Включение новых территорий в общую си­стему российской экономики способствовало их прогрессивно­му хозяйственному развитию.

На хозяйственное развитие России отрицательно повлияла Отечественная война 1812 г., в ходе которой погибла масса людей, были разрушены огромные материальные ценности.

В первой половине XIX в. в промышленности существовали как капиталистические, так и вотчинные крепостные ману­фактуры, основанные на принудительном труде. Показательно, что в начале XIX в. вольнонаемные рабочие составляли 47% ра­бочих, занятых в обрабатывающей промышленности, а в 1825 г. — 54%. Однако в целом в промышленности доля наем­ных рабочих была значительно меньше половины. По-прежне­му принудительный труд господствовал в уральской металлур­гической промышленности, где труд крепостных крестьян стал главной помехой технического прогресса.

В 1807 г. на уральских казенных предприятиях, а потом на частных заводах приписных крестьян освободили от обязатель­ных работ, но с условием, что из них должны были быть выде­лены «непременные работники» (58 человек из 1000 приписных крестьян). Эта реформа имела ограниченный, крепостнический характер. Крестьяне за свое освобождение выплачивали боль­шую сумму денег, а «непременные работники» обязаны были 200—250 дней в году работать на заводах. Вместе с тем эта ре­форма свидетельствует о начавшемся кризисе феодализма.

Феодально-крепостнические формы общественного произ­водства сковывали развитие металлургической промышленнос­ти. Царское правительство поддерживало крепостников-завод­чиков, предоставляя им ежегодные денежные ассигнования на снабжение заводов машинами. Это позволяло им крепко удер­живать свои позиции в металлургии.

В шерстяной промышленности, как и в металлургии, преоб­ладал ручной труд.

Кризис феодально-крепостнической организации произ­водства наиболее сказывался в полотняной промышленности, пережившей серьезные трудности из-за сокращения вывоза по­лотна из России под влиянием промышленного переворота в Англии.

Типичным примером утверждения капитализма в русской промышленности является хлопчатобумажная промышлен­ность, сосредоточившая большую часть вольнонаемной рабо­чей силы. В этой отрасли раньше, чем в других, стали приме­нять машины.

В сельском хозяйстве, как и в промышленности, развитие капиталистических отношений сдерживалось господством хо­зяйства феодального типа. Некоторые помещики, стремясь приспособить свое хозяйство к новым условиям, применяли методы передовой агрономии, в ряде случаев стремились усо­вершенствовать свои отношения с крестьянами, предоставляя им некоторую самостоятельность.

Законодательство начала XIX в. отражает сложившиеся про­тиворечия между господствовавшей системой феодализма и требованиями нового развития. Пытаясь найти выход из создав­шегося затруднительного положения, правительство издает ряд указов о крестьянах. В 1797 г. помещикам было формально зап­рещено заставлять крестьян работать на барщине более 3 дней в неделю. В 1808 г. помещикам запретили продавать крестьян на ярмарках, а в 1809 г. им запретили отправлять крепостных на каторгу. В 1801 г. было ликвидировано монопольное право дво­рянства и казны на обладание землей. Право покупки земли предоставлялось также купцам, мещанам, государственным крестьянам. В 1803 г. был издан Указ о «свободных хлебопаш­цах», согласно которому помещики могли освобождать кресть­ян с землей за выкуп.

В начале XIX в. усиливаются связи феодального поместья с рынком, повышается товарность помещичьих хозяйств. Неко­торые помещики, убеждаясь в низкой производительности тру­да крепостных крестьян, использовали наемный труд, перехо­дили к арендным отношениям с крестьянами. Это было началом отделения крестьянского хозяйства от помещичьего. Одна­ко приспособление помещичьих хозяйств к условиям нового развития, попытки организационного и технического переуст­ройства сельского производства происходили, как правило, за счет усиления крепостнической эксплуатации крестьян, увели­чения оброка, барщины. В первой трети XIX в. значительно по­высился размер оброка, который все чаще стал заменять собой натуральные повинности. В некоторых губерниях оброк состав­лял 18 и даже 26 руб.

Капиталистическое развитие деревни шло медленными тем­пами из-за неразвитости производительных сил и торговых связей, а также постоянного вмешательства помещика в хозяй­ственные дела крестьян. Например, оброчные крестьяне могли уходить на заработки только туда, куда определит помещик.

Развитие торговли обусловило дальнейшее социальное рас­слоение крестьянства. У части крестьян были постоянные связи с рынком. На крупных торговых пунктах возникали торговые и торгово-промышленные села. Появляются крепостные крестья­не, занимающиеся предпринимательской деятельностью, и крестьяне, оставляющие свои хозяйства.

Под влиянием нового общественного развития правитель­ство вынуждено было, хотя и с ограничениями, признать пра­вомерность крестьянской торговли, установив особую податную категорию «торгующих крестьян». Крестьянам было разрешено приобретать фабрики и заводы. Это разрешение, безусловно, нарушило сословность феодального строя.

Феодальные отношения препятствовали экономическому прогрессу страны. В начале XIX в. Россия превратилась в постав­щика сельскохозяйственного сырья на мировом рынке. Ее доля в мировом товарообороте составляла менее 4%.

Социально-экономическое развитие первой трети XIX в. свидетельствует о том, что Россия вступила в полосу кризиса феодального строя. Этот кризис особенно очевидно проявился в 1830-1850 гг.

В 1830—1850 гг. Россия добилась успехов в развитии произ­водства, в особенности в области промышленности и транс­порта. Промышленный подъем был связан с переходом к ма­шинному производству. Владельцы мануфактур все чаще при­бегали к использованию различных механизмов, технических приемов. Процесс оснащения машинами особенно интенсивно шел на предприятиях хлопчатобумажной, шерстяной, полот­няной, шелковой, писчебумажной, свеклосахарной, а также горной промышленности.

Новая, капиталистическая промышленность складывалась не только в центре, но и в районах тогдашних национальных окраин России. В Прибалтике, например, развивались портовая торговля и крупные капиталистические предприятия, перехо­дящие на машинное производство; на Украине — свеклосахар­ная промышленность, в Азербайджане — шелкомотальная ма­нуфактура, добыча нефти.

Расширение товарного производства и обмена между раз­личными областями страны настоятельно потребовало разви­тия транспорта. К этому времени относится постройка первых в России железных дорог, открытие пароходных линий.

Начинавшийся промышленный переворот и расширение применения вольнонаемного труда имели важное историческое значение; они способствовали развитию капиталистических от­ношений и подготовляли ликвидацию феодально-крепостни­ческого строя.

В истории русской промышленности вторая треть XIX в. — период перехода от мануфактуры к фабрике. Этому способство­вало предварительное накопление денежных средств среди раз­богатевших предпринимателей, а также растущее обезземеле­ние и обеднение крестьянства. Из среды крестьян и купечества формировалась новая промышленная буржуазия. Увеличение числа разоренных крестьян расширяло возможности рынка на­емной рабочей силы.

Развитие промышленности и торговли подрывало устои крепостничества и оказывало большое влияние на состояние сельского хозяйства. Рост городов, промысловых сел повышал спрос на продукты питания, а это в свою очередь обусловило расширение посевных площадей. Стремясь к повышению до­ходности хозяйства, помещики вводили новые сельскохозяй­ственные культуры (например, свекла на Правобережной Ук­раине, подсолнечник в Нижнем Поволжье и т. д.).

В хозяйствах зажиточных крестьян также расширялись по­севные площади, применялись более совершенные орудия тру­да. Процесс дальнейшего расслоения деревни привел к расши­рению применения наемного труда в зажиточных крестьянских хозяйствах. Однако расслоение крестьян в этот период еще не приняло характера разложения крестьянства как класса фео­дального общества. Основная масса крестьян вела свое хозяй­ство. Число крестьян, оставлявших земледелие, было неболь­шим.

Сельское хозяйство развивалось главным образом за счет расширения посевных площадей. Россия являлась крупным по­ставщиком сельскохозяйственных товаров в страны Западной Европы. Вывоз хлеба за границу в период с 1831 по 1860 г. воз­рос с 18 до 69 млн. пудов в год.

Новые явления в сельском хозяйстве, имевшие характер ка­питалистического развития, более явно обнаруживались на южных и юго-восточных окраинах Европейской России, где было мало крепостных крестьян.

Развитие капиталистических отношений в аграрной, крепо­стнической России приводило к кризису феодальной системы хозяйства. Стремление помещиков увеличить доходы в условиях роста товарности хозяйства имело следствием усиление фео­дальной эксплуатации. Помещики расширяли свою запашку, а в черноземных районах все более стремились перевести кресть­ян на барщину. Так, к началу 60-х гг. в Черноземном центре до 70% крестьян отбывали барщину. В целях извлечения как можно больших доходов из подневольного крестьянского труда поме­щики усиливали вотчинный надзор и наказания.

Рост феодальной эксплуатации, тяжелое положение кресть­ян вызвали упадок крестьянского хозяйства, что, естественно, не могло не отражаться и на хозяйстве самих помещиков. Не­посильные феодальные повинности снижали производитель­ность крестьянского труда. К 60-м гг. земледелие и животновод­ство страны переживали упадок.

Несмотря на достигнутые успехи, Россия сильно отставала от западноевропейских стран. Феодально-крепостнический строй по-прежнему тормозил экономический прогресс. В металлурги­ческой промышленности Урала, на вотчинных предприятиях ведущая роль принадлежала принудительному труду; медленно внедрялись передовые методы производства.

В целом по стране промышленность развивалась неравно­мерно. Крупное промышленное производство концентрирова­лось в основном вокруг больших городов и торговых путей. На преобладающей части территории страны господствовали нату­ральное хозяйство и мелкое товарное производство.

Роль государства в экономической жизни. В первые годы сво­его правления «либеральный реформатор» и царь Александр I вместе со своим доверенным лицом генералом Аракчеевым об­думывал идею огосударствления крестьян путем их милитари­зации. Русские деревни и села должны были преобразоваться в военные поселения, где предполагалось совмещать военную службу с занятием сельским хозяйством. Эта идея, заимство­ванная императором у Пруссии, в 1810 г. приобрела форму программы, а после 1815 г. начала воплощаться в жизнь. Внача­ле предлагалось создать военные поселения для всех государ­ственных крестьян, подчинив всю их жизнь военному уставу, а затем всех крестьян сделать государственными. Не снимая мун­диров, крестьяне должны были пахать землю, косить и чистить скотные дворы. Всякий беспорядок в хозяйстве, как и нераде­ние по службе, сурово карались: крестьян прогоняли сквозь строй. Вначале мероприятие ограничилось несколькими губер­ниями. Сразу же вспыхнули бунты (1817, 1819, 1820 гг.), кото­рые были беспощадно подавлены. Система военных поселений стала дополнительной, причиной восстания декабристов.

В конце правления Александра I в военных поселениях на­считывалось 375 тыс. солдат-крестьян — примерно одна треть русской армии того времени. Военные поселения не были лич­ной причудой Александра I, поскольку его преемник Николай I от них не отказался. Лишь под влиянием восстания военных по­селенцев (1831 г.) концепция начала меняться, а военные посе­ления постепенно ликвидироваться. Но процесс растянулся на целых тридцать лет.

В правление Александра I государство обычно не вмешива­лось в отношения между барином и крепостными крестьянами. Землевладелец обладал свободой взимать с них столько, сколь­ко он хотел, а государство считало крестьян ответственными только за своевременную плату налога. Это значительно увели­чивало власть землевладельца над его крестьянами. В судебных делах его власть тоже была почти абсолютной. В такой ситуации естественная тенденция русской государственной власти зак­лючалась в уменьшении власти барина над крестьянином. При Александре I эта тенденция проявилась в малоцивилизованных формах, но после него она превратилась в постоянный элемент социальной политики русского государства.

Следует отметить также, что царь отверг инициативу груп­пы помещиков, от имени которых князь Васильчиков предста­вил ему план освобождения крестьян. Царь соглашался на ого­сударствление, но не на освобождение.

Неудача реформ Петра I привела к реституированию фео­дальной собственности и почти полному изъятию крестьян из-под власти государства. Неудивительно, что оно стремилось увеличить свою власть над ними за счет дворянства. Тот факт, что государство осуществляло это методами военной колониза-. ции, используя муштру и драконовские меры, может быть объяснен личностями Александра I и Аракчеева. Однако тот факт, что политическая власть опять захотела вернуть себе ут­раченную социальную территорию, уже не имеет ничего обще­го с причудами индивидуального сознания. В 1827 г. дворяне и помещики лишаются права ссылать крестьян в Сибирь. В 1838 г. запрещено разделять семьи при продаже, а также платить барс­кие налоги за счет крестьян. В 1842 г. издан Указ об обязанных крестьянах, дающий помещикам право по соглашению с крес­тьянами освобождать их, наделяя землей на правах «обязан­ных» определенными повинностями помещику. Тем самым опосредованно признавалось право крестьян обжаловать дей­ствия помещиков. Так государство начинает решительно вме­шиваться в отношения между двумя антагонистическими клас­сами частнофеодальной системы.

В 1844 г. это вмешательство становится совершенно явным: правительство берет на себя роль гаранта выполнения крестья­нами «обязанностей», вытекающих из Указа 1842 г. В очередном указе 1846 г. крестьяне получают право покупать собственную свободу за деньги. Годом позже государство милостиво разре­шает им покупать помещичьи имения при продаже последних за долги. Право покупки предоставляется крестьянам, кото­рые... сами принадлежат к данному имению. Европейская рево­люция 1848 г., а затем Крымская война несколько замедляют эту тенденцию.

Политическая жизнь. Разложение старых феодальных отно­шений и развитие новых капиталистических форм хозяйства, рост антифеодальной борьбы определяли политический курс правительства России.

В начале XIX в. общая пропорция социальной принадлежно­сти кадров государственной службы выглядела следующим образом: выходцы из крестьян и горожан составляли 11,5% от всего количества чиновников, выходцы из родового дворян­ства — 40%, выходцы из чиновного дворянства — 21%. В сере­дине XIX в. ситуация изменилась: выходцы из простого народа составляли 5,3% от общего количества государственных чинов­ников, из родового дворянства — 40,4%, из чиновничьего дво­рянства — 30,4%. Таким образом, чиновничество начало уско­ренно воспроизводить само себя. Государственная служба стала способом, с помощью которого повышался социальный статус и приобретался ранг дворянина. Этот социальный факт для функционирования системы русской власти имел наиболее су­щественное значение. Во-первых, сама возможность количе­ственного роста «господствующего класса» доказывала, кто на самом деле постепенно становился господином в системе госу­дарственного феодализма. Кроме того, такая возможность ук­репляла положение государства как третьей силы между наро­дом и дворянством, хотя государство стремилось стать «над классами». Наконец, эта возможность затрудняла образование политических и интеллектуальных элит из народа. Наиболее способные индивиды благодаря государству получали канал социального продвижения при условии верноподданности го­сударству.

Особенно опасной была третья тенденция, связанная с. практическим применением Табели о рангах. Крестьянские восстания и войны XVII—XVIII вв., как доминирующий эле­мент социального движения в России, в XIX в. уступили место многочисленным, но не связанным между собою крестьянским волнениям и бунтам. Такое изменение характера социальной борьбы крестьянства в определяющей степени вытекало из факта подчинения казачества русскому государству. Казаки об­ладали военными навыками и навыками руководства людьми. А ввиду их рассеянности по южным рубежам государства каза­ки стали зачинщиками социально-революционных движений, выразившихся в войнах Болотникова, Разина, Пугачева. Под­чинение казачества государству привело к утрате социально-революционного потенциала русского крестьянства. Сравнение крестьянского движения с рабочим движением России пока­зывает, что рабочее движение проделало противоположный путь — от нескоординированных местных выступлений до все-| общей стачки в масштабах всего государства. Образование профсоюзных, политических и интеллектуальных элит из рабо­чих способствовало этому процессу. Тогда как возможность со­циального продвижения посредством государственной службы лишила русское крестьянство его потенциальных элит.